***
В общей душевой было тихо. Белая плитка, но на этот раз чисто-белая, без разводов крови, которую уже, наверное, вытерла уборщица… Лаксус тяжело оперся руками на раковину, глядя в зеркало сквозь своё отражение. Он не раз замечал за собой, что если смотрит в зеркало сфокусированно, то, как будто погружается в него, переставая ощущать самого себя, наблюдая лишь за отображением своей внешности на плоскости. Стоило ему один раз это осознать, как тяга изучать себя в отражении (и до этого не большая) пропала. Некоторые люди не могут удержаться, чтобы хоть раз в полчаса не бросить взгляд на какую-нибудь отполированную поверхность, дабы удостовериться в своей неотразимости или чем там ещё. Дрееру это наблюдение показалось забавным… Мужчина закрыл глаза. Эта операция его вымотала сильнее, чем он ожидал. Она была сложной не только технически, а ведь он не каждый день такими вещами занимается. Дреер чувствовал на себе весь груз ответственности — многопудовый, разветвленный. Жизнь пациента, долг Скарлетт, состояние Хартфелии, обещание самому себе. От этих пьющих из него соки обязательств он на несколько мгновений утратил веру в себя. Но Лаксусу больше не на кого положиться: если его сознание даст трещину, это приведет к катастрофе. Он не боялся, нет, просто он полностью это осознавал. Врач хотел хотя бы несколько часов не решать ничьих проблем, в том числе и его собственных. Он внезапно поймал себя на мысли, что было бы неплохо обсудить всю эту странную ситуацию, касающуюся Бикслоу, с Фридом. Просто побеседовать, как они обычно это делали на сеансах лечения Джастина. Почему-то их разговоры приносили ему успокоение: ненадолго, но он отрешался от всех прочих дел. К сожалению, с этим пациентом ещё не всё решилось, особенно если учесть, что на первом этаже сейчас обитает его полуживой кошмар. Лаксус умыл руки и лицо, снял испачканный халат и выкинул его в мусорку. Всё равно он стал негодным ещё вчера, когда порвался во время кошачей экзекуции, но мужчина как-то забыл о такой мелочи. Он решил, что возьмет в кабинете новый, когда вспомнил, что ключ он отдал Хартфелии. Дреер мысленно поморщился: теперь ищи девчонку по всему этажу. Но, может быть, она все-таки проявила разумность и пришла туда. Нужно проверить, а ещё… Дреер ещё не видел Мираджейн после вчерашней сцены. В последнее время мысли о ней то и дело проскакивали в его голове, причем они не обязательно были связаны с Фридом или Лисанной. Неодназначный образ Штраус всё не хотел склеиваться в представлении Лаксуса в единое целое, а ему было любопытно, и он вспоминал отрывочные ощущения: то вибрирующее раздражение, то снисходительное понимание, сменяющееся удивлением, к которому примешивалась толика восхищения. Сейчас ему не было до неё дела, но нужно следить теперь и за её состоянием тоже, чтобы она, не дай бог, не помешала лечению Джастина. Мираджейн, конечно, не была похожа на человека, который вдруг ни с того ни с сего слетит с катушек, но всякое бывает. Врач прекрасно знал об этом. Как бы ему не пришлось лечить девушку — от этой мысли Лаксус содрогался всем телом. Вменяемая Штраус и то может выбить из колеи, а невменяемая… Страшно представить. Разумеется, этого не произойдет, что за чушь. Дреер потряс головой, выкидывая нелепые размышления. Как он и надеялся, кабинет оказался открыт. По счастью, Лаксус заметил спящую Хартфелию раньше, чем дверь за ним захлопнулась, и успел придержать её ногой, чтобы не разбудить блондинку. «Нда…», — саркастично протянул он про себя, но вслух не сказал. Люси совсем выдохлась. Ей бы в отпуск уйти теперь на месяц. Нужно поговорить с Макаровым… Медсестра неслышно сопела на подоконнике, и от её дыхания стекло немного запотело. Пальцы на ногах, с которых она сняла ботинки, были поджаты: конечно, молодец, устроилась в самом холодном месте кабинета, где, несмотря на батарею, поддувало. И вообще, сидя спать не очень удобно, Лаксус знал. Он прошел к шкафу и достал халат, когда чуткий слух Хартфелии заставил её проснуться. Не так уж долго она спала — всего где-то полчаса. — Лакс?.. — Ты ожидала увидеть в моём кабинете ещё кого-то? — вскинул брови мужчина, подходя к ней. — Да нет… — на него посмотрели покрасневшие от усталости глаза. Люси с непроизвольным стоном распрямила шею, которая успела затечь и теперь двигалась с трудом. Почему-то она чувствовала себя легкой и как будто отдохнувшей, чего с ней никак не могло произойти за этот короткий промежуток времени. — Ты как? — поинтересовалась она, свешивая замерзшие ноги с подоконника к батарее. — Я знаю, что ты устал. Но, в общем? — Я-то нормально, — протянул Дреер, критично её оглядывая, — а вот твоё состояние оставляет желать лучшего… Эй, ты куда? Люси слезла с подоконника окончательно, засунув ноги в ботинки, и попыталась пройти мимо начальника. — Как куда, работать, — возмутилась она спросонья. — Куда-куда? — лениво переспросил он, фиксируя её предплечье, когда она попробовала протиснуться к двери более решительно. — На работу, — отчеканила девушка, моментально вспыхнув раздражением. Сон исчез, и легкость улетучилась. Раньше у неё таких резких всплесков отрицательных эмоций не случалось… — Никуда ты не пойдешь, — не принимающим возражений тоном отрезал Лаксус, убедившись, что девушка не шутит, и дернул её за руку, принуждая вернуться обратно на подоконник. — Ай! Дреер, ты озверел?! — выдернула она пострадавшую конечность. — Я в порядке, какое ты право имеешь меня тут держать? У меня пациенты! — Ты никуда не пойдешь, Хартфелия, — вкрадчиво ответил мужчина, быстро накаляясь. — Не надо мне врать. Всё в порядке у неё, как же! Люси заскрежетала зубами и почувствовала, как от злости кровь приливает к щекам. — Не забывай, что я наблюдал за тобой на протяжении всех этих дней, и уж точно могу сказать, что ты решительно не в порядке, — на Хартфелию смотрели страшно холодные глаза. Лаксус злился. На неё. А ведь только что всё было нормально… Люси стало обидно. Какого черта?! — Не делай вид, что тебе не всё равно! — бросила она ему в лицо. Лаксус нахмурился и оперся руками на подоконник по обеим сторонам от девушки, так что она ощутила себя в ловушке. Хотелось расцарапать ему лицо, как та кошка расцарапала его руки, и освободиться. Она чувствовала, как он подавляет её своей волей, заставляя