Звезды горят во тьме

Наутро Рен встретил все радости похмелья. Стоило ему открыть глаза, как Тао почувствовал, что его нещадно тошнит. Кое-как он успел добежать до ванной, с болтающейся головой посшибав по дороге все стулья, размяв как манную кашу все, что валялось под ногами. Не успел Рен перевести дух, как зазвонил телефон. - Да? – он прикрыл дверь ванной, но все равно старался говорить негромко. - Ну и где тебя черти носят, Рен? Тебя не видели в компании уже месяц! – трубка громко орала в ухо, отчего Тао поморщился. Башка и так раскалывалась. - Я взял отпуск, - он подошел к зеркалу. Почесал щетину и запустил руку в волосы, пытаясь как-то пригладить то, что творилось на голове. Полный пиздец. Так сильно он давно не напивался. - Заместитель в курсе и держит ситуацию под контролем. - И что это значит? Может, тебе теперь на работе вообще не появляться, если у тебя есть заместитель? - Я сам решу этот вопрос. Эта компания – моя ответственность, и я знаю, как вести дела. Я привел эту компанию к тому, где она есть сейчас. Я – наследник семьи. Ты сомневаешься в моей силе? В моем влиянии? Дядя неожиданно замолчал. Рен отсчитывал в голове, сколько длилась эта пауза. Он смотрел в зеркало, в свои глаза, но видел в них не себя. Он видел в них Ена, его такие же куски переливающегося янтаря, которым он сопротивлялся. Напротив которых были его, как два золотых щита, готовых насмерть стоять за свою крепость. - Может, ты и встал во главу компании, но не мни себя ее владельцем. Эта компания – наследие, десятилетиями взращиваемое потомками, одной системой, звеньями одной цепи. Твоя ответственность? Твоя ответственность вести эту компанию вперед, а вместе с ней и род Тао. Твое поведение может заставить других сомневаться в тебе. Продолжишь в том же духе, и потеряешь все. - И кого же вы поставите на мое место? – произнес он с усмешкой. Пусть хорохорится, сколько хочет, все это блеф, Рен был уверен. Нельзя найти ему замену. Никто из всего клана не сможет справиться, как он, нет другого такого Рена Тао. - Это будет уже не твоей заботой. Но не сомневайся. Незаменимых людей нет. - Не в моем случае. Ты сам это знаешь. Ен снова замолчал. Возникшая тишина была твердой, словно кремний. Ее было не проломить. Об такую только зубы сломаешь. Разве что обтесать по сторонам да попробовать покромсать. - До встречи, Рен. Рен упирался руками в раковину, казалось, пытаясь удержать себя, чтобы не упасть, и еще долгое время шумно дышал. Слова дяди были куском кремния, который Рен проглотил, а вот переварить было тяжело. Сукин сын. Он умылся, почистил зубы, несколько раз после этого дыхнув в ладонь, проверяя, удалось ли хоть как-то приглушить запах перегара. Не помогло. Рен подумал, что сам бы очень не хотел сейчас с собой разговаривать. В этот момент послышалось шуршание. Он в последний раз прополоскал рот и вышел из ванной. Рика выглядела отекшей, но почему-то это проявлялось как-то мило. Кожа была очень гладкой, щеки округлились, как у ребенка. Губы, правда, сильно пересохли и потрескались. - Гуд морнинг, - она потянулась несколько раз вправо и влево, после привстала, ничем не прикрываясь, и достаточно уверенно направилась в ванну. Рен не рискнул лечь на кровать, боясь, что его совсем развезет и больше ему встать на удастся. Он натянул трусы и джинсы, но рубашку решил не надевать – была слишком мятой. Не зная, чем себя занять, сел на диван и уткнулся в телефон. Была пара пропущенных звонков от Джун, несколько сообщений от Зэна, в которых он строил догадки, куда подевался Рен, и, собственно, все. Больше никто его жизнью не интересовался. Ненадолго он прислушался к звукам ванной. Кажется, Рика принимала душ, что-то при этом напевая охрипшим ото сна голосом. Почему-то вспомнилась Жанна, которая этого никогда не делала, по крайней мере при Рене. Лишь один раз он поймал ее, когда пришел пораньше с работы, а та этого не заметила. Тихонько пела, как Тао смог разобрать по словам, Тянхэ «Три мечты розы»(1). Довольно неплохо, в общем-то. Но