Димочка

Эпиграф: «Ты ушёл утром, Со всем, что у тебя было, С маленькой чёрной сумкой. Один стоишь на платформе, Ветер и дождь, В грустное и одинокое лицо. Мама никогда не поймёт, Почему ты должен был уехать, Но ответы, которые ты ищешь, Никогда не будут найдены дома. Любовь, в которой ты нуждаешься, Никогда не будет найдена дома. Убегай, отворачивайся, убегай, отворачивайся, убегай. Убегай, отворачивайся, убегай, отворачивайся, убегай» – с. Small town boy. Глинтвейн получился едким. Таким же, как букет ароматов, висящих в спертом, затхлом воздухе твоей богадельни. Две расплывшиеся тетки за полтос, делающие барашковскую химию более удачливым ровесницам, сидящим на заматеревшей морщинистой шее мужа или успешно соскочившим на пенсию по случаю вредности. Молодуха, поедающая домашние котлеты со всепроникающим чесночным духом и рассуждающая о том, как похудеть. Мобильник в ее руке напоминал портативную радиостанцию. Пара гастарбайтеров за редким утренним бритьем. Ты был похож на лишний элемент в таблице Менделеева. Тот, что нарушает общие закономерности ее логического построения и все возможные химические формулы реагирования. К стрижке мы приступили только через час. После того, как обсудили всех общих знакомых, возможное наличие СПИДА у владельцев нового гей-клуба на окраине и – почему-то - резолюцию ОБСЕ по поводу лиц нестандартной сексуальной ориентации. - Че на башке лабать будем? Как обычно? – спросил ты, поведя в сторону френда рукой. Глинтвейн выплеснулся на пол и расплылся по линолеуму небольшой красной лужей. Кто-то из бабок зашикал на нас. - Марь Григорьевна, я потом пол помою. Вне очереди. Мне не сложно. Мой бойфренд бросил тебе: - Новое. Под… И назвал имя популярного тогда телеведущего. От этого телестара я всегда тихо балдел и, чего уж там, пару раз на него дрочил. Мой френд даже напоминал его чем-то внешне. Странная штука – человеческая память. Теперь даже под угрозой смерти я не могу вспомнить имя того ведущего. Зато звук хищно клацающих и вычекрыживающих лишние сантиметры ножниц въелся в память так, как будто это было только вчера. - Понял. Не дурак, - блядовасто подмигнул ты ему и добавил, почти мгновенно трезвея, - окай-хокай. Пахлаву, шашлык из тебя сделаем. Съест всего тебя этой ночью, сладкий. Слюшай, дарагой, еще выстветление верхних прядей потребуется. Потянете? Зато ночь того будет стоить, голубки вы мои шизокрылые, до дома не доедете, в метро начнете трахаться. Я ж вижу, как вы друг на друга смотрите. Развел ты красиво, и я согласно кивнул. К тому времени, я уже привык, что левое бабло надо тратить быстро, четко, не задумываясь. Так гласила философия ночной жизни, в которую я неожиданно быстро втянулся. Легко нажил - легко сбросил. На каждый день сегодняшней задницы достаточно своих проблем. Завтра будут новые. Ты сделал моему другу первоклассную стрижку. Такую, как в элитных салонах на первой линии Невского. Там мы бы заплатили за нее не мятую розово-фиолетовую пятихатку, а пожалуй, перешли бы на ее долларовые бледно-зеленые аналоги по содержанию нулей. Пока на башке моего френда сохла краска, мы с тобой вдвоем отправились курить на улицу. Ты присел на низкую металлическую ограду у клумбы с засыхающими петуньями. В такую глубинку поливальные машины не добирались. - Ебал бы ты, парень, с этой геушной поляны. Не место тебе здесь. У тебя ж все есть. Мозги, образование, молодость. То что ты сейчас робишь ( тогда я как раз начал работать админом в одном из клубов - прим. автора), это как хуем сваи забивать. Нет здесь у нас хэппиэндов, - бросил ты, не глядя на меня. – К мужикам тянет? Так и трахайся на здоровье втихую. Многие так делают. Заводят семьи, хорошую работу с хорошим баблом и гуляют потом направо и налево. Я разозлился на тебя. Сильно разозлился. Ты как будто одной репликой вычеркнул меня из мира абсолютной свободы, к которому, как мне казалось, я тогда стремился. Уже потом я понял, что мне нравится не сам мир, а его отблески. Злость, псих отца от радужного флайера, «случайно» выпавшего