Жрицы Филлиды. Будь на моей стороне

Воздух душный и влажный, как всегда перед грозой. Нависают над головой свинцовые облака. Астрид сидит на холме, на мягкой траве, за спиной - родная громада двухэтажного каменного дома. Астрид смотрит на деревню, разместившуюся в долине. Люди отсюда кажутся маленькими, дома - игрушечными. Она щурится, вглядываясь в крохотные фигурки, пытаясь узнать среди них сестру. Леонор сегодня пошла за покупками. Она закупается в деревне, а раз в пару месяцев нанимает телегу и едет в город, тогда можно напроситься с ней, поглазеть на узкие грязные улочки, толпы народа, бедняков, протягивающих дрожащие руки к прохожим, серые мундиры жандармов. Иногда можно увидеть уличное представление. Астрид обожает смотреть на танцовщиц. В остальном город ей не нравится, ее вполне устраивает дом на холме, тихий плеск реки внизу, деревушка чуть дальше по течению, поля за ней. А если обернуться, видно темную линию деревьев у горизонта - лес. Иногда Астрид сбегает туда, чтобы побродить в полумраке между древесных стволов, объесться мелких сладких ягод, которые обильно растут на невысоком кустарнике, поваляться на ковре мягкого мха. В лесу порой встречаются деревенские дети. Они с ней не дружат. Обзывают ведьмой, издалека бросаются камнями и шишками и боятся так, что поджилки трясутся. Раньше, когда Астрид была совсем мелкой, пытались бить. В первый раз, увидев синяки и ссадины сестренки, Леонор поджала губы и вместе с ней пошла в деревню. Астрид указала на нескольких обидчиков, Леонор говорила с их родителями, просила урезонить младших. На следующий день Астрид поймали, завязали глаза, чтобы никого не опознала, и собрались отметелить еще сильнее. Леонор, стоящую чуть поодаль, никто не заметил. В тот день был туман - он всегда приходит, когда Леонор его зовет. Потом она позвала град, и деревенская шантрапа с визгом бросилась прочь, смешно закрывая головы руками. Леонор не стала их догонять. Сняла с Астрид повязку и обняла сестру, позволяя уткнуться в воротник простого платья и вдоволь нареветься. - За что они так? - спросила Астрид, икая от слез, но уже успокаиваясь. - Я такая же, почему мы не можем играть вместе? - Потому что они глупые. Они не понимают, что с тобой лучше дружить, чем враждовать. Завидуют тому, что у нашей семьи дар, не знают, откуда он взялся и как работает. Неизвестное пугает, а страх вызывает злость, с которой глупые люди не могут совладать. Их ни в чем нельзя винить, но и жалеть не стоит, - Леонор погладила Астрид по волосам. - Отец давно говорит, что пора тебя учить, а я все думала: рано. Мы даже... ругались. - Ругались? - трудно было это представить. - Неудачно сказала. Скажем так, мне удавалось его убедить. Вот только он оказался прав, а я нет. Но ничего, наверстаем. Ты как, все хорошо? - Ага, - Астрид потерла ладонями щеки. От высохших слез кожу неприятно стянуло. - Пошли обедать?.. С тех пор прошло много времени. Шесть лет - полжизни. Теперь Астрид двенадцать, и она может за себя постоять. Каждый день после ужина они с Леонор тренируются. Иногда отец покидает свою лабораторию и смотрит на них. Тогда Астрид чаще ошибается и пропускает удары. Он не ругается, если у нее что‐то не выходит. Но у него становится такой взгляд, что дыхание перехватывает от ужаса. Это необъяснимо, он не только никогда не поднимал на Астрид руку - даже голоса не повышал. Просто есть в нем что‐то жутковато-отстраненное. Он на всех смотрит так, будто видит не людей, но то, каким курсом они следуют, и вымеряет отклонения. Леонор тоже его боится, хоть и прячет страх глубоко-глубоко. Она хорошая дочь, она заботится об отце, относит ему еду в лабораторию - он ведь постоянно проводит там какие‐то опыты, сверяясь с толстенными книгами. Леонор хорошая хозяйка, на ней держится дом, она общается с приходящей из деревни прислугой, отец в это даже не вмешивается, только обеспечивает ее деньгами. Астрид не знает, где и как он их заработал. Да ей и неинтересно. Прохладный влажный ветер бросает челку на глаза. Астрид мотает головой и наконец видит: Леонор в сопровождении крепкого мужика, ведущего в поводу нагруженную покупками лошадь, идет к воротам. Астрид не выдерживает, срывается с места. Воздух свистит в ушах, когда она, не глядя под ноги, сбегает с холма, рискуя споткнуться и покатиться вниз. Но ничего, обошлось. Перемахнув невысокую оградку деревенского кладбища, Астрид вихрем проносится по выложенной из досок дорожке между холмиками могил. Она встречает сестру у ворот: налетает, порывисто обнимает. Леонор треплет ее по голове и улыбается. От улыбки на щеках ямочки. Леонор далеко не самая красивая девушка из всех, кого Астрид видела, но она очень миловидная. Может, так кажется потому, что Астрид ее любит - а как не любить единственное существо, которое о ней заботится? У