больше он ее пения ни разу не слышал. Тао оценивающе оглядел номер, казалось, только сейчас вспомнив, что вчера они тут знатно погремели. На глаз ущерб он оценил где-то штуки в четыре, максимум семь баксов. Гроши, собственно. Рен помнил, как упал этот дурацкий торшер, когда он резко прижал Рику к стене. Плафон разбился - чудо, что они не напоролись на осколки. В остальном так, по мелочи. Одзава вышла из ванной через минут двадцать, распаренная, покрасневшая, в махровом белом халате. - От тебя тоже воняет, как от дохлой собаки? - Ага, - она улыбнулась, как ни странно, словно этим можно быть довольным. – Сейчас поправим. - Это как же? – Рен спросил ее спину. Рика настойчиво что-то искала у себя в шкафу. - Ну, как «Беатриче» (2) мы пахнуть, конечно, не будем. - А как симплокарпус? (3) - Тоже нет. Что-то среднее между этими двумя. - Нихуя себе градация. Рика выудила наконец то, что искала. Это оказались две стеклянные банки, одна с молотым кофе, а в другой, кажется, были цельные кофейные зерна. - Можно было попросить кофе в номер. - Тут нужен особый подход. Рика вскипятила чайник, налила воды в термос, плотно закрутив после этого крышку. Еще раз зашла в ванную и тут же вернулась с зубной пастой. Рен уже не особо обращал на нее внимание, на рабочей почте было несколько писем от заместителя, но открыть их он не успел. - Глотай, - Рика стояла с протянутой столовой ложкой. - Это что? - Особенно мятная зубная паста. Хватит на минут сорок человеческого дыхания. Рен смотрел с недоумением. - Давай-давай. Я свою уже проглотила. Не став спорить, он открыл рот. Паста и правда была ядрено мятная, такая может заглушить и запах мусорной свалки, и конского дерьма, и вообще, наверно, чего хочешь. - Что теперь? Рика вылила воду из термоса, засыпала ложек пять молотого кофе и снова залила кипятком. - Ну, теперь минуты три, и можно будет пить. - Окей, - он продолжил смотреть почту, лишь краем глаза иногда поглядывая на Одзаву. Та расчесалась, забрала волосы в пучок, протерла лицо какой-то жидкостью. Еще через пару минут на ее лице оказалась белая маска. Рен помнил, что Жанна тоже такие использовала. С ней она напоминала ему мумию или приведение. Жутковато выглядели дырки для глаз и рта. Наконец, Рика открыла крышку термоса и глотнула оттуда горячий пар. Хоть лица ее и не было видно за маской, Рену почему-то показалось, что она сморщилась. - Что-то не так? Рика глотнула еще. - Нет, как раз то, что нужно. Держи, - она протянула ему термос. Рен вдохнул носом пар. Тот оказался до того горячим, что на кончике носа выступили капельки испарины. Запах был приятный, крепкий. Такой кофе Рен любил. Он сделал два медленных глотка, смакуя. - Я думал ты любишь что-нибудь вроде «Каррар». Рика сняла маску, смяла ее в комок и протерла шею и зону декольте. Лицо выглядело теперь гораздо более свежим. Не как после СПА, конечно, но после их приключений этого ждать и не стоило. - Если тебе интересен любимый сорт, то я люблю «Мокко» и «Маракайбо». - А это? – Рен сделал еще один глоток. - Манисаль. Для сегодняшнего утра нужен был именно он. - Ты носишь с собой специальный кофе для утра после алко-пати? Рика ничего не ответила, молча прошла к своему шкафу и открыла его настежь. Рену предстала целая полка, на которой навскидку было банок двадцать. Судя по всему, все – с кофе. - Здесь на разные случаи, да и просто мои любимые. Конечно, все взять с собой не смогла, но что-то есть. - Это еще не все? – не то, чтобы Рен удивился. Голос его был ровен и крепок, как скала. Скорее, было легкое любопытство. Он не помнил, чтобы в школе Рика была таким заядлым кофеманом. Да и невозможно это было, по понятным денежным причинам. Не до кофе ей было, вот уж точно. - Ну, дома у меня отдельный шкаф. Она открыла вторую банку из тех, что доставала – та, что была с кофейными зернами, и, достав штуки три, положила их в рот. Выудила еще одну и протянула Рену. Зерно было необычно крупным. - Это зачем? - Тоже, чтобы смягчить аромат изо рта. Просто разгрызи и съешь. Рен