съеживаться под своим тяжелым, темным взглядом. Все черты его лица застыли: брови угрожающе сошлись к переносице, а губы плотно сжались. От того, что Дреер был так близко, становилось страшно; мысли хаотично метались, бестолково и слепо врезаясь в стенки разума. Но страх лишь разжег ярость, расползшуюся ядом по её телу. Она резко отклонилась спиной к стеклу, вкладывая в свой ответный взгляд всё, что было у неё внутри. — Значит то, что ты закатываешь мне истерику на ровном месте, ты называешь нормальным, — холодно уточнил Лаксус. — Закатывают огурцы в банку, а я просто хочу идти работать, — съязвила Люси. Она попыталась отодвинуть руку мужчины, но он не поддался ни на миллиметр. — Отстань, Лаксус. Отпусти меня, — но он остался глух к её словам. — Отпусти меня, черт побери! — в бессилии она снова откинулась спиной на окно, сложив руки на груди, внутри которой всё скворчало от гнева. — Не нужны мне твои наблюдения; иди, наблюдай своих пациентов! А меня оставь в покое! «Да что ты говоришь», — зло подумал Дреер, в котором начинала бушевать настоящая гроза. Сколько можно?! Что бы у Люси не произошло, почему он должен это терпеть?! — Что же ты так расстроилась? — вдруг скривился он в издевательской ухмылке, прищурившись. Хартфелия показала клыки? Очень хорошо, ему тоже всё надоело до чертиков. — Хочешь к себе особого отношения? Ооо, бедный Бикслоу очень ошибся, когда начал проявлять к тебе свой интерес. Вот, чуть не умер от этого. А мне что-то не хочется… Люси поперхнулась воздухом, и кровь отхлынула от её лица. — Заткнись, Дреер, — её голос взлетел на несколько тонов вверх. — Мне твоё отношение нафиг не сдалось! — Да неужели, моя вечно добродетельная сестричка, — бесцеремонно наклонился ближе к ней Лаксус, осклабившись. — А с чего ты вообще взяла, что моё отношение будет безвредно для тебя? А? Может, это хорошо, что мне всё равно. Если бы всем было до тебя дело, твоя жизнь превратилась бы в сущий ад! Хартфелия больше не могла терпеть его язвительного низкого голоса, от которого всё её сознание начинало кровоточить. — Ну так просто отпусти меня, и я пойду работать! — не выдержав, закричала она. — Нет тебе дела, и нет! И не лезь мне в душу, мозгоправ хренов! Дреер на секунду отстранился, словно обжегшись. Он тут же прикрыл внезапную прореху в своей душе маской, сделав обиженное лицо: сложил губы в трубочку и приподнял брови. Люси не смогла купиться на это кривляние: его глаза продолжали по-дикому искриться. Но вдруг, в одно мгновение в них что-то неуловимо поменялось. Хартфелия замерла, как кролик перед удавом, когда Лаксус снова придвинулся к ней, но уже почти вплотную, уведя голову чуть в сторону. Он её даже не касался, но девушка судорожно сглотнула, когда заметно побелевшее лицо мужчины проплыло в опасной близости от её, и замерло где-то сбоку, в паре сантиметров от её уха. Сердце от испуга заработало, как сумасшедшее; она не понимала, что он делает. Медсестра в шоке вытаращилась на коротко стриженный затылок. — Харрртффееелия, — прошипел Дреер ей на ухо, заставив вздрогнуть. — Думаешь, можешь мне грубить, когда вздумается, и ничего не будет?.. Люси было даже не двинуться — она боялась прикоснуться к нему. Мужчина недобро ухмыльнулся. Может, так будет доходчивее. — Ты думаешь, я совсем слепой, м? — горячо зашептал Лаксус, устремив взгляд в окно, но сосредоточившись на словах. Он совсем отпустил свою привычную сдержанность, позволяя эмоциям полностью выйти на поверхность. Все его мысли, перемолотые с усталостью, злостью, и множеством других неопределенных, но сильных чувств, рвались наружу. — Я прекрасно вижу все твои порывы. Тебя так и тянет привязаться к кому-нибудь. Такая у тебя природа — стараться к каждому проявить сочувствие… Но, привязавшись ко мне, ты сильно рискуешь. Я тебе ничего не должен, и, пожалуйста, когда тебе плохо, не нужно срывать это на мне, — его интонациях мелькали то увещевания, то угрозы, почти доходящие до рыка. Девушка обмерла. Её ухо опалялось дыханием Дреера, когда он так неприкрыто говорил всё, что думает. Сейчас не нужно было прилагать ни малейших усилий, чтобы разобраться в том, что он чувствует; все её эгоистичные предположения о его неспособности увидеть чужие переживания рухнули. Как она вообще могла так думать? Её лицо алело от томительного стыда, мучительно хотелось, чтобы Лаксус отстранился. Тихий шепот гремел не хуже раскатов грома, и Люси просто задыхалась от его откровенности. — Хартфелия, ты правда думаешь, что я бездушная скотина? — прислонился врач лбом к стеклу, всё так же соблюдая расстояние между ним и девушкой. — Мне, конечно, всё равно, но почему ты, такая неглупая, не видишь и не понимаешь элементарных вещей?.. — его кулаки сжались. — Это касается не меня, фиг со мной, а всего остального. Ты упрямо, до боли в зубах, делишь всё на черное и белое. Поэтому ты ошиблась с Нацу, поэтому ты не поняла Бикслоу. — Лаксус… — жалобно прошептала девушка. Ей продолжало не хватать воздуха, но и дурацкое раздражение испарилось — просто обесточилось. Дреер выдернул её из розетки, и все показатели обнулились — она осталась ни с чем. — И если я говорю, что тебе нельзя работать в таком состоянии, то будь добра, не коли меня своими принципами, а прислушайся к тому, что я говорю. И вообще, не пытайся меня колоть, я тебе не подушка для иголок… — он сильнее вжался головой в стекло и прорычал сквозь зубы: — Надоело! Люси тихо пискнула. Дреер почувствовал, как на его плечи давят чужие руки, безуспешно пытаясь сменить положение его тела. — Лаксус… Ты не мог бы… Я уже всё поняла, отодвинься, а? — у девушки заплетался язык. — Ничего ты не поняла, — мужчина наконец-то отстранился. На его лице уже не было гнева, а в глазах льда. — Но больше я тебе ничего объяснять не буду. Я устал, ясно? Хартфелия закивала, облегченно вдыхая полной грудью. Она была готова в эту секунду согласиться с чем угодно. Дреер ухмыльнулся, окинув взглядом её румяную физиономию, и отошел к столу копаться в бумагах. — Я поговорю с Макаровым по поводу твоего отпуска. С чем угодно, кроме… — С чего вдруг?! — выпалила Хартфелия, не успев опомниться. Лаксус резко обернулся к ней, нехорошо прищурившись, и сделал всего один плавный шаг в её сторону. — А я… Я... — начала заикаться Люси, соскочив с подоконника и сделав бросок к