Umdlali

Серхио проснулся под утро и долго не мог прийти в себя. Неужели всё-таки это происходит, с ним, сейчас? На горизонте появилась первая бледная серо-рыжая полоса, а небо посветлело. Изящные тонкие черты Нандо в предрассветных сумерках делали его похожим на маленького упрямого и храброго сказочного принца из детских книжек, а лицо было непривычно спокойным, оно дышало безмятежностью и сонной негой — ни следа былого беспокойства и печали, только веснушки. Нандо спал, все так же по-свойски прижимая Серхио к себе. Одна рука хозяйским жестом обнимала поперек живота, вторая пряталась в волосах рядом на подушке. От сна не осталось и следа, но Рамос лежал тихо. В глубине души он признался себе, что дело было не столько в том, что он боялся разбудить Фернандо. Куда сильнее он боялся того, что последует за этим. Серхио совсем не хотелось, чтобы Торрес открывал глаза, он не хотел с ним говорить, потому что не знал, о чем. И не думал, что хоть когда-нибудь будет готов к выяснению отношений. Жизнь вообще такая ироничная штука. Еще пару дней назад Рамос бы все отдал, чтобы вытянуть Торреса на разговор, высказаться. Сейчас из всех слов у него остался только комок в горле, и впервые в жизни не было никого, ни-ко-го, к кому он мог бы прийти и получить понимание. Нет, Икер может его утешить, сестра — сочувственно обнять, но это совсем не то. По-настоящему разделить с ним его боль некому. Да и слава Богу, ни одному живому существу на целой планете Серхио не пожелал бы такой судьбы, хотя сам в данную конкретную секунду был какой-то частью души счастлив до одури. Он вдруг понял упрямое, злое молчание Нандо. Что тут можно сказать? Зачем? Рамос уже почти жалел, что Торрес согласился пойти с ним. Нужно было оставить все как есть, доиграть чемпионат и разъехаться по домам. Вам налево, мне — направо, ну и до свидания. А светлый образ Эль-Ниньо пусть хранится в красивой рамочке где-нибудь в самых дальних закоулках памяти. Но нет — ровно в этот же миг Торрес, словно не желая мириться с той ролью, которую Серхио мысленно отвел ему, вздохнул и беспокойно зашевелился, попытавшись подмять Рамоса под себя. Серхио не удержался и придвинулся ближе, уютно устроив голову на его плече. Рука Нандо, до этого лежавшая на боку Рамоса, в ответ неосознанно и очень, очень приятно скользнула ниже. На этот раз Серхио был спокоен — если они не станут снова избегать друг друга, обходя за несколько метров и молниеносно бросаясь в другую сторону, увидев, что кто-то из них идет навстречу, то у Торреса нет и шанса. Ни одного даже мизерного, микроскопического наношанса удержаться, если он чувствует хотя бы сотую долю того, что Серхио. Солнце заглянуло в комнату. Рамос открыл глаза и почему-то не удивился — Фернандо не было. Тот всегда умел выбраться из постели так, чтобы Серхио не почувствовал. На подушке осталась едва заметная вмятина — отпечатавшийся за ночь след головы. Рамос прикоснулся лицом к ткани как раз в этом месте и глубоко вдохнул уже тающий, остывающий запах волос и тепла. Серхио перевернулся на спину и, блаженно закинув руки за голову, вытянулся на кровати. Еще через несколько минут замок на двери тихонько щелкнул и внутрь проскользнул Икер. Думая, что Рамос все еще спит, Касильяс на цыпочках подобрался к шкафу с одеждой и, перекинув через плечо сумку со спортивной формой, так же бесшумно прокрался обратно. Видимо, на пробежку. Вообще несколько кругов по паре километров неплохо помогли бы привести в порядок мысли, но за вчерашний матч Серхио так намотался по полю, что одна мысль о беге вызывала в нем легкую тошноту. Размяться на общей тренировке, конечно, все равно нужно, умеренные нагрузки наоборот только помогают быстрее восстановиться. Погрузившись в мысли, Рамос не заметил, как сел в кровати, затем бесцельно прошелся несколько раз по комнате и снова плюхнулся обратно. Хорошо, что он остался один. Странный чемпионат. Странные дни. Единственное, что радовало, — предстоящая игра с Португалией. Сегодня на тренировке они наверняка будут изучать состав команды соперника, обсуждать новую тактику и голевые комбинации. С Криштиану Роналду так просто, наскоком не справишься. Защите нужно быть в десять раз внимательней, действовать слаженно и синхронно. «И аккуратно, Серхио, аккуратно», — Рамос прямо-таки услышал голос дель Боске, мягко повторяющего ему снова и снова: «Пожалуйста, старайся быть осторожней. Нам не нужны лишние проблемы». Талантливый и пронырливый португалец славился своим умением в нужный момент красиво растянуться на газоне, и в интересах испанцев было не давать ему ни единого шанса, которым можно воспользоваться, чтобы заработать опасный штрафной или, что совсем плохо, пенальти. Вот так, медленно, но верно, незаметно, уговорами и уловками, попутно размышляя, почти разговаривая сам с собой о следующем матче, Серхио заставил себя встать и умыться. Теперь самое время наведаться в