asylum.

POV Флора. Быть его девушкой? Это странно. Это уже не соответствует моему плану! Я не могу отказаться, не могу отложить это на потом. Только здесь и сейчас, но... Хелия. Я же обещала ничего не делать. Да и я не могу предать его. Но что, если это последний шанс? А я упущу его только из-за того, что сомневалась? Не хочу жить в больнице всю жизнь. Не хочу, чтобы Хелия тоже тут жил. Вообще, терпеть не могу Алфею. И Красный фонтан. Мы должны выбираться отсюда. И изменить своим принципам — лишь малая цена, которую я могу заплатить. Мы до сих пор не так уж и много знаем о Фарагонде, Гризельде и прочих врачах-учителях. Конечно, нельзя исключать вероятность, что они просто любят свою работу или им платят немыслимые деньги за содержание этого дурдома, но что, если они просто садисты, безумцы, которые впоследствии убивают пациенток? Что, если в их попытке побега выживут не все? Если выберемся, то сможем обратиться в полицейский участок. Но с другой стороны, кто нам поверит? Это как попытка сумасшедшего убежать из психушки. Но мы же не сумасшедшие! С такими глупыми проблемами не отправляют в больницу, из которой потом не выпускают! Я не так уж и много знаю обо всех, но разве Стеллу не должны были направить в больницу, основанной на борьбе с пищевыми проблемами? Или Муза. Или даже я. Все ограничилось бы простым семейным сеансом у психолога. А Блум должна лежать в обычной больнице. Как вообще можно доверить этим людям девушку, которая даже ничего не помнит о себе? Но Флора уже строила догадки. Здесь нет телевидения, интернет блокируют, связь глушат. Даже элементарных часов нет. И шторы всегда занавешены. Хотя и окон здесь может не быть. Получается, мы живем совсем в неведении, отрезанные от всего мира. Не знаем, какое число, утро или вечер, сколько времени, какой месяц и какой год. Что происходит за пределами больницы? Мы когда-нибудь задавались этим вопросом? Но есть единственная зацепка. Это поможет мне разгадать что-то, я смогу контактировать с другими людьми и что-то узнать. Пойти в школу Алфея. Но что мне нужно сделать, чтобы попасть туда? Показать, что я выздоровела? Нет. Что-то другое. Надо было поспрашивать у пациенток. В конце концов, кто-то из них должен знать, как пробраться в эту школу. Но я сама не смогу спросить так прямо. Нужен кто-то, кого многие из Алфеи знают. И опять же, опять все сводится на человека вроде Ривена! Так я сделаю больно Хелии. Но для него это может быть даже больнее, чем вечное заточение в этой чертовой больнице, потому что то, что мы хотим сделать, не гарантирует стопроцентного положительного исхода. Наши шансы даже не пятьдесят на пятьдесят. Максимум двадцать на восемьдесят. Но даже если так, даже если вероятность выбраться будет одна тысячная, какие-то миллионные доли на девяносто девять процентов, я все равно попытаюсь. — Хорошо, — кивнула Флора. — Я... буду твоей девушкой.

