Всё наоборот

31 июля 1977 года Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор, профессор трансфигурации, директор Школы чародейства и волшебства Хогвартс, кавалер ордена Мерлина первого класса, Президент Международной конфедерации магов и один из сильнейших волшебников своего времени, тихо напевая себе под нос незатейливую мелодию, мирно покачивался в кресле-качалке перед своим камином. Отложив в сторону последний выпуск альманаха “Трансфигурация сегодня”, где его старый друг и коллега Фламель опубликовал новую работу о ранее не обнаруженных свойствах философского камня, он поднялся с любимого кресла и заварил себе чай. На улице бушевал июль, стояла страшная жара, но в особняке Дамблдоров в Годриковой Лощине было прохладно и уютно, и тихо потрескивал огонь в волшебном камине, создавая атмосферу умиротворения и покоя. У Альбуса не было жены и детей, но он почти никогда не чувствовал себя одиноким. У него был достаточно напряжённый рабочий график, замечательные брат и сестра, с которыми у него всегда были тёплые отношения, и полная школа детей, в которых пожилой волшебник старался воспитать самые лучшие качества. Если бы потребовалось, он и жизнь свою отдал бы за них без малейших раздумий. Совсем недавно он вместе с Арианой и её мужем завершил кропотливую работу по созданию особого зелья, которое сможет помочь престарелой паре наконец обзавестись наследником, и Альбус с Аберфортом вызвались его испытать. Побочных эффектов не обнаружилось, зато достаточно сильное омолаживающее действие было заметно невооружённым глазом. Даже в бороде Альбуса, уже лет десять как полностью седой, стали появляться рыжеватые проблески. Магия тоже откликнулась на внезапное омоложение, и Дамблдор мог себе признаться, что так хорошо себя не чувствовал уже много-много лет. Сегодня у него было отличное настроение и спокойный вечер, которых иногда так не хватало в его жизни. Большую часть времени его окружали люди, и не всегда это общение было приятным. Поэтому Альбус очень ценил такие тихие вечера, когда можно было спокойно посидеть с книгой у камина, наблюдая за изящным танцем языков пламени. Он не ждал гостей и твёрдо вознамерился остаток вечера провести за последним историческим романом несравненной Батильды Бэгшот, которыми она баловалась в свободное от серьёзных занятий время, а готовые работы давала почитать Дамблдору, своему соседу и большому поклоннику её писательского таланта. Но примерно в девять вечера в дверь постучали. Нахмурившись, Дамблдор поднялся с кресла, быстрым движением палочки проверив защиту на особняке. На первый взгляд всё было хорошо, но странное предчувствие поселилось в сердце хозяина дома и не хотело его отпускать. “Не ходи, — шепнула интуиция, которая редко подводила Дамблдора. — Не ходи, сделай вид, что дома никого нет…” Феникс сонно завозился на своем насесте, приоткрыл один глаз и обеспокоенно глянул на хозяина. Он выглядел совсем дряхлым. “Похоже, совсем скоро сгорит, — подумал Дамблдор. — Сегодня вечером, наверное. Максимум — завтра”. — Всё хорошо, Фоукс, — успокоил его Дамблдор. В дверь постучали снова. Дамблдор вздохнул, отложил книгу на журнальный столик и неторопливо прошёл к входной двери. Судя по информации от защитных заклятий, незваный гость был ему незнаком и никогда раньше в гостях у него не был. Альбус гадал, что же могло привести незнакомца под вечер в его дом. Вариантов было немного, и в основном они не внушали оптимизма. *** Он обнаружил на пороге молодого человека в строгой коричневой мантии. Тёмные волнистые волосы, ничем не примечательное лицо. — С кем имею честь?.. — Виктор Оллфорд, к вашим услугам. Разрешите войти? У меня к вам одно дело… очень деликатного свойства. На пороге обсуждать его как-то неловко. — Конечно, проходите… Дамблдор чуть посторонился, пропуская в дом незнакомца, быстрым взглядом осмотрел улицу, и, не углядев ничего подозрительного ни в молодом человеке, ни в окрестностях, аккуратно закрыл за ним дверь. Они молча прошли в кабинет хозяина дома. Указав гостю на удобное кресло для посетителей, Альбус сел за письменный стол и вопросительно глянул на гостя из-под очков-половинок, которые он обычно надевал для чтения. Видя явное смущение гостя, он решился подбодрить его: — Ну так что за дело привело вас ко мне в столь поздний час, мистер Оллфорд? Гость вздохнул: — Я… Мне… впрочем, Мордред с ними, со вступлениями… извините за резкость. В общем, знаете ли вы, что сегодня в Нурменгарде умер Гриндевальд? — Нет… Но как же… — поражённо прошептал Дамблдор. — Мне же ничего не сообщали… — Наверное, не успели, — пожал плечами Виктор. — Комендант тюрьмы сейчас проводит проверку по поводу его смерти, результаты будут только завтра, а до этого вам вряд ли о чём-либо сообщат. — Тогда как же вы… — Хороший вопрос, мистер Дамблдор. У нас с ним была… своего рода связь. Я сразу почувствовал, когда он умер. Знаете, я ведь его племянник. Последние несколько лет в связи с примерным поведением режим его заключения немного ослабили, и я смог навещать его. Так что и руководство тюрьмы я тоже знаю очень хорошо. Как только