Поликарбидная логика

      Когда я просыпаюсь, то первые несколько рэлов просто лежу, не активируя зрительные функции. Потом медленно принимаю полувертикальное положение.       (Зеро, говори правильно. «Не открывая глаз». «Сажусь».)       Я включаю обзор... то есть открываю глаза. Койка непомерно длинная и занята таким же непомерно длинным телом. Меня раздражает то, что моя внешняя оболочка... нет, я помню, мой новый организм занимает слишком большую площадь во время отдыха. В вертикальном положении он, конечно, хорошо экономит пространство. До тех пор, пока не наступает отбой.       (Что ещё вызывает дискомфорт?)       Неточность движений. Да, я знаю, что многое преодолела тренировками. Научилась управлять речевым аппаратом, подниматься и ходить, брать предметы крупного и среднего размера, сейчас перешла к более сложным движениям — бегу, прыжкам, наклонам, развитию мелкой моторики. Но всё же остаётся какой-то зазор между мыслью и движением. Я всё ещё чувствую, что у меня слишком мало конечностей и что они работают не так, как надо. А что делать с пальцами, вообще непонятно. Нет, их освоение при помощи болевого рефлекса очень помогло, но всё равно не могу привыкнуть. Всё не так. Всё чужое. Самое чужое — это органы чувств. Слух, обоняние, осязание, зрение. Так странно оценивать дистанцию без дальномера. Запахи постоянно забивают нос. Оказывается, их очень много и они очень разные, и это исчисляется не только цифрами, но и собственным отношением, остро ощущается связь «запах — инстинкт».       (Объясни, ты поэтому постоянно ко всему принюхиваешься?)       Подтверждаю. Незнакомые запахи вызывают рефлекторную тревогу. Надо определять их источник, чтобы её пресекать. Сейчас этот механизм изучают врачи, но мне от этого не легче.       Теперь вкус. Во-первых, до сих пор очень странно поглощать пищу, разжёвывая. Куски во рту. Разные. Большие, мелкие, скользкие, шершавые. Во-вторых, вкус может быть связан ещё и с формой. Поэтому во время приёма пищи я иногда задумываюсь, разбирая это ощущение. Поначалу оно даже пугало, но сейчас я стала относиться к нему спокойнее. В-третьих, разной на вкус бывает не только пища, но и воздух. И вообще, с повышением количества вкусовых рецепторов приходится заново всё пробовать, потому что данные из памяти и данные из текущей реальности не совпадают. Всё по-новому. От этого устаёшь.       Не лжёт только осязание, хотя постоянное изменение температуры, влажности, наэлектрилизованности воздуха и пола очень чувствуется. В скафандре редко приходилось мёрзнуть или взмокать. Кстати, да. Пот. Ещё более неприятен, чем раньше, потому что резко пахнет. После каждой тренировки чувствую себя всунутой в грязную вонючую тварь.       (Тебе было приказано считать себя в новом скафандре. — Кто это приказал?! — Я. — Ты глуп, номер Шестнадцать! Как давно был отдан приказ? — пять декад назад, во время второго адаптационного кризиса, когда Зеро не справлялась с психологической нагрузкой. Это ей помогло. — Выбросить все гипнопедические ленты, записанные с того момента, они не годятся! О такой инициативе надо предупреждать! Следующие прототипы, которые будут осваиваться по этим лентам, тоже начнут считать себя «в новых скафандрах», а не сродняться с телом! Если не прекратятся глупые попытки проявить самостоятельность, Вечный закроет эксперимент, а мы будем наказаны за срыв и зря потраченные средства! Теперь ты, Зеро. Отмени все мысли о «скафандре», отсюда твои задержки между мысленным посылом и действием. Это теперь твоё тело. И оно такое. Продолжай его изучать и привыкать. Сроки не важны, нам нужно качество).       Я подчиняюсь, Учёный.       (Время психологического собеседования истекло. Вызовите марионетку номер двадцать три. Пусть продолжает речевые упражнения с Зеро ещё две декады. Мне не нравится её речь, она всё ещё невнятная, заторможенная и с паузами. Номер Шестнадцать, ты отстранён от работы с Прототипом. Возвращайся к марионеткам. Передай номеру Девятнадцать, что он займёт твоё место в отделе. А ты — тренируйся. Эксперимент зависит только от твоего усердия и желания достичь успеха).       Я подчиняюсь.       ...Открываю глаза и гляжу в белый гладкий потолок. Сны. Теперь мне каждую ночь снятся сны, и я их запоминаю. Как правило, приходят видения из первых месяцев новой жизни, самых сложных, непомерно тяжёлых. Сейчас я уже втянулась, а поначалу даже в обмороки падала от нервного истощения. Новые впечатления были слишком сильны, а психика к ним совершенно не готова. Но воспитывать модификанта «с нуля» было бы намного дольше, чем подселить в стерильный мозг чужое сознание. Поэтому пришлось как-то переживать острую фазу адаптации.       Поднимаю ладони к лицу и долго их изучаю, хотя, казалось бы, уже знаю наизусть каждую чёрточку. Потом заплетаю пальцы в косички, раз по пять на каждую руку. Разминаю их — сгибаю, разгибаю, по одному, по два, сразу все, синхронно и рассинхронизированно. Полезно, хоть и не могу отделаться от ассоциации, забавной и неприятной одновременно: так играют с пальчиками маленькие представители вселенского планктона. С другой стороны, никаких гипнопедических лент, обучающих новый тип тела навыкам движения и речи, просто не существует. Мы их создаём для следующих прототипов. Всё, что они получат, разработано на базе меня, поэтому и приходится пахать, как проклятой. Марионетки для записи не подходят. Хотя визуально у нас много общего, но внутреннее строение далеко не идентично. Даже распределение зон мозга принципиально иное. Так что всё на мне.       