***

Стелла не могла заснуть. Ей снились кошмары. Жуткие, темные и беспросветные, в которых нет выхода. Знаете, иногда выход все-таки есть. Существует такая дверь, которую просто нельзя найти, которая недостижима или путь до нее долог и опасен. Где-то дверь можно нарисовать самому, а где-то это может сделать кто-то другой. Но самая ужасная ситуация, когда этой двери нет. То есть, она вообще не подразумевалась. Ты жил в этом мире вечно. Родился здесь и умрешь здесь. Какая же, все-таки, ужасная ситуация! Проблемы будут вечно преследовать тебя. Даже если ты закроешь глаза, уши, отключишься от всего мира. Проснешься — а они опять будут вокруг тебя. А если все же и есть какая-то малейшая вероятность, что ты можешь уничтожить эти проблемы, избавиться от них — придут новые, такие же. Было бы даже лучше, если бы было разнообразие. Проблемы, которые легкие или сложные по сравнению с прошлыми, а так... никакой разницы, как будто бы ты вообще не проделал никакой работы. Ничего не изменилось. Стеллу мучил вопрос, что Блум, возможно, чувствовала то же самое. Может быть, она существует только в этом мире? Может, для нее это нормально? Они все видели мир, у них было прошлое и люди, которые их ждут. А что она? Может, Блум ни разу не видела мир за пределами этой больницы? Может, она тут жила с самого построения Алфеи. Поэтому к ней относятся вот так. Запирают в одиночной палате. Чтобы они не смогли показать ей, что за стенами этой психушки есть что-то действительно прекрасное, а Алфея — не единственное место, где могут существовать люди. Может, это мир создан для Блум? Поэтому отсюда нельзя выйти? Что, если они пытаются создать для нее иллюзию реальности, потому что она смертельно больна, что они стирают память, чтобы она напрочь забыла об этом факте? Может быть, тогда все эти врачи не такие уж и... плохие? Глупые мысли упрямо лезли в голову, поэтому Стелла резко поднялась с кровати. Что только за бред приходит ей в голову! Безусловно, они держат их здесь силой. И Блум тоже. Как она только могла подумать, что они создали что-то для нее? Что Фарагонда и все остальные вообще могут быть добрыми? Да не может быть такого! Они сейчас над ней эксперименты ставят и следы заметают. Эта больница — зло. Если бы это был мир Блум, если бы они любили ее, то не заперли бы здесь. Поэтому сейчас ей нужно дождаться Флоры, потом они вместе реализуют план, зайдут в архив и прочтут досье о Блум. И все о ней узнают. Девушка легла на кровать. Ей было совсем нечего делать. Все-таки ждать — это так выматывает. Интересно, а почему Блум спросила ее о Варанде Каллисто? Ее же толком никто не видел, Варанду эту. Были конечно слухи, что некая Каллисто жила в комнате, где сейчас живет Флора, и должна была лечиться следующий год, но каким-то мистическим образом ее выписали. А потом на ее место пришла Блум. Интересно, в этой больнице всегда одинаковое количество пациентов? Как выписывают одного — сразу же приходят другие. Только вот... сразу же? Стелла задумалась. Какой промежуток времени был между тем, как Варанду выписали и Блум заселили сюда. Когда Стелла сюда определялась на лечение, ее комната давно пустовала. Правда, это было довольно давно, но все-таки. До Флоры, Музы и Текны тут тоже никого не было. А Варанда? Каллисто? Она здесь была? Девушка попыталась что-то вспомнить, но только голова заболела. Она не была здесь одна, но она и не помнила, чтобы кто-то еще был здесь. Вернее, лица этих людей были... не видны ей. Она могла смутно помнить что-то из того, как они общались. Очень-очень смутно. Но то, как они выглядели, было слишком далеким. Скорее, она помнила чувства и эмоции, которые они в ней вызывали. Пациентки, которые здесь были. Но тогда данные врачей не состыковываются, ведь они сказали, что этот отсек пустовал давно, а она жила здесь одна. И только с этого года подселили остальных. Но не может ведь такого быть! Если она пришла в эту больницу, то должна была застать хоть ту самую Варанду! Ведь она в прошлом году лечилась в этом отсеке, в той самой комнате. Что за черт? Неужели, они и ей стерли воспоминания о прошлом? И тут к Стелле пришло пугающее осознание, что, может быть, она здесь не второй год, а гораздо дольше. Что здесь определенно кто-то был. Что они все что-то скрывают. Почему она не может вспомнить? Ведь она была с кем-то. Эти чувства, эмоции. Но воспоминания упрямо подсказывают ей, что она была одна. Лечилась одна, училась одна, ела одна, все делала одна. Но почему-то от осознания, что все то, что она чувствовала, было неправдой, наворачивались слезы. У нее были какие-то хорошие друзья? Поэтому ей грустно? Что она их не помнит или то, что их могло и не существовать? Стелла расплакалась. Она схватила подушку и уткнулась в нее лицом. Она хотела вспомнить. Вспомнить все, что было! Конечно, не исключено, что ей делали много всяких процедур, отчего у нее весь мир был как галлюцинация, но... ведь был же здесь кто-то. Поэтому ей надо пробраться в архив, чтобы вычислить, кто здесь был. Правда, она не знает, какой сейчас год. И не уверена, что лечится здесь столько времени, сколько ей кажется, но есть только одна зацепка — Варанда Каллисто. И Стелле неистерпимо хотелось узнать, как они были связаны в прошлом.