Всё наоборот

Дамблдор очнулся в кромешной тьме. Болело все тело, как после длительных побоев. Судя по ощущениям, больше всего досталось голове — ею нельзя было двинуть без новой вспышки боли, от которой в глазах взрывались кровавые фейерверки. Он оставил попытки пошевелиться и замер, лежа на твердой, по ощущениям — каменной, но странно теплой поверхности пола. “Боль. Это хорошо, — отстраненно подумал он. — Значит, я живой. Он меня не убил.” “Он меня не убил. Это плохо, — пришла следующая мысль. — Живого человека можно использовать для тысячи неприглядных дел.” Где-то на краю сознания в мозг пыталась просочиться паника: “Все пропало, я в ловушке, а-а-а, как так могло получиться…” Он усилием воли подавил подступающий страх. “Один раз ты уже поддался слабости, — с укором сказал сам себе Дамблдор, — и вот ты здесь. Кстати, пора бы выяснить, где.” Стараясь не обращать внимания на боль, он постарался повернуться на спину, и вытянулся на полу, принимая положение, известное в маггловской йоге как “поза трупа”. *** Он недаром столько лет провел в странствиях по миру, исследуя в культурах разных магических народов способы работы с магией. И если на Западе магию направляли вовне, используя палочку как концентратор и проводник магической силы, то на Востоке предпочитали работать с нею в пределах тела, добиваясь внутреннего совершенства как в духовном, так и в физическом и магическом планах. На Востоке аналог “Статута Секретности” ввели совсем недавно, поэтому большинство наработок индийских и китайских магов вовсю использовались их магглами в боевых искусствах и йоге. Восточные маги смотрели на утечку информации со снисходительными улыбками — популярными становились только самые основы, которые ни сильного вреда, ни особой пользы магглам причинить не могли, а докопаться до сути большинству “практикующих” не грозило, проживи они хоть несколько жизней. Но маги — это дело другое. Дамблдор около десяти лет провел в горах Непала, подвизавшись в ученики к одному местному магу. Тот достаточно равнодушно воспринял его просьбу об ученичестве, но и отказывать не стал — если ученик сам пришел, значит, так было нужно. И стал его учить по мере своих сил, изредка удивляясь понятливости западного человека. Его уроки не прошли даром — именно благодаря им Дамблдор смог стать одним из сильнейших магов Европы. Но он не собирался применять на практике обретенную силу. И не применил бы… если бы не Гриндевальд. Известие о войне к нему принесла семейная сова, совершенно вымотанная длительным путешествием. Родина была под угрозой, и Дамблдор в тот же день, поблагодарив учителя за всё, сорвался с места. Сова в наспех трансфигурированной клетке отправилась домой вместе с ним. Они аппарировали в Катманду, а уже оттуда международным портключом отправились в родную Британию. Затем была война, потом широко известная дуэль с Гриндевальдом и заточение того в Нурменгард. После победы над Гриндевальдом Дамблдора признали на самом высоком уровне. Его избрали председателем Визенгамота и Президентом Международной конфедерации магов. Он взял на себя и эту ответственность, так как привык отвечать за свои слова и действия и принимать их последствия. Его порадовало, что новые обязанности не помешали ему вернуться к преподаванию в Хогвартсе, и он с новыми силами включился в любимую работу. Поначалу он пытался внедрить в обучение знания, полученные в путешествиях, но столкнувшись с застарелым консерватизмом во взглядах большинства магов, включая сотрудников отдела образования Министерства, устал с ними бороться и продолжил преподавание старой доброй трансфигурации по программе, одобренной столетия назад. Но навыки работы с магическими потоками, усвоенные им от учителя, он не забыл, и сейчас настало время применить их на практике. *** Дамблдор сосредоточился на дыхании, стараясь внутренним взором охватить все свое тело. Несколько минут расслабления — и он смог определить участки, требующие внимания, и направил туда теплые волны исцеляющей энергии. Боль постепенно утихала, голова