Вьорн Золотого Герцога

Это пришло – кошмар, который я числил уже неживым. Умершим, убитым, и даже частично присыпанным землей… Зря надеялся. Боль и стылое, привычное отчаянье. Давно уже тот сон не был настолько ярким… Прежде я всё-таки чувствовал где-то на краю сознания, что выход есть, и кошмар не навсегда. А сегодня - я верил всему. Я забыл – вот ведь странно! – все прошедшие годы, полные событий. Забыл ощущение силы и здоровья, и отсутствие боли и жажды… Я снова был там. Ноющая грудь, перехваченная канатом, не очень толстым и полным всякой дряни – и две слабые мысли, которые ещё остались… Первая – самообольщение: надежда на то, что если станет СОВСЕМ плохо, то можно попытаться собрать все оставшиеся силы, рвануться… и, если создательница позволит, разорвать тело достаточно, чтобы кончилось всё скорей… Вторая – легкий укол удовлетворения: при такой жажде мочиться было давно нечем. А не хотелось делать это под себя… Хотя – не всё ли равно теперь! Но всё же… хорошо, что так. А ведь я, кажется, пробовал уже – рвануться? И не один раз? Из последних сил – да что там сил, сил нету уже давно. Из остатков гордости и упрямства, наверное. Только не получилось ничего, кроме потери сознания. Ненадолго. А ещё, кажется, ту рану, что особенно кровоточила, прижгли железом… или это было раньше? Не важно. Ведь всё равно когда-то это кончится. А ещё – у меня есть небо. И море. Потому что глаза ещё видят. Так что я не один! Я не один – где-то там есть Эртен, друг и брат, верная душа… ну и что, что далеко – он есть, и даже если моего тела не найдут – Эртен спустит на воду поминальный кораблик и прочтет молитву, я знаю… Эртен, он не забудет, он спасет… он ведь уже спасал меня от пиратов… Но ведь Эртен погиб. Я сам погубил его. То срочное донесение – я доставил его, а Эртен умер от раны… я помню. Этого нельзя забыть! Значит, некому? Эртен… я ведь дал твое имя тому отчаянному парню, чтобы он жил… где-то давно, в другой жизни. И он смотрит на меня почти как ты, и ему я доверю спину… я ему что угодно доверю, вот только его самого нужно беречь, я не хочу его потерять… я уже потерял тебя – и не имею права на такую преданность… А Эртен-Этта не знает, как надо запускать поминальный кораблик… и рассказать некому. Ну что ж… пусть он живет, пусть живет твоё имя и напоминает мне о тебе… Но знаешь, ведь мы скоро увидимся. И я наконец попрошу у тебя прощения, Эртен Дахтэ… Я заслужил эту боль. И это отчаяние и одиночество. И… может быть, мне ещё повезло, что кончится всё здесь – на вольном воздухе… даже, быть может, чайки оплачут того, кого называли «любимцем Пастушки»… видно, за всё нужно платить. И за морскую удачу – тоже. Сначала удача – много удачи, долго, не год и не два… а потом вот так. Как же болит горло… в Пайжаре раньше казнили, вливая в рот расплавленный металл. Интересно, было ли это больнее? Но, во всяком случае, быстрее всё заканчивалось – это уж точно… Они подходят… Улыбающиеся лица… а ведь я помню вытаращенные глаза, ведь этого человека я повесил… я помню… значит, он выжил? КАК? И теперь мстит мне. Удар кнутом. Опять. Хоть бы в полную силу – тогда можно уйти в небытие. Навсегда или хотя бы на время… почему я не вижу неба? Только кусочек неба, это было последнее, что оставалось… я не хочу лишаться последнего… Опять удар – то ли кнут, то ли мокрый канат… или нож… Я не смотрю, я ищу кусочек неба между парусами – и не нахожу. Может, я ослеп. Может, умираю уже – тогда хорошо. Гулко, как из бочки, доносятся ко мне слова – не могу разобрать ничего, да и зачем мне? Странно, что тон у этих слов сочувственный и обеспокоенный – боятся, что уйду навсегда, так и не сказав ничего? Неужели они до сих пор надеялись, что я им что-то расскажу?! Эртен Дахтэ, верный друг… почему мне всё время вспоминается твоя улыбка? Почему я