Время, отведённое для отдыха, скоро истечёт. Встаю и подхожу к единственной не-белой вещи в каюте, к идеально зеркальной панели, гладко встроенной в стену. По-дурацки звучит, зеркало для далека. Но на самом деле, это гениальная идея, я могу привыкать к своему телу ещё и зрительно, тратя на это по нескольку десятков рэлов в сутки, мне это инструкцией предписано. Самое умное, конечно, в том, что зеркало небьющееся, а то во время адаптационных истерик я не единожды пыталась его расколошматить и кулаками, и ногами, и даже из своего естественного оружия. Кстати, да, оружие активировалось именно благодаря зеркалу, от большой ненависти к новому облику. А то органы электрозащиты в руках мне сделали, а заставить работать не могли, и никто не знал, как их вообще активировать. Почему-то биологи считали, что всё само собой получится, ведь для далека стрелять так же естественно, как дышать. И совсем забыли, что этот навык задаётся через гипнопедию. Варги-палки, их бы на моё место, когда я в первый раз почувствовала, что не получается… Но теперь запустить молнию-другую для меня, как сплюнуть. Полтора года тренировок не прошли даром.       Стою, смотрю на невысокую, плотную, крепко сбитую девчонку с коротким ёжиком чёрных волос. Ривер Сонг, ты бы, наверное, сильно удивилась, увидев свою крестницу в таком виде. Визуально я почти калед, тело точили по каледианским стандартам. Однако, если проанализировать внешность с точки зрения предков, я не слишком красива, хотя у меня гармоничная, крепкая, спортивная и одновременно женственная фигура. Вроде твоей, Ривер. Может, немного плотнее. А вот рост подкачал, только-только макушкой в фоторецептор снизу постучаться, если подпрыгнуть. Скафандры Новой Парадигмы, конечно, высоченные, но всё же я чувствую себя ужасно мелкой на их фоне.       Лицо мне досталось тоже не особо примечательное. Хотя тонкий прямой нос удовлетворителен, но до сих пор глухо раздражает симметричность физиономии. Единственное, на чём отдыхает взгляд, это на глазах. Да, их два, спасибо кое-кому за пророчество, зато они даледианские. Наши глаза вовсе не обязательно жёлтые — встречаются и зелёные, и карие, изредка серые, а иногда даже полные экзоты вроде лиловых. Самой забавной бывает смесь двух контрастных цветов. Но особая окраска радужки — яркие цветные «облака», идущие от периферии к центру и зачастую иного цвета, чем базовый, и тёмно-сизый зрачок, создающий иллюзию воронки — это чисто наше, ни у кого во Вселенной больше нет таких особенностей. А мне ещё и мои собственные глаза сделали, самые обычные, жёлтые с зелеными «облаками» колечком. Гармонично и привычно. Хоть что-то не выбешивает.       Время мимической и речевой гимнастики. Немного кривляюсь, строя себе рожи, как научили. Потом чётко, заставляя преувеличенно сильно работать весь речевой аппарат, тарахчу обычные утренние скороговорки о сушках на шоссе и Карлах с кораллами. Бессмыслица, на мой вкус, но, опять же, полезно для освоения тела. Полтора года — это ведь очень мало. У низших рас на то, чего мы с учёными достигли за этот срок, уходит не менее шести-семи лет. У последующих прототипов на всё то же самое уйдёт от силы неделя.       Надо освежиться после сна. Откидываю угловую панель и оказываюсь в душе. Сразу же по привычке тянусь к машинке для стрижки, но потом вспоминаю, что уже четыре дня это неактуально, мне больше не крепят электроды по всей голове — титаническая работа с записью гипнопедических лент по моторике закончена, остальное можно писать через патвеб и обычную «корону» с датчиками на висках. Велено обрастать. Биологи хотят посмотреть структуру и скорость роста волос.       Аэрозольный душ, горячий обсушивающий воздух, процедура закончена. Теперь одежда. Оранжевая роба без рукавов и длиной немногим выше колена перехватывается поясом цвета мокрого асфальта. Остальное не нужно. Пол за счёт запитки электричеством не слишком холодный, а простая одежда вполне удобна и не сковывает движений. Вечный, правда, проявлял инициативу, чтобы мне подобрали гардероб из запасов марионеток, но это вызвало шквал возмущения и у психологов, и у меня самой. Так что обошлись простым решением и отложили вопрос о более сложной экипировке до лучших времён.       Всё, готова, пора на выход. Нельзя опаздывать на тренировочную площадку, но заранее приходить тоже неверно. Надо просто везде и всегда быть вовремя, иначе какой же я далек. Касаюсь ладонью считывателя, даю лёгкий разряд нужной мощности и частоты. Просто, как ложноручкой об гашетку, и никто, кроме далеков и прототипов, не откроет.       Коридор создаёт яркий контраст со стерильно-белой каютой. Он тёмно-бронзовый, с тянущимися под потолком нитками оранжевых ламп. Оранжевый цвет у Новой Парадигмы — маркировка касты учёных, поэтому подсветка коридоров в научных лабораториях тоже апельсиновая. Это приятно глазу, чем-то напоминает Скаро, хотя база «Вневременье-6», полностью отведённая под нужды Учёного, так же далека от родной планеты, как и все другие. Если совсем точно, то любая наша база равноудалена от любых координат Вселенной, как пространственных, так и темпоральных. В период Войны Времени далеки только начали осваиваться в междумирье, но сейчас технологии достаточно надёжны, чтобы скрыться в нём и при этом не потерять ни связи с родным измерением, ни с остальными базами и кораблями.       