двери кабинета. — Стоять, Хартфелия! — рявкнул Дреер, метнувшись ей наперерез. О, он не шутил, когда заслонил собой выход, не давая девушке сбежать. Но когда она резко замерла в двух метрах от двери, круглыми глазами глядя на него, и начала пятиться назад, он расхохотался, как сумасшедший. — Ооо… — простонал врач, сгибаясь пополам. — Испугалась что ли?.. Хартфелия… — Не смешно! — с негодованием бросила Люси. — Ты был похож на маньяка! Дреер от этого только сильнее засмеялся. От его низкого, гортанного смеха у медсестры по коже забегали мурашки: она действительно сильно напугалась. — Давай мне ключи… — Не дам! — взвизгнула она. — Отдавай, — угрожающее набычился Лаксус, не переставая посмеиваться. Девушке стало жутко, когда он снова шагнул к ней. И ещё… — Хорошо! На, вот, лови! — кинула она в него связку железок. Врач поймал их одной рукой, и Хартфелия внезапно поняла чудовищность своей ошибки. Она рванула к двери, но Дреер уже скрылся за ней, ловко провернув ключ в замке. Бум! — Хартфелия, не ломай мне дверь! — возмутился Лаксус. — Посиди, успокойся. Никуда ты в таком состоянии не выйдешь. А я, как только улажу все формальности отпускные, тебя выпущу… — Дреер! — возглас из-за двери. — Тшшш, — шикнул на неё мужчина. — Надеюсь, ты не устроишь там погром и не убьешь меня, когда я вернусь. — Ты!.. Рррр! Чтоб тебя! — Да-да, — широко ухмыльнулся Дреер. — Я и сам знаю, какой я замечательный. Он накинул новый халат на плечи и отправился в палату Фрида Джастина.***
Там он обнаружил абсолютную, ничем не омраченную идиллию. На койке сидел Джастин и читал книгу на латыни, которую он ему принес, а на стуле около него сидела Эвергрин и, опять же, читала книгу, которую он ей принес. Чтецы синхронно подняли на него глаза, отрываясь от листов бумаги. Эвер тут же подскочила. — Ой! — захлопнула она том и зарделась. — Отдыхаем? — многозначительно посмотрел на неё Дреер. — Редкая минута отдыха, — поправила она его. — Эвергрин просто составляла мне компанию, — вступился Джастин. — Все лекарства я уже принял, а ты рекомендовал мне общество людей… — Людей, а не книг, — хмыкнул Лаксус. — Не хочешь немного поработать? — недовольно взглянул он на помощницу. — Да-да, я уже иду, — она закатила глаза и вышла из палаты. — Эээ, Лаксус, — неуверенно отложил в сторону книгу Фрид, когда врач занял свое привычное место на стуле. — Ты же не будешь её ругать? — Кто, я? — изумился мужчина, заложив руки за голову. — Вот ещё. Лишняя морока… — Хорошо, — с облегчением выдохнул филолог. — Эвергрин действительно умеет помогать. Я сегодня хотел встретиться с Бикслоу, но она сказала… — он замялся, — что он не может. Что-то произошло? Лаксус вздохнул. Надо же, даже Фрид уже в курсе. И как только Макаров ещё не вызвал его к себе в кабинет?.. — Ему сделали операцию по удалению опухоли. — И что? — подобрался пациент. — Он в порядке? — Бикслоу ещё не приходил в сознание… Завтра будет ясно, насколько он в порядке. Но его здоровью больше ничего не угрожает, — мужчина устало провел рукой по волосам. — Похоже, ты выдохся, — заметил Джастин. Лаксус не ответил. С каких пор Фрид стал так четко отслеживать все изменения в его состоянии? И почему видеть его насквозь могут лишь парень с раздвоением личности и шизофреник?.. Он что, тоже из категории сумасшедших? — А как поживает тот сотрудник, о котором ты беспокоился в прошлый раз? — решил сменить тему больной. Дреер поморщился. Не одно, так другое. — Я решил проблему радикально: поселил её в своей квартире. — Ого, — выпучил глаза Фрид. — Так я был прав, это девушка. Поздравляю?.. — Не с чем, — пожал плечами блондин. — Хартфелия мне в лучшем случае сестра, а в худшем… — он задумался. — Пожалуй, слово «сестра» может иметь разные характеристики. И он поведал Джастину новости последних тревожных дней — всё, что касалось его, Люси и Бикслоу. Он не испытывал никаких сомнений по поводу того, правильно ли он делает, рассказывая всё это. Фрид слушал с неподдельным интересом — было видно, что он засиделся внутри этих стен. Так что врач поймал двух зайцев одновременно: немного расслабился и заодно вынул пациента из его внутреннего мира. — Вы с Бикслоу чем-то похожи, — задумчиво заметил длинноволосый молодой человек, дослушав до конца. — Оба гениальные стратеги… — он вдруг рассмеялся. — Вы бы пришлись по назначению на моей работе: продумываете свои планы до мелочей. В нашей компании не хватает таких сотрудников. Лаксус невесело усмехнулся. — Я как раз подумывал о другой работе. Улыбка сползла с лица Фрида. — Да? Но Лаксус, ведь ты лучший в своем деле. Без тебя ни у Бикслоу, ни у меня, не было бы шанса. Я действительно так считаю… И у Эвергрин; она мне немного рассказала о том, как здорово ты ей помог. — Рассказала? — удивился Дреер. — Странно, обычно она об этом не распространяется. — Мы поладили, — довольно ответил Джастин. — Оно и видно… Устроили здесь приватную читальню, — фыркнул психотерапевт. — Ну ладно. Теперь давай поговорим о твоих воспоминаниях. Ты записываешь их, как я тебе советовал? — Да, — Фрид достал из тумбочки блокнот и помрачнел. — В последнее время меня мучает одно и то же видение. Похоже, только оно одно и осталось. Лаксус слегка напрягся от нехорошего предчувствия. Неужели прямо сейчас?.. Конечно, Джастин делал большие успехи, но чтобы так быстро вспомнить о ней?.. — Я вижу девушку, — продолжил пациент, подтверждая худшие опасения врача. — Сверху смотрю на её лицо, а её белые волосы почти сливаются со снегом. Но вот только… на снегу кровь. И лежит она далеко внизу… Дреер выдохнул. Работа есть работа. Что за позорная неуверенность? Ему все равно придется разобраться с этим. Если бы не Штраус… Если бы не она, он бы даже не сомневался. Он просто лечит, не разрушая ничьих надежд… Мужчина на секунду коснулся переносицы пальцами, возвращая себя в нужное состояние. — Хорошо. Тогда давай, как обычно. Шаг назад, шаг вперед. Не торопись. Расскажи, что ты делал за несколько секунд до этого? Джастин подобрался и стал серьезным, как обычно бывало во время того, как Лаксус с ним работал. Он старался изо всех сил: максимально сконцентрировался, со скрежетом прорываясь сквозь собственный блок в памяти. Всего на секунду назад… Так сложно! Чаще всего этот процесс происходил в очень расслабленном состоянии, потому что