You're welcome!

Настроение Медди — штука странная и до ужаса непонятная… как, впрочем, и сама девушка. То она горестно всхлипывает, утирая дрожащими кулачками миниатюрные слезинки с щек и глаз, норовя размазать тушь на подобии мешков от недосыпа, а вот уже беззаботно заливается звонким смехом над какой-нибудь глупой и совершенно несмешной шуткой или над случайно оброненным кем-либо карандашом, или вообще бог весть над чем… Словом, «непредсказуемость» — вот то единственное слово, коим без каких-то недомолвок можно охарактеризовать эту задорную, подобно своему сказочному родителю безумную девчушку. Одного взгляда достаточно, чтобы навеки запечатлеть в памяти ее образ… и полюбить крепкой, искренней и такой редкой в сегодняшних реалиях любовью. Впрочем, сама Медди этого не поймет никогда. Должно быть, привыкши к своей столь яркой необычности, она совершенно разучилась читать в добрых улыбках своих собеседников любые намеки на более крепкую доброжелательность, что в более приземленных кругах принято называть любовью. Медди не верила в любовь. Ей было достаточно верить только в дружбу и быть потому счастливой — настолько, насколько не может себе даже представить тот, кто может хотя бы немного рассуждать и анализировать. Искоса, как будто лениво разглядывая, как ярким огнем на щеках девушки полыхает вызванный вечерней прохладой румянец, Алистар легко улыбался, невольно думая о том, что закатные лучи — бледно-алые и рыжеватые — придают лицу девушки некий персиковый оттенок, что, без сомнения, шло ей как нельзя лучше. Так степенно рассуждая, юноша даже пришел к выводу, что его дорогой подруге подходят, кажется, любые вещи — будь то какое-нибудь завидное платье или элегантный вечерний наряд, будь то изношенные до дыр джинсы или старые затертые лохмотья, Медди непременно очарует любого. Девушку или мужчину. Не важно. Хаттер — такой уникальный тип дам, на которых хочется смотреть — и не важно, есть ли на них что-нибудь или нет. Правда, скажи ей об этом прямо, Меделин, пожалуй, повертит пальцем у виска или после недолгих раздумий рассмеется, весьма умело отведя разговор в сторону; Алистару думалось, что она либо крайне стеснительна, либо не умеет принимать толковые комплементы; ну, или и то, и то сразу. Впрочем, Алистар и в одежде, и в комплиментах разбирался одинаково плохо. Сладостная усталость растекалась по всему телу юноши, и он невольно шумно выдохнул, вытягивая ноги вперед. Первый день в «Долго и Счастливо» не прошел бесследно. Блондин был готов закрыть глаза и рухнуть в объятия Морфея прямо здесь — на лавочке на холме, откуда открывался очаровательнейший вид на город и темный лес, над которым тусклым костром, догорая, полыхало готовое отойти ко сну небо. Забавно, что Медди так и не уточнила, кто считал эту злосчастную лавочку своим законно-облюбованным местом. Остановившиеся в нескольких метрах от друзей Эшлин и Хантер были готовы прожечь их спины насквозь своими ненавистными взглядами, целиком и полностью разрушив свои emploi нежных и романтичных любовников. Но, приняв их, должно быть, за «воссоединившуюся после долгой разлуки» пару, Элла насилу увела своего суженого-ряженого, нашептывая ему о чем-то, от чего улыбка на губах юноши становилась все шире и шире. Правда, никому до этого дела не было. Кстати, интересно будет узнать, в каком наряде появился вездесущая Блонди на следующее утро, если новость об их «долгожданном воссоединении» случайно узнает вся школа. В целом же, ни Медди, ни Алистар не считали, что их идиллию может нарушить хоть что-то. Зря, похоже. — Как насчет зайти завтра куда-нибудь? — как бы невзначай предложил юноша, глядя, как сгорают на далеком-далеком горизонте здоровенные комья облаков. Меделин, точно вырвавшись из оков каких-то понятных только ей самой раздумий, с секунду пристально разглядывала лицо друга, словно ища в его словах скрытый подвох — хотя и не сказать, что она бы его нашла даже при условии, если данный подвох все-таки был. Да и у самой девушки не было, в принципе, никаких иных мотивов — похоже, ей просто нравилось разглядывать людей; и не важно, хороших друзей или просто случайных собеседников. И, в то время, когда прочие бы чувствовали себя неловко под столь пытливыми глазами, которые, впрочем, не примечали ни одной детали, Алистар умел наслаждаться такими моментами. Испытывая от этого некое удовольствие, он чувствовал, что становится счастливее: как если бы девушкин взгляд передавал ему какую-то крохотную толику того безумия, кое с постоянной пропиской проживало в ее сердце, мыслях и душе. Юноше нравилось это ее доброе безумие — может, потому что и он сам был полон чего-то такого же: все ж родство с небезызвестной героиней сумасшедшей сказки обязывало. Лишь вдоволь налюбовавшись ликом старого друга, Медди позволила себе ответить. — Возможно, — с привычной улыбкой на лице, от которой могло, екнув, провалиться глубоко-глубоко сердце, протараторила она, отведя взгляд на разноцветный горизонт; отражающиеся в ее глазах отблески заката напускали на Хаттер некой задумчивой мудрости, понятной только ей самой да старому сказочнику из забытой библиотеки, делали ее куда взрослее своих семнадцати, но не старили. — После уроков. У тебя ведь еще нет планов, не так ли. Вопрос какой-то и не вопрос вовсе; впрочем, стоит ли говорить, что в этом и есть вся Медди?.. — Благодаря тебе нет, — рассмеявшись, улыбнулся Алистар, сладко потягиваясь. — В то кафе на углу; «Сладкие чудеса» или как там они?.. — «Сладости и Чудесатости»; видел Джинджер? Любое сердце — даже самое ледяное — непременно растает после ее пирогов… — довольно промырчала девушка, широко зевнув. — Ну, ты уж как хочешь, а я — спать! Пойдем? Признаться начистоту, Алистар был уже достаточно изможден многочасовой обзорной прогулкой по городу в приятнейшей компании дочери Шляпника, что просто элементарно встать и сделать несколько шагов казалось для него непосильным трудом. Но не оставаться же ему на ночь здесь, в самом-то деле! — Ты иди, — виновато опустив глаза, точно самый настоящий нашкодивший ребенок, ответил блондин, — а я еще, пожалуй, тут немного посижу. — Смотри не усни, — качнула головой Медди, разворачиваясь, чтобы уйти. — До завтра, Ал. — Увидимся. Спасибо за экскурсию… Мадемуазель Хаттер, впрочем, навряд ли расслышала его последние слова будучи уже почти что скрывшейся из его поля зрения. И вместе с тем, как ее крошечная темная фигурка совсем скрылась из виду, странное ощущение всепоглощающей тишины начало медленно, но верно опутывать своими липкими щупальцами юношу, забирая его с собой на неизведанные дикие просторы сновидений. И неизвестно, сколько бы он еще просидел так — сцепив руки в замок, неспешно рассуждая о новой школе, о посещенных уроках, о том, как ловко его однокурсники орудуют деревянными мечами и о том, с какой завидной ловкостью он сам выронил бутафорское оружие из рук в первую же минуту и набил себе несколько синяков, о том как ученикам удается совмещать учебу с содержанием их собственных магазинчиков и кафе в городе, о том, насколько все-таки вкусные тортики готовит некая Джинджер и что такое «чудесатости», — не вытряхни его из собственного капкана бессвязных мыслей незнакомый голос. Кто-то толкнул его голову на манер подзатыльника. — Не думаю, что здесь самое удобное место для сна, парень. И спустя мгновение что-то тяжелое совершенно неизящно опустилось на свободное место рядом с ним, умудрившись при этом пихнуть его локтем в бок. И о каком сне еще можно говорить?! В ноздри ударил сильный запах алкоголя; недовольный Алистар, потирая ушибленное место, уже был готов вылить на нарушителя спокойствия весь свой избыток ядовитых и не очень литературных фраз, но в последнюю минуту остановился: слова комом встали в горле, видно, не желая оскорблять кого-либо. У причины недовольства был вполне себе осязаемый и реальный вид; в иных обстоятельствах Алистар бы даже счел его весьма себе привлекательным, но с учетом всего произошедшего за недолгие две минуты момент его очарования плавно отодвинулся на несколько недель вперед. Закинув руки