я почувствовал неладное, я связался с ними, и они нехотя подтвердили мои опасения. Впрочем, без подробностей. Дамблдора шокировало известие о смерти Гриндевальда, но даже в таком состоянии он нашёл в себе силы внимательно вглядеться в лицо гостя. — Теперь я вижу, почему ваше лицо показалось мне смутно знакомым… — Да, мне говорили, что я немного похож на него в молодости. Вы, наверное, задаётесь вопросом, почему же я пришёл к вам сегодня. Дело в том, что мне нужно выполнить последнюю волю покойного дяди. Он вытащил из-за пазухи стопку писем, аккуратно перевязанную чёрной лентой, и передал её Дамблдору. — Вы же знаете, первые двадцать лет после его заключения ему нельзя было даже переписываться с кем-либо. Но он писал вам. И хранил эти письма в надежде, что когда-нибудь ему представится возможность их отправить. Он просил после его смерти передать вам их лично в руки, без свидетелей. Также он просил, чтобы всё, что я вам рассказал, и что содержится в этих бумагах, осталось тайной. — Да, да, конечно, — тихо ответил Дамблдор, который, казалось, от неожиданного известия постарел на десятки лет. Дрожащими пальцами он тщетно пытался развязать ленту, которая скрепляла письма. — Позвольте мне, — быстрое движение канцелярского ножа в руках молодого человека — и пачка писем рассыпалась на столе перед Альбусом. — Спасибо, — невнятно пробормотал пожилой волшебник. — Вы позволите… — Конечно, читайте, — кивнул юноша. — Я подожду. *** Злоба и бессилие воина, потерпевшего поражение, который не привык кому-то проигрывать. Изощрённые проклятия. Мольбы о свободе. Снова проклятия. Если бы хоть малая часть того, что Геллерт Гриндевальд желал в этих письмах своему бывшему другу, сбылась, то изувеченное тело Дамблдора уже давно покоилось бы в жерле одного из действующих вулканов. Но время шло, и тон писем становился всё спокойнее. Гриндевальд ударился в воспоминания, и в более поздних письмах пытался убедить адресата, что действовал из самых лучших побуждений, и как всё могло бы быть хорошо, если бы ему дали завершить начатое. По ещё более свежим письмам создавалось впечатление, что он постепенно пересматривает свои взгляды. Всё чаще он сожалел о допущенных ошибках, о миллионах убитых магглов и волшебников. Дамблдор читал и не замечал, как редкие слёзы тихо катятся из его глаз, застревая в бороде и поблёскивая там, будто одинокие бриллианты. Тихо тикали часы на стене кабинета. Юноша в кресле напротив безмолвно ждал. *** Дамблдор держал в руках последнее письмо. Он медленно надорвал конверт и развернул желтоватый пергамент. “Возлюбленный враг мой! Если ты держишь в руках это письмо, значит, я уже покинул этот мир. Если тебе передали все мои письма, знай, что я бы не выкинул ни строчки из того, что написал тебе ранее. Но я хочу, чтобы ты знал — я всегда считал тебя предателем. Ты действительно предал наши с тобой идеалы — и ради кого? Ради магглов, чьи смерти почему-то заботили тебя больше, чем великое будущее магического мира. Но со временем, как мне кажется, я понял тебя. Твоя жалость и сострадание были настолько велики, что даже убогим магглам нашлось место в твоём сердце. Такова твоя суть, и не по моим силам было её изменить. И я простил тебя — отныне и навсегда. Я чувствую приближение смерти, она уже ласково гладит меня своей костлявой рукой, и у меня осталось очень мало времени, чтобы подготовиться к встрече с ней. Ты всегда говорил, что “для высокоорганизованного ума смерть — это лишь очередное замечательное приключение”. Возможно, так оно и есть. И я надеюсь, что если там, за порогом жизни, действительно ждёт нас очередное великолепное приключение — то мы окажемся рядом, и снова будем друзьями, как и когда-то, в далёкой юности. Прости и ты меня, мой друг, мой враг, единственный соперник, что был способен победить меня. Прощай. Навеки твой, Геллерт.” *** — Ты простил меня, — отрешённо пробормотал Дамблдор. — Геллерт, старый ты дурак… Оба мы с тобой старые дураки... — Да, он простил вас, — юноша встал со своего места. На его лице была широкая, торжествующая улыбка. И улыбка эта была настолько неуместной и дикой в эти минуты, что даже Дамблдор слегка протрезвел от своего горя, ошарашенно глядя на юношу. Он потянулся за палочкой, но мощнейший “Экспеллиармус” буквально вырвал его тело из кресла и впечатал в стену. “Старшая палочка”, сильнейший магический артефакт, один из “Даров Смерти”, уже была в руках у его противника. Чужая личина медленно сползала с него, открывая гораздо более знакомую внешность. — Долохов… — с облегчением прошептал Дамблдор. — Так это всё была ложь… Ловушка… — Ну уж нет, сэр, — усмехаясь, ответил Антонин Долохов, не отводя палочку от поверженного волшебника. — Возможно, вам бы хотелось этого, но нет. Кроме моего имени, всё остальное было правдой. Ужас в глазах Дамблдора был для него лучшей наградой. — Ступефай! — Почему? — прохрипел Альбус, всё ещё пытаясь бороться с сильнейшим заклятием. — Он простил вас, — тихо и серьёзно ответил Долохов. — А я — нет. Второй Ступефай достиг своей цели, и тело величайшего волшебника столетия рухнуло на пол.