В физику междумирья я не лезу. Не то чтобы сложно, при желании можно освоить что угодно, но просто некогда. Меня гоняют, как серва на плацу. С базовой моторикой покончили — что ж, начали исследование, на что вообще физически способен прототип и до какого идеала его можно довести. Они за своими приборами сидят, а я, в «короне», опутанная проводами, ношусь по тренировочной полосе — десять, пятьдесят, сто раз, валюсь с ног, уже никакая, а надо мной стоит кто-нибудь из биологов и командует: «Марш!». И так до полного истощения. Или вот точность управления разрядом. Генерится-то он на биологическом уровне, а вот управлять им надо уже через мозг, мощность и дальность зависят от грамотно сформулированного посыла. После десятого залпа уже хочется есть, а над тобой стоят и бесстрастно требуют: «Дальше! Точнее! Мощнее!». Делаю, конечно — и дальше, и точнее, и мощнее, но потом валюсь в обморок. Барокамера, термокамера, бассейн, освоение рукопашного боя под руководством, как ни смешно, марионетки… Может быть, я бы ныла или просила пощады, но мне самой любопытно, что получится из проекта. С каждым взятым рубежом прототип радует меня всё больше и больше, если не смотреться в зеркало. День, когда я с ним полностью сроднюсь и не захочу рассадить кулак об отражение, будет днём победы.       В целом моё новое тело способно на многое. Я теоретически могу и сейчас учусь регулировать термобаланс и не мёрзнуть даже при минусовых температурах, что прежде мне, как и любому далеку, привыкшему к теплично-выровненной среде, даже не снилось. Нынешняя мускулатура на четверть состоит из биометалла, поэтому поднять сородича в скафандре или разгрести небольшой завал — это не очень сложная задача, особенно с учётом ежедневных интенсивных тренировок. Кстати, из-за этого приходится заниматься борьбой, одевая марионетку-наставника в экзоскелет, а то можно нечаянно её сломать. Дорогой инвентарь надо беречь, хорошего инструктора очень сложно похитить «чисто». Патвеб для меня теперь — шестое чувство, которому не нужна никакая электроника, было бы время, просто купалась бы в информации. Радиация? Я теперь к ней более устойчива, хотя сама почти не фоню, поколение Новой Парадигмы избавилось от вечной кармы Скаро — зависимости от лучиков. И наконец — назло всем врагам и их насмешкам! — мне плевать на лестницы. Пока остались две не решаемые без техники глобальные задачи — это мозговой фильтр и полёты. Первый имплантирован мне прямо в череп за ухом, но по специальному приказу Императора мне его оставили на ручном управлении, к вящему ужасу Вечного и на радость Учёному и её психологам. Чтобы не порождать конфликты из-за такой вольности и напоминать мне моё место, в заушную плату всё же вмонтировали устройство, отслеживающее эмоциональный уровень. Оно не мешает, а если меня начинает «заносить», сразу кидает предупреждение. Не справляюсь, даёт сигнал на центральный медицинский пульт, ко мне сразу присылают медика-психолога, и мы пытаемся разобраться, с чего меня переклинило.       А полёты… Что ж, по старинке. Старый добрый дисколёт никто не отменял, а ещё во Вселенной есть всяческие полётные ранцы-антигравы, которые можно слегка доработать и превратить, например, в обувь или пояс. Я сама и предложила такой вариант на очередном обсуждении.       Кстати, об обсуждениях. Несмотря на то, что весь штат учёных в курсе, кто я в прошлом, мы всё же ладим. Область науки — она такая, всегда немножко вольничает и пытается гладко огибать статьи Общей Идеологии. Учёные — это единственная каста, в которой допускаются небольшие проявления индивидуальности. Если уж распределён сюда, значит, в чём-то уникален. Так что им легче терпеть меня и мои закидоны. Учёным нравится, что я активно принимаю участие в проекте, а не вкалываю из-под палки, как это было бы с любым назначенным добровольцем Новой Парадигмы. Два года на Сол-3 действительно помогли мне пережить адаптацию. А добровольное согласие очень много значит в исследованиях такого рода. Правда, есть и те, кто меня недолюбливает и считает, что эксперимент надо было ставить всё-таки на чистокровном и стабильном далеке, но таких к работе над проектом не подпускают. Начальник «Вневременья-6» и член Верховного Совета Учёный считает — и это мне очень в ней нравится, — что в любом деле важна не только добросовестность, но и заинтересованность предметом. Поэтому старается каждому своему подчинённому находить оптимальное место. И ценит всех сотрудников. Даже меня.       Кстати, я подметила, что Учёный вообще мне симпатизирует в пределах устава. Она не показывает этого явно, но пару раз у нас случались интересные приватные разговоры относительно моего прошлого опыта, и я сделала из них вывод, что это не пустое любопытство вроде моего. Она явно примеряет себя на мою роль во время рассказов и просчитывает, как бы поступила сама. Я для неё — исключительно интересный экземпляр, и, хотя её интеллект выше моего, я вижу, что многие мои решения выглядят для неё свежими и неожиданными. Хотя, уверена, Стратег бы их разбомбил в один миг.       Совсем иная картина с Вечным. Я как его боялась, так и боюсь. Раньше это можно было бы списать на устарелую ДНК, но, понаблюдав за ним здесь, во время инспекций на «Вневременье-6», я поняла, что это норма. Его боятся решительно все. Даже Учёный, на что уж в одном с ним звании, и та внутренне зажимается. Это просто что-то в его биополе. Что-то, вызывающее ужас, сходный со страхом перед Доктором. Инстинкт, который буквально кричит: «Этот тип в жёлто-чёрном скафандре опасен! Отступать! Отступать!». По слухам, к его волне устойчив только Император и несколько особо продвинутых Праймов. Также почти устойчив Стратег, но его, по тем же слухам, невозможно свернуть с О.И. даже прямым попаданием бронебойной торпеды, а там прописано, что далек далеку всегда надёжный союзник. Конечно, подразумевается, что речь идёт об истинных далеках, а не о всякой Мерзости.       