представляю, как ты запускаешь поминальный кораблик? Ведь тебя нету в живых… Теперь я это помню. Наверное, просто сейчас я ближе к тебе – и скоро смогу, если повезет, попросить у тебя прощения… наконец. Я уже просил тогда, в лодке… и ты даже простил меня… только я сам себя не простил… может, теперь мне это удастся, если я искупил свою вину. Хотя бы часть ее! Темнота… А потом из темноты проступает что-то. Остров. Или берег. Здесь, кажется, есть даже деревья и трава – только всё жемчужно-серое… прозрачное. Или призрачное. И там, на берегу, Эртен! Эртен. Моя память и моя совесть. Те же глаза… Я делаю шаг к нему – но друг останавливает меня, предостерегающе подняв руку. - Эртен, это действительно ты! Я знал, что увижу тебя здесь… когда-нибудь… я так надеялся! - Привет, Эли, - улыбнулся он в ответ. – Тебе не стоит задерживаться в этом месте – трудней будет вернуться. Но зато я наконец-то смогу с тобой поговорить. До сих пор ты был слишком Там, слишком далеко… и я никак не мог до тебя дотянуться. У мертвецов вообще слишком много ограничений, куда там живым. - А зачем мне куда-то возвращаться? Здесь есть ты, и пусть боги не обижаются – я предпочту твое общество всему остальному… - У тебя там слишком много незаконченного – это во-первых. А во-вторых, я здесь очень временно и скоро вернусь назад… Ведь я мертвый, а ты – живой. А кстати, странно, что ты сюда попал. Что у тебя за неприятности? Надеюсь, не какой-нибудь очередной Утузль? – тут мой друг жестко усмехнулся, видимо, вспомнив, чем кончил пресловутый пират, и какую роль в этой кончине сыграл сам Эртен. - Неприятности? Разве я живой? Но почему я тебя вижу, Эртен? - Потому что здесь это возможно, - хмыкнул он. – А ты живой. Пока еще… Если у монны Кеньи и этого шамана получится тебя поймать на выходе, то таковым и останешься до следующего кризиса. Над тобой сейчас явно потрудилась какая-то зловредная магия, но мне плохо видно, я не маг… не пойму никак. Ты начинаешь умирать, как только выходишь… отсюда. А здесь ты почти здоров… Так ведь не бывает, если там серьезные раны или яд… Значит, магия. - Кени и шаман? – непонимающе повторил я. Лицо Эртена было серьезным и обеспокоенным. – Ты говоришь – я начинаю умирать, как только выхожу отсюда? Так может, мне просто остаться здесь? Сейчас мне было почти хорошо. И здесь был мой друг… - А знаешь, - начал я, - мне ведь казалось, что я на корабле… опять… и пираты рядом. Эртен, подожди! – я остановил его – мой друг хотел что-то сказать. – Я не знаю, вернусь ли сюда, увижу ли тебя еще раз… я, наверно, в бреду – но я так рад, что ты здесь! И что я могу… Слова казались лишними. Фальшивыми. По-моему, он уже знал всё, что мне хотелось ему сказать. - Просто сказать тебе "прости меня". Мое честолюбие… и упрямство… тебя погубили. Прости, Эртен. - Эли… не надо. Ты так себя всего изгрызешь, - вдруг улыбнулся Эртен, неловко и чуть-чуть виновато. – Видишь ли… ты так привык винить себя в моей смерти… но дело-то в том, что виноват не ты. Виноват тот мерзавец, что всадил в меня целую кучу свинца… и я сам – мог бы и повнимательнее быть. А твоей вины в случившемся нет. Рана была смертельная, я должен был сдохнуть почти сразу, и… - тут он вздохнул, - дело в том, что… я просто просил отсрочки у Вечно Ждущей, чтобы она позволила мне еще немного побыть с тобой. Если бы я знал, что ты так изведешь себя – я бы не стал просить… И в любом случае твои действия никак не повлияли на мою смерть. Я бы умер в ста случаях из ста – при таком ранении. Понимаешь? Ты не мог изменить ни-че-го! Пойми ты это, раз и навсегда вбей себе в голову! Ты не виноват. Точка. - А знаешь, я дал твое имя одному человеку… - сказал я не сразу, вглядываясь в такие знакомые черты. – Вы даже похожи чем-то. Как бы я хотел тебе поверить! Поверить, что это ты… что я дотянулся до