думал спросить, почему она дала ему одно зернышко, а сама взяла три, но в его голове это представлялось, как ссора в песочнице из-за не поделённой формочки. Раскусив зерно, правда, он, пожалуй, понял, почему распределение оказалось именно таким. Это был явно какой-то особенный сорт особенно крепкого кофе, и даже одна такая ягода во рту весьма горчила. Рика же грызла их как конфеты. Рен с неудовольствием смотрел на мятую рубашку. Будь он у себя в номере, надел бы другую, глаженную и никаких проблем. Но выходить в «этом» даже в коридор ему было крайне неприятно. - Хочешь погладить? Тао повернулся с непониманием. - Ну, я имею в виду рубашку. - У тебя что, и утюг есть с гладилкой? - Ну да, - Рика полезла под кровать и, вытянув руку, вытащила доску. - А прачка? - Мне никогда не нравится, как другие люди гладят мои вещи. Лучше меня самой никто не погладит. Рен с удивлением отметил это сходство у них друг с другом. Ему тоже не нравилось - все вещи он всегда гладил сам. Малейшая складка, не замеченная прачкой, и настроение у него моментально портилось. Гладил рубашку он молча, краем глаза видя, как Рика перемещалась по номеру. Собирала вещи, что-то куда-то перекладывала. Через два часа они уже должны были быть в аэропорте, из Остина в Денвер перелет предстоял в четыре часа. Еще через два часа уже должен был состояться очередной концерт. Когда он закончил, Рика уже была одета и накрашена, а чемодан был наполовину заполнен. На ней был вельветовый сарафан цвета лаванды на пуговках, приятно подчеркивающий изгибы талии и объемную грудь. Под ним – кашемировая молочная водолазка. Рен обратил внимание на крупные мандариновые серьги, кажется, из обычного пластика. Просто оранжевый сюда бы не подошел, а именно этот цвет вписывался идеально. Образ был простым, но с акцентом на деталях, отчего смотрелся очень изыскано. Редко кто был одет так, чтобы хотелось вот так рассматривать – будто картину. Коротко кивнув и поблагодарив, Рен вышел из номера.

***

- Не понимаю я тебя в этом плане, Лайс. Тамара, конечно, милая, но какая-то не от мира всего. Как и ты, собственно. Джоко лежал на диване, кидал вверх перед лицом мяч антистресс, ловил и снова подбрасывал. - Тебе не бывает, ну… Скучно? Она же считай ничем по жизни не занимается, кроме работы мангакой. Лайсерг в это время складывал оставшиеся вещи в чемодан, проверяя по нескольку раз каждый шкаф и ящик, каждую полку. - Мне достаточно. Она смотрит сериалы. Дорамы, конечно, в основном. Пытается готовить, - Диттел рассмеялся, но в смехе этом таяла нежность, как сахарная вата на кончике языка. – С Пиликой время проводит. - И ей не надоедает? - Нет. - А тебе? - А тебе не надоедает дышать? Джоко в этот момент поперхнулся колой и еще долго не мог откашляться. Футболку его, и без того влажную от пота, залило. - Господи, Лайс, какой ужас. Нельзя быть таким конченным романтиком. Тебе, блин, двадцать шесть, скоро тридцатник. Ты дед уже. Диттел неожиданно хитровато улыбнулся. Кончик его губ блестел с каким-то детским озорством. - Нет. Нет, нет-нет-нет, только не говори этого! Он продолжал улыбаться и медленно подходил ближе к Джоко, словно пугающее чудище в фильме ужасов, крадущееся из темноты. - Ты не скажешь этого. - Джоко… - Я буду кричать! - Но с ней я чувствую себя юным, будто мне всё еще семнадцать! Джоко активно и весьма реалистично изображал рвотные позывы: корчился, кряхтел. В это время дверь открылась и на пороге показался Асакура. Из примечательного на нем были только трусы. Явно только проснулся. - Что у вас тут происходит? - Йо, беги! Спасайся! – Джоко упал на пол и стал кряхтеть еще сильнее. – Брось меня, друг, со мной уже все, баста. - Я не брошу тебя, МакДэниел, - Асакура выбросил на него свое тело, как умирающий кит на берег Атлантического океана. – Мы вместе ели гамбургеры, мороженное. Ближе тебя для меня человека нет в целом мире. Мимо номера прошел какой-то мужчина, на короткое мгновение глянул в неприкрытую пасть номера: Асакура все еще был в одних трусах