Леонор тяжелые черные волосы с синеватым отливом - как у отца, - острый нос, круглый подбородок. Глаза чуть заметно раскосые, синие-синие, как у самой Астрид. Астрид идет с сестрой бок о бок, за ними ступает мужик. Леонор всегда просит кого-то помочь донести или довезти покупки до дома. Они поднимаются из низины по пологому склону, потом по узкой тропинке они поднимаются на холм. Мягко шелестит трава, влажный ветер усилился. Астрид смотрит на затянутое тучами небо, и оттуда срываются первые крупные капли дождя. Ни одна на Астрид не попадает. Та вытягивает руку и пробует поймать хоть их, но напрасно. Леонор улыбается. Ее одежда и волосы тоже сухие, а вот рубаху мужика расчертили темные пятна от воды. Дождь - плохо. Опять грязи по колено будет, пока не высохнет. А если еще на несколько дней зарядит... Вдали над лесом сверкает молния, с запозданием до слуха долетает гром. Астрид забывает обо всем и жадно смотрит туда. Крылья бы. Крыльев у нее нет, она же человек. Наверное, волшебница, у которой выходит управлять воздухом, когда‐нибудь сможет взлететь и без них, но когда? Они добираются до дома. Леонор из вежливости предлагает мужику переждать дождь в пристройке, но тот отказывается. Леонор идет на кухню, Астрид остается на крыльце. Дождь барабанит по козырьку, по крыше, приминает к земле траву. Молнии с каждой вспышкой все ближе. Астрид вытягивает руку, сжимает кулак, потом выпрямляет большой и указательный пальцы, и между них долю секунды сверкает нервный дрожащий разряд. Держать дольше не получается, как и создать молнию побольше. Уже который месяц она бьется над этим, и все без толку. Она поджимает губы и бредет в дом. Леонор накрыла на стол. Астрид вяло зачерпывает суп ложкой, есть не хочется. Но Леонор расстроится, если она не поест, приходится через силу впихнуть в себя полмиски. - Подстриги меня, - просит Астрид после еды. - Может, не надо? - Не начинай. Астрид нравятся короткие волосы. С ними никакой мороки. А Леонор раз за разом убеждает ее их отрастить - безуспешно. Леонор достает ножницы из верхнего ящика комода. Усадив Астрид на табурет, тщательно расчесывает и зажимает между пальцами первую прядь. Ножницы сухо щелкают, обрезки светло-голубые волос падают на пол. Их цвет сразу выдает, что Астрид - не обычный человек. Цвет волос - наследство матери, от которой Астрид отняли во младенчестве и которую она совсем не помнит. И, честно говоря, ее это устраивает. Раз мать позволила отцу увезти дочь с собой, та была ей не нужна, а ненужной Астрид быть не хочет. - Неровно, - смеется Леонор и гладит ее по голове. - Да похрен, - Астрид неловко ерзает на табурете. - Не выражайся, а то возьму и ухо отрежу. - Сама визжать начнешь. Ты крови боишься. - Астрид-Астрид... За окном гремит, словно сумасшедший бог бьет поварешкой по огромному противню. Шумит дождь. - Готово, - Леонор ерошит ей волосы. Астрид трясет головой - срезано много, непривычная легкость, - трогает кончики, прихватывает их одной рукой и водит ими по ладони другой. *** Литос не любит электронику, беспроводные сети, кибермагию - все, чем славится Зенит. Если на поверхности высокие технологии еще возможно использовать, то под землей работают только простые механизмы. Планета не была готова к прогрессу, сопротивляется и поныне, но ее жителям от этого только хуже. Вы делаете себе хуже, если сопротивляетесь. Это Котинор Эш слышит каждый день с тех пор, как начала себя осознавать. И до этого тоже, просто не помнит. Она живет в приземистом двухэтажном здании из серых бетонных блоков, ничем не отличающемся от таких же унылых строений вокруг. Котинор двенадцать лет, и она прекрасно знает, чем пахнет безнадежность: смогом и каменной пылью, сваркой и раскаленным металлом. Год назад она закончила школу, теперь ее единственное занятие - работа. Специализация ее городка - добыча никеля-B-51. Это такой металл, серый с легким розоватым оттенком. По свойствам напоминает обычный никель, о котором Котинор не знает ничего: на ее планете он не встречается. В шахтах находится работа всем, от мала до велика. В других городах то же самое, переезжать смысла нет. Ты родился здесь, ты здесь умрешь, и твой пепел, когда тело сожгут, похоронят тут же. Давно стемнело. В небе неслышными тенями скользят патрульные флаеры зенитцев: всевидящие очи, от которых не скрыться. Небо - их владения. В небе работают все их технические штучки, и оттуда они могут дотянуться до земли хотя бы взглядом. Чем еще, проверять не хочется. Город в потемках похож на приземистую черепаху. Низкие, два-три этажа, дома-бетонные коробки - как сегменты панциря, а улицы - линии, их разделяющие. Над жилыми кварталами возвышаются только здание обрабатывающего завода и штаб-квартира зенитцев - чужеродная среди общей серости башня из стекла, металла и пластика. На