Desert garden

      I’m an alligator, I’m mama-papa coming for you I’m the space invader, I’ll be a rock’n’rollin’ bitch for you. Keep your mouth shut, You’re squawking like a pink monkey bird And I’m busting up my brains for the words.       Keep your ‘lectric eye on me babe, Put your ray gun to my head, Press your space face close to mine, love. Freak out in a moonage daydream oh yeah!       Don’t fake it baby, lay the real thing on me. The church of man, love Is such a holy place to be Make me, baby, make me know You really care. Make me jump into the air.       Keep your ‘lectric eye on me babe, Put your ray gun to my head, Press your space face close to mine, love. Freak out in a moonage daydream oh yeah!       Freak out, far out, in out!.. ***       Рай не знал, откуда звучала эта мелодия. Да и вообще, где он находится?       Густой туман пеленой окутывал все вокруг. Опустившись на корточки, мужчина потрогал землю, которая оказалась жирной, красноватой и мокрой.       Сбоку послышался топот маленьких ножек, и Райдон резко обернулся.       — Кто здесь? Эй! — звук голоса не заглушал продолжавшей играть мелодии. Что-то знакомое, но откуда? — Черт, и где я оказался? Он решил, что не стоит просто так стоять на месте и, наобум выбрав направление, двинулся с места. И снова топоток ножек, а сверху на низком полете макушку задевает какая-то тварь.       — Да вы что, издеваетесь?       Еще шаг, и он понимает, что падает. Страха нет, потому что… это необъяснимо! Перед глазами мелькают какие-то картинки, будто быстро листаемая книга, на одной из страниц все замирает, и Рай с удивлением обнаруживает, что стоит в каком-то переулке.       — О, Боже! Нашелся! Маленький мой, родной!       Что-то не так. Рай шарахается в сторону от надвигающейся на него гигантской фигуры, начинается паника. Вокруг все стало большим, рядом мелькает чье-то грязное отражение в побитой зеркальной витрине, и Рай отчетливо видит, как человеческая фигура подходит к здоровому рыжему коту. Стоп! Этого не может быть!       — Я не кот! Я человек! — рот раскрывается, но вместо слов вырывается громкое паническое мяуканье. Черт! Бежать было поздно. Руки схватили его и прижали к необъятной женской груди.       — Маленький мой, почему ты убегаешь? Не вырывайся, ну же…       Рай пытается спастись, отчаянно работая когтистыми лапами направо и налево. Он не видит ничего, кроме чьи-то чужих рук и ситцевого платья в цветочек. Из глубоких царапин льется кровь.       — Ну вот, смотри, что ты сделал! — сердитый голос, и его поднимают вверх за шкирку. Рай видит лицо своего мучителя и его сковывает ужас. Зашитый нитками рот каким-то образом раскрывается и говорит, а глаза… Две большие, черные пуговицы, пришитые крест на крест, вернее, одна уже свисает на порванной нитке. Рай начинает вырываться еще больше, он уже не слышит того, что говорит женщина о том, что и ему надо пришить пуговицы.       Кажется, он оставил в руке клок шерсти, перед тем, как удрать… и снова встретить туман. Судорожно смотрит на свои руки. Человеческие.       — Блять, да что же это… что же… Вспыхнул огонек и погас. Что там такое? Это… вывеска? И снова та же песенка. …Keep your ‘lectric eye on me babe, Put your ray gun to my head, Press your space face close to mine, love. Freak out in a moonage daydream oh yeah!..       Глупость какая-то.       Рай решается, и уверенно идет вперед, хуже все равно ведь не будет. Его снова окружают непонятные звуки, обволакивают, заставляя нервы натянуться до предела. Стиснув зубы, парень не смотрит по сторонам, а идет вперед.       