лишнее напряжение только мешало. Но сейчас что-то шло не так, и Фрид не мог успокоиться. Ему было физически больно вспоминать: голова трещала, и казалось, что она вот-вот развалится. На его висках вздулись вены. — Джастин, — позвал его врач. — Джастин! — А? — Фрид остановился, тяжело дыша. Когда он успел так взмокнуть?.. — Перестань. Как будто ты забыл все, что мы делали, — Дреер не понимал, почему Фрид не может изъять это воспоминание. Что-то создавало препятствие, и этим чем-то, разумеется, был сам Джастин... Но до этого он справлялся с заданиями Лаксуса играючи, а сейчас не мог. — Да, сейчас, — отдышался пациент. — Сейчас. Джастин начал глубоко дышать, успокаиваясь. Дреер подумал, что Мираджейн все-таки смогла его кое-чему научить. Дело плохо: если Фрид не сможет вспомнить, это будет означать, что он на подсознательном уровне прекрасно понимает, к чему приведет возвращение этого воспоминания. Страх проник в него так глубоко, что создал непреодолимый барьер, мешающий нащупать привычные «полтакта назад». Вдруг Лаксуса прошиб холодный пот. «А возможно ли, что?..» Возможно ли, что Фрид вспомнит девушку, которая упала с моста, но никак не свяжет это ужасное происшествие с событиями, произошедшими позднее? Он ведь может даже и не знать, что Лисанна сестра Мираджейн, хотя сходство между ними очевидное. Хотя нет, он должен был видеть в тот день и старшую Штраус, убитую горем. Тогда… Может ли он, Дреер, сделать так, чтобы воспоминания Джастина развернулись не до конца, а только до момента падения девушки, не задевая те события, что произошли дальше? Как это сделать? Но нужно ли?.. Дреер не заметил, как закусил фалангу пальца, уйдя в глубокие размышления. Его брови сошлись на переносице, а глаза смотрели сквозь пациента, который, зажмурившись, раскачивался взад-вперед, держась за голову. — Не выходит, — выдавил он, прекратив попытки, и глянул на Лаксуса. Тот сразу же стал непроницаемым, и если Джастин и заметил напряжение в его взгляде, то не смог понять, к чему оно относится. Дрееру приходилось быть очень и очень осторожным из-за пробудившейся внимательности Фрида. — Ладно, — слишком легко уступил он. — Давай тогда пока отложим это воспоминание. — Нет, — упрямо возразил Джастин. — Я чувствую, это что-то очень важное. Попробую ещё раз. И он, не дожидаясь согласия психотерапевта, снова закрыл глаза и начал погружаться в зияющую пустоту, в которой скрывалась его память. Лаксус сцепил внезапно вспотевшие руки перед собой. Да что это с ним?! — Девушка, — начал пациент и скрипнул зубами от усилия. Снова не получалось расслабиться. — Нет, кто-то ещё… Там был какой-то человек. Ах да, — на секунду его лицо просветлело, но не от приятности воспоминаний. — Наркоторговец… — Джастин вдруг снова открыл глаза, посмотрев на Дреера. В его взгляде явно читалось чувство вины. — Продолжай, — кивнул головой врач. — Не думай о том, что я что-то буду осуждать, меня здесь нет. Парень поборолся с собой пару мгновений, но потом снова нырнул в неразбериху собственных воспоминаний. — Да. В какой-то момент… Я отчаялся настолько, что прибегнул к самому грубому способу сбежать из реальности. Легкие наркотики — тот барыга продавал мне их. Но в тот день он пытался подсунуть мне кое-что покрепче… Угрожал мне. Я разъярился. Дреер слушал и не верил своим ушам. Нет, в принципе, это было логично — Фрид был в отчаянии. Но получается, что Штраус вытянула его из наркотической зависимости. Буквально вытащила из болота, в котором Джастин застрял и из которого рисковал не выбраться никогда. Мираджейн не могла не понимать, на что идет… — Мы сцепились на мосту, — продолжал монотонно говорить Джастин. — Прохожих, к счастью, не было — было раннее утро, только светало. Помню, что от снега казалось, что на улице светлее обычного. И только одна это девушка… Шла мимо… Я бил в полную силу. Зачем… Зачем она к нам полезла?! — вскричал Фрид с ужасом. Глаза его уже давно были открыты, и в них плескалось неимоверное отчаяние. — Господи! Лаксус не мог сидеть спокойно; он встал со стула, отвернув от пациента лицо, потому что знал, что тот может испугаться его выражения. Одно дело случайно догадаться о том, что случилось с незнакомой ему девушкой, а другое — слышать подробности того, как чуть было не умерла сестра Штраус, которую он видел очнувшейся всего лишь вчера. «Меня это не касается, меня это не касается», — твердил про себя мужчина. — Я ужасно… виноват… — застыл на месте Фрид. — Виноват… — Что было дальше? — резко спросил Лаксус, не выдержав и вцепившись в него взглядом. Белый, как полотно, пациент вздрогнул. — Всё произошло очень быстро. Я избивал барыгу. Девушка попыталась меня остановить. Я не мог ударить её, несмотря на свое безумие… Но этот кусок… Воспользовался ситуацией, и… Толкнул её. Ооо, боооже!.. Боже! Я помню всё, даже её выражение лица в тот момент, — вцепился в свое лицо Фрид. Его губы дрожали. — Её испуганные глаза, когда она потеряла равновесие… Как она вскрикнула, когда перевалилась за перила… Этот крик все ещё звенит в моих ушах!.. Он больше не мог говорить, и Дреер его понимал. Он тоже не смог бы. Его руки, не дрогнувшие ни разу за всю операцию Бикслоу, еле заметно тряслись. Насколько же глубоко эти люди проникли ему в душу, что он не может совладать с эмоциями? Или он просто вымотался? — Почему я всё ещё здесь? — мертвым голосом спросил пациент, глядя на высокую фигуру в белом халате. — Если я даже не знаю, жива ли эта девушка. Почему меня может волновать собственное благополучие, если я убил человека? Лаксус кинул на него взгляд через плечо. — Ты не убивал. — Всё равно, что убил. Дрееру было нечего на это ответить. Он не мог оправдывать Джастина, даже если это было его врачебной задачей. Но в то же время он знал, что Фрид, каким он является на самом деле, не виноват в случившемся. Виновата болезнь и всё, что из неё вытекало. Он резко вздохнул и сел обратно на стул. Повисла гнетущая тишина. Джастина разрывало пополам, но он не мог издать ни звука. Ему хотелось кричать от ужаса, но он не мог. То, что открылось ему, не поддавалось осмыслению. Это было чудовищно. Лаксуса не было в тот день на мосту, и он не нес чужую смерть на своих руках. Он мог отпустить эту ситуацию, потому что она его не касалась. Но сейчас он стоял перед невообразимо