тебя… что ты меня простил. - Поверь, - тихонько засмеялся Эртен. – Тем более тебе хочется. Впрочем, это ведь и на самом деле так, так что тут и думать нечего. А твой новый Эртен мне понравился, ему можно доверить и твою жизнь, и твою честь. Мне так показалось. Впрочем, если ты так и будешь тут прохлаждаться, он погибнет. Он уже начал сходить с ума, а дорога к безумию иногда бывает слишком короткой. - Сходить с ума? Почему?! Что с ним случилось? И что же произошло со мной? Прошлое проступало медленно, как очертания берега в тумане. Я до мельчайших подробностей помнил, как ранили Эртена, как мы плыли с ним в лодке – да что там, я помнил даже трещины на скамье в этой лодке! – но что же случилось со мной? Магия… один раз я уже попал под ее действие… но ведь она не могла вернуться! Эртен Дахтэ покачал головой. - Тебе надо возвращаться, Эли. Не торопись ко мне, я и так никуда не денусь и спокойно тебя дождусь, уж в этом ты можешь быть уверен. Вернись к живым, Эли. Тебя ждет твоя женщина. И твои люди. Ты нужен им. Моя женщина… неужели и ее я забыл?! И тут передо мной возникло лицо Вари – то, каким оно было на балу, – удивленно-радостное, глаза сияют, куда там подаренному бриллианту! И я всё вспомнил. Или почти всё. Мне надо возвращаться. Надо… - Что произошло с Эртеном? – спросил я опять старого друга. – Неужели он… опять… из-за меня! - Возвращайся, - повторил мой старый и уже давно мертвый друг. – Там тебе все расскажут. Я не знаю, что случилось. Но чувствую, что тебе стоит поторопиться, а то он скоро тоже здесь окажется. И запомни – нет твоей вины передо мной. Слышишь? Нету. - Спасибо тебе, - прошептал я одними губами, - ты и здесь обо мне заботишься… Я помню о тебе, Эртен. Каждый день. Он улыбнулся. Светло так и спокойно… Как хорошо – теперь я точно знаю, что ТАМ меня ждет Эртен Дахтэ. Перед которым я не виноват… Там… Там нету пиратов. И я не стою у мачты. Там, за чертой, мой друг, и он сказал, что мне нужно возвращаться! Надо открыть глаза, шевельнуться… Как я в детстве избавлялся от дурного сна? Давно это было, не помню уже… Кажется, надо было громко и внятно сказать «это сон!» - и помогало. Не могу сказать – не получается… Словно держит меня кто-то… за язык держит… нет, за горло. А во рту пересохло всё – вот почему мне пираты вспоминались. Пересохшее горло, распухший язык, дышать трудно… но ведь их нет… ничего нет. Ничего нет. Этого ничего нет. Эта фраза тоже не проговаривается – вместо нее я слышу жалкий, прерывистый стон, который и слышать-то тошно! И тут же чей-то голос, хриплый и взволнованный: - Он возвращается в сознание! Скорее, мэтр! И ледяной ветер прямо в глаза, незнакомое лицо надо мной – эй! Разве я уже открыл глаза?! Холод пробирал до костей, пить хотелось невыносимо, и боль… Боль была адская. Тогда, после лесного инцидента, я думал, что мне плохо. Сейчас я понял, что тогда мне было почти хорошо. И у пиратов – тоже. Наверное. Странно только, что я, оказывается, могу ее терпеть. Не терять сознание – не кричать… не выть… - Алвиантель, - позвал меня незнакомец. – Если слышишь меня и понимаешь, шевельни головой. Я шевельнул. Не то чтобы я хотел сделать, что велено, но вот просто пошевелить своей головой, оказывается, я еще могу. - Очень хорошо. Слушай внимательно. Сейчас тебе очень больно, но я пока держу эту боль отдельно от тебя. Долго удержать не смогу, но ты должен вытерпеть. Эта боль – ненастоящая. Да ты и сам это знаешь. Когда она вернется, тебе сделают больно по-настоящему. Это ты тоже должен помнить. От тебя требуется выдержать иллюзорную боль – я постараюсь тебе помочь. А еще – дать понять нам, куда лучше всего нанести рану. Это должно быть место как можно ближе к центру иллюзорной боли. Ты понял меня? Услышал? - Да… - хотел сказать я, но получилось что-то гораздо больше похожее