и все еще лежал на МакДэниеле. Мужчина промедлил пару секунд, пока его мозг сканировал ситуацию, затем кивнул своим мыслям и пошел дальше. Какое-то время они задыхались комнатой и слезящимися лицами друг друга. От хохота Асакура никак не мог встать с МакДэниела, он приподнимался, искры стискивали его живот, и снова падал. Диттел отводил голову, выравнивал дыхание, и, думая, что его отпустило, поворачивался, но стоило ему снова увидеть давящиеся лица, его по новой начинало разрывать. Они успокоились лишь спустя минут десять. - Может, она и не гениально умна, но и не всем это нужно, Джо. Джоко молчал. Около минуты он сосредоточенно смотрел на потолок, будто на нем были развешаны идеи, что бы еще можно было сказать. - Не знаю, первое время могу понять, она такая тихоня, краснеет часто до ушей, это забавно. Но связывать с человеком жизнь… Это же, считай, до старости твоей все будет так же. Повторяться изо дня в день. Совместная уборка, готовка, телевизор после работы, стеснительный секс в миссионерской позе. День сурка, ебаный свет. Диттел пожал плечами. - Не вижу в этом ничего плохого. Это же день сурка с любимым человеком. МакДэниэл рассмеялся. Изо рта показались его белые крупные зубы: первые два таращились вперед, будто любопытные дети из окна. - Чудак ты, Диттел. На самом деле, Джоко немного завидовал ему. Да и многие могли позавидовать, в принципе. Совершенно удивительный случай для жизни, этакий нонсенс, на который смотришь разинув рот. Восемь лет вместе, прямиком со школьной скамьи, ни разу не расставились, хотя причины можно было бы найти. Карьера рок-музыканта редко способствуют стабильным отношениям, когда ты по полгода можешь находиться в турах, вокруг тебя постоянно новые люди, крутятся фанаты и фанатки, а в соцсетях то и дело можно увидеть фейковые новости. Можно было сказать спасибо Хаттори, он вел достаточно честную политику в презентации группы, и не пытался поднять популярность посредством дешевых пиар-ходов. И все же, поводов было предостаточно. Каким-то образом им удалось создать то, о чем, как это ни банально, многие мечтали. Не было понятно, в чем же секрет. Джоко не удивился бы, если бы они и умерли в глубокой старости в один день. Не бывает так идеально. Но вот он, живой пример. Мир показывал, что бывает. И от одного этого знания, чувства возможности, становилось уже не так грустно жить. - И когда собираешься это сделать? Из тура мы вернемся только месяца через три. Или предложишь ей выйти за тебя по смс? – Джоко прожевал чипсину и добавил, - Надеюсь, ей не придется регистрироваться на сайте. - Голубиная почта? - Вообще не смешно. Люди шутят так лет в двенадцать, Асакура. - Но с тобой я чувствую себя юным, будто мне все еще двенадцать! Из Джоко, как из заряженной катапульты, вылетело несколько смешков – маленьких, плотных. Диттел окунулся спиной в пол, распростёр руки в стороны, словно балансируя на воде, и лишь лицо его оставалось на поверхности. - Не знаю. Я хотел придумать что-то особенное. - Ты кольцо купил? Он помотал головой. - Мне нужно особенное кольцо. - Целиком из бриллианта? - Да не в бриллианте дело, Джо. - Кольцо из воскового карандаша? - Или из угля. Сожжем гитару Лайсерга, и из того, что останется, смастерим бублик. - Господи, заткнитесь. Идите лучше собирайте вещи, нам выезжать через полчаса. - Прости, - Асакура выпрямился и сложил руки перед собой. Пальцы его едва-заметно двигались, словно перебирая возможные варианты. – Мне кажется, не стоит так упиваться этим в один момент. Достаточно того, что ты, и мы все держим это в голове. Думаю, в нужный момент искра щелкнет и звезды сойдутся. Лайсерг еще не знал, что тем же вечером, в его голове впервые родятся слова, они возьмутся крепко за руки, чтобы не было страшно, и выльются из его сердца на первый попавшийся под руку лист. «I am still seventeen In my heart In my soul More happy than I’ve been Сan’t keep under control With her I am still seventeen I breathe I cry What does this all mean Just why? Just why?»