прояснялась, работать с магическими потоками без отвлекающих факторов становилось все легче. Дальше предстояло самое сложное — направить магию вовне, не используя транслятор в виде палочки. Чуть покалывающее ощущение в кончиках пальцев было сигналом того, что он близок к успеху. Он глубоко вздохнул, и направил магию в окружающее пространство. — Люмос. Прямо перед ним повис шар, испускающий мягкий голубоватый свет, разогнавший тьму вокруг. Дамблдор встал и огляделся вокруг. Он находился в центре небольшого круглого помещения, футов двенадцати в диаметре. Потолок был достаточно низким и нависал над самой головой, но во весь рост можно было стоять, не пригибаясь. В стене, сложенной из странного угольно-черного камня, не было ни дверей, ни окон. Дамблдор задумчиво погладил бороду, но странное ощущение незаконченности движения заставило его посмотреть на нее — и хмыкнуть от неожиданности. Половина бороды была не слишком-то аккуратно обрезана. Он пощупал волосы — так и есть, им тоже кто-то устроил незапланированную стрижку. Волосы использовались, в основном, в ритуалах, которые были связаны с обликом человека, или его действиями. Чаще всего их использовали для оборотного зелья. Кому-то — несложно было догадаться, кому — понадобилась его внешность. И явно не для добрых дел. Он подошел к стене и погладил каменную кладку. Стена отозвалась теплом и покоем. Ему был знаком этот материал. Из такого же камня были сложены стены зала для заседаний Визенгамота. Из него же были сделаны стены комнат в отделе Тайн Министерства Магии. Из такого же камня Гриндевальд построил Нурменгард — идеальную тюрьму для себя самого, правда, во время строительства он об этом еще не знал... Камень, секрет изготовления которого был разработан самим Мерлином, был баснословно дорог, но в помещениях, сложенных из него, можно было, например, использовать самые опасные заклинания — ничто не могло вырваться наружу из этих стен без желания их хозяина. Камни были сотканы из магии, поэтому и казались такими живыми и теплыми. Но это были всего лишь камни, пусть и волшебные. Волшебник оглядел себя. Его одели в просторную длинную рубаху и штаны из белого хлопка. Вся его одежда, украшения для волос и бороды (почти все из них были защитными артефактами) — ничего из этого ему не оставили. Без привычной защиты Дамблдор чувствовал себя практически голым. На полу обнаружился поднос, предположительно, с едой. Открыв крышку на подносе, Дамблдор убедился, что так и есть — под ней была тарелка с довольно-таки аппетитным на вид мясным рагу и куском черничного пирога. В кувшине на подносе обнаружилась вода. Кто бы ни держал его в заточении, судя по всему, ему не нужно было, чтобы пленник умер с голоду. Не терзаясь излишней гордостью, он поел, восстанавливая силы. На сытый желудок к нему пришел план дальнейших действий. План этот был так себе, но в нынешних условиях и такой годился. Он с сожалением вспомнил о фениксе — сюда тот добраться не мог, тем более что после перерождения птица будет нуждаться в уходе и усиленном питании. Может быть, Аберфорт сможет позаботиться о питомце, пока он сам в заточении… Шар Люмоса было достаточно легко создать и поддерживать. На остальные заклинания без палочки уходило гораздо больше сил. Дамблдор заклинаниями обнаружения проверил стены — дверь нашлась в той же стороне, в которой стоял поднос с едой. Также выяснилось, что за ним ведется постоянное наблюдение — следящие заклинания можно было обезвредить, но смысла в этом он не видел. Их, разумеется, обновят, а на нейтрализацию у него уйдут силы и время. Он прислонился к стене напротив двери, уселся поудобнее и стал ждать. Снаружи могло показаться, что он дремлет, прикрыв глаза тяжелыми веками, опустив голову на сложенные на коленях руки. Но он продолжал внутреннюю работу — заклинание, способное разрушить стены темницы, требовало в тысячи раз больше сил, чем Люмос. *** Сколько прошло часов? Счет времени здесь был потерян, но еда появилась всего лишь еще один раз, после чего у Дамблдора появился первый посетитель. Еда, как и в Хогвартсе, появлялась и исчезала прямо с подноса, так что, судя по всему, даже подобное помещение не было преградой для магии домовых эльфов. Кусок стены просто отъехал в сторону, освобождая проход человеку, и встал на место за его спиной. Долохов, уважительно покосившись на сияющий под потолком шар, приветливо улыбнулся пленнику: — Доброе утро, Альбус. А я тут тебе почитать кое-что принес. Он бросил на пол свежий номер “Ежедневного пророка”. Заголовок первой страницы гласил: “Зверское убийство Батильды Бэгшот! Убийца — Дамблдор?!”