You're welcome!

Хельга не любит просить о помощи, считая, что ее собственных сил должно с лихвой хватить на те дела, которые она сама для себя выбирает. А то, что выходит из рук вон плохо, она забывает столь же быстро, как и узнает, предпочитая не лезть в дебри. Она хочет быть лучшей — или, по крайней мере, не последней — в чем-то конкретном, хочет быть профи — или хотя бы олдфагом — в небольшом перечне умений, чем знать понемногу, но обо всем. Хельга с остервенелым ожесточением вкладывается в рисование, духологию и историю, все остальное отдавая кузену или друзьям. И, стоит признать, в кистях, легендах и старинных пыльных фолиантах с пожелтевшими от времени страницами она действительно хороша! Но вместе с тем она крайне болезненно и трудно переносит перемены. Не так уж важно, чего касаются эти перемены — моды, музыки, нового альбома, палитры или знакомств. Да, в особенности знакомств. Хельга быстро сходится с новичками, но очень медленно учится узнавать из подлинные души и характеры. Да, на фоне Гуса, который даже с Джинджер разительно быстро нашел общий язык, она значительно проигрывала аж по нескольку пунктов. Собственно, и все бы ничего, но проблема заключалась как раз в упомянутой рыженькой ведьмочке из «Сладости и Чудесатости», которой от одного только запаха ее пирогов добрая мужская половина «Долго и Счастливо» была готова сделать вполне искреннее предложение руки и сердца. Сама Бредхаус частенько смеялась над такими мыслями, а вот Хельге было даже обидно. Готовку она уже давно записала в свой черный список дел, что у нее выходят из рук вон плохо. Девочка, привыкшая быть ходячей энциклопедией в области паранормальных явлений, как огня остерегалась ножей, поварешек и кастрюль, отчего и получала стабильное «удовлетворительно» за домоводство. Но, видно, у этого мира слишком своеобразное чувство юмора — сейчас только это изящное и непостижимое искусство могло спасти ее от собственного любопытства; ну, или, по крайней мере, помочь сделать первый шаг. Гус, уплетая за обе щеки фруктовые леденцы, с интересном наблюдал, как его кузина носится по кухне с разноцветными пакетиками и коробочками, полными чего-то таинственного и непонятного, но судя по всему довольно вкусного. Кое-где ему даже удавалось выхватить несколько слов с упаковок — «Ванилин», «Корица», «Кокосовая стружка» и тому подобная ерунда. Ему не было интересно как таковое, что кладут в его так любимые торты и конфеты — но его любопытство питал конечный результат. У Джинджер он был всегда один — восхитительный во всех отношениях; однако с Хельгой все было совершенно иначе. Непредсказуемость и полное неумение даже элементарно держать в руках скалку; да-а, есть простор для мысли — и какой! Юный Крамб улыбнулся собственным неторопливым размышлениям, отправляя в рот очередную конфету. А вот девочке было глубоко все равно — ее мысли были полны бесчисленными наименованиями ингредиентов и пропорциями; правда, с какого-то момента все это стало путаться в единое бесформенное месиво, назвать которое рецептом язык бы не повернулся… ну, разве что за исключением все той же Бредхаус. Молоко или сливки, обычный сахар или ванильный, «Маскарпоне» или «Филадельфия»; пять или десять грамм, сорок миллилитров или пол литра, будет ли роковой ошибкой обсчитаться на два грамма?.. Ее взгляд лихорадочно перебирал слова и числа, складывая их в предложения, перебегал с рецепта на упаковку очередного ингредиента и обратно. В иное время ее бы до чертиков нервировал чужой изучающий взгляд, но сейчас, видно, Хельга была слишком увлечена своими кулинарными подвигами, чтобы замечать еще хоть что-то; а Гус только этим и пользовался. Молча. Зная печальный урок недавнего прошлого. — Сомневаюсь, что из этого выйдет что-то… что-то, — скептически заметил парень, испытывающее наблюдая за тем, как его кузина взбивает венчиком нечто шоколадное (по крайней мере внешне оно напоминало шоколад) в деревянной миске, раз в полминуты добавляя в бесформенную черно-коричневую массу то щепотку сахара, то пудры, то яичного белка или чего еще. То и дело небольшие капли содержимого вылетали за пределы миски; несколько даже попали на Гуса — и тот не замедлил их