Именно Вечный с императорского благословения затеял проект модификации ДНК. Изначально его интересовали только исследования инстинкта самосохранения, но Доктор как-то очень вовремя подарил Новой Парадигме каледианский волос, и работа закипела. А вот на том, чтобы использовать под эксперимент меня, настояла уже Учёный. Вечный, как истинное воплощение цензуры и фанатик чистоты расы, не выносит «квадратных шестерёнок». Он ничего мне не забыл и вообще предпочёл бы видеть меня не в новом облике, а в виде виртуального далека в виртуальной реальности стратегического компьютера. Каждый раз, прилетая с инспекцией, он изводит меня придирками и поливает презрением с головы до ног. Но тут или сжать нервы в комок и терпеть, или в момент быть списанной с проекта и из жизни. Я не подарю ему такого удовольствия. Назло не подарю. Все воспринимают его начальником, но я — врагом. Мы действительно враги. Не знаю, как он, а я это очень остро ощущаю. Конечно, личная неприязнь — это то же самое, что и личная привязанность, другой конец одного провода, не одобряемый уставом и О.И., но если уж она возникла, её так запросто в джет не пошлёшь. А я ещё это и скрываю от всех, даже от психологов, утверждаю, что он просто меня сильно пугает. Не уверена, что им понравится такой изворот в моих мозгах, как враждебное отношение к представителю высшего командования. А быть списанной почему-то не хочется.       Моя каюта находится в блоке, где располагают марионеток — только там спроектированы помещения подходящего размера. Чтобы попасть в тренировочный зал, можно пройти или верхним переходом через «начальственный» блок, или нижним, мимо генетической лаборатории. Всегда предпочитаю второй маршрут. Несмотря на расположение учёных, всё ещё страдаю комплексом младшей элиты и предпочитаю держаться подальше от начальства.       Навстречу, из люка, ведущего к лифту, выкатывают два биолога из ночной смены. Это очень мило, что Новая Парадигма учла мою старую поправку к надписям и номерам, они всем этим больше не пользуются, письменные маркировки сменила сеть и бортовые компьютеры. Теперь визуально далеков никто не различает, кроме других далеков. Ну и я, конечно, понимаю, кто есть кто. А вот у марионеток постоянно с этим проблемы.       Обмениваемся кивками, и я отодвигаюсь поближе к стене, давая биологам свободный проезд. Но один из них притормаживает и обращается ко мне:       — Прототип Зеро. Восемь скарэлов назад прибыла комиссия из Центра, Вечный и два Прайма. Праймы интересуются тобой. Сейчас разговаривают с Учёным.       — Праймы? — ой, мама-радиация. Только высшей элиты Империи не хватало.       — Подтверждаю. Император хочет знать, что у нас получается. Ему протранслируют твою тренировку.       Страшновато. С другой стороны, рано или поздно это должно было случиться, и это возможность доказать, что Новая Парадигма не зря дала мне второй шанс.       — Я сделаю всё, что могу, чтобы он не был разочарован в вашем труде.       — Это и твой труд тоже, — замечает другой. Его я знаю, это Сто Двадцать Второй из генетического отдела, забавный парень, одно время пытавшийся добиться от меня побаечек про Хищника, но в итоге получивший нагоняй от командования. — Мы сочли нужным тебя предупредить, чтобы ты успела успокоиться и взять себя под контроль. Вечный относится к тебе слишком предвзято. Будет продуктивнее, если ты придёшь на тренировку подготовленной.       Киваю.       Теоретически, они не должны меня предупреждать, но, как я уже замечала, у учёных свой, отдельный научный взгляд на Общую Идеологию и устав. Им прежде всего важен хороший результат, поэтому цель оправдывает средства во всех смыслах.       Биологи укатывают по коридору, а я спускаюсь на лифте и быстрым шагом иду в сторону перехода. Надо явиться точь-в-точь по расписанию, а разговор меня немного задержал. Но больше никаких помех на пути не возникает, так что я легко нагоняю упущенное время и вхожу в тренировочный зал идеально вовремя.       Сразу вижу толпящихся на полукруглой обзорной площадке начальников. Оранжевые скафандры Учёного и её помощников несколько теряются в приглушённом апельсиновом освещении, Вечный со своей ядовитой окраской тоже не очень бросается в глаза, но две белоснежные башни не заметить сложно, они сияют, как идеальные мишени.       — …время нахождения в вакууме без потери сознания в два раза выше, чем у каледов, и в полтора раза выше, чем у сонтаран. Сейчас прототип осваивает рукопашный и подводный бой, — неторопливо чеканит Учёный. Подумала бы, что хвастается, если бы она не фонила взволнованностью. Кстати, как и Вечный. Наверное, это какие-то очень важные шишки. Или кто-то из них ведёт трансляцию напрямую в Центр, в реальном времени.       — Прототип Зеро на тренировку прибыла, — рапортую присутствующим, и персоналу, и гостям.       На меня разворачиваются все фоторецепторы, а в приват падают сразу два пожелания удачи от операторов зала. Отвечать им под пристальными взглядами Вечного и Праймов не рискую, лучше потом поблагодарю за моральную поддержку. Спасибо предупреждению биологов, мне удаётся сохранять полное спокойствие хотя бы на лице. Внутреннее беспокойство я уже задавила довольно глубоко, и хотя оно всколыхнулось при виде моего чёрно-жёлтого недруга и представителей высшей политической власти, но всё же не так сильно, как было бы при внезапной встрече. Во всяком случае, оно не превышает обычной нормы тревожности в присутствии начальства, допустимой для далека низкого звания. У меня в Империи, конечно, вообще никакого звания нет и быть не может, но, учитывая мой прошлый ранг, нормативы мне задают по его планке.       Ну и взгляды у этой белой парочки, как рентгены. Ощущение, что они меня насквозь видят. Очень неуютно.       — Значит, Прототип Зеро — это ты, — утвердительно замечает один из них.       — Подтверждаю, — отзываюсь уставно-ровным голосом.       — Император пожелал знать, что ты можешь. Покажи, — он разворачивается в сторону тренировочной полосы.       — Подчиняюсь.       Тут же падает приват от Учёного: «Ни о чём не беспокойся. Действуй, как обычно. Мы дадим тебе нагрузку в 3/4, потому что они наверняка захотят её повысить во время тренировки».       