на «ммм…» - утвердительный стон. Иллюзорная боль… Настоящая боль… Не много ли, будь оно всё проклято, на одного меня?! Мне ещё надо что-то вспомнить – из того, что сказал мне Эртен… Эртен Дахтэ… Эртен – вьорн, вылечивший меня двумя ударами шпаги… Иллюзорная боль! Вот оно что… Я вовсе не умираю. Это не настоящее… Как же мне плохо, о боги! - Голова… - бормочу я почти внятно, - горло… дышать тяжело… грудь… Ну вот, осталось только назвать живот и задницу не позабыть… Правда, кажется, только она и не болит. Только не закричать. Лучше в небытие. - И постарайся не терять сознание – иначе ничего не получится, - строго предупредил меня голос. – Кенниа, начинайте. Нож и огонь, без жалости. А я подержу его боль, чтобы он не ускользнул к Вечно Ждущей. Он ещё держит, оказывается? И вот этот ад – только часть того, что мне назначено? Ах, спасибо… я много грешил, вот и расплачиваюсь. Вот чего боялась Кени и отчего умерли те сборщики налогов… Похоже, меня боятся, серьезно боятся – раз столько магии на одного меня… Но ведь это ненастоящее! Там, у Утузля, были раны и была жажда – но тут же НЕТ! Нету ран… нету ничего… есть моя Кени и есть Эртен. Эртен. Что-то мне сказал Дахтэ… что-то важное…что-то САМОЕ важное…только бы остановить этот пожар в башке… пожар, взрывы, выстрелы… наверное, застрелиться пулей в голову не так больно – пуля, она же маленькая. Я вспомнил. С Эртеном беда. Он начал… сходить с ума?! Этого не может быть… Он сильный… Но… мертвые не лгут. С ним что-то очень плохое… с моим вьорном. Я мог бы остаться с Дахтэ – но Эртен без меня погибнет. Закон против него. Король против него. Только я один… Да черт вас всех, распротак на корточках и в… якорем в…! Нету этого ничего… нету… я должен вернуться… Где же твоя шпага, мой друг, мой брат? Ты бы помог мне сейчас, я знаю! Нету шпаги – есть нож или огонь, так, кажется? Вот и хорошо… я всё-таки не один, есть Кени, только не тяни, не бойся, прошу. Мой хриплый смешок напомнил мне самому агонизирующего ворона, но это всё-таки был уже не стон. Я не буду стонать… мне нужно говорить… - Кени, давай скорей! Не жалей, я заслужил… Светлая, какая-то светлая и яркая боль в груди – рраз! Как светящаяся надпись, как кистью по бумаге. Наверное, кровь полилась… а может эта клятая магия вытечь вместе с кровью? Вот бы хорошо! - Ещё… - прошу я, и Кени слушается. Ещё одна черта поперек груди – резкая, горячая, неглубокая… я даже чувствую, что неглубокая. - Кенниа! – резко и холодно звучит голос того, кто не давал мне отключиться. – Вы теряете время и шансы вернуть его к жизни! Нож не дает результата, Вы же видите! Кенья судорожно вздохнула и что-то сказала, я не разобрал, что именно. - Огонь! – рявкнул незнакомец, и мне показалось, что рядом со мной сейчас так же точно рявкнут послушные ему пушки. Ну откуда тут взяться пушкам, скажите на милость?! А в следующее мгновение жаркое пламя лизнуло мне грудь и живот, и даже бок чуть-чуть, и вся та ненастоящая боль, что владела сейчас моим существом, вспыхнула и сухостоем затрещала в этом огне. Тело само, безо всякого вмешательства рассудка, выгнулось от боли – уже вполне настоящей боли – и я даже на мгновение осознал себя буквально стоящим на затылке и пятках… эдакий мостик… Потом я рухнул обратно на постель, задыхаясь в тщетной попытке протолкнуть в себя хоть глоток воздуха. И вновь услышал тот самый холодный голос. - Я снимаю контроль. Ненастоящая боль вернется – магия сильная… Но корни ее в сознании не успели стать очень глубокими, так что ты должен легко отличить ее от истинной и поскорее вышвырнуть вон. Справишься, не маленький уже. Да и опыт есть. «Опыт – это хорошо», - подумал я. Да, кажется у меня даже думать получается. Думать. Надо. Это ненастоящая боль… Тьфу, нет… вот эта – настоящая… горит, как будто расплавленного металла