попробовать; пока неплохо — на удивление. — Есть предложения? — раздраженно заметила девочка, одарив брата быстрым яростным взглядом. Она не любила и быстро выходила из себя, когда кто-то говорил под руку — а особенно, если давал советы или попрекал за что-то, о чем сам не имел ни малейшего представления. Ну конечно, куда ему там?! — Просто попроси помочь Джин… — Просто захлопнись! — фыркнула Хельга, норовя запустить в кузена так вовремя попавшейся под руку ложкой. Тот поспешил попятиться: мало ли что учудит она в столь возбужденном состоянии — а ведь сестрица иногда отличалась буйным нравом. «Семейное», — усмехаясь, снисходительно замечали старшие. Гус вздохнул, на мгновение прикрывая глаза, точно будучи сильно измотанным, — разговоры о Джинджер всегда заканчивались подобным образом, стоило ему хоть раз попытаться произнести имя молодой ведьмы. Хельга не любила ее — парень не знал почему. Из-за их истории, в которой Бредхаус предстоит примерить роль злодейки и попытаться зажарить их с сестрой на вертеле, из-за умения обращаться с кухонными приборами, из-за какой-никакой популярности или по другой причине. Юноше искренне хотелось помочь, но вместе с тем он понимал, что единственная, кто действительно сможет это сделать — Джанджер Бредхаус; а у нее с Хельгой — или у Хельги с ней — отношения как-то не задались. Двоякая ситуация — и очень, очень неприятная. Погруженный в свою рассеянную задумчивость, Гус не сразу заметил, что неизвестная по составу жидкость уже была разлита по формам и отправлена в духовку, а Хельга тем временем заканчивала драить использованную посуду — хоть что-то из сегодняшнего дня ей удавалось довольно хорошо. Ее плечи мелко подрагивали как будто от холода или страха; девочка изредка притопывала ногой, испуская едва слышный вздох. — Очевидно, ты слишком много думаешь и накручиваешь себя почем зря, — улыбнувшись, растянуто — как будто бы специально подражая Китти — проговорил юноша, нависая над кузиной и чуть приобнимая ее за плечи. — Я пробовал. На начальном этапе было довольно приятно на вкус — странно, не находишь? Хельга наградила его несильным тычком в живот, но все же промямлила нечто неразборчивое в качестве благодарности — а Гусу и этого вполне хватит. — Кто он? — он старался, чтобы тон слышался максимально ненавязчиво, максимально небрежно. — Кто? — Хельга одарила брата холодным недоверчивым взглядом, чуть напрягшись. — Тот парень, для кого ты так жертвенно стараешься — иначе что еще заставит зазнайку Хельгу взяться за поварешку? — смеясь, ответил Гус; подавшись вперед, он чуть коснулся румяной щеки сестры губами и встал рядом, прислоняясь спиной к сияющему чистотой разделочному столу, скрещивая руки на груди. Очередной тычок в бок был ему наиболее вкрадчивым и внятным ответом, что, впрочем, заставило юношу улыбнуться чуть шире и вновь убедиться в правоте своих мыслей. — Иди ты, — хмыкнула девушка — но уже более спокойно и расслабленно; она, впрочем, никогда не скрывала своих симпатий. — Он тебе нравится? — С чего ты взял? — Хельга невольно отвела взгляд, отвернувшись, словно бы пряча лицо. Гус шумно выдохнул, невольно смеясь. — Ты всегда теребишь прядь волос, когда пытаешься что-то скрыть; к тому же ты немного покраснела. — Какая разница? — отмахнулась девушка, дружески пихнув кузена плечом. Оттолкнувшись от столешницы, она направилась к двери, у которой столь небрежно скинула с плеча сумку с учебниками. — Мы даже не общались ни разу. С чего бы ему мне нравиться? — Но он интересен тебе, не так ли? — склонил голову юноша, наблюдая, как Хельга роется среди книг, выуживая оттуда небольшой бумажный пакет. Она резко замерла на пару секунд, точно думая над ответом, а парень был готов поклясться, что видел, сколь мягким и нежным светом горели ее глаза, а уголки губ сами собой поднимались вверх — чуть-чуть совсем — и щеки вспыхивали бледными маками. — Дмитрий, — тихо ответила девушка, невидящим взглядом разглядывая пакет, что держала в руках. — Так его зовут. И, да, он мне интересен, если ты об этом. — Ты такая предсказуемая. — Захлопнись. В это время пискнула приборная панель духового шкафа, оповещая о готовности. Хельга уже было метнулась доставать