Umdlali

Отдаленный плеск воды немного успокаивал, давая странное ощущение уюта и тепла. С таким чувством возвращаешься домой, зная, что в окнах оставлен приветливо гореть свет и кто-то ждет. Пока Торрес торчит под душем — а, зная Фернандо, он мог застрять там минут на сорок, не меньше, — у Серхио есть время подумать. Время-то — да, есть, а вот желания не было никакого. Лечь бы на кровать и закрыть глаза. И никогда больше не открывать... Зябкий озноб пробежал по спине. Рамос мгновенно напрягся. Нет, это не он. Он не может так думать, это не его мысли. Рамос — талантливый футболист, на пике формы и на гребне волны, чье имя известно всему миру, как бы странно это ни звучало в приложении к «нашему парню Чехо», забивавшему свои первые голы на заднем дворе, в пространство, отмеченное положенными друг на друга кирпичами. Серхио не из тех, кто может так легко сломаться, просто не имеет права — каким бы эгоистом он ни был, но у него есть семья и друзья, ради которых стоит улыбаться и бороться до последнего вздоха. Да, не мешало бы ему встряхнуться и взять уже наконец себя в руки. До чего дошло — они сегодня вышли в плей-офф, а Серхио сидит на кровати и думает о смерти. С отчаянием барахтающегося в море утопающего Рамос ясно и отчетливо почувствовал, что так больше продолжаться не может, он этого не вынесет. Он пожалел, что не прихватил с собой минералки, чтобы промочить горло. Торрес вышел из душа довольно потряхивая мокрой головой. Лениво и медленно потянувшись, он принялся насухо растирать короткий ежик волос краем лежащего на плечах полотенца Икера. Полотенце Серхио было обернуто вокруг бедер. Рамос силой заставил себя остановиться, запретив думать об этом дальше. — Твоя очередь, — спокойно произнес Нандо, подняв брошенную на стул футболку. Методичными и выверенными движениями он принялся складывать свои вещи в аккуратную стопку. Его невозмутимость поражала и обескураживала — ещё неделю назад перед Серхио стоял человек, отвечавший на любые чуть более личные вопросы, чем «Как дела?», с явной неохотой, пару дней тому Торрес был скован и напряжен, оставаясь с ним наедине, сейчас... Чертыхнувшись про себя, Рамос вытащил из сумки запасное полотенце и, предусмотрительно прихватив с собой любимые боксеры, поплелся в душ. Задвижка на двери сработала с глухим щелчком — вообще-то у Рамоса не было привычки запираться, но в данной ситуации это здорово помогло отгородиться от происходящего пусть по большей части мысленным и символическим, но барьером. Рамос нетерпеливо стянул с себя одежду. Зеркала у шкафчика над раковиной были покрыты мельчайшими капельками водяного пара... Может, на стеклах даже осталось дыхание Фернандо. Серхио невольно улыбнулся. Если первое предположение ещё можно принять за нелепую выдумку, то след от ладони на запотевшей створке душевой кабины подчеркивал реальность того, что несколько минут назад здесь, под потоками горячей воды стоял Торрес. Серхио протянул руку и, не совсем понимая, что делает, провел пальцами по отпечатку, будто тот мог сохранить немного тепла, его тепла. Всё вокруг приобрело новое значение. Баночка геля для душа теперь, когда Серхио знал, что Торрес касался её, выглядела совсем иначе. Привычные вещи ощущались совсем по-другому, если были наполнены присутствием Фернандо. Серхио вспомнил, как Торрес впервые остался ночевать у него дома, и казалось, нет ничего зазорного в том, чтобы уснуть обнявшись и прижавшись друг к другу на узкой кровати, проболтав почти до самого утра. Им было так хорошо вместе. Знал бы он тогда, что это последние дни их дружбы... После началось совсем другое — мучительное желание остаться вдвоем, быстрые поцелуи украдкой в раздевалке, вороватые ласки и постоянное, непрекращающееся чувство, что каждый день может стать последним. Знал бы он тогда... Рамос на автомате забрался в душ и повернул вентиль. Они жили в разных городах. Они играли в разных клубах. Сейчас они в одной комнате, и дальше друг от друга, чем были. Серхио, безмозглый ты идиот. Фернандо до невозможности, до хрипоты прав. Он просто выбрал семью и сделал все, что мог, чтобы это решение было окончательным, чтобы не мучить ни себя, ни тебя... чтобы не произошло вот этого — су-мас-шест-ви-я. Рамосу казалось, он уже все вытерпел, пережил самую тяжелую часть расставания и готов спокойно предложить Фернандо свою дружбу и помощь, чтобы вернуть все как было, но правда в том, что сейчас он хотел его до головокружения, до гула в ушах, так, что ноги подкашивались. Снова почувствовать, как под пальцами колотится чужое сердце, как, закусив губу и зажмурившись, Торрес запрокидывает голову назад и выгибается, мягко принимая Серхио в себя. Рамос подставил лицо прямо под поток воды — не помогло, щеки пылали, потребовалось сделать несколько глубоких вдохов, чтобы выровнять дыхание. Он не может показаться Торресу в таком состоянии, нужно срочно что-то делать. А альтернатив у него не много, всего две — либо на полную врубить холодную, и стоять под ледяным душем, пока