плеснули и костер ещё сверху развели… пускай, пусть горит. Дрожь вот только, как будто я замерз. - всё тело трясется, ухватиться бы за что-то, прекратить… не могу… не получается… а за что хвататься? И только поняв, что даже не вижу ничего, я наконец открыл глаза. Передо мной – Кенья. Ну конечно, кто же еще? Я сразу узнал ее, несмотря даже на то, что смотреть-то толком не мог почти – в глазах плыл туман, очертания чего-то там, окружающего меня, были расплывчаты и призрачны, куда более призрачны, чем Дахтэ, с коим я недавно беседовал. А еще рядом с ней – кто-то. Полагаю, что это – обладатель того самого голоса, от которого становится холодно вискам… Тот, кто скомандовал «Огонь!». Смотреть трудно, видеть – еще труднее. Но вроде – мужчина. Коротышка, с залысинами над висками… высокий лоб, черные жесткие волосы… А ведь вижу! Кажется, уже и лучше… Острый, сломанный когда-то нос, порванное ухо, впалые щеки… Глаза… глаза у него… какие же у него глаза? Темные вроде… И взгляд – неожиданно теплый, полная противоположность голосу. Согревающий, обещающий покой и избавление от боли… Может, мне просто этого очень хочется? Кени… Не похожа на себя. У тети всегда была такая аккуратная прическа… а сейчас волосы висят, и лицо стало старше и строже… а в руке что? Какой-то странный факел. Он дымится и сочится синеватым пламенем, и кусочки пламени падают с факела на пол. - Спасибо, - сказал я, обращаясь сразу к обоим. Они удержали меня. Удержали здесь, Эртен говорил, что здесь я начинаю умирать… но ведь я не умираю, правда? И нечего тут слезы вытирать… - Да уж пожалуйста, - язвительно фыркнула монна вю Роно и тут же совершенно по-бабьи всхлипнула. - Скажешь спасибо потом, когда встанешь на ноги, - спокойно заявил незнакомец, аккуратно отбирая у Кеньи этот ее огненный артефакт и с легкостью гася о ладонь. – Сейчас тебе надобно победить иллюзию. Чем быстрее ты это сделаешь, тем раньше можно будет начать лечить ожоги и раны. Иллюзию? Какую иллюзию? Вроде и целитель этот, и Кени вполне материальны и даже разговаривают. Они не иллюзия. Заставить бы руки не трястись… или ЭТО иллюзия? Да нет… не похоже… Костер на груди – не иллюзия, но тут всё понятно – это факел, наверное… я даже соображаю немного. Факел – ожог – настоящая боль… привет тебе… ожог, ты – настоящий… как же больно… - Спасибо… и вам тоже… Кени… сколько прошло времени? Боги, оказывается, каждое слово – это чертовски много движений и звуков. И как же трудно их произносить! Это стонущее карканье – не мой голос и никогда моим не был. Тетя… Ты слышишь меня? - С того момента, как тебя принесли в дом, прошло почти трое суток. Без двух часов трое суток, - выдохнула тетя. – Держись, Эли. Ты же справился тогда, ты помнишь, как это нужно делать. Та боль – ненастоящая. Настоящую причинила тебе я сейчас… Пожалуйста, соберись и убеди себя, наконец… Голос ее был сиплый и бесцветный от усталости и непроходящего беспокойства. - Что… с людьми. Где Эртен?.. Три дня… три дня неизвестности… что же эти гады сотворили, воспользовавшись моим отсутствием?! Три дня… но это только магия, и я могу двигаться, должен двигаться… как же больно… как же умереть хочется… нельзя! Кенья закусила губу и неуверенно посмотрела на своего… помощника? Или партнера? Кажется, Дахтэ обозвал его шаманом. Ладно, пусть будет шаман… Тот никак не отреагировал, и тогда она сказала: - Я думаю, пусть тебе о делах докладывает вю Лежже. И… может, попозже? Ты же еще… не в состоянии что-то предпринимать. - Кени. Где Эртен. Что. С ним? – медленно повторил я. Она сдалась. - Он арестован. По обвинению в убийстве орнинга. Никаких подробностей я не знаю – они не просачиваются за стены Ночных казематов. Да и не до деталей мне было, если честно. С тобой бы не распрощаться… Дахтэ прав. Он всегда был прав. И его слова – ещё одно