столовую и плотно позавтракать, потому что вчера перед игрой и после у него в меню были только литры изотоника, да пиво, а, что ни говори, это не слишком правильное и сбалансированное питание. В столовой почти никого не было, только Карлес и Хаби, видимо, решили дать себе небольшую передышку, как и Серхио, да Фернандо, в последнее время старавшийся держаться поближе к одноклубникам, в компании Пепе — все устроились за одним столиком ближе к окну. Рейна был неизменно весел и рассказывал анекдоты вперемешку с забавными историями из раздевалки «Ливерпуля». — Доброе утро! — Серхио придвинул к сидящим еще один стул. — С победой! — Ура! — Пепе подскочил с места и радостно похлопал Рамоса по плечу, так, что тот едва не ткнулся носом в соседнюю тарелку. — Вперед, Фурия! — громогласно подхватили остальные, только голос Торреса был тише других. Давняя традиция — поздравлять с прошедшим матчем на следующее утро. От запаха свежей выпечки у Рамоса даже немного закружилась голова, вот теперь он действительно почувствовал, что зверски хочет есть. Нелепая аналогия, но это было так похоже на то, что происходило между ним и Торресом все эти дни. Видимо, существует какой-то общечеловеческий закон, по которому устроен разум. Про голод можно на время забыть, просто отвлечься, переключиться на что-то другое, но достаточно малейшего напоминания, чтобы он снова заявил о себе — и ты уже не можешь думать ни о чем, кроме как о еде. Серхио почти заставил себя стереть из памяти, каково отдаваться без остатка и без оглядки брать самому. Извиваться от удовольствия в чужих руках. И насколько все остальное, до или после — неважно, было фикцией, будто вместо сочного ростбифа во рту вдруг оказался кусок спрессованного картона. Вернувшись к столу с подносом, на котором горкой высились блюда со всем тем, что по мнению диетологов Королевской испанской футбольной федерации призвано обеспечить будущих чемпионов мира набором всех необходимых полезных веществ (большинство ингредиентов отварено по особым технологиям, пропарено или вымочено в собственном соку для сохранения витаминов и по вкусовым качествам могло обойти разве что тушеную без соли брокколи), Рамос втиснулся между Рейной и Торресом, разумеется, придвинувшись поближе к последнему. Фернандо не отстранился. Мало того, Фернандо, будто бы невзначай и очень ласково касаясь его рук, помог расставить тарелки. Серхио едва сдержался, чтобы не поцеловать своего Эль-Ниньо, прямо здесь, сейчас, сию же -чертову- секунду, на глазах у всех. А что? Пусть все знают. Торрес с ним, Торрес — его, и принадлежит только ему. И, Серхио, ты же в курсе, это неправда. Глупо надеяться, что Олалья сама бросит мужа, ты же в курсе. В курсе, да? И, наверное, не важно уже, почему Торрес так себя ведет. Плевать, что усталость никуда не делась, да и неловкость тоже. Серхио просто не мог ждать, он и так терпел намного дольше, чем позволял его взрывной характер. Все так же оживленно кивая очередной байке Рейны и размахивая наколотым на вилку стручком зеленой фасоли, Рамос другой рукой осторожно нащупал под столом колено Торреса и сжал ладонь. Тот едва заметно вздрогнул от этого прикосновения и попытался отодвинуться, но Серхио Рамос не был бы Серхио Рамосом, если бы от него можно было так просто избавиться. Он не останавливаясь скользил пальцами по голой коже, легкими поглаживаниями вырисовывая на коленной чашечке спирали и старательно выводя завитки. Пропаренная стручковая фасоль вдруг стала очень даже вкусной. Фернандо тяжело вздохнул и сдержанно глотнул сока, старательно отворачиваясь от Рамоса. Серхио, пользуясь случаем и тем, что Пепе отлично отвлекал на себя внимание Хаби и Карлеса, рассказывая о похождениях маленькой Альмы, передвинул ладонь чуть выше. А затем расслабился и спокойно наслаждался завтраком и едва заметным румянцем, проступившем на щеках Торреса. Когда ушли Пуйоль и Алонсо, Фернандо под столом взял ладонь Рамоса в свою и переплел их пальцы. У Рейны тут же нашлось срочное дело, кажется, он (предусмотрительно пряча улыбку) пробормотал, что забыл позвонить после матча сестре своей двоюродной бабушки, но кто его слышал? Как только спина Пепе исчезла в дверном проеме и послышались его гулкие шаги по лестнице, ведущей на второй этаж, Торрес со смешком покачал головой и отвернулся к окну. — Ну ты зараза, — донесся до Рамоса его тихий шепот. По интонации Серхио понял, что Фернандо улыбается. Сам Рамос молчал. Он не знал, что ответить, только держал ладонь Торреса в своей, безотчётно поглаживая зажатые меж указательным и большим подушечки его пальцев, сжимая, перекатывая, ни на секунду не останавливаясь — гладя, лаская и снова гладя, словно исступлённо обращающийся к божеству монах в уединённой келье, перебирающий отполированные прикосновениями чётки… впрочем, это не слишком отличалось от истины — сейчас самой отчаянной и горячей молитвой Серхио и был Фернандо.