солнце сияет так, что больно глазам. В темноте ее окна светятся неживым голубовато-белым светом. Возвращаясь со смены в толпе таких же чумазых и усталых шахтеров, Котинор слышит далекие крики и ускоряет шаг, втягивая голову в плечи. У нее есть догадки, что там происходит, и твердое знание, почему нужно пройти мимо. Скорее всего, взяли мага. Третьего за последний месяц, просто какая‐то напасть. Волшебство может проснуться в ком угодно. Котинор до тошноты боится, что однажды с ней или с кем-то из ее семьи может произойти то же самое. Это приговор. Согласно своду законов - тому, что зовется законами, - маг подлежит немедленной депортации за пределы Литоса. А негласная инструкция зенитских солдат - убей ублюдка сразу. И скажи, что сопротивлялся, даже если сам пришел сдаваться. Это дешевле, чем гонять ради него корабль туда-сюда. Котинор мало что знает о мире за пределами Литоса. Только то, что там есть другие планеты, в числе которых - Зенит. Она ненавидит каждую. Любить их ей не за что. В чужие проблемы нельзя вмешиваться, только накликаешь беду на себя и семью. Привлечешь внимание солдат. В чужие проблемы незачем вмешиваться. В твои никто не вмешается, кроме семьи. Вот ее береги, а все остальные пусть катятся, куда могут. Котинор заходит в мрачный тесный подъезд и поднимается по ступенькам. Перед глазами все еще плывут строчки из учетного журнала, ноет все тело: туда сбегай, то принеси, лампы новоприбывшим выдай... Домой приползаешь никакая, но и там находится куча дел. А завтра снова на рудник. Миновав три лестничных пролета, Котинор оказывается на втором этаже. На площадке две двери в две квартиры. Котинор отпирает свою ключом и попадает в маленькую прихожую, заваленную хламом, который стащили сюда соседи, чтобы не занимал места в комнатах. Она привычно перешагивает через сломанную деревянную лошадь-качалку, через железные банки с давно засохшей краской, через пустую клетку, где когда‐то жила ныне покойная птица. Котинор считает, что отправиться на тот свет птице помогли. И правильно сделали: зачем было орать по ночам и мешать всей квартире спать? По узкому коридору она доходит до комнаты, где живет ее семья, и толкает скрипучую дверь. Мать должна быть уже дома. На заводе, где она работает, смена заканчивается на полчаса раньше. Отец, может, тоже уже пришел. Что-то не так. Пахнет кровью и лекарствами. Сначала она видит мать, сгорбившуюся на табуретке возле кровати, и только потом - лежащую на спине Сиджи, сестру - бледную, белее пожелтевших от стирок простыней. Она в майке и белье, правое бедро замотано бинтами. Еще бинты, окровавленные и смятые, лежат на тумбочке, рядом с нехитрой аптечкой. - Обломком посекло, - мать поднимает заплаканное лицо. - Глубоко. Чудом не по артерии. Котинор не знает, что сказать. Бросив на входе сумку, идет к кровати, там садится на корточки и трогает своей грязной рукой чистую руку Сиджи. - Все нормально, - та улыбается и гладит ее по волосам. - Доктор говорит, через пару недель заживет. Значит, пару недель она не выйдет на работу. О бонусах можно забыть. А ведь праздник скоро: годовщина прибытия на Литос первого зенитского корабля. В этот день раздают праздничные пайки - по штуке на каждого работающего, а семьям, где все усердно трудятся, достается больше. Только в праздник удается наесться до отвала. В остальное время никто не голодает, конечно, но еды в обрез. Сельское хозяйство на Литосе развито плохо, выращивают не больше, чем необходимо. Котинор ненавидит себя за то, что такие мысли лезут в голову, когда она украдкой разглядывает бинты на ноге Сиджи. В одном месте сквозь ткань пробилось красное пятнышко. Наверное, ей было очень больно. - Грязь на постель не неси, - спохватывается мать, и Котинор нехотя встает. Стягивает куртку, вешает в шкаф. Вся одежда в пыли, хотя перед тем, как спуститься в шахту, она наверху переодевается в робу. Котинор идет в душ. Ей везет, не занято. В их квартире четыре комнаты, в каждой живет по семье, а туалет и душ общие, помыться удается не всегда. Едва теплая вода смывает пыль и пот, сероватые струйки стекают к сливному отверстию в полу. Котинор намыливает голову, мыло попадает в глаза, те слезятся. Котинор промывает глаза, и жжение уходит, но вот слезы не заканчиваются. Сиджи могла сегодня умереть: осколку достаточно было войти чуть глубже, и она истекла бы кровью. Люди очень хрупки. Люди очень смертны. И сама Котинор тоже смертна. Может, это и выход из замкнутого круга, из мира смога, шахт и солдатских лучевиков, дула которых смотрят тебе в спину на каждом шагу. Надо просто заставить солдат выстрелить. Оказаться магом и умереть. Или выжить, но улететь с этой планеты. Вот только как тогда без нее будут Сиджи и родители? И как она будет без них? Котинор подавленно плетется обратно в комнату.