И действительно, вывеска. Моргает разноцветными, уже кое-где облупившимися, лампочками. Тумана как не бывало. Какой-то кабак. Стоит посреди пустыни, на краю утеса.       — Что за…       Вот она, открытая дверь, и там видна обычная обстановка любого питейного заведения, но… Рай гонит от себя ощущение, что перед ним простой кусок фанеры с нарисованным фасадом. Обходит со стороны. Трет глаза от удивления.       — Бляяя… — Кусок фанеры, плоский, сантиметра два шириной. Возвращается ко входу — живые люди, пьют, разговаривают. И музыка. Как простое жужжание старой электрической лампы. Смущает еще одно обстоятельство — жужжит вокруг все, не только она. Разговоры, звук отодвигаемого стула, смех… Повертев пальцем в ухе, Рай с удивлением осознал, что он прекрасно понимает это жужжание, складывающееся в нормальную картину звуков! Войти?..       Решившись, Рай двигает внутрь кабака. Обстановка обычная и вполне привычная, если отбросить первое впечатление.       — Неужели показалось? — парень тряхнул головой и направился к стойке. Тощий бармен стоял с глуповатой улыбкой и протирал бокал. Он даже не взглянул на подошедшего.       — Стакан Огненной, — опустившись на высокий стул, Рай начал разглядывать присутствующих здесь людей. Через минуту снова повернулся к бару и с удивлением увидел, как тот же безмозглый бармен держит в руках курицу.       Курица?! Ну да, самая обычная, белая.       Рай откровенно начал пялиться, не в силах произнести ни слова. Вдруг эта курица встрепенулась.       — Что ты уставился, идиот? — прожужжала она. — Куриц не видел?       — В-видел… — Рай начал подозревать, что он просто сходит с ума.       — Так чего тебе надо?       — Огненной…       Курица вспорхнула с рук и устроилась на стойке.       — Вот стоит отлучиться, как тут же налетают, словно стервятники, очередные неумехи!       Рай с ужасом смотрел, как курица (!) лапкой выхватывает из-под стойки нож и вонзает его в грудь все так же неподвижно стоящего бармена. Из раны тут же начинает хлестать прозрачная жидкость, и курица очередным выработанным движением подставляет под струю стакан. Ставит его на стол и трехпалой лапой толкает его в сторону Райдона, который тут же машинально ловит его рукой. Ошарашенно смотрит, как курица втыкает затычку в тело бармена в то место, куда только недавно пырнула ножом, а он снова берется протирать бокал.       — И что?       — Что-что! Вот твой заказ, и не чтокай тут, — курица обводит Рая презрительным взглядом, перед тем, как важно пройтись по стойке и спрыгнуть вниз. Когда парень опустил голову на пол, то курицы там не оказалось.       — Ну что, испугала тебя наша Коко?       Рай поворачивает голову в сторону голоса и узнает Грея. У которого почему-то напялен красный нос, какой бывает у потешников.       — Ты? — парень уже сомневается, что перед ним стоит его напарник.       — Ну я, и дальше что? — Рай с удивлением смотрит, как Грей берет все тот же нож, отрезает у бармена кусок мяса с руки и начинает жевать.       — Эээ… ты понимаешь вообще, что ты сейчас делаешь?       Грей откровенно удивился и после обиженно засопел.       — Ну да, я заказал же бифштекс, вот он и есть.       Рай уже совершенно ничего не понимает. Вот он, действительно, готовый к употреблению кусок прожаренного мяса… только что отрезанного от бармена… Вокруг творилась какая-то чепуха.       — Вы что, разыграть меня решили, подонки несчастные?       — Ты что?! — неподдельно возмутился Грей. — Давай лучше пей, иначе Аспид не взлетит.       — Да какой нахрен Аспид? Грей, что происходит? Где Одри? Вы и его втянули во все это?       Грей ошеломленно смотрит на Рая, не понимая, почему тот сердится. При упоминании Адриана, он широко улыбнулся, будто сейчас на него никто не кричал.       — О, Одри! Так он здесь же! Он тебя искал, говорил, что его отец должен найти…       Грей спешит встать со стула и куда-то затеряться. Рай с надеждой смотрит, как к ним движется фигура. Да, это Одри… что? Его напарник нес с собой куклу в человеческий рост, на которую было приколото лицо Адриана. Счастливый Грей поднес ее к Раю, и снова прожужжал голос, отдаленно похожий на голос мальчишки.       — Он рад тебя видеть! Ты хочешь взять его на руки? Рай брезгливо поморщился.       — Ты шутишь? Нет, конечно, это что еще за хрень вообще?.       Искреннее удивление на лице напарника — и через пару секунд он начинает взахлеб рыдать. Бросает куклу на пол и лупит по столешнице так, что стакан, наполненный тем, что в него налила курица, начал подскакивать.       — Ты! Чурбан, бесчувственный, Одри так ждал папочку!       Еще какая-то тирада, но Рай не слушал, в недоумении глядя на Грея, и после с ужасом замечая, что и кукла тоже начала плакать. Очень быстро помещение начало заполняться водой, Рай забрался на стул с ногами и диким взглядом обвел все помещение, где ревели уже все. Кукольные лица, грубо намалеванные красками, пускали фонтаны слез, и наемник понял, что вода доходит ему уже до колена.       — Да прекратите вы! Хватит!       Жужжание усилилось, и Рай зажал уши. Надо было выбираться из этого странного помещения. Спрыгнув на пол, он понял, что воды уже по грудь, надо было спешить, но, сделав первый шаг, нога обманно мазнула по пустому пространству, и Рай провалился в воду с головой. Она тут же залила ему нос и рот, стало нечем дышать, и грудь сжало в стальные тиски. Он попытался хоть как-то барахтаться, но плавать не умел. «Конец?..» Одна мысль в голове — и сознание уходит…       Неожиданно резкий рывок за ворот, и Рай снова открывает глаза, откатываясь куда-то в бок. Вокруг темно, он только понимает, что сейчас барахтался в мелкой луже. Сплевывает набившуюся в рот грязь. Глаза очень быстро привыкают к темноте, и он видит перед собой рогатую гиену, тело которой явно принадлежало человеку. И какому-то знакомому…       Существо зыркнуло на Рая пустыми глазницами и завыло, заставляя парня отползти на пару метров, а после начало рыться в каком-то мусоре. Творилась очередная чертовщина. Неожиданно тварь выпрямилась и подняла руку с зажатой в ней розовой палочкой. Взмахнув ею, она засмеялась, а из конца деревяшки посыпались искры. Рай, все еще не пришедший в себя после купания, отполз еще на некоторое расстояние, пока рукой не наткнулся на стакан из того злосчастного бара, все еще наполненный до краев. Недолго думая, Райдон схватил его и одним махом опрокинул жидкость в себя. Внутри все обожгло огнем и начало как будто плавиться. Тварь снова смотрела на него, махала палочкой и сыпала искрами, а Рай понял, что не чувствует ног.       — Что? Нет!       Он с ужасом смотрел, как его конечности начинают медленно плавиться и растворяться в воздухе, в лихорадочном состоянии пытался куда-то уползти, но тело слушалось все меньше и меньше. Его словно засасывало в невидимую воронку, откуда тянуло могильным холодом, заставляя трястись в неизведанном доселе страхе. И Рай заорал что есть мочи, он не знал, кого зовет, но продолжал молить о помощи. А в ушах звенел смех невероятной твари, так и махавшей своей розовой палочкой…       …Темнота. Уже не туман, а просто темнота. Рай лихорадочно ощупывает свое тело. Он жив, он цел. Сердце колотится на пределе, холодный воздух опаляет легкие, раздувающиеся как кузнечные меха.       — Здесь есть кто-нибудь? — голос прозвучал глухо, будто он говорил через зажатый рот. Тишина. Неожиданно со всех сторон послышался звенящий детский смех. Снова смазанный топоток, хлюпающие, непонятные звуки, словно шлепающие по лужам босые ножки. Все это какофонией эха разносилось вокруг Рая, заставляя снова зажать уши, но ничего не помогало от нараставшей волны шума, сводившей с ума не хуже, чем предыдущая тишина. Хотелось бежать, скрыться. Райдон кинулся в одну сторону, но обо что-то споткнулся и упал. Запах крови. Запах пороха. Парень заскулил, перевернулся на спину и не удержался от вскрика. Темноту прорезали миллионы глаз, таких знакомых, давно забытых, ненавистных.       — Вспоминай, — тихий ненавязчивый шепоток. — Вспоминай, ты же помнишь? Вспоминай! Вспоминай! Вспоминай! Ты помнишь? Помнишь? Вспоминай!       Глаза смотрели по-разному, одни с любовью, другие безразлично, жалостливо, осуждающе, умоляюще… ненавистно. Рай снова вскочил на ноги.       — Что вам нужно? Кто вы? Прочь! Пойдите прочь!       Он бездумно махал руками, пытаясь уйти от наваждения, затыкал уши, орал, но тщетно. Неожиданно он встретил одни глаза. Такие знакомые, родные, любимые.       — Одри?       Он пошел к ним навстречу, в надежде найти обладателя этих глаз и, наконец, успокоиться. Но они вовсе и не думали приближаться, все так же оставаясь на расстоянии. Смотрели с сожалением, грустью. И куда-то вели.       Шепоток стал немного тише, кажется, Рай действительно начал что-то вспоминать…       Неожиданно появился свет. Слишком ярко, вокруг только белый свет, и ничего больше, вынуждающий сощурить глаза… Наконец, стало хоть что-то видно, и Рай вздрогнул от неожиданности. Он видел себя. Там, в глубине зеркальной поверхности стоял маленький мальчик, весь оборванный и окровавленный. Босые ноги переминались и давили копошащихся на земле червей. Мальчик тоже смотрел на себя взрослого с легким интересом. На губах застыла безумная полуулыбка. Рай сделал шаг к отражению. Последовал ответный со стороны ребенка.       Казалось, надо всего лишь прикоснуться, и тонкая вуаль, разделяющая их, хрупнет и разлетится, но этого никто не делал, ни один, ни другой, застыв в ожидании. Тишина резала слух, Рай отчетливо слышал, как кровь струится по венам, как стучит сердце в унисон с тем, призрачным. Возле ног почувствовалось копошение, заставившее парня вздрогнуть и опустить взгляд вниз. Омерзение, жуткое, до рвотных позывов, затопило все существо, едва Рай понял, что он полностью обнажен, а тело покрывают раскрытые раны, наполненные гноем и личинками, кровоточащие и уродливые. Появилась гнилостная вонь, а тело пронзила невыносимая боль, заставляющая судорожно скрюченные пальцы впиться в собственное тело, погружая их в раны, в эту копошащуюся смесь, и выгребать из собственного тела весь этот ужас. Рай кричал, едва хватало сил на то, чтобы вздохнуть, чтобы продолжать делать то, что приносит облегчение.       Сквозь застилающую глаза пелену он видел кольцо темных фигур, окружавших его со всех сторон. Те, кто уже давно тлеет в земле, те, кого он знал, кто был дорог, кого он ненавидел… Мрачные тени. Тянут свои призрачные руки, впиваются в тело, рвут гнойные раны, заставляя кричать снова и снова.       — Что вам надо? Вы умерли! Умерли! Вон! Вон!       От боли трудно соображать, но Рай видит только один выход, только один шанс на спасение. Там, за тонкой вуалью, он видит, как мальчик смотрит на него, зовет к себе и протягивает маленькую ручку. Что-то говорит, но ничего не слышно. Еще один миг — и решать уже нечего, Рай протягивает руку и стискивает неожиданно горячие пальцы того, второго Я.       Крики, душераздирающие крики, и все снова тонет во тьме.       — Спасен…       Рай с опаской приоткрывает один глаз. Он в маленькой клетушке с одним грязным окном, куда едва проходит солнечный свет. Убогая обстановка, в которой не видны даже потуги сделать это жилище чистым и уютным, казалось, здесь вообще невозможно жить. Он знал ее. Вспомнил. Заставил себя забыть, потому что ненавидел, а сейчас вспомнил. Рай со страхом осмотрелся вокруг, с ужасом понимая, что вернулся домой.       Руки предательски задрожали, а ноги подкосились.       — Нет…       Он никогда не хотел сюда возвращаться! Все тело била крупная дрожь, а глаза шарили в поисках чего-то неопределенного, какую-то надежду на спасение, подтверждения того, что все это неправда, все ложь, и этого не может быть… Но не находил.       Рай до мельчайших подробностей помнил эти обшарпанные обои с давно стершимся рисунком, вон там, в углу, лежит бесформенная куча тряпья, служившая ему кроватью, за стареньким комодом вся стена была испещрена надрезами — так он считал дни каждый раз, когда его запирал папаша-пьяница в этой клетушке с маленьким окном в то время, как сам он со своими дружками заливал глотку. Четвертая от двери половица скрипела. Там, в углу, за оторванными обоями, вынималась одна доска, где Рай хранил самое драгоценное, что у него было — фото матери и маленькая брошка в виде цветка. А здесь, у самых его ног, в одной из щелей, лежит ОН, ожидая своего часа. Воспоминания хлынули громадным потоком, и он не сразу понял, что он снова тот мальчик, одетый в обноски…       …Он смотрел на свои руки… нет, на маленькие ручки, с тонкими хрупкими пальчиками, на одном из которых красовалась внушительная царапина. Это он вчера посадил большую занозу и пытался ее вытащить. Вчера? Да, вчера… Кажется, ему просто приснился странный кошмарный сон. Все это было не взаправду, понарошку, и он, наконец, проснулся. Ведь точно помнит, как вчера занозил палец, пока пытался получше спрятать в щели пола раздобытый нож. Внезапно в воздухе раздалось знакомое жужжание, которое постепенно нарастало. Мальчик вздрогнул всем телом и с удивлением уставился на белую курицу, которая выбралась из-за отклеенной обоины, там где был его тайник.       — Чего застыл? Взлетай, пока не поздно, — прожужжала курица, насмешливо поглядывая на него, захлопала крыльями и выпорхнула в окно, беспрепятственно проскользнув через замызганное стекло. Мальчик дернулся следом, беззвучно открывая рот и протягивая ручонки к курице из своего сна, попытался поймать его в самый последний момент. Но… Скрипнули ступеньки. Толпа мурашек прошлась от позвоночника, сковывая все тело. Солнце пробивалось сквозь грязное стекло, и свет падал на пол, разделяя комнату ровно наполовину. Курицы больше не было. Тяжелые шаги и громкое неровное дыхание доносятся будто из-за спины, хотя между ними еще много ступенек, дверь и пол комнаты. Мальчик поднимает глаза на стену, где виднеется дверь. Еще одна. Еще.       — Где ты, маленькая дрянь?!. Эта сучка даже после смерти нашла чем меня вывести из себя… Родила такого сосунка, похожего на нее! Где ты, гаденыш? Папочка принес тебе пожрать! Рай не двигается, потому что знает — бежать некуда, и это бесполезно. Надо переждать, перетерпеть и молчать. Ни слова, ни звука, никаких слез. Иначе будет хуже.       Одна, вторая дверь распахиваются и впускают в комнатушку холод и черноту. Вокруг все плывет в каком-то водовороте красок. Глаза отца, пьяные и безумные. Тяжелая рука падает на его плечо, а после наваливается вся тяжесть тела. Зловоние окутывает с ног до головы, и мальчик почти задыхается, хватая приоткрытым ртом скудные крохи воздуха. Снова жужжание, где-то вдалеке играет та странная песенка из его сна. Безысходность, тоска. Противные касания рук везде, и Рай с ужасом ощущает, как они шарят по его телу будто пауки. Такого не было раньше, ОН не делал так, неправильно, противоестественно, дико. Вырываться бесполезно, но мальчишка все равно брыкается, дергается что есть силы, скребет пальцами по полу, пытаясь выползти из-под тяжелого тела.       — Куда же ты, сученыш? Ты же любишь папочку?! Сделай ему приятно! Ну же, гаденыш… В волосы вгрызается засаленная пятерня и силой бьет головой о пол. Рай не выдерживает и скулит от боли, глотая хлещущую из разбитого носа кровь. Он полностью дезориентирован, нарастающее жужжание давит на мозг. Где-то на периферии слышен пугающий топоток ножек и хлопанье крыльев.       Его переворачиваю на спину, жадные руки рвут грязную одежку и шарят по худому тельцу. Рай видит перед собой смеющиеся лица. Их обступили со всех сторон и смотрят, как отец пытается изнасиловать своего десятилетнего сына. Слезы текут из глаз, легкие переполняет гнилостный запах, Рай с ужасом понимает, что над ним завис не отец, а полуразложившийся труп, одутловатый, с исказившимися чертами лица. Он кричит, надрывно, срывая связки, бьется в истерике, пытается оттолкнуть от себя ЭТО, но ладони вязнут в остатках плоти. Он не может вырваться. Смех звенит в ушах, но его заглушает хриплое, прерывистое дыхание. Он гнилостного запаха к горлу подкатывает тошнота. Сердце не выдерживает и рвется на части, судорожно сокращается, толчками разгоняя остатки крови по вздувшимся венам. Руки иступленно шарят по полу, пока на покалеченном тельце елозит то, что было когда-то человеком. Пальцы касаются холодной рукоятки. Вот он выход, тот самый шанс…       Темнота, разрываемая отрывками воспоминаний. Замах, еще один, еще, еще, еще, ЕЩЕ! Без остановки, пока руки не ломит от усталости, и мальчик понимает, что по лицу, по рукам течет чужая кровь. Перед глазами лежит распростёртое тело, в нем едва угадывается человек, кровь залила все вокруг, маленькое окошечко оставляет багровый след на полу как улику. Но Раю уже было все равно. Он был свободен! Из ослабевшей руки выпал нож, а наружу прорвался нервный, на грани истерики смех, прерываемый судорожными рыданиями. Рай больше ничего не видел перед собой, все кружилось в бесовском танце, будто треснувшее стекло продолжило отражать реальность, искажая каждый его кусочек. Смеялись все вокруг, жужжала курица.       — А я говорила, а я говорила!       — Ты ведь помнишь, да?       Тихий шепоток, давящий на уши, словно тот, кто говорил, был совсем рядом.       — Я вспомнил! Я свободен!       Рай подскакивает на ноги и начинает танцевать, на радостях подхватив на руки курицу, ему хлопают в ладоши все вокруг, что-то говорят, но он не слышит. Рай понимает, что летит вверх, он видит крылья, чувствует, какие они тяжелые, машут за спиной, поднимая его в воздух. Но его снова дергает вниз, и парень с досадой видит, что к его ноге привязана веревка. Он тянется ее отвязать, но едва пальцы касаются узла, как тело рвется на части от боли. Рай с ужасом понимает, что падает.       — Нет! Вверх! Надо вверх!       Он снова видит под собой эту клетушку, там уже слышатся тяжелые шаги на лестнице. Но Рай не хочет снова возвращаться в тот кошмар. Лицо закрыто руками, он чувствует твердый пол под собой. Пахнуло свежестью… Но он все еще боится открыть глаза. Чья-то твердая рука ложится на плечо, заставляя вздрогнуть.       — Нет, я не хочу, пожалуйста, не надо…       — Думаю, пора. Здесь тебе еще не место.       Рай не верит ушам. Поднимает голову и видит Грея, своего чертова Фея. Непривычно мягкая улыбка, он весь светится каким-то родным и домашним светом.       — Пора… ________________ *** — песня David Bowie «Moonage Daydream»