. Под ним была крупная колдография лица, которое Дамблдор привык каждый день видеть в зеркале. Вот только это лицо ощеривалось в незнакомой, абсолютно безумной улыбке. — Твоя репутация работает против тебя, Альбус, — весело сообщил Долохов. — Вот зачем тебе нужны были все эти странности в поведении? Убедить обывателей, что ты по-настоящему сошел с ума, оказалось легче легкого! Пленник поднял голову и устремил на него пустой, наполненный тоской взгляд. — Что тебе от меня нужно, Антонин? — Пока ничего — всё, что было нужно, я уже взял, — весело ухмыльнулся тот. — А для чего — сам узнаешь. Из газет. Кусок стены за его спиной снова отъехал в сторону, Долохов повернулся и ушел, не попрощавшись. Дамблдор взялся за чтение. Смерть Батильды очень огорчила его — но следовало признать, что он ожидал подобного развития событий. А раскисать ни в коем случае было нельзя. *** Играть роль убитого горем, немощного старика оказалось легче, чем он думал. Большую часть времени он сидел неподвижно, покидая свое место возле стены только для того, чтобы поесть и забрать с подноса очередной выпуск “Пророка”. Новости там были совершенно безрадостные. В одном из номеров газеты “безумный маг Дамблдор” дал пространное и на редкость вменяемое интервью, где говорил, что смерть Гриндевальда заставила его пересмотреть свои взгляды и признать, что он недооценивал значение идей своего бывшего соратника. Своим сторонникам он обещал власть сначала над Британией, затем и над всем миром. Врагам, соответственно, пророчилась долгая и мучительная смерть. Переняв у Гриндевальда его девиз — “Ради общего блага” — новоявленный “Орден черного феникса” во главе с “Дамблдором” решил продолжить его дело. Старушку Бэгшот, как выяснилось, он убил “за искажение исторической правды и предательство собственного племянника”. Но несмотря на интервью, прозвище “Безумный маг” уже закрепилось за ним в прессе и среди обывателей. В следующем “Пророке” его редакция испуганно открещивалась от любых связей с “Дамблдором” — так как Министерство Магии объявило его государственным преступником и назначило награду за его голову. В каждой газете было как минимум несколько некрологов “врагов” новоявленного вершителя судеб. Сторонники его прибывали, обеспокоенное Министерство выпускало указы о чрезвычайном положении, о дополнительном наборе в Аврорат и о созыве народного ополчения. Альбус был подавлен тем, сколько жертв принесла его минутная слабость. Но больше таких ошибок он совершать не собирался. *** Долохов частенько навещал своего пленника — обычно для того, чтобы поиздеваться и принести газету с особо важными новостями. Иногда он даже зачитывал вслух целые статьи, пытаясь вызвать у Дамблдора хоть какие-то эмоции. Но тот только съеживался в комок, закрывая лицо руками. Так он вел себя несколько месяцев, и подручные Долохова уже устали следить за камерой, в которой не происходило ровным счетом ничего необычного. Антонин даже отменил ночные дежурства, и охрана приходила раз в день, обычно с утра, наскоро проверяя защитные и следящие чары. Но одним прекрасным утром их ждал большой сюрприз. Амикус Кэрроу, который заступил на дежурство этим утром, по тревоге поднял с постели самого Долохова. “С пленником что-то не так” — вот и все, что смог сообщить Кэрроу по сигнальной системе. Вместе с Долоховым они ворвались в камеру, и увидели в ней совершенно невозможную картину. Посреди помещения, на равном расстоянии от пола и от потолка, в