Рестлинг-драбблы! Сборник.

В коридорах тихо, словно он тут один. Или, может, дело в том, что сейчас он неосознанно пытается избегать других людей. После вчерашнего Роману никого не хочется видеть. Он хочет побыть один и ещё раз все обдумать, ещё раз убедиться, что всё, что он делает в этой компании, он делает для себя и своей семьи. Но что это меняет? Даже если ты плывёшь для себя, плыть против течения гораздо труднее. Даже ради себя труднее сражаться, когда столько фанатов ненавидит тебя. Публика всегда давала ему столько энергии, а теперь всю её точно выбили из него одним ударом. Может быть, это даже и к лучшему, что сегодняшнее RAW отменили из-за снежной бури. Не глядя по сторонам, Роман поворачивает ручку двери, ведущей в пустой конференц-зал. Штаб-квартира WWE в Харфорде не такая уж и большая, но конференц-залов здесь целых четыре, поэтому один переделали в комнату отдыха с парой мягких диванов и кофейным столиком с журналами. Рейнс входит и закрывает за собой дверь. Свет здесь какой-то приглушенный. Может, одна из лампочек перегорела. Но так лучше. И хорошо, что здесь нет окон. Роман сейчас не хочет знать о существовании какого бы то ни было мира за пределами этой комнатки. Победитель вчерашнего Роял Рамбл тяжело опускается на широкий диван и снимает кожанку, в которой записывал сегмент с Полом Хейманом и Леснаром. Теребя воротник куртки, он вспоминает о человеке, который тоже обожает носить такие кожанки. «Почему он сейчас не здесь?» - странная мысль вползает в сознание Романа, и он удивляется ей, потому что ещё пять минут назад был убежден, что никого не хочет видеть. Дин испарился после вчерашнего ППВ. Никто не видел его даже в раздевалках. Дин вообще имеет свойство испаряться, особенно когда он нужен, и даже когда он точно знает, что его хватятся. Это одна из тех особенностей Эмброуза, с которыми ты просто должен смириться, если хочешь быть с ним близок. Рейнс знает это, и всё же… «Почему он сейчас не здесь?» - это до тошноты эгоистично, ведь что Роман хочет знать ответ на этот вопрос не потому, что волнуется за лунатика, а потому что нуждается в Дине сам. Дергаными движениями Роман вынимает из кармана наушники, надевает их и втыкает в телефон. Он ложится на диван и ставит самую спокойную песню во всем своем плейлисте, но даже под неё сердце Рейнса колотится как бешеное. Оно бьется так уже сутки, и какая-то песенка не в силах это изменить. То ли из-за музыки, то ли из-за слишком громкого собственного сердцебиения он не слышит эха шагов по коридору, поворота ручки… щелчка двери… нарастающего стука шагов по серому полу комнаты отдыха, пока один из наушников не исчезает из его уха. Роман резко вскакивает и встречается взглядом с загадочными голубыми глазами. Его сердце вдруг начинает колотиться гораздо медленнее и тяжелее, будто методично пытаясь пробиться через грудную клетку наружу. Дин смотрит на друга с какой-то странной иронией во взгляде, а его лицо не позволяет прочитать ни единой его эмоции. Рейнс надеется услышать от Дина, зачем тот его потревожил, но Дин молчит. И Роман знает, что если спросить, где он пропадал все это время, он все так же продолжит молчать. Самоанец так много хочет рассказать Дину сейчас и столько вопросов хочет ему задать, но начать нужно с того, что действительно важно. И совсем не имеет значения, где Дин был вчера, если сегодня – сейчас – он вот здесь, совсем рядом. - Ладно, давай. Сделай это. – Роман наконец нарушает тишину и закусывает губу в ожидании ответных действий. - Сделать что? - Ну, ты знаешь. То же, что ты со мной делаешь и обычно. – Роман закатывает глаза, чувствуя себя глупо. – Пожалуйста. Дин на секунду усмехается, словно услышал то, чего уже очень давно ждал, но его лицо моментально становится вновь серьезным. Не успевает Эмброуз поднять руку, как Роман послушно ложится на бок лицом к спинке дивана и отодвигается от края, давая Дину больше места. Руки Дина сжимают плечи Романа через ткань футболки, пробираются все ближе к шее, подушечки пальцев играют с короткими черными волосками вверху шеи самоанца, затем вопросительно замирают на тугом пучке, в которой собраны остальные волосы. Роман не двигается, и Дин понимает, что на этот раз ему даровано заветное разрешение. Он осторожно распускает пучок, и объемные черные волосы разлетаются по плечам Рейнса. Дин водит по ним пальцами – от корней до кончиков волос, едва касаясь головы и плеч друга. Из груди Романа вырывается тяжелый выдох, и Дин на секунду замирает, боясь, что сделал что-то не то, но видит, что Рейнс закрыл глаза и готов полностью ему довериться. Роман чувствует, как натягиваются одна за другой крупные пряди его волос: наверное, Дин заплетает ему косу, но сейчас самоанец совершенно не возражает. Он знает, что сюда никто не войдет, и что теплота и внимание Дина Эмброуза сейчас принадлежат только ему. Все то, что тревожило Романа больше суток, постепенно становится неважным. Он хочет вспомнить гневные возгласы фанатов, их недовольство, мрачные лица руководства… Он вспоминает, и… ничего. Роман больше ничего не чувствует. Кроме… Пальцы Дина медленно соскальзывают вниз по его затылку к шее, затем вновь вверх по этому чувствительному месту, и Роман ловит себя на том, что ему хочется издать какой-нибудь одобрительный звук, замурлыкать, наверное, или застонать, но он все ещё сдерживается. Дин снова касается его шеи, и мурашки разбегаются от пальцев лунатика по голове и по всему телу Романа, бегут вниз по спине и отзываются сладкой тягучей болью где-то в области поясницы. Рейнс ловит это чувство, хочет осознать его, но мозг наотрез отказывается работать. Когда Дин так приучил Романа к этому? Когда вся эта затея из детской возни превратилась в их личную традицию, которой нельзя пренебрегать? Почему теперь Роман не может успокоиться без Дина? Мурашки затихают, и руки Эмброуза исчезают с его тела. Роман хочет открыть глаза и спросить, в чем дело, но вдруг чувствует горячее дыхание прямо рядом с правым ухом. Дин проводит кончиком длинной черной косы прямо по шее Романа, потом по его щеке – вверх… и вниз… Теперь Роман действительно хочет застонать, но голос его больше не слушается. Его собственное тело кажется ему таким легким, будто пустым внутри, и одновременно тяжелым, таким тяжелым, что он не в силах поднять даже собственный палец. – Не волнуйся ни о чем, – Низкий хриплый голос Дина почти физически прикасается к внутренним стенкам ушей Романа, – ты особенный. Не думай ни о ком другом сейчас. - У нас у всех бывают трудности. Но все проходит. Мы живем. – Эмброуз переходит на шепот, и теперь Роману кажется, что мурашки бегут прямо по его мозгу. Ему так хорошо, что он едва разбирает, что Дин говорит потом. – Фанаты сегодня с тобой, завтра против тебя. Имеет значение лишь тот, кто постоянно с тобой. Я не брошу тебя, ясно? – Дин делает паузу, вырисовывая кончиком косички Романа странный узор на умиротворенном лице друга. – Я пришел сюда через весь этот снег только ради тебя. Последнюю фразу Дин едва произносит, скорее даже выдыхает её Роману в ухо, едва двигая губами.