Странные

Лобовое стекло заляпано безвременно скончавшимися мошками, мертвые, едва различимые тушки размазаны по всей поверхности и их почему-то совсем не жаль. Жаль себя, жаль Сухо и больше никого… И вроде понятно, реакция у него должна была быть именно такой, но на сердце изматывающе тяжело, и если бы Крис умел плакать, то непременно завыл бы во весь голос, превращаясь в побитого жизнью одинокого волка. Подобные сравнения ему не нравятся, он морщится и глубоко вдыхает прохладу ночи, впуская в себя живительный на первый взгляд кислород, голова кружится, словно его занесло на умопомрачительный аттракцион, от которого скручивает живот и начинает подташнивать. По периметру, как в замедленной съемке лениво скользят уличные фонари. Скорость настолько большая, что если сощурить глаза, желтый свет, отбрасываемый ночными стражниками, моментально превращается в длинную яркую линию, неприятно покалывающую в глазах. Блондин медлит, не решаясь разбудить Чанни, но сейчас, чтобы не сойти с ума от мыслей, ему очень нужно с кем-нибудь поговорить. Или просто ощутить чье-нибудь присутствие… - Ну, чего? – вяло тянет Чанель, закашливаясь. – Я сплю, отвянь! - Я перед твоим домом, вылезай, прокачу на машине, - Крис наигранно весело выговаривает каждое слово в трубку и переступает с ноги на ногу. - А мне насра… - дылда подскакивает на кровати – блондин сигналит и орет во всю глотку. – Твою мать, я сейчас спущусь, придурок гребаный! Глаза горят каким-то странным лихорадочным огнем, Чанель принюхивается в надежде различить запах алкоголя, но ноздри отрицают инородное вторжение в крисусовский организм. - Ты пьян? – спрашивает он, с опаской усаживаясь на переднее сидение. Крис не отвечает, лишь пальцами отмеряет несколько сантиметров, пытаясь показать другу степень своего опьянения. Чанни подозрительно щурится, но на всякий случай пристегивает ремень и приводит спинку кресла в более удобное положение. Блондин с безумной ухмылкой на лице давит педаль газа в пол и выезжает с парковки. - Я всегда мечтал о спортивной машине… если бы не занялся баскетболом, наверное, подался бы в гонщики, представляешь, как бы я смотрелся в красном болиде Феррари? – Крис говорит без умолку, стрелка скорости истерично зашкаливает и только на поворотах парень снижает ее, с визгом вписываясь в повороты. Чанеля изрядно трясет, на особо крутых виражах он зажмуривается и тяжело дышит, как его только угораздило сесть в машину этого ненормального? – Почему ты расстался с Бекки? Дылда хмурится, ему бы сейчас думать о спасении своей взъерошенной шкуры, а не изливать душу… Вцепившись в верхний поручень машины, в безумных попытках совладать со страхом, кричит: - Я не хочу говорить об этом! Останови машину, дебил! - Так почему? – адреналин в крови закипает, машина резко пересекает сплошную и выезжает на встречную, единственная адекватная мысль в голове перепуганного до смерти Чанни, что сейчас им нескончаемо повезло: слишком поздно и на трассе ни единой души. - Я ему изменил, - парень, наконец, выплескивает из себя ненавистные слова и замирает. Крис тотчас снижает скорость и останавливается на обочине. Оба прерывисто дышат и пытаются не сталкиваться друг с другом перевозбужденными взглядами. - Почему мы такие идиоты, Чанни? – выдыхает блондин, пульс практически рябит в глазах, больно прожигая радужку глаз. - Не знаю, - еле слышно, грустно. – Я пытался найти себе оправдание, но у меня ничего не вышло. - А я нашел, и некоторое время даже спокойно существовал, убеждая себя, что правильно поступил, - Крис распахивает дверцу и вылезает из душного салона машины. Ноги, словно ватные, сердце внутри колотится и истерично матерится. Чанель некоторое время сидит молча, иногда теребя кнопки радиоприемника, в надежде словить волну приличной музыки, затем переползает на водительское сидение и зовет друга сесть в машину. Крис понуро