на спинку лавочки, широко расставив ноги — такой своеобразный жест, кой более свойственно применять мужчинам и юношам с широкими амбициями, но уж никак не хрупким с виду барышням! — неизвестная ему девушка с копной вьющихся непослушными кудряшами волос оттенка чего-то среднего между каштановым и рыжим, одетая в нечто на манер военного мундира, с нескрываемым открытым любопытством в затуманенных пеленой веселящего напитка по-кошачьи ярких зеленых глазах разглядывала его лицо, в те мгновенья принявшее, вернее всего, вид крайне недоуменный. На ее тонких губах играла ненавязчивая, кривая улыбка, какой могут улыбаться только безобидные люди в весьма нетрезвом состоянии; правда, прикрепленные к поясу ножны и выглядывающая из них изящная рукоять рапиры не давали Алистару и повода подумать, что незнакомка такая уж и в самом деле безобидная, какой хочет ее выставить алкоголь. — Ч… что, прости? Определенно, ему не стоило переспрашивать. Девушка разразилась громким хохотом, запрокинув голову назад и прикрыв ладонью глаза. — Говорю, не спи, замерзнешь! — чуть успокоившись, довольно отозвалась она. — Знаешь, если ты не можешь идти, я могу проводить… ну, понимаешь, да?.. Что-то хищное промелькнуло в ее глазах и улыбке, сделав ее похожей на самую настоящую рысь или иную дикую кошку. Холодок пробежал по спине юноши — еще бы, черт возьми, не понять! — Нет, спасибо; я уж как-нибудь сам. Казалось, его холодный тон несколько задел даму: она моргнула, на миг опустив уголки рта вниз, но не замедлила вновь придать себе прежний вид. — Ну как хочешь, — как будто нервно посмеиваясь, ответила шатенка, закидывая ногу на ногу. Алистар вообще не любил сложных ситуаций — а разговоры с невменяемыми людьми — а тем более с девушками (и, что еще более важно, весьма недурными собой) — он как раз относил к таким. Из всего алкоголя он предпочитал разве что банальный шуточки и первые буквы слова, совпадавшие с первыми буквами его имени. И сейчас ему как раз представилась идеальнейшая возможность ретироваться — или сбежать, если по простому. Обронив нечто вроде «удачного вечера» или «не спейся окончательно», он поспешил исполнить задуманное, оставив внезапную собеседницу одну на скамейке под темно-синим звездным куполом небес. Но незнакомка не спешила, видимо, сдаваться так быстро. Поймав юношу на полпути, она притянула его к себе за отвороты его кафтана и, игриво усмехнувшись, жадно впилась в его уста. Правда, ненадолго. — Ты забавно махаешь мечом, Алистар Уандерланд, — мурлыкнула она ему в губы и несильно оттолкнула от себя. Уже успевший обмякнуть в ее железной хватке, блондин едва не упал и поспешил убраться от злосчастной лавочки как можно дальше. Он скорее чувствовал, чем видел, как сквозь опустившуюся ночную темень прожигают его затылок два смеющихся зеленых глаза. Все понимание и вся грязь случившегося обрушились на него лишь через некоторое время, оставив после себя напоминанием темные круги под глазами и довольно помятый вид на следующее утро. То, что непредставленная ему девушка знала его имя и видела то, чего по теории не должна была, оставляло после себя много вопросов. Но и Меделин не сумела разрушить их, а наоборот раззадорила его треклятое любопытство еще пуще прежнего. — Она-то и девушка? — недовольно оттопырив губу, фыркнула шляпница, попивая чай за столиком в летнем кафе Джинджер. — Позор для школы и черная дыра в репутации Царственных — даже забавно, что среди них, оказывается, встречаются такие отморозки. Шлюха, тут и говорить нечего. Алистар подавился пирожным, не в силах поверить, что Медди способна на такие оскорбления… ну, или на оскорбления в принципе. — Ну, а имя-то у нее есть? — Анна, — недолго думая, выдала девушка, отпивая из чашки горячего травяного напитка. — Анна Дмитриевна Ржевская. Но все ее зовут Аньей; или… Юноша жестом остановил подругу, совершенно справедливо полагая, что далее последует целая тирада, состоящая из весьма нелицеприятных слов; с полным набором учеников «со странностями» ему лишь предстояло познакомиться.