доказательство, что наша встреча – это не бред и не сон. Она была на самом деле… С вьорном беда, и он… может сойти с ума?! Так, кажется, мне сказал Дахтэ? Ну конечно… Покушение на орнинга… как удобно, будьте вы прокляты! - Но ведь… я жив. И Эртен… он же не маг! – выдохнул я. Я живой… и я знаю, что он на меня не покушался… но кроме меня, некому это доказать… что же делать?! Сжав кулаки, я, кажется, прекратил дрожь в руках и попытался привстать… Мерзкая, мутная, какая-то тошнотная волна подступила к вискам, глазам и лбу, швырнула обратно… Вот это – иллюзия?! Сдохни, иллюзия… у меня есть получше. С трудом разжав кулак, я с силой ударил себя в грудь так, чтобы попасть по ожогу. - Сумасшедший! – вскрикнула Кени. – Ты что ж делаешь?! Совсем спятил? Ты же так сознание потеряешь – не дай Небо, все сначала начинать придется! - Нет, - ответил я ей. Или не ответил? Воздух в легких кончился – и это было даже хорошо, потому что нечем было кричать. Хороший факел. Добротный. Я даже не чувствовал тех ножевых ран, что прочертила Кени. Только ожог. И голова – не болела. Кружилась только. - Нет, - простонал я. – Не придется… Нельзя мне терять сознание. Сейчас нельзя. Может быть, потом… Нет, и потом нельзя. Эртен. Казематы. Король. Дахтэ, друг, ты предупреждал… - Лежи, - чуть успокоившись, велела тетя. – И не дергайся. Ты сейчас все равно ничего не сделаешь, не в таком состоянии. Тебе нужно как можно быстрее встать на ноги, но, как это ни парадоксально, для этого следует отлежаться. Мы не… не рискнули оповещать свет о том, что ты выжил. То есть… официально ты при смерти и вот-вот нас покинешь. - Соболезнования ещё не принимаете? – зло каркнул я. – От самых… рьяных? Кто хочет наказать злобного вьорна? Я выдохнул – и стиснул зубы так, что по-моему звук услышала даже тетя… Почему я не могу подняться?! Ведь ноги-руки целы… - Принимаем, отчего ж не принять-то, - неожиданно усмехнулась Кени. - Рьяных было уже... человека три... Все из окружения канцлера. - Ясно… Значит, у меня агония… три дня уже… Будь ты проклят, вю Раббант, и сестра твоя и все друзья… если у ядовитой змеи могут быть друзья! Будь ты проклят вовеки… Три дня Ночных казематов – это неизмеримо много. Мой друг, мой брат… что там сделали с тобой?! - Так дай… отвар… агонию лечить надобно, - отрывисто сказал я. Меня гнуло и корежило, рука опять задрожала – и хуже всего было то, что я не знал, магия ли это старается или это следствие ожога и попытки двигаться. - Твои раны можно будет лечить... немного позже, - подал голос шаман.- Сейчас еще нельзя, они еще нужны. А от магической боли отвар все равно не поможет, хоть ее в тебе и мало совсем осталось. Кенниа, ты была права – у него получается даже лучше, чем у подготовленного. Или опыт сказывается, или это воля такая... Тетя хотела что-то сказать, но тут я спросил – мне хотелось воспользоваться тем, что я мог говорить: - Тшег… они… они мертвы? Где Нэррем? - Нэр ждет за дверью, я велела пока не заходить… Позвать? Пусть хоть убедится, что ты жив… - А ты ему не сказала?! Пусть зайдет… Кени отвернулась, а я этим воспользовался. Хотелось корчиться, как змее с перебитым хребтом. Или с перебитым хребтом уже вообще двигаться нельзя? Я мог двигаться – и тихонько извивался от боли. И кроме всего прочего, меня время от времени трясло – то ли озноб, то ли судороги… Сейчас Нэр войдет… надо собраться… сдержаться. Он вошел. Серый от усталости и нервотрепки последних дней, с ввалившимися глазами и нервными, дергаными движениями, Нэр сразу же впился в меня жадным и больным взглядом побитой собаки, выпрашивающей у хозяина прощения. - Сейн, - голос его был сиплый и тихий, Нэррем подошел поближе и неожиданно опустился на одно колено, склонив передо мной голову. – Мне нет прощения, сейн. - Потом, Нэр… Это всё потом… Расскажи, что