Scars from tomorrow (Шрамы от завтрашнего дня)

      Человек – сложно организованное социальное существо. Его поведение зависит от множества факторов: потребности, инстинкты, законы государства, культура общества, мировоззрение, личные моральные убеждения и т.д. Человек – слабое существо. В чем его отличие от животных? Разум, воля к самосовершенствованию, духовность, совесть, эстетические чувства, религиозность и многое другое. Но по сути человек слаб. Вся защита, на которую он способен, достигается в основном с помощью приспособлений, которые он сам же и изобретает, так как лишён естественных способов защиты. Благодаря своему уму и хитрости он учится выживать в этом мире. Но, несмотря ни на какой технический прогресс, человек был, есть и будет слабым звеном, как бы он себя ни возносил на пьедесталы славы, и силы, как бы себя ни провозглашал хищником среди живых существ, факт остаётся фактом.       А как же себя чувствует тот, кто был кем-то больше, сильнее, умнее, другими словами превосходил во многом существ под названием «люди», а по воле случая стал узником в теле этих самых «слабаков»? Ничтожно, ужасно, противно, обидно, мерзко, беспомощно. Именно так себя ощущал и Стайлз, который по повелению злой судьбы оказался узником обычного человеческого тела. Но самое страшное и обидное то, что ты помнишь каково это быть кем-то выше, лучше…       Он помнил всё. Помнил ласковые прикосновения рук мамы, её тёплую улыбку, искрящиеся любовью глаза, её заботу. Смешно, ведь человеческие дети, когда вырастают, не помнят ничего со дня своего рождения и до трёхлетнего возраста. Но ведь Стайлз не был человеком с рождения. Он был нагом. Представители этого вида не только помнят всё со дня их появления на свет, но так же обладают воспоминаниями о времени, когда ещё находились в утробе матери. Стайлз всегда старался помочь своей маме, ещё будучи эмбрионом, он поддерживал её, подпитывая энергией.       Страж очень сильно любил Клаудию и своего отца Джона. Его заветной мечтой было как можно скорее вырасти и иметь возможность защищать свою семью, свой маленький клан от всех невзгод и напастей, которые выпадут на их нелёгкую долю. Но Дженима этого лишили, скрыв под печатью его настоящего, заточив в жалкой, ни на что не годной оболочке. Худшего наказания и придумать нельзя. А каково было бы вам, если вас лишили возможности нормально передвигаться, зрения, голоса или слуха? Ничтожно, беспомощно, жалко. Верно? Так же чувствовал себя и Стайлз. Складывалось такое ощущение, будто он мёртв, но в тоже время и жив. Жизнь. Нет, он не жил, а существовал, в надежде на освобождение. Освобождение от сдерживающих оков, приносящих невидимую боль. С каждым годом они становились всё тяжелее, ощутимее, а когда парень оставался наедине с самим собой, чувствовал, будто языки пламени охватывают его естество, жаля своим ядовитым жаром, проникая под кожу, впитываясь в каждую клеточку, пробираясь и закрадываясь в любой уголок тела. Больно, тошно, противно. Каждый день ты закрываешь глаза и видишь чёрный рай. Ты винишь себя в смерти матери, хотя прекрасно осознаёшь, что твоей вины здесь нет. Снова каверзы проклятой насмешницы судьбы или кого-то незримого, следящего за тобой, идущего по пятам, дышащего тебе в затылок, от чего спина обливается холодным потом, а в душу пробирается противное ощущение липкого страха. Лишь один вопрос мучает и не даёт покоя в бессонной ночи: «Почему?».       Пристрастие отца к спиртному - очередной груз на сердце, твоём жалком человеческом сердце. И кто этому виной? А есть ли смысл искать виновных, если ты и так знаешь из-за кого всё это началось. Месть. Неудержимая и неутолимая жажда мести. А есть ли смысл? Тем более тогда, когда ты беспомощен, но прекрасно знаешь, что скрыто в тебе. А оно не спит. Ждёт. Скребётся о твои рёбра, каждый раз напоминая, кто ты на самом деле и кем являешься в данный момент. Ненависть. К самому себе, к сложившимся обстоятельствам. Она словно сосуд, который медленно, но уверенно наполняется ядовитыми каплями, отравляя твой разум и душу. Но что же будет, когда сосуд не выдержит своего бренного груза?       Ты изучаешь записи матери. Её аккуратный почерк, выведенный на белых страницах тетради. Узнаёшь и запоминаешь, кем ты являешься, на что способен, но в действительности эти знания приносят только больше боли, ведь применить их на практике не возможно.       Очередным ударом для Стайлза стало обращение в оборотня лучшего друга. Нет, искренняя радость за Скотта имела место, ведь оборотничество влекло за собой множество плюсов, но это стало и отрицательным фактором, напоминающем о его ничтожестве. А потом всё так закрутилось и завертелось в водовороте событий вокруг перевёртышей, что места и времени для тяжких дум не находилось. Самым главным происшествием в ворохе событий стала встреча с ним, которая перевернула всю жизнь Стилински с ног на голову, добив и так надломленный мир, державшийся на добром слове. Ведь в данном случае не то что надеется, а даже мечтать нельзя о взаимности. Кто он, а кто…       Стайлза разрывало на части, на мелкие кусочки себя или уже кого-то другого. Невозможность прикоснуться, ощутить тепло и ответную ласку - как же это всё сводило с ума. Даже отсутствие истинного обоняния, данного с рождения, не препятствовало учуять его запах. Он сводил с ума, будоражил всё естество, вызывая в парне что-то давно позабытое и запретное. Ты вмиг возносился к небесам, а в последующую секунду падал ниц, разбиваясь о скалы. Жизнь стала напоминать хождение по лезвию ножа, или же сидение на пороховой бочке с факелом в руках.       Вновь закрывая глаза, погружаешься в непроглядную темноту, давящую, угнетающую. Зовя кого-то, ты срываешь голос на жалкий хрип. Ищешь, но поиски тщетны. Что можно найти во тьме?       Предложение о так называемом даре как песок, брошенный в глаза, режущий и указывающий на слабости. Укус не в состоянии вернуть, а тем более пробудить тебя ото сна. Ты колеблешься долю секунды, только по той причине, что вновь возвращаешься мыслями к своему секрету. Да, ты желаешь силы, безумно, но лишь той, что сокрыта внутри жалкой оболочки. Поэтому не удивительно, когда в свой адрес слышишь обвинение во лжи. Ей было место, да только превратно была понята ложь.       Стоит тебе вновь закрыть глаза, и тебя принимает в свои мерзкие объятия чёрный рай. И лишь одно нестерпимое желание преследует днём и ночью – проснуться из этого кошмарного сна, вернуться в свою реальность.       Весь этот ужас обилия чувств и ощущений преследовал на протяжении шестнадцати лет. Целых шестнадцать лет самообмана, самокритики. Все эти годы построены на мучении и борьбе внутреннего я с внешним, напускным я, не приносили никакого результата кроме чувства опустошения и потерянности, из-за которых приходилось напускать на внешнюю оболочку обманчиво улыбчивую маску того, кем ты не являешься. А на все вопросы окружающих находился лишь один вечный ответ: «Всё хорошо».       Сейчас, держа в своих объятиях самое близкое и дорогое существо в мире, родную кровь, единственного оставшегося в живых члена своего маленького клана – отца, ты наконец-то можешь без страха закрыть глаза и вздохнуть полной грудью с облегчением. Ведь всё кончено. Теперь ты - это ты, а не то, чем казался ранее. Нет тяжести на плечах, нет её и в твоём сердце. С этого момента ты окончательно уверен в своих силах, возможностях, и в том, что способен защитить хрупкое существо, находящееся в твоих крепких объятиях. Больше ты не беспомощен. Теперь ты - настоящий.