Отвечаю: «Это подделка результатов».       Усмешка в ответ: «Это предусмотрительность и распоряжение Вечного. Он тоже заинтересован в том, чтобы ты не сорвала демонстрацию».       Ах, Вечного?!       «Ставьте как обычно. Если повысят, буду больше выкладываться. Один-два демонстрационных круга я продержусь, а больше им и не нужно, — отрезаю я, направляясь к первому этапу. — Если будут послабления, я доложу Праймам, и Вечный будет наказан».       Это весомый аргумент. Учёный наверняка уже пожалела, что предупредила меня. Да, я не люблю Вечного, но подводить его под выговор — это менее тонко, чем заставить напрячься в тот момент, когда я буду на тренировочном полигоне. Его испуг для меня более ценен, чем дежурный «втык» от Императора. Страх и даже сильное волнение унижают далеков. Он постоянно прохаживается по мне, пусть получит моральную оплеуху в ответ. Вроде пустячковая месть, а всё равно приятно. Главное, самой не сорвать демонстрацию.       Щёлкают включаемые прожектора, заливая зал ярким белым светом. Старший биотехник подаёт мне «сбрую» с датчиками. Честно говоря, совершенно не верю в то, что Праймы не догадаются о послаблении. Я бы, например, предположила. Лучше уж сразу честно.       Щелчок последней пряжки, и я шагаю на подвижную площадку первого этапа.       Тренировочный зал — это здоровенный куб, от пола до потолка заполненный трёхмерной конструкцией препятствий различного уровня сложности. Их можно передвигать прямо в процессе тренировки, и я никогда не знаю, как сильно изменился трек и что меня ждёт. Иногда ситуация меняется прямо на глазах, операторы — большие шутники. Как-то они заставили меня прямо на бегу сигануть вверх на три с половиной де-лера с падающей платформы, за что им потом Учёный вкатила строгача.       Тактическая задача: пройти лабиринт, полный препятствий, обнаружить и поразить цель, выбраться обратно на обзорку. Иногда целей несколько, но сейчас, судя по сброшенной мне ориентировке, будет одна — площадка с тремя отстреливающимися турелями. Это я уже проходила. Вспыхивает стартовый сигнал, и зал оживает. Пошла!       На треке думать об отвлечённом некогда. Там нельзя стоять ни мгновения, так что ситуацию приходится оценивать на ходу, заранее отслеживая сложные участки и в процессе бега, уворачиваний и прыжков соображая, как действовать дальше.       Сперва всё идёт как обычно. Ребята даже не стали менять конфигурацию вечерней дорожки, оставили мне повторный маршрут — всё-таки стараются подыграть, чтобы демонстрация шла без сучка, без задоринки. Я вихрем пролетаю цилиндрический вращающийся коридор, наставивший мне синяков в первые месяцы тренировок, на руках по потолочным балкам перебираюсь через раскалённый докрасна участок пола, лезу по верёвкам, как канатоходец. Дальше ещё один цилиндр, а за ним сразу начинается самый нелюбимый мой участок, шары со срезанными верхушками. Они вращаются вокруг площадки, прямо в воздухе, на гравитационных движках, и периодически бахаются вниз, резко при этом проворачиваясь. Удержаться на сорвавшемся шаре физически невозможно. Задача: ещё подбегая (останавливаться нельзя, цилиндр вращается), уловить логику, рассчитать маршрут и допрыгать до безопасной зоны раньше, чем сорвёшься. Конечно, страховочная сеть внизу не даст расшибиться, но выкарабкиваться по ней неприятно, и минус мне за ошибку. Особенно перед Праймами.       И вот у меня на глазах шары вдруг начинают вращаться и срываться быстрее, прибавив в скорости процентов пятнадцать-двадцать. Тот случай, когда вообще нельзя думать, и даже нельзя задержаться на центральной площадке, а то ускорят ещё больше, и тогда я с позором полечу вниз. Прыжок! Вперёд, скорее, не раздумывая, вот уже осталось два внутренних круга до безопасной зоны, но тут можно смухлевать, поднапрячься и сразу сигануть в центр. За это меня «награждают» — в момент следующего прыжка круги вдруг замедляются, и я едва не промахиваюсь. С трудом удерживаю равновесие и сбиваюсь с рабочей скорости. Это подло! Кто там из двух Праймов дорвался до управления треком? Дайте мне этого весельчака в качестве мишени!       Даже не помню, как оказываюсь на твёрдом полу. Твёрдый он, впрочем, очень относительно — плавающие платформы без бортов, от которых поначалу страшно кружилась голова. Задание на прыжки, в длину и вертикальные, и тоже есть своя заподлянка. Там, где платформы хоть чуть-чуть разнятся по высоте, снизу укреплены электропушки. Конечно, разряд не смертельный, а так, для острастки, но огребать не хочется, так что надо следить, чтобы платформы были на минимальном расстоянии при прыжке. Тогда молния в меня не попадёт, её отведёт и поглотит платформа. Привычно прыгаю вперёд, и тут поступает изменение к ориентировке — мощность разрядов повышена в два раза. Это уже не тренировка, это уже попахивает настоящей боевой обстановкой. Беру свои слова назад насчёт веселящегося Прайма, он знает, что делает. Мне от этого не легче, но чем ближе к реальному бою, тем свободнее и азартнее я себя чувствую.       Темп ускоряется. Всем препятствиям прибавлено процентов пятьдесят мощности, «оружие» стреляет практически всерьёз, поэтому я просто несусь вперёд с одной лишь мыслью: поразить цель и выбраться из зала целой. Иногда я оказываюсь выше обзорной площадки, и тогда мне видно, что один из Праймов действительно стоит рядом с операторами, пока второй что-то обсуждает с Учёным. Разговор не слышен за шумом конструкций, но он явно есть.       