кожа не онемеет и не покроется красными пятнами, это гарантированно вышибет из головы мысли о Нандо, либо... Серхио сделал воду чуть теплее, поудобней облокотился плечом о стену, закрыл глаза и потянулся свободной рукой вниз. В его фантазиях Фернандо весело смеялся, в глазах Эль-Ниньо блестели озорные искорки, а губы, мягче самых нежных лепестков только распустившейся розы, были столь щедрыми на ласки. Когда Серхио позволил себе снова открыть глаза, вода уже смыла белые капли с его рук и живота. Рамос потянулся к мочалке. Его взгляд был необычно пустым и ничего не выражал — ни горечи, ни стыда. Серхио просто чувствовал себя гадко, уставшим и измотанным, но теперь его тело не будет так остро реагировать на присутствие Торреса, вот и все. Прежде чем выйти из душа, Серхио придирчиво оглядел свое лицо в зеркале на предмет общей вменяемости — могло быть лучше, но и на том спасибо. Рамос тщательно вытерся, натянул боксеры и обернул кончики волос в жгут из полотенца. Торрес стоял перед открытым окном, уперев ладони в подоконник. Хотя ночь была теплой, разгоряченную кожу обдало волной холода. — Застудишься, — зачем-то сказал Рамос, вытирая волосы, с которых все ещё капала вода. — Здесь такие звезды странные, — невпопад ответил Торрес, но окно закрыл. Серхио со скрытым злорадством отметил, что не один он, значит, в последнее время воспылал нежными чувствами к астрономии. — Тебе полегче? Фернандо кивнул. Стеснение и неловкость, попытки как-то оправдать свои чувства — это все удел разума, но их тела помнили друг друга, это стало совершенно ясно в тот самый момент, когда Серхио позволил себе ободряюще положить руку на обнаженное плечо Фернандо, а тот со смешком повернулся к Рамосу, обняв одной рукой — как делал сотни, тысячи раз до этого. Серхио даже не заботило, что они стоят прямо у окна, и кто-то — случайный наблюдатель, припозднившийся персонал, да тот же Икер с Сарой — могут заметить их в любой момент. — Но я чувствую себя как настоящий мешок с дерьмом, — прошептал Торрес, наклоняясь к Серхио. — По... — едва заметная пауза, — по многим причинам. — Тогда ты — самый лучший мешок с дерьмом, который мне когда-либо встречался, — пробормотал Рамос. Ему почему-то так нравилось, что Торрес на самую капельку его выше. — Мы порвем Португалию и всё будет хорошо, обещаю. Фернандо чуть отстранился, но только для того, чтобы посмотреть на Рамоса с непередаваемой смесью восхищения и нежности на лице. — Порой я так завидую твоей отчаянной смелости и уверенности. Спасибо. И плевать, что на самом деле Серхио мечтал о совсем другой благодарности, сейчас даже этого более чем достаточно, чтобы бережно потянуть Торреса за собой. Фернандо был точь-в-точь ребенок — расстроенный, потерянный и безутешный. Он окончательно перестал сопротивляться напору Серхио. Это говорило скорее не о том, что все снова по-прежнему, а о том, что Торрес сдался, совсем опустил руки. Наверное, если бы Рамос сейчас поцеловал его, взял руку Фернандо в свою и нахально положил её себе на ширинку, то Торрес даже не сопротивлялся бы. Вместо этого Серхио бережно уложил Фернандо на постель, поправил ему подушку, как всегда делала Паки, и выключил свет. Стоило ему только забраться под одеяло, как руки Торреса тут же сомкнулись на его спине, и Рамос почувствовал себя плюшевым мишкой, которого прижимают к сердцу, чтобы уснуть. Серхио даже прищурился от боли, так по-детски отчаянно к нему льнул Нандо. Его Нандо… И кажется, что — почему? — но он один во всём виноват, он один, а может только обнять Торреса, притянуть ближе, пытаясь отогреть и позволяя себе совсем немного — поцелуй в висок, лёгкое прикосновение… Счастье попахивало безумием — рядом было гибкое тело Фернандо, родное, желанное до надсадного воя. — Всё будет хорошо, — баюкал Серхио. — Вот увидишь, всё будет хорошо. Я всегда рядом, — шептал Рамос, касаясь губами волос Эль-Ниньо, стараясь мысленно передать ему свои чувства. Он будто бы снова оказался в старом доме родителей, в детской спальне, там все было таким милым и родным, где-то в центре его собственного маленького мира, где спокойно и хорошо. Вымотанное после матча тело и гудящие после предельных нагрузок мышцы только добавляли ирреальности происходящему. Так усталый путник возвращается в родной город после долгих лет скитаний. Рамос с улыбкой посмотрел на Нандо, широко открытые глаза которого подозрительно поблескивали в полумраке. Серхио хотел поцеловать его, заняться любовью так нежно и бережно, как только умел, но вместо этого лишь прижимал к себе внезапно потерявшими силу руками. Хотелось не спать всю ночь, насладиться каждой секундочкой их близости, каждым мгновением, каждым вдохом такого же уставшего и так же отчаянно сопротивлявшегося сну Торреса. Кажется, перед тем, как окончательно вырубиться, Рамос все-таки успел подумать, что Икер завтра будет очень удивлен таким поворотом событий. Последнее, что он помнил, как Фернандо безотчетно перебирает прохладными пальцами его все ещё влажные волосы.