***

      - Рассссвееет, - шелестящий змеиный шепот в тишине помещения показался громом в поле задремавшему шерифу.       - А? Что? Рассвет? Уже? - в ответ мужчина услышал лёгкий смех сына, а его тёплое дыхание ворошило короткие волосы на затылке шерифа.       - Угу, - Стайлз покрепче обхватил отца руками поперек груди, больше зарываясь носом в волосы, при этом как-то странно шипя.       - Стайлз? - шерифу от происходящего как-то не по себе стало.       - Запах дома, семьи. Мммм, приятно...       - Ааа, - протянул мужчина, зевая, - а как ты определил, что рассвет? Здесь же ни единого окна нет.       - Чувствую.       - Подожди, а где хвост? - Стилински старший даже не успел заметить, что удобные кольца волшебным образом испарились, а на их месте были весьма человеческие ноги.       - Как где? В Китае! - весело хохотнул парень.       - Каком таком Китае? - непонимающе через плечо уставился на Стайлза мужчина.       - Пф, пап, просыпайся уже давай! А то ничего не соображаешь. Время, отведённое на снятие печати, иссякло, а из этого выходит что?       - Э, ну, что ты полностью теперь себя контролируешь? - неуверенно предположил Джон.       - Верно, а это что значит?       - Мы можем ехать домой?       - Истину глаголишь, - Дженим вовсю потешался над обескураженным отцом.       - Тогда выдвигаемся, да и есть охота, - в подтверждении сказанных слов, живот мужчины издал печальный вопль, требующий немедленного внимания к себе.       - Салат из овощей, - поддакнул Стайлз, а шериф на предложенное блюдо лишь скривился.       - И не кривляйся мне тут! Тебе холестерин противопоказан.       - Ох, - обречение так и сквозило во вздохе Джона.       На такой ноте: шериф недовольный, а Стайлз с улыбкой от уха до уха - покинули помещение, направляясь каждый к своей машине. Только стоило Джениму увидеть свою детку, как молниеносным образом он материализовался около неё и чуть ли не целовался с передним бампером машины.       - Началось, - шериф на разыгравшуюся пред его глазами картину только и мог, что глубоко вздохнуть и возвести глаза к небу.       - Я всё слышу!       - Да-да, - пробубнил себе под нос шериф, забираясь в салон автомобиля.       Через минуту обе машины покинули поляну, направляясь в сторону Бейкон Хилс.