сложным выбором. Критичнее ситуации не придумаешь. Он мог сказать, что Лисанна очнулась и с ней всё в порядке, хотя это было не совсем так. Тогда Джастин бы не смог сидеть на месте, ему бы срочно понадобилось видеть девушку. А кого он увидит в палате? Мираджейн. Действительность просто раздавит его, когда он поймет, кому приходится сестрой покалеченная девушка. Что произойдет дальше, Лаксус представить не мог, слишком уж много существовало вариантов развития событий, один хуже другого. К тому же он не был уверен в стабильности состояния Лисанны; может случиться и так, что она умрет от шока при виде Фрида. Или он мог оставить Джастина в неведении смиряться со смертью ни в чем не повинного человека. Этот вариант казался Дрееру более правильным, ведь если Фрид сможет простить себя, то новость о воскресшей девушке дарует ему полное исцеление. Но простить себя очень и очень непросто. И как только Мираджейн отважилась? Лаксус не понимал. Неужели она действительно святая? Но с собой ведь она так и не разобралась… — Помнишь, что делал потом? — спросил он у пациента. Фрид медленно лег на койку, сложив руки на груди и глядя в потолок. — Вызвал скорую, — блекло ответил он. — Девушку увезли. Меня тоже, но я не помню, куда. Возможно, тоже в больницу. — Кто-нибудь был свидетелем твоей невиновности? — Работники железной дороги. Они видели, как человек толкает девушку и убегает. Никто не знал, из-за чего всё произошло. — Тебя, наверняка, должны были допрашивать. — Наверное, — безучастно согласился Джастин. — Я не помню. Сплошной мрак после этого события. В тишине было слышно его рваное дыхание. — Джастин, — тихо и серьезно сказал Лаксус, — как бы это ни звучало… Но то событие уже не вернуть. Оно произошло, и ты можешь распоряжаться только своей собственной жизнью. Фрид ничего не ответил. — Ты не выздоровеешь, пока не проживешь эту ситуацию, — твердо продолжил Дреер. — Ты должен выздороветь, потому что это единственное, что принесет тебе спасение от самого себя. Ты должен освободиться. Понимаешь? Знаю, это непросто… — Это не просто, — прошептал пациент, отворачиваясь к стене. — Это невозможно.***
Лаксус был хорошим врачом. По-настоящему хорошим: он работал в области медицины более шести лет, обладал нужными навыками и теоретическими знаниями. К тому же, как психотерапевт, он улавливал истинные эмоции людей в два счета и мог четко определить, какое лечение будет уместно в том или ином случае. Но сейчас он первый раз за долгое время не знал, что ему делать. У Дреера среди пациентов встречались люди, мучившиеся от чувства вины. Но тут всё гораздо глубже и сложнее. Мужчина пожалел о том, что вынудил Штраус рассказать ему про свою сестру и про то, что связывает её с Джастином. Верх непрофессионализма — позволять эмоциям главенствовать над головой. Он беспокоился за Фрида — раз. Он раскрылся перед Мираджейн — два. Хуже не придумаешь. Оставлять теперь Джастина наедине с собой опасно. Ему могла бы помочь Штраус, раз он вспомнил про Лисанну, но она не захочет, чтобы он знал, что это именно её сестра пострадала в тот день. Теперь, когда Лисанна очнулась, возможно ли, что Мираджейн оставит Джастина одного? Если она его не любит, а хотела спасти из чувства долга… Но она не может так поступить — Лаксус был уверен. Эта девушка не бросит начатого; если она взялась вызволять Фрида из темницы его разума, то не успокоится, пока не спасет его окончательно. Возможно, ожившая сестра укрепит веру Штраус в собственные силы, и она так и выйдет за Джастина. При том, что, разумеется, Лисанна узнает в нем участника трагедии на мосту, и главе семьи придется объяснить ей, откуда взялась такая внезапная любовь. Дреер оставил Фрида в палате, отдав наказ медсестре (Эвергрин, обидевшись, ушла проверять других пациентов) не спускать глаз с парня, и если что, сразу же вызывать его. Тонкая фигура лежащего на кровати больного казалась поломанной. Врач был уверен, что Джастин с собой ничего не сделает, а просто будет страдать и мучиться, уже не способный забыться в своей второй сущности, но ещё не избавившийся до конца от её оков. Он не хотел бы делиться своими соображениями со Штраус, но не видел другого выхода — она была нужна ему. Поэтому в смятении Лаксус добрался до первого этажа больницы, не видя и не слыша ничего вокруг. Голова начинала неприятно пульсировать, и он знал, что к вечеру будет буквально обездвижен от боли. Так что нужно было действовать, пока было время. Дреер тихо заглянул в палату — но там не оказалось никого, кроме Фуллбастера и пациентки. Лисанна спала, над ней тонкими змеями извивалась капельница. Кардиограмма была неровной, и мужчина покачал головой: состояние крайне нестабильное. — Очень плохо, — вместо приветствия негромко сказал Грей, обернувшись на звук. — Мозг не выдерживает нагрузки. — Где Мираджейн? — Я сказал ей, чтобы она пошла прогуляться. Всю ночь сидела около больной. — Она знает?.. Врач повел плечами, как от озноба. — Думаю, догадывается, но вида не показывает. Эльза рассказывала… что она очень сильная. Дреер кивнул и вернулся в коридор. «Но не настолько», — подумалось ему. Он дошел до главного входа, но там девушки не оказалось. Почему-то беловолосая, зимняя Мираджейн хорошо представилась ему стоящей у большого окна в пустом коридоре. А на первом этаже было не так уж много пустых коридоров с большими окнами. Интуиция Лаксуса не подвела, и вскоре он нашел Штраус, которая сидела на скамье, откинув голову назад и подставив лицо слабым лучам солнца, льющимся через стекло оконного проема напротив. Белый халат посетителя, накинутый поверх повседневной одежды, скрадывал теплые краски её лица. Мужчина отметил, что рубашка в серую тонкую полоску, в которой он видел девушку и вчера, местами помялась — Мираджейн не снимала её вторые сутки. Приталенные темно-синие джинсы, заправленные в высокие сапоги, плотно облегали стройные ноги. Наверное, компания, в которой она работает, не сильно чтит дресс-код. Откуда Дрееру было знать, что это был один из критериев, по которым бывшая модель выбирала себе новое место. Она, несомненно, слышала звук его приближающихся шагов издалека, но даже бровью не повела, когда он присел рядом. Пользуясь безразличием девушки, Лаксус, не скрываясь, разглядывал её лицо, пытаясь понять хоть что-нибудь. Как