из кармана джинсов по утреннему возвращению из клуба. Забытая на столе брошюра с бредовыми советами местного сообщества : «Как принять свою гомосексуальность и донести ее до окружающих». - Эй, я тебе серьезно добра хочу,- пульнул в меня окурком ты, отвлекая от игры скулами, и добавил совсем тихо,- Пока не поздно. Как в моем случае. Мы вернулись в парикмахерскую молча. Потом разлили еще по кружкам. Выпили. Ты рассказывал пошлые грузинские анекдоты, мы ржали. Я запустил свою руку в хаер френда и трепал его по твоей охуенной стрижке, думая только о том, как я сегодня вставлю ему, не тебе. - Хорош тантрическим секасом заниматься,- буркнул ты пьяно. Когда стрижка закончилась, ты снова совсем захмелел, - Валите уже в койку, или еще за вином сгоняем? Может, наебетесь, и вечером в клуб? Бойфренд поймал мой взгляд, покачал головой. Иногда глаза говорят намного больше, чем выпущенная в воздух красивость фраз. - Мы по коням, и по койке,- сказал я и пожал тебе руку. - Окай-хокай, но вы подумайте, - повторился ты. На прощание ты поцеловал меня слюнявыми пьяными губами в губы. Мои были почти не лучше: - Береги его. Он у тебя слатенькиййй, я бы его таким штуковинам научил. Натурала твоего, - пробормотал ты, целуя моего друга и обращаясь к нему. В трамвае мы больше не поехали. Поймали тачку. Френд устроил сцену истерики вкупе с ревностью и не хотел разговаривать. Потом его как будто прорвало. Он рассказал все о тебе. Всю твою историю, Димочка. Жизнь Димочки уже много лет была похожа на замкнутую спираль, очередной виток которой неизменно заканчивался вот в таких дешевых окраинных парикмахерских. Димочка устраивался на работу в них, чтобы его кот не сдох от голода, можно было оплатить коммунальные расходы и настричь в прямом смысле этого слова себе на дешевое пойло. После очередного недельного запоя с невыходом на работу его выставляли и из богаделен. Он нажирался в хлам на последние копейки, попадал либо в ментуру, или больницу, либо пытался пилить вены, предварительно обзвонив всех эксов и друзей. Кто-нибудь, как диснеевские Чип и Дейл, обязательно спешил на помощь. Возился с ним, как с малым ребенком, лечил от алкоголизма, приводил в чувство и , напрягая старые связи, устраивал в вип-салон. Так как Мастером Димочка был от бога. Он быстро обрастал своей клиентурой, завязывал с пойлом. Бабки капали на счет, желающих познакомиться и поразвлечься с симпатичным талантливым мужиком было хоть отбавляй. Впереди маячили только клубы. Димочка быстро находил себе нового ебаря ( он так их называл) и благодарно платил за всю нищенствующую пока братию, отдельно - своему благодетелю. Любовник становился для друзей культом поклонения, публично возводился в церковный канон. Но Димочке в единственном экземпляре всего было мало. Вслед за официальным любовником на фоне заката нарисовывались еще и еще кандидаты для флирта, и не только его. Что-то, а верностью он никогда не страдал. «Я хочу, чтобы меня все любили, я хочу, чтобы мной восхищались, и мне похуй, кто это будет»,- говорил он. Постепенно ревнивый любовник, доябывающийся с претензиями на свою единственность, признавался общественностью народным жупелом и извергом, доводящим бедного Диму до инфаркта. Затем следовал некрасивый публичный разрыв, и брошенный всеми Димочка вновь впадал в запой. Из элитных салонов он летел, как пробка из-под шампанского и постепенно скатывался к такому районному наследию совка. …Мы натрахались и к 11 позвонили тебе, вспомнив о приглашении в клуб. Трубу ты не взял. - Компотом, наверное, ужрался, - зло бросил френд, приставая ко мне под аккомпанемент гудков. В общем нам было не до тебя. Как выяснилось месяц спустя, в тот вечер ты действительно ужрался. Ты ждал нас в небольшом сквере всего в двух шагах от шумного, говорливого Невского. Тебя спящего окружили гопники и попытались вытащить бумажник, сотовый, и т.д. Ты проснулся не вовремя и попросил положить все на базу. Тебя избили до полусмерти. Но так в твоей жизни начался очередной, "новый" виток спирали.