горизонтальном положении зависло тело пленного волшебника, излучая мягкое золотистое сияние. — Нет, ну вы только посмотрите на этого старикашку! — восхитился Долохов и крикнул в открывшийся вновь проход. — Лестрейндж! Эйвери! Идите сюда. Вот вам пример, как нужно вести себя во вражеском плену. Смотрите и учитесь. Рабастан Лестрейндж только пожал плечами. — И что в этом такого? Нет, ну я понимаю, уровень магии у него высочайший. Но как ему это может помочь? К тому же, это же просто щит? — он осторожно провел палочкой вдоль зависшего в воздухе тела. — Судя по всему, так и есть. Его можно пробить простейшим Ступефаем… — Не надо, идиот! — Долохов попытался ухватить Лестрейнджа за рукав, но было уже поздно. Заклинание отразилось от “щита”, и, многократно усиленное, впечатало в стену незадачливого экспериментатора. — Ну какой же все-таки идиот… — Антонин сокрушенно покачал головой. — Я, наоборот, хотел, чтобы вы на этом примере усвоили, что не надо недооценивать противника. Это не “просто щит”, это Сфера Мерлина — горе тому, кто попробует к ней сунуться. — Мне даже немного совестно перед вами, Альбус, — обратился он к пленнику. — Я-то, признаться, думал, что вы и дядюшку подловили так же, как я вас — воспользовавшись минутной слабостью. Но беру свои слова обратно — вы вполне могли его честно победить. На подобные “фокусы” без палочки дядя был не способен. Дамблдор медленно кивнул из своего золотистого кокона. — Он нас слышит? — недоверчиво спросил Эйвери. — Да. И видит, — ответил Долохов. Тем временем Дамблдор медленно поднял руки и сложил пальцы на груди в какой-то знак, полыхнувший красным пламенем. Затем так же медленно снова вытянул руки вдоль туловища. — Нет, ну вы только посмотрите на него! — снова восхитился Антонин, и с укоризной обратился к пленнику: — Ай-яй-яй, Альбус, как вам не стыдно. А еще великий светлый маг. Но со мной вы промахнулись — у меня на ближайшие годы были совершенно другие планы. — Это было похоже на руну Хагалаз, — задумчиво проговорил Кэрроу, который в Хогвартсе когда-то прилежно посещал “Древние руны”. — Да, так и есть, — кивнул Антонин. — Вот только он нас с ее помощью проклял. Неужели вы ничего не заметили? Впрочем, скоро заметите. Особенно ты, Лестрейндж. — А почему я? — прохрипел Рабастан, постепенно приходя в себя после рикошета собственного заклинания. — Потому что ты из нас самый большой любитель… по девочкам… — усмехнулся Долохов. — Ничего, я найду, чем вам занять свободное время. Когда идет борьба за власть, тут, знаете ли, не до девочек. — То есть, я что, теперь не смогу…— Рабастану от возмущения не хватило воздуха, чтобы закончить фразу. У него как раз намечалась свадьба с одной весьма перспективной девушкой из чистокровной семьи, а с подобным проклятием несколько лет о свадьбе можно было даже не вспоминать. — Да, ничего не сможешь — но не беда. Невеста твоя пять лет вполне подождет, не испортится. А ты поостынешь немного, займешься более полезными делами, глядишь, — и из тебя толк будет. Лестрейндж тяжело дышал, Эйвери и Кэрроу пребывали в безмолвном изумлении. Они молча смотрели на старого волшебника, который даже, казалось бы, в безвыходной ситуации умудрился подложить им немаленькую свинью. — Так, не расслабляться, — жестко произнес Долохов, резко изменив тон с расслабленно-шутливого на приказной. — Уходим отсюда. Хватит с нас сюрпризов. — Сколько у нас еще материала для оборотного зелья? — спросил он у Эйвери, как только они покинули камеру. — Внутри этого своего кокона старый прохиндей может жить сколько угодно, даже без еды и питья. Но волосы у него мы больше срезать не сможем. — Если расходовать максимально экономно, то хватит на… — Альфред Эйвери быстро в уме произвел необходимые подсчеты, — где-то на шесть лет. — Хватит с лихвой, — кивнул Долохов и вместе с соратниками удалился на традиционное утреннее совещание. В камере Дамблдора снова стало тихо и спокойно, а он сам, зависнув внутри Сферы Мерлина, продолжил копить силы для побега, впитывая магию из окружающего пространства.