она себя чувствует? Что за мысли в её голове? — Вы сами нашли меня, — чуть повернула голову Мираджейн и лениво приоткрыла глаза, тут же натыкаясь на пристальное внимание. Она внутренне поежилась: Штраус не любила, когда её так бесцеремонно рассматривают. Это сразу же навевало мысли о том самом. Хотя голубые глаза этого блондина были холодны и только, и девушке этот факт дарил безмерное облегчение, смешанное с удовольствием. Она совершенно не понимала, как он к ней относится; Лаксус был сложной многоуровневой структурой, о которой нельзя было говорить однозначно. Его неприветливость, наверняка, многих отталкивала, но девушка сейчас была ей… рада? — Значит, вам что-то нужно от меня, — закончила она свою мысль. Мужчина несколько секунд всматривался в узкие зрачки, утопающие в подсвеченной солнцем синеве, а затем отвел взгляд. Непроницаемость этого совершенно гладкого, без малейшего изъяна лица побуждала врача мгновенно начать выводить его обладательницу из себя. Её напускная умиротворенность утомляла настолько же, насколько и эмоциональная несдержанность Хартфелии. Только вот с Мираджейн он не мог вести себя так же, как со своей сестрой. — Нетрудно догадаться, — пожал он плечами. — Да, у меня возникли некоторые… проблемы. И мне необходимо ваше участие. Мира, кажется, удивилась. — Вам нужна моя помощь?.. Видите ли, Лаксус, я сейчас не в лучшем состоянии… — Джастин. Он вспомнил, — не стал тянуть мужчина. Краска, появившаяся было на лице девушки от живого общения, вновь впиталась в халат. — О. Дреер ожидал какой угодно реакции, каких угодно слов, но только не этого междометия со слабо выраженной эмоциональной окраской. — О чем? — поспешно уточнила Штраус, стараясь не выдать своего смятения. «Уже лучше. Хотя бы не одно бесполезное „О“», — подумал он. Теперь было видно, что девушка совсем не рада Лаксусу. От известия ей мгновенно стало душно и тесно, хотя врач сидел не вплотную. Он решил лишить её последних сил?.. — О падении вашей сестры. О том, как он дрался на мосту с наркоторговцем, и тот столкнул её вниз. Он уверен, что девушка умерла по его вине, — врач выделил слово «умерла». — И он теперь знает, что она моя сестра? — снова закрыла глаза Мира, лихорадочно размышляя о том, к чему это приведет, совсем как Лаксус недавно. — Нет, — интонация мягкого мужского баритона взметнулась наверх и тут же опустилась, — но это только вопрос времени. Вы же не сможете это от него скрыть, — Дреер то ли утверждал, то ли спрашивал. — Если не говорить ему про меня и Лисанну… Он сможет справиться с этим? — размышляла Штраус вслух. — Ааа… Вы хотите, чтобы я рассказала ему. Чтобы он знал, что давно уже прощен… И ведь Лисанна очнулась — всё может теперь быть в порядке… — в её голосе не было ни капли уверенности. — Вы так не думаете, — заметил Лаксус. — Ммм… — протянула девушка, закрываясь от него белыми локонами. — От того, что я думаю, всё равно ничего не изменится. Они сидели молча, каждый размышляя о своем. Внутри Мираджейн назревал огромный конфликт. Раньше она полагала, что справится с этим. Она была счастлива, что имеет ту жизнь, которая у неё есть, со всеми горестями и невзгодами, но сейчас у неё появился шанс быть по-настоящему счастливой. И девушка ужасалась себе, когда думала о том, что, может быть, Фриду она уже помочь не в силах. Она успела узнать его очень близко за короткое время и знала, что Джастин прекрасный человек. Но… Она покосилась на своего соседа. Тот смотрел на свет, прищурившись, и как будто был далеко отсюда. Светлые волосы, как всегда, топорщились в разные стороны, а широкие плечи еле заметно поднимались в такт спокойному дыханию. В его позе не было ничего напряженного, но, опустив взгляд на его руки, Мира заметила, как большие пальцы постукивают друг об друга. Почему-то это так выбивалось из общей картины, что ей на секунду захотелось прижать его ладони, чтобы не двигались. Штраус могла бы положиться на этого врача. Если раньше она не доверила бы ему здоровье Фрида, то сейчас всё больше убеждалась, что, лечи она его всё так же самостоятельно, сделала бы только хуже. Но Мираджейн отказывалась перекладывать ответственность на чужие плечи, пускай и сильные. Это её дело. Дреер уже и так вмешался в него, заставив девушку оглянуться на всю свою жизнь и вспомнить, зачем, собственно, она всё это устроила. Ради своего душевного спокойствия… Ей было противно от этого. Разве Джастин виноват, что она такая эгоистка? Лаксус же думал о том, что так и не получил ответа на свой вопрос. Конечно, было глупо спрашивать Штраус, что ему делать, но ведь она могла бы ответить как-то более конкретно?.. Собирается она разговаривать с Фридом или нет? Он ведь видел её смятение. Неужели она сдается? — Как Бикслоу? — внезапно спросила Мираджейн. Мужчина провел рукой по волосам, вспоминая об ещё одной случайности, связанной с этой двушкой. Ведь если бы не она, Скарлетт бы ни за что не согласилась делать операцию. — Каким образом?.. — Что? — уточнила она, заправляя волосы за ухо, чтобы видеть лицо собеседника. — Каким образом вы даже тут... внесли свою лепту? Откуда вы его знаете? — подался вперед Дреер. Его лицо приняло хищное выражение. — Ах, это… Да, забавно. Бикслоу владеет тату-салоном, в котором подрабатывала Лисанна вместо учебы. Именно туда она шла тем самым утром. Интересно, узнал ли он о том, что с ней случилось… — потемнела лицом Штраус. — Бикслоу уж точно ни в чем не виноват, — слегка грубовато напомнил ей врач. — К тому же он попал ко мне с шизофренией и провалами в памяти. А теперь… Боюсь, он вообще не вспомнит последние года два своей жизни. — Вот как, — в глазах Миры скользнуло сострадание. — Мне жаль. — Он странный человек… — сам себе сказал Лаксус. — Хотелось бы, чтобы его выздоровление не затянулось. Девушке нечего было добавить. Она только изумилась тревоге, сквозившей в голосе мужчины. — Он и с Джастином познакомился, — вспомнил Дреер. — Сейчас это ваши единственные пациенты? — спросила Мираджейн с легким любопытством. Он пожал плечами и ответил: — Это мои последние пациенты. Штраус была удивлена, что он вот так просто об этом говорит. Правда, при этом на лице блондина появилась некоторая задумчивость. — Вам не нравится лечить людей? — Мне мало что нравится, — вдруг усмехнулся врач. Странно; он не думал, что