свое произведение кулинарного искусства, но была остановлена братом; Гус несильно одернул ее, заставляя отступить на пару шагов назад, и сам, обмотав ладони в кухонное полотенце, достал противень с дымящимся шоколадным печеньем. — Вообще-то для этих целей есть целая батарея прихваток, — заметила девушка, потирая локоть, — а так еще и полотенце прожжешь. Как мне потом объяснить? — Свали всю вину на Джинджер, — хохотнул юноша, осторожно опуская противень на конфорки; даже сквозь ткань он чувствовал исходивший от него жар. Незаметно от сестры Гус выхватил из кучки темно-коричневых комочков один и спрятал в руке, незаметно морщась, чувствуя, как кусок запекшегося теста обжигает грубую кожу ладони. — Ха-ха, очень смешно. Хельга быстро переложила печенье в пакет и, легко взвалив на плечо сумку, поспешила убежать прочь, бросив на прощание брату предложение домыть посуду за нее. Парень лишь хмыкнул и, подув на украденное печенье, дабы остудить, отправил его в рот. Хотелось смеяться — да так, что неровен час загнуться и задохнуться собственным смехом (Гусу кажется, что это самая идеальная смерть). — Знаешь, Хельга, — печально улыбаясь, обратился юноша в пустоту, — это самая отвратительная вещь из всех, что я пробовал; не завидую твоему парню. Но самой Хельге этого, конечно, не услышать. Дмитрия она нашла за мужским кампусом, сидящим в тени раскидистого дуба и смотрящим, как несколько ребят носятся с криками по полянке меж цветов и тропинок, перебрасывая друг другу тарелку. Казалось, он дремал. Солнечный свет, пробиваясь сквозь густую зеленую крону тонкими и частыми лучиками, падал на округлое лицо юноши, придавая ему некий таинственный, завораживающий блеск и золотя его длинные черные ресницы. Но даже сейчас, кожа его оставалась бледна и бела, словно снег, и никакое солнце не имело власти оставить на ней даже самого крошечного загара. Иногда легкий ветерок, пробегавший по земле, трепал его взъерошенные черные смольные волосы. Хельга даже застыла в легком смущении — объект ее интереса так живо напоминал ей персонажа женских комиксов или седзе-манги. Трава шелестнула под подошвами ее ботинок, и юноша, незаметно передернув плечами, приоткрыл глаза — голубые-голубые, точно чистейший лед далеких горных ледяных озер. — Привет, — неуверенно улыбнулась девушка, переминаясь с ноги на ногу, чувствуя с ярким отвращением, как какая-то непонятная неловкость растекается по мыслям и телу. И с чего бы?.. Дмитрий лишь приподнял руку и склонил голову — эдакий приветственный жест, — но так и не проронил ни слова, чем — специально ли, без задней ли мысли — заставил Хельгу напрячься еще немного сильнее. Она не понимала ни единой его мысли и ладе представить не могла, о чем он может думать; а на скучающем лице, в скучающих глазах не было ни единой эмоции, как будто сидевший перед ней человек — и не человек вовсе, а самая настоящая ледышка. Хотя с другой стороны родство все ж обязывало; юноша терпеливо ждал, а девушка хаотично искала предлог для продолжения столь скомкано начавшегося разговора. — Ты, вроде, печенье любишь, — потупив взгляд, все-таки нашлась она, — и я подумала, может… Не хочешь попробовать. Но Дмитрия, видно, почти сразу заинтересовал пакет, что сжимала в руках Хельга; она протянула ему печенье, и ее рука слегка дрогнула, когда его пальцы — тоже холодные-холодные — быстро и неосторожно коснулись ее. Парень с неким подобием на интерес в глазах заглянул внутрь пакета, достал оттуда кусок запеченного шоколадного теста и, покрутив его меж пальцев, отправил в рот, прикрыв глаза и спиной откинувшись к стволу дерева. — Спасибо, — тихо произнес он, и уголки его губ дернулись вверх. — Своеобразный вкус. Хельга, правильно? Довольная, Хельга негромко хихикнула и, вежливо, но заметно нервно отказавшись от предложения немного посидеть вместе, поспешила прочь, поджимая губы в тщетной попытке скрыть глуповатую улыбку и называя себя ванильной дурочкой. В глубине души она была польщена и уже думала, что действительно справилась с готовкой, что, возможно, первичное мнение все же скорее ошибочно, чем истинно… Но Гус, похоже, имел другую точку зрения. «Сестричка, у меня для тебя плохие новости».