asylum.

Весь наш мир устроен так, что мы ориентируемся на наши чувства и восприятие. Люди обмениваются этими чувствами, делятся своими переживаниями и радостями, любовью друг к другу, могут завести друзей и всячески показать и доказать, что их чувства неподдельные, искренние и настоящие. Этот бесконечный круговорот и бесконечная смена событий. Дружба и ссора, любовь и ненависть, даже жизнь и смерть. В жизни сотни, тысячи неожиданных поворотов. Еще только вчера вы были хорошими друзьями, а сегодня проходите мимо, даже не поздоровавшись. Сегодня ты жив, а завтра, может быть, эта ниточка оборвется и тебя не станет. Но гораздо хуже, когда ты не имеешь возможности влиться в этот мир и жить как все. Когда ты не можешь улыбнуться или подружиться с кем-то, полюбить кого-то по-настоящему. Ты становишься действительно неискренним человеком, но даже этот факт не вызывает в душе ничего, совсем ничего. Мне не кажется, что я отвратительна. Или что я должна поступать иначе. Я не чувствую боли, печали, не могу порадоваться за кого-то. Такие люди вообще не нужны этому миру. Как генная мутация, подлежащая уничтожению. Сначала у меня не было целей, желаний, эмоций. Не хотелось жить. И умирать тоже не хотелось. Я не знала, что мне делать. Но потом я начала чувствовать какие-то отголоски прошлой себя, настоящей, которая могла чувствовать что-то. Я хотела лишь одного — быть полезной кому-то. Не быть обузой, не быть кем-то, кто станет ужасным человеком. Не быть той, кого все ненавидят и избегают. И эта навязчивая мысль безумно хотела, чтобы я нашла себе друзей и кого-то еще. Я не знала, что мне делать, как реагировать. Но мне бы не стало хуже. И лучше тоже. Поэтому я решила рискнуть. Впервые в этой жизни. Последовать неизвестно за чем, за какой-то бредовой мыслью, но на самом деле, раньше у меня никогда не было таких желаний, а сейчас что-то... изменилось? На самом деле, я верила, что моя жизнь станет чем-то особенным. А в итоге все закончилось больницей. Врачи называли это странным развитием синдрома. Говорили, что у меня запущенная стадия и вызвались меня лечить. Я не знала, стоит им доверять или нет. Но меня это не волновало. Мне было сложно взаимодействовать с врачами, потому что я не знала, что мне говорить, а что нет. Но та же самая мысль в моей голове предположила, что Паладиум добрый и ему можно доверять. Сначала я ходила на его приемы, он задавал вопросы и внимательно слушал мои ответы, ничего не записывал. Сначала мне казалось, что ему просто наплевать, ведь остальные записывали каждое слово. Но Паладиум запоминал все, что она говорила. Через пару таких сеансов предложил попробовать лечиться в больнице, выделил мне компьютер и установил на него всякие программы. Только странный был компьютер, без заставок, дат, времени. Обычный черный экран. Паладиум сказал, что я чем-то похожа на всякие информационные технологии — четко выполняю поставленную кем-то свыше задачу, повинуясь приказам и не допуская отклонений. Он предложил мне как можно лучше изучить все это, чтобы побороть себя и чтобы я смогла попробовать вылечить свою болезнь. Не скажу, что сомневалась. Просто я не знала, что испытывать тогда. Пожалуй, Паладиум был единственным человеком, с которым мне удалось видеться чаще, чем пару минут. И я действительно начала становиться более человечной. Не бездушным роботом. Где-то в душе зарождались хоть какие-то эмоции, я научилась общаться с людьми и поняла, как нужно говорить с ними. Меня даже поселили в одну палату с весьма импульсивной девушкой, Музой. Она помогала мне хоть как-то жить здесь. Благодаря ей я узнала, что здесь творится что-то странное. Я не боялась. Меня это не интересовало. Я никому не доверяла, потому что просто не хотелось. Было все равно, что произойдет. До того момента. А потом мне стало даже как-то немножко страшно за свою жизнь, за то, что мне просто втерлись в доверие, потому что я не испытываю никаких чувств и не могу определить, какие у человека помыслы на самом деле, потому что я не понимаю ничьих чувств. Я спасала Музу. Глупо, конечно, ничего не скажешь, но тогда я чувствовала себя человеком. Живым. Я как будто действительно подружилась с кем-то. В книгах всегда любят выражаться как-нибудь грандиозно, например, что за друга можно отдать жизнь. И тогда я действительно не сомневалась, что я бы пожертвовала собой, чтобы спасти Музу. И как-то на душе стало тепло-тепло. Впервые так. И отголоски тех самых мыслей похвалили меня, сказали, что я молодец. Может быть, я сошла с ума? Или это действительно путь к тому, чтобы излечиться?