они смогут когда-нибудь разговаривать без попыток «прощупать» друг друга, а просто спрашивая и получая ответы. — У меня нет вашей жажды спасать людей… — он вдруг осекся. Лаксус только что подумал, что, на самом деле, его работа в больнице очень напоминает помолвку Мираджейн. Только она пытается исправить свои ошибки при жизни, а он отдает свои силы в пустоту: пытается оправдать для себя смерть матери. Он здесь, потому что его отец предпочел быть в другом месте. А Штраус добровольно несет на себе груз ответственности за жизнь другого человека, желая сделать выбор за него. — Зачем же вы здесь? — взметнулись светлые брови в изумлении. — Разве можно заниматься такой профессией, как ваша, без желания? — Можно, если ты умеешь быть профессионалом в своем деле, — с иронией произнес Дреер, безжалостно отбросив свое внезапное осознание вон. — Странно, — откинулась она на стенку, — странно. Хотя почему я удивляюсь, — тихо добавила она, хмыкнув. — Вы с первой нашей встречи показались мне недовольным своей участью. Поэтому я сначала не верила, что вы сможете лечить Джастина — мне казалось, что вам абсолютно наплевать. Врач загадочно промолчал. — Но я вижу, что это не так, — с вызовом закончила девушка. — Вам не все равно, вам тревожно от того, что у пациентов проблемы. — Может быть, я просто беспокоюсь о собственной репутации? — спокойно глядя ей в глаза, спросил Лаксус. Ему вдруг очень захотелось услышать, что она ответит. — Нет, — насмешливо проговорила Мира. — Ведь для вас мнение людей ничего не значит. Вы холодный, язвителньный, раздражающий… — она прикусила язык, чем вызвала широкий оскал на лице врача. — Вы мне льстите, — пошутил он, и Штраус не сдержала смешок. Дреер тихо рассмеялся, отвернувшись. Мираджейн не верила своим ушам. — Какое-то время я тоже работала там, где считалась лучшей в своем деле, но мне это не доставляло никакого удовольствия, — внезапно поделилась девушка, — так что я могу вас понять. — Где же вы работали? — слегка прищурился мужчина. Мира скривилась: — В модельном агентстве. — Воу, — его брови взметнулись наверх. — Вот оно что… — Вот оно что, что? — Эээ… Да так, мысли вслух, — усмехнулся Лаксус. Мираджейн только что подарила ему ещё один пазл от общей картины, которую он складывал. — Я сам бы никогда не спросил. — Вы сегодня на удивление откровенны, — пробежался по нему цепкий взгляд синих глаз, оставляя после себя ощущение легкого покалывания во всем теле. — Это потому что я в отчаянии, — доверительно сообщил Дреер, вставая со скамейки. Это была шутка? Штраус мгновенно собралась, изо всех сил стараясь разглядеть на лице врача объяснение его словам. Но она видела только то, что Лаксус разрешал ей увидеть, а ещё усталость в ставших почти прозрачными от света солнца глазах. Он встал перед ней, глядя на девушку сверху вниз. — Пожалуйста, Мираджейн, — медленно проговорил он, — я знаю, вам непросто. Но вы должны объясниться с Джастином. Иначе мы все застрянем здесь навсегда: он не простит себя, лечение застопорится, вы будете нести ответственность за Фрида, а я буду нести ответственность за вас, потому что, на свою беду, разобрался в ситуации. Порочный круг… — пробормотал он. Мира дернулась, вскинув голову. — Чем скорее вы решитесь, тем будет лучше. Во всяком случае, для Джастина… Девушка, не выдержав, отвернулась от его тяжелого взгляда, слегка закусив губу. Она чувствовала над собой его давление, но Дреер не мог повлиять на неё. Все его психологические навыки и умение манипулировать людьми разбивались об её устойчивость. Она знала, что он прав. Но если бы он прямо сейчас схватил её за руку и поволок в палату к Джастну, она бы вырвалась и убежала; такое у неё было внутреннее состояние. Ей хотелось спрятаться ото всех. От Фрида, который никогда бы не попал сюда, если бы не она. От Лисанны, чья жизнь была хрупче бабочки по её вине. От Эльфмана, которому она врала про Фрида. От Эльзы, которая знала правду. И главное, от себя. От себя… Только от этого высокого мужчины с пронзительным взглядом она не могла скрыться, потому что он и не преследовал её. Ему не было до неё дела, и «темная» сущность Штраус, рассеянная внутри неё на мельчайшие частицы, трепетала от восторга. Хотелось оскалиться прямо в лицо этому самоуверенному, надменному, источающему силу блондину и наблюдать, как в его глазах вспыхнет тщательно контролируемый гнев, но не более того… Мираджейн потрясла голвой, стряхивая наваждение, от которого её пальцы непроизвольно сжались. Ну вот, опять заставил её потерять бдительность, чтоб его!.. — Я не буду бегать за вами, — веселье Дреера окончательно померкло. Теперь он казался опасным. — Вы должны, и это будет угнетать вас сильнее, чем любые мои слова. Поверьте, я знаю, о чем говорю. Лаксус бросил на Штраус последний взгляд, в котором ей почудилось презрение, и прошел мимо неё. Она ещё долго не могла сдвинуться с места, напряженно вслушиваясь в затихающие звуки его шагов.***
Дреер все-таки выполнил свою угрозу и зашел к Макарову, просить Хартфелии отпуск. Как он и рассчитывал, главврач не стал долго выискивать причины его внезапной заботы о девушке, а просто подписал бумаги. Когда Лаксус заикнулся о том, что Люси пока живет у него, дедушка сначала не поверил. Но когда Лакс нехотя и сухо объяснил, в чем дело, Дреер-старший расцвел, как роза, и воссиял, одарив внука такой счастливой улыбкой, что тот даже смутился. — Наконец-то вы поладили! — размашисто расписался на бумагах управляющий больницы, даже не заподозрив подвоха. Психотерапевт с легкой грустью подумал, что он скатился ниже некуда — манипулирует даже собственным дедом. — Я бы не сказал, что это конец… — с независимым видом поглядел он на даты отпуска — Хартфелии положено было отдыхать весь январь кроме обычных новогодних праздников. Он протянул руку за документами, может быть, чуть более поспешно, чем было нужно. Довольная улыбка скользнула по его губам, когда он попрощался с Макаровым и поспешил в свой кабинет. День подходил к концу — Хартфелия там, наверное, уже трижды его прокляла. За дверью было подозрительно тихо. Лаксус осторожно повернул ключ и нажал на ручку двери. Он не знал, на какую месть способна блондинка, если вообще способна. Но он ведь сделал это ради её же блага… Он зашел в полутемный кабинет и тут же споткнулся