Между тем приближается ещё один сложный кусок, где и в лучшие дни можно нечаянно угробиться. Имитация вентиляционной шахты, тридцать де-леров набранной из отдельных планок трубы, половина которой ещё и под солидным углом. Летишь, как с горочки, прямиком на винт, и диаметр трубы такой, что не расщеперишься, не задержишься. Очень важно правильно уловить ритм движения лопастей и рассчитать ускорение спуска, иначе всё окончится тяжёлыми травмами, и это в лучшем случае. Ногу я там уже один раз ломала, поторопившись. Благо медицина у нас на высоте и проваляться в лангете пришлось всего лишь пять суток, слушая, как в одно ухо мне дудит инструкции безопасности старший медик, а в другое ругается на мою неуклюжесть Учёный. Ну а чего она хотела от архитектора? Чтоб я ей реакцию выдавала, как опытный космодесантник под наркотиком?       Влетаю в трубу. Первые три вентилятора прохожу спокойно, не в первый раз. Сразу за третьим начинается спуск. Останавливаюсь, чтобы рассчитать ритм, и почти поневоле смотрю на площадку, которую отлично видно через незакрытый верх. Прайм, застывший рядом с операторами, глядит прямо на меня. Мы на миг замираем, фоторецептор в фоторецептор, вернее было бы сказать, взгляд во взгляд. Движение вентилятора уловлено, я прыгаю вниз и вдруг понимаю, что этот тип сейчас устроит. Ровно в тот миг, когда взвывает раскрученный на полную скорость винт.       Промаргиваюсь уже внизу. За спиной — скрежет заклиненных лопастей. Единственный выход, который я нашла, летя в мясорубку — это сбить мощным разрядом одну из планок, составляющих трубу, чтобы она упала вперёд меня, и уцепиться за образовавшуюся щель, а когда винт заклинит, уже выбираться.       Ноют содранные ладони, но это, как любила говорить Ривер Сонг, такая фигня на фоне произошедшего. Я живая. Обалдеть, я живая. Даже испугаться не успела, а сейчас сделалось уже безразлично, сколько ещё подлянок ждёт впереди. Перебрасываюсь через край платформы на лёгкую конструкцию сваренной из проката лестницы. Где-то там внизу спрятана цель — три лёгкие турельные пушки, которые можно уничтожить разрядами, используя монтажные конструкции трека как укрытия. Даже если турели начнут стрелять всерьёз, это уже всё равно. Сейчас всё всерьёз, но я пройду это испытание и вернусь с победой.       …Чуть менее, чем через скарэл, взмокшая, усталая и злая, поднимаюсь по канату на обзорку. Во время подъёма окончательно успокаиваюсь, стряхиваю драйв тренировки, так что наверху я уже в стандартно-холодном режиме, предписанном уставом. Меня приветствует напряжённая тишина, в которой особенно громко звучит голос Прайма, устроившего мне веселуху:       — Ты повредила оборудование.       Ага, повредила. Помимо заклиненного вентилятора, ещё оторвала здоровенный стальной лист в качестве щита, потому что турели, как и ожидалось, начали палить всерьёз. Одну из них, кстати, этим листом пришлось расплющить в хлам.       — Трек не был подготовлен для проведения тренировок в боевом режиме, о внесённых изменениях не было объявлено перед началом испытания, — подчёркнуто-нейтрально возражаю я. — Согласно инструкции, нештатные ситуации, могущие возникнуть в результате ошибки оператора или сбоя оборудования, позволяют мне использовать любые подручные средства для самозащиты.       Съел?       — Она всегда такая дерзкая? — несколько встревоженно обращается второй Прайм к Учёному, безошибочно уловив подтекст отповеди.       — Это одна из причин, по которой её кандидатура была утверждена Императором, — могу поспорить, в тоне моей начальницы присутствует извинение. — Обычно этот недостаток характера Зеро не доставляет неудобств в работе. Наоборот, определённый процент упрямства и дерзости помогает ей преодолевать сложные моменты адаптации методом «от противного».       — Любопытный метод, — замечает первый инспектор, ещё раз оценивая состояние трека. А по-моему, там всё не так уж и скверно, работы на пару скарэлов, могло быть хуже. Старший оператор уже отдаёт приказание прислать сервов, чтобы навели порядок.       Стою навытяжку, борясь с желанием зализать ссадины. Дурацкая привычка, никому в ней не признавалась, но мне нравится вкус собственной крови. Если начать расстёгивать сбрую, то можно будет украдкой лизнуть ладонь разок-другой.       — Я могу снять оборудование?       — Полагаю, Императора удовлетворит результат тренировки, — замечает всё тот же Прайм. Странное ощущение, словно Учёный и Вечный украдкой выдохнули после этих слов. Биотехник помогает стянуть датчики, под это дело я действительно успеваю облизать ссадину. Ням.       — А теперь мы хотим ознакомиться с проектной документацией и с условиями, необходимыми для Прототипа, — продолжает первый инспектор. Похоже, он старше по званию, чем его спутник. — Учёный, разрешите Шестьдесят Второму изучить файлы и разъясните моменты, которые могут быть ему непонятны или вызовут сомнения. Я хочу проинспектировать помещение, в котором содержат Прототипа Зеро.       — Я лично провожу инспектора, — говорит Вечный.       — Нет, — опа! Наконец-то ему кто-то сказал «нет»!!! — Мне достаточно самой Зеро. Император распорядился выяснить ситуацию изнутри, а не с позиции начальника.       «Только посмей показывать характерец!» — тут же бухается мне в приват. Бе-бе-бе.       «Зеро, соблюдай субординацию», — о, это уже Учёный. Варги-палки, можно подумать, я её совсем не соблюдаю. Ну, съязвила разок насчёт попорченного оборудования, но это просто с мандражу. Что-то командиры чересчур всполошились. Хотя оно понятно, традиционно с инспекцией присылают одного Прайма, а тут целых два. А кстати, действительно, почему два? Варги-палки, мы что, где-то напортачили? Вроде же всё шло нормально, и ограничений в сроках нам вообще никаких не ставили, и отчёты регулярно высылаются… Странно.       — Проводи меня в своё помещение для отдыха, — приказывает инспектор.       — Подчиняюсь, — выхожу из зала. Принесло же начальство, теперь сорвано как минимум полдня работы. Проведу Прайма через верхний уровень, нечего ему по лабораториям шастать и мешать остальным трудиться.       Молча поднимаемся на два уровня и идём к нужному переходу. Встречные сотрудники научного центра и сервы салютуют, а те, кто катит сзади, не особо спешат догонять. Никто не любит проверок. Проверка — это значит, что-то очень не так. В нормальной обстановке всё должно работать, как часы, а начальство — удовлетворяться отчётами. Если кто-то прибыл из Центра, это нарушает стандартное расписание и не есть хорошо даже в том случае, если Император просто захотел удовлетворить любопытство и поглядеть на новое изобретение через фоторецептор своего приближённого. Ведь что отличает Прайма от простого Суприма? Плотный телепатический контакт с нашим правителем.       В лифте ненавязчиво оказываемся одни. Инспектор разглядывает меня, отчего совсем не по себе. Как знать, может, он это делает просто так, а может, вместе с ним на меня смотрит Император. Но я старательно напускаю на себя максимально нейтральный вид. В поликарбиде было удобнее, там не приходилось прятать физиономию под маской невозмутимости, да и не было у меня раньше столько мимических мышц.       А он как чует, гад.       — У тебя всегда такое выражение лица?       — Так предписано уставом, — отвечаю.       — А я слышал, ты довольно экспрессивна. И недостаточно ценишь устав, иначе бы не оказалась на своём текущем месте.       Звучит двусмысленно. Не могу понять, он всерьёз или упражняется в сарказме. Ведущие политики изрядно ироничны и склонны к расплывчатым намёкам, это их профессиональная деформация.       — Новая Парадигма дала мне шанс снова служить и приносить пользу Империи, — отрезаю я, уставившись прямо в его фоторецептор, золотой с синей щелью фильтра, так похожий на настоящий живой глаз. — Я не имею права снова потерять её доверие.       На самом деле, разозлил. Мне и Вечного хватает с его придирками, а теперь ещё этот заявился старое поминать и подставы на треке делать.       — Отвратительно дерзкая, — отзывается он вполголоса, смерив меня взглядом. Странно, я чувствую в его тоне намёк на улыбку.       Лифт останавливается, и мы, выходя, вспугиваем в коридоре марионетку номер двадцать три. Я с ней плотно общалась первые полгода, она учила меня говорить.       — Ты живёшь с ними? — теперь инспектор излучает оттенок недовольного удивления.       — Только на палубе марионеток есть подходящие помещения, оборудованные под гуманоидов. Второй вариант был — каземат при военной лаборатории, — спокойно разъясняю я. — Но у меня отдельная каюта.       Подхожу к своей двери и открываю.       — Мы на месте, инспектор.       Он проезжает внутрь, я вхожу следом и закрываю вход. В помещении сразу становится чудовищно тесно.       — Достаточно далеко от лаборатории, — замечает Прайм, оглядевшись.       — Ближе, чем каземат, — отвечаю.       — Зачем здесь это? — кивок на зеркало.       — Привыкать к внешности.       — А это что? — теперь он смотрит на полку в ногах койки. Снимаю оттуда заинтересовавший его ящик и открываю:       — Упражнение для развития мелкой моторики. Бусины и нитки. Называется «плести из бисера». Два скарэла в день обязательно, желательно — четыре-пять скарэлов, если освобождается время.       Он окидывает взглядом мои поделки, геометрические фигуры из крошечных разноцветных шариков, и сразу теряет к ним интерес.       — Почему не предусмотрено место для другого прототипа? — выразительный взгляд на свободное пространство над моей койкой.       — Мнение психологов. В период адаптации нагрузка на мозг очень велика, поэтому во время отдыха не должно быть никаких отвлекающих факторов.       — Разве солдату Скаро может быть что-то трудно?       Или оторван от реальности, как новости Сол-3, или издевается. Позволяю своей брови иронично приподняться:       — Всё легко только в космодесанте, инспектор. Привезли — отстрелялся — увезли.       — Ты дерзишь в третий раз за последний скарэл.       — Это мой серьёзный недостаток. Я легко ведусь на провокации.       — Оставь пикировки для приватного общения с Вечным. Я знаю, что вы не ладите, — всё-то он знает, интересно, от кого. — Ответь мне на один важный вопрос. Я изучил все материалы твоего личного дела, включая воспоминания о контактах с Доктором. В одном из разговоров ты сказала ему, что мы планируем перестройку Вселенной после того, как избавимся от низших. Ты сама дошла до этой мысли или где-то услышала? Записи не смогли мне разъяснить этот момент.       Озадачил. Нет, я действительно ощущаю растерянность, никак не ожидала подобного вопроса.       — Сама. Мне всегда казалось, что это очевидно. Чем же ещё мы можем заниматься? Я — убийца, и знаю, как тяжело выстрелить по себе подобному. Как это… больно, — чип в фильтре выдаёт предупреждающий сигнал, что я выбиваюсь из допустимых параметров эмоциональности. Да провались ты в джет, пищалка. — Война между истинными далеками, ведущими происхождение от каледов, невозможна. Следовательно, мы будем что-то создавать. Далее легко вычислить, что.       Замолкаю, но он не отводит от меня пристального взгляда.       — Ты сказала не всё. Продолжай.       Ну, раз настаивает…       — Политику далеков определяет Император, как старейший и мудрейший. Ему приходилось убивать подчинённых. Он должен знать, как это больно. Бесчувственность и безжалостность от необходимости — это не синонимы. Следовательно, он не допустит гражданской войны между чистокровными далеками, придерживающимися Общей Идеологии. Насколько я изучала вопрос ещё в Альтаке, даже Первую Гражданскую он пытался предотвратить посредством вербального переубеждения. К сожалению, масштаб паники перед человеческим фактором перешёл все границы, и бойню остановить не удалось. Но сам факт того, что правитель пытался разрешить конфликт между потомками каледов мирным путём, говорит о его истинной цели. А эта цель — идеальный мир для идеальной расы. Я не права?       