Разное: KHR!

Самым страшным во всем этом было то, что он продолжал улыбаться. Улыбка босса была первым, что увидел Кикьо, войдя в комнату. Бьякуран стоял перед роскошным зеркалом в полтора человеческих роста и, казалось, был полностью поглощен созерцанием собственного отражения. Поза его была великолепно непринужденной, улыбка – беспечной, глаза привычно полуприкрыты. Миллиарды миров практик за спиной. Увидев в стекле отражение вошедшего Кикьо, Бьякуран приветственно махнул ему рукой со словами «а, проходи, Кикьо-чан» и, спокойно и естественно завершая начатое движение, наотмашь хлестнул по лицу своего зеркального двойника. Рефлексы Погребального Венка опережают человеческий разум, но не высший. Когда стих многоголосый звон и улеглось мелкое стеклянное крошево, Кикьо разглядел темно-алые струйки, сбегающие по собственной руке. В ладони Бьякурана сидело сразу несколько осколков. На пальце, постепенно затухая, полыхало кольцо Маре. Лицо было неподвижным, точно застывшим, и только уголки губ слегка подрагивали, точно силились растянуть еще сильнее невозможную, практически безумную улыбку. Пока Кикьо искал аптечку, руки его не дрожали, движения были скупыми и четкими – но в голове творился полный хаос. То он вдруг начинал сожалеть о том, что их Солнце в этой ситуации бесполезно, ведь Пламя Дейзи губительно для всего и всех, исключая только его самого. То вспоминал про Закуро и Блюбелл и всерьез беспокоился о том, как бы они не убили друг друга в его отсутствие. То проигрывал в голове очередной раунд сегодняшней партии в карты, пытаясь прояснить для себя, как, где и в чем в этот раз ошибся… Не думал он только об одном – что могло толкнуть Бьякурана-сама на этот странный и совершенно нехарактерный для него поступок. - Мне больно, - нараспев тянул Бьякуран и улыбался, улыбался все то время, пока Кикьо бережно извлекал из его ладони проклятые осколки и промывал раны. Вид страданий босса причинял ему самому почти физическую боль. - Потерпите, - неизменно отвечал Кикьо. – Сейчас я обработаю, и все пройдет. Бьякуран-сама, ну как так можно… Тот голос, которым он обычно успокаивал своих разошедшихся Венков, здесь звучал фальшиво и неуместно. Кикьо едва заметно хмурился, ниже склоняясь над раненой ладонью, и втайне радовался, что босс не видит его лица – хотя вряд ли это стало бы для него помехой. - Как поживает Блю-чан? – вдруг спросил Бьякуран, и Кикьо замер с бинтом в руках. – Я так давно ее не видел… Его голос звучал почти нормально. Кикьо молча принялся бинтовать бледную ладонь. Что он мог ответить на этот вопрос? Рассказать о том, как скучает Дождь без своего Неба? Пусть на пять минут в день – у детей быстро меняется настроение, - но взгляд Блюбелл становится таким серьезным, почти по-взрослому тоскующим, что и сам Кикьо, который за годы жизни в мафии, казалось, уже разучился удивляться, не может выносить этого взгляда. Иногда ему кажется, что Закуро все понимает – очень уж вовремя тот в последнее время встает и, с хрустом потягиваясь, бросает какую-нибудь реплику, которая заставляет голубые глаза немедленно вспыхнуть гневными огоньками. В такие минуты Кикьо почти благодарен ему. Наверное, все они, включая немногословного Торикабуто, каждый по-своему тоскуют по Бьякурану – но лидеру этого показывать нельзя. На то он и лидер, чтобы поддерживать боевой дух во вверенном ему отряде… даже если того, кто является для них для всех смыслом жизни, не видно и не слышно уже который день. Снова Кикьо поймал себя на этой мысли: он слишком хочет знать, что – или кто – отнимает у них внимание Бьякурана-сама. - Вы, наверное, соскучились, - подхватил его мысли голос Бьякурана. – По настоящему делу… Что толку в силе, если ее некуда приложить, верно, Кикьо-чан? - Я закончил, Бьякуран-сама, - спокойно отозвался лидер Венков, закрывая крышку аптечки. - Кикьо-чан, подожди. Я ведь не затем тебя вызывал, чтобы ты поработал медсестрой. В лиловых глазах вспыхнули знакомые искры: - Мне нужны мои Погребальные Венки.