обо что-то. — Ааа! — коротко вскрикнул он от неожиданности. — Ага, — пробормотало нечто под его ногами. — Хартфелия!.. — ругнулся он. — Совсем… спятила! Какого черта ты разлеглась на полу?! — Дреер включил свет и увидел свернувшуюся калачиком девушку у его ног. — Грязно и холодно! — Угу, — просопела Люси из полудремы. Она не видела, как Лаксус измученно поднял глаза к потолку. — Вставай сейчас же. — … — Да господи! — зарычал он. Мужчина наклонился и с трудом оторвал Хартфелию от пола. Её сжатая рука случайно коснулась его, и он поежился — ледышка. Похоже, она ждала его под дверью, и случайно вырубилась. Дреер заозирался, куда бы сбагрить свою ношу; ему нужно было переодеться, да и вообще Люси стоило разбудить, чтобы шла за вещами. Не найдя подходящего места (подоконник он даже не рассматривал), Лаксус в сердцах пнул многострадальную дверь кабинета и с девушкой на руках пошел в общую комнату врачей. Хартфелия даже не шелохнулась; её голова безвольно покачивалась при каждом его шаге. Все врачи дневной смены уже расходились, и на начальника отделения, сбросившего медсестру на диван, косились устало, с недоверчивым любопытством, но ему было наплевать. Лаксус склонился над Люси и похлопал её по щекам. — Хартфелия, слышишь меня? — А? Что? — ну, хотя бы осмысленный взгляд, это уже радует. — Вставай и собирайся, я сейчас вернусь, — угрожающе бросил мужчина, поспешно срываясь с места. — Не смей засыпать!.. — донеслось до Хартфелии из коридора. Она с трудом продрала глаза окоченевшими руками. Последнее, что она помнила: она сползает по стенке около двери, которую не удалось открыть шпилькой. Выходит, она так крепко уснула, что даже не заметила, как оказалась на полу?.. Когда Дреер вернулся, она сидела одетая на диване, подложив под щеку кулак. Голова мужчины нещадно болела, и то, что соображать приходилось за двоих, угнетало. — Я же сказал, не спать, — вздохнул он. — Пошли, давай. На улице холодрыга, как раз проснешься… Люси заставила себя встать и покачнулась. Весь путь до лестницы она шаталась туда-сюда; Лаксус только и успевал её поправлять. Наконец ему это надоело, он велел девушке сесть на скамью, пока он вызовет такси; никакой речи о том, чтобы идти пешком, не было. Он бы почувствовал раздражение по этому поводу, если бы не так сильно вымотался. Машину обещали прислать через пять минут. Врач обернулся было к Хартфелии, но та уже спала, завалившись на бок. — Невероятно, — с издевкой пробормотал он, взъерошил волосы и, решив не тратить силы на попытки разбудить медсестру, просто снова взял её на руки. Преодолев четыре лестничных пролета с такой ношей, Дреер согрелся выше предела допустимого. Сдув растрепанную челку со лба, он пошел по коридору к главному входу. Поздние посетители и медперсонал удивленно оглядывались ему вслед. Мужчина сделал каменное лицо. Из дверей он выходил спиной вперед, так как руки были заняты. Он решительно и сильно толкнул дверь, не заботясь о том, что, может быть, за ней кто-то стоит. Поэтому он чуть не налетел на этого кого-то. Без капли стыда он обернулся и увидел негодование… на миловидном лице Штраус. Девушка сначала по инерции придержала дверь, готовая сказать пару неласковых слов, и только потом узнала его. Её взгляд тут же перекинулся на Люси, крепко прижатую к груди Дреера. Врач видел, как выражение её лица меняется с возмущенного на удивленное, а потом и вовсе на прохладно-отстраненное. Задним умом он подумал, что, наверное, выглядит весьма компрометирующе, вот люди и пялятся. Мираджейн, видимо, гуляла по скверу, причем довольно долго: на её щеках испекся морозный румянец. Глаза без ярких источников освещения казались совсем темными; блики от фонарей при повороте её головы растекались пожарищем в их глубине. Лаксус на секунду застыл, словно в смятении. — Вы снова остаетесь здесь на ночь? На улице поднялась метель; снежные хлопья споро засыпали крыльцо и людей. Дреер кинул взгляд на Хартфелию: пряди её волос, выглядывающие из-под шапки, уже заметно белели. Она морщилась во сне от кусачего холода, прижав руки к груди, но не просыпалась. — Да, я взяла отгул на работе, — негромко ответила Мира, проследив за его взглядом. — Что с Люси? — Ах да, вы же знакомы, — вспомнил Лаксус. — Ничего страшного, перетрудилась. Не может даже идти прямо. Штраус сочувственно улыбнулась одними губами. Врач заметил, что они обветрились, как будто девушка облизывала их на морозе. Что-то в ней еле заметно изменилось. Такое ощущение, что с того момента, как они расстались в коридоре первого этажа, бывшая модель погрузилась в тяжелые раздумья, из которых так и не выбралась. Дреер почувствовал вибрацию в кармане: такси подъехало. — До свидания, — кивнул он девушке, ненадолго задержавшись взглядом на её короткой челке, рассыпанной по лбу мокрыми от снега прядками. Того забавного хвостика он больше у неё не видел. Ветер вдруг дохнул изо всех сил в их сторону, и Мираджейн подняла тонкую белую руку без перчатки, чтобы убрать белоснежные локоны. Лаксус вдруг вспомнил ощущение от их мимолетного касания — такие пушистые и мягкие, и уголки его губ дернулись. Он аккуратно сошел по ступенькам, перехватив Хартфелию поудобнее, и отправился по аллее через сквер к мелькающим вдалеке огням машин. Оставшаяся на крыльце девушка выдохнула облако густого пара, глядя, как высокая фигура неспешно удаляется и тает в белесой пелене. Холодные и мокрые пальцы не желали сгибаться, но она не стремилась их согреть. Она вдруг вспомнила, как Эльза предупреждала её в самом начале, что Дреер человек вздорный, желчный и не обладает способностью к сопереживанию. Посмотрела бы она, как бережно несет он Люси сквозь снежный вихрь. Да, в общем-то, она сама не знала, что ещё может скрываться за его привычной неприветливостью. Мираджейн снова куснула себя за губу, почувствовав на мгновение тепло, которое тут же иссохло под напором ледяного ветра. Крылья её аккуратного носа затрепетали, когда она втянула в себя вечернюю свежесть, сотканную из невесомых снежинок, блеска желтых фонарей и уже давно остывшего мимолетного запаха, случайно украденного её вдохом у светлоглазого мужчины. Девушка, тряхнув головой, с которой посыпался снег, поскорее зашла в тепло больницы, где пахло стерильностью и проблемами — в самый раз. Ничего лишнего ей не нужно.