случилось… Я слишком быстро… Ребята погибли? - Да, - трудно выговорил он, так и не поднявшись с колена. – Я вернулся слишком поздно, в живых оставались только Вы – чудом каким-то. И Его Милость еще, но его арестовали сразу же. Ни Тшег, ни Тшон… не имели шансов. Там был этот амулет… я взял на себя смелость отнести его магу и могу с изрядной долей вероятности утверждать, что он настроен на активацию от конкретной руки. Правда, для этого нужна кровь того, кто должен активировать – так мне маг сказал. Амулет сработал по принципу того, с которым мы столкнулись по дороге в Герешенч… Нападавшие были не защищены и тоже погибли. Идентифицировать их не удалось – Стая забрала тела, и добыть информацию по этому делу сейчас почти невозможно. А я сам видел их мельком, лица незнакомые… Я знаю слишком мало о ваших делах, сейн, чтобы судить о случившемся. Последние слова могли бы прозвучать почти что обвинением, если бы не интонации Нэррема… и не весь его вид, убитый и несчастный. - Но почему… арестовали Эртена… если главное доказательство – амулет – забрал ты? Они не пытались взять его у тебя?! - Нет, - мой гардекор старательно отводил глаза от живописных следов, оставленных на мне ножом и огнем. – У меня вообще сложилось впечатление, что их прибытие было спланировано заранее, и… им, в общем-то, и доказательства были не нужны… скорее всего, надеялись на добровольное признание, оно для вынесения приговора надежнее все-таки… А может, просто не подумали об амулете или не заметили его, не знаю. Я его взял, не таясь, но… он же мелкий, в общем-то. - Добровольное признание… Ну да, всё правильно. Его вынуждают признаться. И я только могу догадываться, КАК… Вполне возможно, что развлечения Утузля покажутся более милосердными. - Но почему всё же он? Только потому, что вьорн? Потому что рядом стоял? Впрочем, я и сам знал – чего было спрашивать! - Так он же вас ножом ударил, сейн… Даже мне бы с конца переулка было видно это движение, а они были уже гораздо ближе к нему. Да там даже их свидетельств хватит, на самом деле. - Вот оно что! Он хотел… Он же хотел меня вылечить, как в прошлый раз. Какое чудесное оружие он им дал в руки! Как будто специально. Взгляд Нэррема сделался растерянным. - Мне не кажется, что он думал об этом в тот момент, - неуверенно пробормотал он. - Конечно же, не думал! Он думал только обо мне. Он хотел меня спасти… как знать, может быть этот удар ножом и вправду не дал магии меня доконать! Нэр… - я зажмурился, очень ярко и очень ясно представив себе, что чувствовал Эртен. Правда, он не винил себя – как я в смерти Дахтэ. А теперь Эртен будет платить – за несуществующую вину! - Я здесь, сейн, - отозвался на свое имя вю Лежже. – Но я не знаю, как его вытащить. Не штурмом же казематы брать… это уже бунт. - Да… причем открытый. И немотивированный, во всяком случае для простого народа… Черт бы побрал их! Честно говоря, я даже не знал, кого именно – просто глухое бешенство пульсировало где-то внутри. Казематы штурмом не взять. А если и взять, то… ворвавшись туда – не сразу! – я получу… только мертвое тело моего дуга. А может быть, даже и тела не найду! - Нэррем, хватит, пожалуй, - вмешалась молчавшая доселе Кенья. – Его Светлости нужно отдохнуть и заняться собой. Все равно все проблемы так с наскоку не решить. - Погоди, Кени! Нэр… - обратился я к нему, - мне нужно, чтобы ты узнал, какие слухи ходят… в разных кругах. Говори всем, что я… ну в общем меня нет уже. В лучшем случае кома. И окончательное угасание признаков жизни. И сходи… в Пастушку. Можешь вроде как напиться с горя. Поговори с Нин. Всё, что она знает и слышала… я хочу знать. - Слушаюсь, сейн, - выдохнул вю Лежже и исчез за дверью. Кажется, он был рад получить это задание. Любое задание. Делать хоть что-то… лишь бы избавиться от ощущения беспомощности.