Он какое-то время задумчиво молчит.       — Не многие доходят до этой мысли сами. Теперь я вижу, что тебя не зря оставили в живых. Твой старый позывной — Тлайл Дал-Ра, так?       — Подтверждаю. Но новый мне нравится больше.       — Объясни?       — Тетраэдр — это символ трёхмерного пространства. Минимальное количество точек, отрезков и плоскостей, демонстрирующее длину, ширину и высоту. Но зеро — это точка отсчёта. Координат, времени, чего угодно. Этот позывной обязывает к гораздо большему, чем «тетраэдр».       — Разумно.       Он продолжает сверлить меня взглядом-рентгеном, а у меня прямо язык чешется от любопытства. Нет, не удержаться. И пусть хоть прямо тут прибьёт.       — Далеки не задают вопросов старшим по званию, — говорю. — Но у меня ненормативное любопытство, и мы не в рабочей обстановке. Я могу спросить?       — Нет, не можешь. Но можешь рискнуть нарушить мой запрет. Последствия за твой счёт.       Лучше расстрел на месте, чем мучительная смерть от любопытства.       — Почему два Прайма? Всегда присылают одного, — что это в нём колотнулось, похожее на смешок? Мне вдруг резко делается не по себе. — Даже если на объекте крупные неполадки, всё равно, достаточно одного инспектора. Но на «Вневременье-6» нет никаких чрезвычайных происшествий. С другой стороны, я ещё никогда не видела Вечного и Учёного в таком волнении. Так почему два Прайма? Что такого случилось? Если Император пожелал увидеть, как продвигается работа над прототипом, зачем ему присылать двух Прай…       И тут мне в голову стукает совершенно невероятная мысль. Пищалка в фильтре высвистывает что-то непотребное, а я пытаюсь вдохнуть, потому что язык не поворачивается продолжить, словно примёрз к зубам. Да быть такого не может!       — Так зачем ему присылать двух Праймов? — спрашивает инспектор, излучая явную усмешечку. — Ты действительно опасно догадлива, Прототип Зеро.       — Но как же… Почему никто… — в полной растерянности бормочу я, чувствуя, как слабеют колени. Да не может этого быть. Он не мог прилететь сам. С его-то плотным расписанием и загруженностью, бросить всё и посетить мою тренировку? Нет, нет, нет!       — Скафандр снабжён специальным искажающим фильтром, маскирующим мою основную волну и голос, — как ни в чём не бывало объясняет «инспектор». — Вечный и Учёный, конечно, в курсе. Но остальным это знать не обязательно. Это приказ.       Слабенько киваю. Надо ответить вслух, но язык как парализованный, даже обычного «подчиняюсь» вытолкнуть не может. А визитёр по-прежнему невозмутимо продолжает:       — И отучайся от дурной привычки дерзить всем подряд. Ты здесь не с Доктором и не в ТАРДИС, — он оценивающе вглядывается в мою обтекающую рожу. — Я вымотал тебя на треке. Сядь и отдохни. У меня ещё есть дела в лаборатории.       Сажусь — вернее, почти падаю на койку, освобождая ему проезд. Ноги не держат. В зеркале отражается моя пунцовая физиономия с расширившимися от ужаса глазами.       Хлопок задвинувшейся за белым скафандром двери.       Мама моя радиация. Это что же получается — я за какой-то скарэл трижды надерзила Императору и имела наглость приставать к нему с вопросами? И ещё жива?!       Ну, девушка, ты жжёшь и пепелишь. Напалмом.       …Не знаю, сколько я так просидела, пялясь на своё ошалелое отражение, но из прострации меня выдергивает приватное сообщение Учёного:       «Император удовлетворён достигнутыми результатами и приказал отправить тебя в Центр. В течение декады мы должны осуществить переезд. Вечный займётся подготовкой необходимых помещений там, а ты поможешь мне здесь».       С усилием заставляю себя оторваться от зеркала и закрыть глаза. Пока мне так проще общаться через патвеб. А Учёный продолжает распинаться:       «Уж не знаю, что ты опять отколола, Зеро, но ты сумела его к себе расположить. Только не зарывайся. Помни, кто он и кто ты».       «Я не должна была догадываться».       «Конечно, не должна. Но догадалась. А кстати, как?»       «Никогда не присылают двух инспекторов. Так не бывает. Значит — он и сопровождающий секретарь, — и осторожно добавляю, пользуясь расположением Учёного. — Он, должно быть, взбешён».       «Нет, ты оправдала его ожидания, включая вызывающее поведение. Но не надейся на безнаказанность. В Центре программу твоих тренировок уже будет утверждать он сам. И будь уверена, из тебя выжмут всё по максимуму. И дисциплину вколотят обратно, Стратег не даст тебе вести себя так распущенно, как даю я. Сегодня твоё собеседование с психологом отменяется. У тебя шесть свободных скарэлов, можешь дальше шалеть от собственного нахальства или поесть. Будь у меня в лаборатории через этот срок. А пока не вертись перед гравиплатформой и не затмевай фоторецепторы комиссии!»       «Подчиняюсь».       Контакт пропадает, но я по-прежнему сижу, закрыв глаза, и заново проигрываю в памяти свою первую в жизни аудиенцию. Да уж, такая образцовая наглость поневоле обращает на себя внимание. Для полноты картины не хватало только послать правителя варить мне манку.       Наглость — второе счастье? Нет, дерзость — межвидовой гибрид испуга и агрессии. Тупо защитная реакция загнанной в угол зверушки.       Ну почему Император не позволил откорректировать мою личность и убить эмоциональность и впечатлительность? Ведь всё равно переписывали в новое тело, можно было избавить меня от этого бага в мозгах.       Обязательно наберусь наглости и спрошу, пусть даже меня за это «наградят» титулом далека, задающего вопросы, со всеми вытекающими последствиями.       Непременно спрошу.       Когда-нибудь.