***

Пилика заявилась совершенно неожиданно. Ничто не предвещало беды, так сказать. Трей спокойно весь день рубился в приставку, на работе сегодня был выходной, большая часть заказов выпадала на следующие три дня. По квартире как обычно будто пробежало стадо бизонов, не забыв опорожниться по дороге. Но сестра в этот раз даже словно и не обратила внимания. Совершенно не женственно плюхнулась на диван, даже не стряхнув крошки от чипсов. - Я играю, - уведомил ее Трей, не отрываясь от телевизора. - У меня такая новость, ты сейчас умрешь! - Это точно, - пальцы его яростнее забарабанили по кнопкам джойстика. Под глазами у него пролегли серые тени, цвета пыли. Скорее всего, играл он с ночи. – Черт! – экран загорелся красным и на нем высветилось «Game over». Трей закрыл лицо руками. Пилика продолжила, не дожидаясь его ответа. - С достоверностью известно, что непонятно каким образом ребята встретили на одном из вечеров, где они выступали! - Кто такой Рен? – глухо прозвучало через его ладони. Наконец, он отнял руки от лица, щелкнул пультом и экран погас. Юсуи дошел до холодильника и выгреб оттуда все, что там было на стол перед диваном. Собственно, еды оказалось не густо: пачка моти с зеленым чаем, два недоеденных гамбургера и банка крем-соды. - Ну, не издевайся. - Ладно-ладно, - банка вскрылась с шипящим недовольным звуком, часть напитка вытекла, как накипь на вскипевшем бульоне. - И что дальше? - А дальше самое интересное. Он продолжает следовать за ними, прилетает в тот же город, который у них на очереди по туру, поселяется в той же гостинице, что и они. - Странно. Зачем ему это? – уже с большим интересом спросил Юсуи. - Вот и я говорю! Мне кажется, что-то случилось. Что-то важное. - Ох, ты неисправима. Во всем видишь какую-то вселенскую загадку и Божий замысел. - Не богохульствуй! - Ладно-ладно, - снова ответил он. – От кого ты вообще это узнала? - От Нэо. Ну, - она замялась, - не совсем узнала. Просто услышала их с Рикой разговор. - А она откуда узнала? - Трей, ты издеваешься? Я же сказала, Тао везде следует за ними, как по пятам. Трей вылил в себя остатки крем-соды, но какое-то время, кажется, не проглатывал ее, словно полоща рот. Наконец, его кадык дернулся, горло расслабилось, пропуская в себя сладкую нагретую жидкость. Юсуи, казалось, на секунду задумался, а после рыгнул, высвобождая проглоченный воздух. Пилика не обратила внимания даже на это. - Странно это все. Рен не такой тип, чтобы заниматься чем-то, что не относится к работе. - Может, он изменился? Трей расхохотался до такой степени, что в какой-то момент его смех сошел на кашель. - Сестренка, я тебя так люблю. Ты невероятная. - Почему это? - Всегда веришь в невозможное. Пилика поджала губы. Трею казалось, что он видел шестеренки, неистово вращающиеся в ее голове. - Да, может, он понял, какую боль нанес всем нам, понял, что виноват, и решил таким образом извиниться. - Да в чем-то он виноват-то? Я вот этого в вас не понимаю. Клятву он что ли на крови давал? Да даже если бы давал, какая разница. Ничего в этом мире нельзя связать намертво. Человек сделал выбор, и все. Пошел той дорогой, которой ему было удобно. А ты рассуждаешь, как ребенок. - Но Трей! Он даже не звонил толком, не писал! - Первое время же писал. Потом все сошло на нет, понятное дело. У него там другая жизнь началась. Смысл поддерживать связь с людьми, которые живут в другой стране? Видеться раз в полгода? Чтобы что? Чувствовать неловкость, или сидеть как на вонючих посиделках родственников, где вроде как надо поддерживать связь для приличия, но связи никакой нет и поговорить толком не о чем? Каждый стал занят своими делами, у всех мало времени, это естественный ход вещей. - А с ребятами тогда что? Они же тоже уехали на полгода считай. - Они вернутся. Связи не рвутся, пока их подогревают. Я вижу, что с ними происходит, Йо звонит мне по два раза в неделю, с Джоко перекидываемся мемами. Да даже Лайс мне в последний раз рассказал, что собирается сделать Тамаре предложение. - Что?! - Блять.