садится рядом, теперь его время пристегиваться и орать во всю глотку, разъезжая на заоблачной скорости по ночным сеульским дорогам. Музыка разрывает звездное небо, отдаваясь эхом и теребя барабанные перепонки. Двое ненормальных еще очень долго убивают свою трусость и совершенные ошибки, до последней капли поедая оглушающую горечь. Каждый думает о своем - грустном и неприятном, но почему-то обоим хочется надеяться, что их жизни, как и машину, не занесет на трассе и они все же впишутся, хоть и с трудом, в нужный поворот. *** Сентябрь… Но нет прежнего ощущения свободы, навалившаяся за лето усталость сгибает пополам и больно давит не плечи, заставляя в бессмысленных попытках расправлять лопатки и не горбиться. И, кажется, что боль прошла, но где-то глубоко внутри каждого отчаянно плещется и вырывается наружу беспокойство, тревога с новой силой бьет в спину, от нее невозможно уйти, ее невозможно забыть. Крис оглядывается по сторонам, пытаясь разыскать на приветственной церемонии макушку цвета спелой вишни. Перед глазами мелькает бесконечный поток новоиспеченных, довольных жизнью первокурсников, среди них, возможно, есть такой же Сухо, такой же Крис... Всего через 10 месяцев он будет стоять на этой самой сцене и произносить прощальную речь, через 10 месяцев его жизнь изменится навсегда, о нем забудут, сотрут в порошок и скинут с пьедестала, на замену придет кто-то другой – бесконечно уверенный в себе и состоявшийся, лицо университета… Не статуя, не глыба, не монолит... Живой, с читаемыми эмоциями на лице, притягивающий к себе восхищенные взгляды и заражающий бесконечным позитивом. В бок кто-то пихает, больно проталкивая костлявые пальцы поглубже, стараясь задеть ребра и мышечную ткань, от неприятных ощущений Крис передергивается и смотрит по сторонам. Улыбающееся лицо сменяется крепким объятием, Чонин весело нашептывает, что чертовски рад, что ему не пришлось в столь раннем возрасте надевать черный костюм и идти за гробом, где, скрестив на груди руки, мирно покоился бы Крис. Блондин улыбается и тянет Кая за собой, друг пытается вырваться, но прекрасно осознает, любые попытки бессмысленны – издевательства над его расшатанной за лето психикой не избежать. Крис заталкивает Чонина в первую попавшуюся аудиторию и начинает ставший привычным допрос: - Как он? - Нормально, - Чонин прыгает на подоконник и выглядывает в окно. – В этом году много красивых студенток, может, заведем парочку, а? Насладись разнообразием… - Он уже приехал? – Крис не слышит никчемных фраз, моментально отметая ненужную информацию. - Сегодня вечером. Не лезь к нему, пожалуйста, он, наверное, уже все забыл. - Я сам решу, что мне делать, - блондин выходит из комнаты, напоследок бросая через плечо, - он будет жить там же? Чонин заметно медлит с ответом, силясь не произнести вслух лишних слов, но потом в мозгу что-то щелкает и он выдыхает: - Да… *** Окна распахнуты настежь, за лето квартира пропиталась едким запахом замшелости, и, чтобы избавиться от него, Чунмен открывает еще и входную дверь. Сквозняк ерошит волосы и забегает под тонкую футболку. Сухо, следуя привычному алгоритму, распаковывает привезенные с собой одежду и книги, поэтапно раскладывает одну вещь за другой, разочарованно хмурясь, если что-то выбивается из общей картинки и цепляется за пытливый взгляд. Он по обыкновению включает музыку, пытаясь сосредоточиться и отвлечься от неприятных мыслей, вспотевшие ладошки оставляют легкие следы на выглаженной одежде, приходится беспрерывно вытирать их бумажными салфетками. - Ты так и не научился попадать в корзину, а ведь я могу помочь, - голос Криса бросает в дрожь, хочется вырваться из плена, моментально сковавшего конечности, хочется бежать, не оглядываясь, хочется кричать, лишь бы ненавистный тембр перестал беспокоить, но все становится только хуже… Тень, скользящую по паркету, ни с чем не спутать.