***

Меня опять положили в палату. Процедурные. Мне они не очень нравятся. Хотя, я бы не сказала, что это какое-то определенное чувство. Я испытываю к ним недоверие из-за того, что мне сказала Муза. Наверное, я и правда не излечилась. Просто повторяю за всеми и копирую их манеру поведения — сбегаю. Могла ли я уйти отсюда? Мне не нравится здесь. Нет, вообще, процедурные всегда опрятные, да и запах не такой уж и плохой. Просто... я не могу объяснить это. Чувства за гранью моего понимания. Как будто что-то внутри говорит мне, что это место опасное, пора бежать. Только вот не уйду я отсюда. Не могу. Я не знаю, что мне делать. Лучше направиться в свою комнату. Отлежусь там. Ничего страшного не случится. Я встала с койки, поправила одежду и направилась к двери. Выйдя из нее, я столкнулась с кем-то. Точно, надо же у кого-то отпроситься, в конце концов, я здесь, кажется, по принудительному лечению. — Уже уходите? Вы еще слишком слабы, чтобы покидать палату, — вздохнул Паладиум. Интересно, что у него в голове? Какие чувства испытывает он? Какие эмоции? Мне хотелось узнать, какие у него намерения. Действительно ли он так безвозмездно добр ко мне или это все ради какой-то выгоды? Слишком много вопросов и ни одного ответа. — После этой процедуры должно пройти два часа. А до этого вы будете наблюдаться медицинским персоналом. Сегодня — мной. — Сколько уже прошло времени? — поинтересовалась я, направляясь обратно к больничной койке. Оставаться совсем не хотелось, но раз уж мне посоветовали. — Час и двадцать три минуты. Где-то через полчаса я могу вас отпустить, — увидев мой измотанный вид, Паладиум снисходительно улыбнулся. — Может, чем-то хотите заняться? — Ничем, — коротко ответила я и присела. — Хотя, если не возражаете, я бы хотела задать вам несколько вопросов. — Конечно, — кивнул он. — Не как лечащему врачу или психологу, а как... не знаю... как кому-то другому, — я силилась подобрать слова, но не могла. Потому что я не знала, как иначе можно рассматривать его. — Как другу? — Паладиум уселся на стул, стоящий рядом. — Меня это устраивает. Задавайте. — Я могу быть хорошим другом кому-то? Чаще всего я не могу понять, что сказать в тот или иной момент и не знаю, какие мои чувства искренние, а какие нет. Как мне понять, что я делаю кому-то больно? Как смеяться в нужный момент и как плакать? У вас же, наверное, есть люди, к которым вы испытываете чувства и относитесь по-особенному. В какие моменты вы счастливы, а в какие совсем наоборот? Как вы понимаете, когда нужный момент и что нужно сказать? — вопросов было слишком много, но они мучили меня, поэтому хотелось узнать хоть у кого-то. — Это происходит от сердца. Я не задумываюсь о том, что говорю или как реагирую. Просто я делаю то, что мне кажется правильным в этот момент. Первая мысль ведь самая правильная. Так что, чтобы не жалеть, просто говорю о своих чувствах. Если ты ничего такого не испытываешь, то не стоит заставлять себя, это придет само, — ответил он. — Вот оно как. — Не скажу, что стало легче или что узнала ответ. Просто чувствую облегчение, что выговорилась. — Ты беспокоишься за своих друзей, Текна? — Беспокоюсь? — я не понимала, о чем он говорит. Друзья? Те, с кем я познакомилась относительно недавно? Музой? Блум? Я могу их называть друзьями? Но зачем мне о них беспокоиться? Ведь все хорошо. — С ними все хорошо, разве нет? — Нет. Не знаю. Не могу сказать точно, — Паладиум понял, что сказал что-то не то, но изо всех сил делал вид, что это часть его продуманной реплики. — Мало ли что могло случиться. Здесь ты не можешь доверять всем. В том числе и врачам. И пациентам. Может быть, твои друзья и не друзья вовсе. А может, и я тебе не друг. — О чем вы говорите? — Забудь, — покачал головой он. — Мне нужно идти. Медсестра придет и проводит тебя в твой отсек. Паладиум ушел, а мне казалось, что что-то осталось недосказанным. Я не понимала. Почему? Зачем он все рассказал мне? И что я должна была понять под тем, что здесь нельзя всем доверять, что мои друзья не друзья? Это так глупо. Наверное, люди всегда попадают во власть своих эмоций. Но мне надо было задуматься над этим. Кто твой друг, а кто твой враг? — промелькнула та самая мысль в голове. Хотела бы и я знать. Но пока все, что я умею — это пытаться понять себя и задавать вопросы.