***

Evanescence - My Immortal До Бергстрома они добрались буквально за сорок минут. Не было суматошной беготни, аэропорт оказался практически полупустой. Они спокойно двигались в сторону своего гейта, каждый со своим чемоданом. Рен шел впереди, не особо участвуя в болтовне о предстоящих делах, ближайшем концерте, отеле, в который они должны будут заселиться. В Денвере особо нечего было делать, поэтому путешествие представлялось малообещающим. После Хьюстона они уже летали все вместе, в одном самолете, и Хаттори, как оказалось, был совершенно не против Тао. Рен слышал за спиной шаркающие шаги Йо, размашистые, деревенские – Джоко, четкие, как метроном – Лайсерга, вальяжные – Изао, и Рики. Мягкие, перекатывающиеся, как волны. В какой-то момент они нагнали его, и у Рена на мгновение родилось чувство, что эти волны накроют его с головой; его спина напряглась, словно предчувствуя цунами. Мальчишеское трио сделало заминку, кажется, проверяя на месте ли у всех билеты, и вперед выдвинулись Хаттори и Одзава. Рен увидел лишь уголок ее туфель, но не посмотрел на нее саму. Она шла справа, и между ними было тридцать девять сантиметров. В самолете Йо сразу оккупировал диван, плюхнувшись в него лицом и распластав конечности, словно лягушка. В середине самолета стояли четыре кожаных кресла, как четыре ладьи на шахматной доске, и Рен влился в одно из них. Оно было мягким, словно ладонь матери. Напротив сел Джоко, сразу же откинув спинку, и практически моментально захрапел. Рен видел, как возле правого уголка рта у него собиралась капелька слюны. Почему-то, смотря на него, Рену и самому захотелось спать. Он зевнул и прикрыл глаза, тоже провалившись в некую дрёму. Ему ничего не снилось. Он ощущал себя балансирующим на воде: не опускался на глубину, но и не бежал к суше, ясной и четкой, высветляемой солнцем. Как через воду, заливающую уши, он слышал бульканье голосов. Справа от него, возле другого борта самолета сидел Хаттори. До Рики в этом треугольнике он построил гипотенузу. Рен слышал планы и расписания, вопросы и уточнения, наставления и поучения. В какой-то момент эти звуки стихли, он самую малость приоткрыл глаза и увидел Рику. Рен не знал, где она сейчас была, балансировала ли на воде или окунулась в самую глубину. Рика не стала закрывать штору, и солнце, ясное, чистое, закапало свечением ее лицо. Она сама показалось ему сейчас продолжением этого самого солнца, таким же далеким и ослепительно сияющим. Он смотрел на ее приоткрытые губы и вспоминал, как целовал их еще вчера, как припадал к ним своими, охваченный жаром. Как были распахнуты эти губы в немом стоне, с замеревшем внутри наслаждением, как исследовали его тело, касались плеч и шеи, ключиц и груди. Ресницы ее сейчас подрагивали как-то трогательно и беззащитно, хоть и сама она беззащитной явно не была. Рен продолжал плавать в полудреме, на поверхности воды, и думал, что если на свете есть где-то солнечное море, то волосы ее, едва заметно развевающиеся - его волны.