Не входи в эту дверь

В больнице Ричард быстро пошёл на поправку. Из рассказов врача и санитаров он понял, что пропадал три дня и что никто бы и не подумал его искать, если бы Арно не нашёл сначала записку, а потом чемодан, оставленный под кроватью. Арно позвонил Мирабелле Окделл, чтобы узнать, не приезжал ли Ричард. Так и выяснилось, что не только не приезжал, но и не собирался. Прождав до утра, Арно бросился в милицию писать заявление о пропаже человека. И его заявление, может, и не приняли бы, но как всегда оказалось, что у Лионеля есть в милиции знакомые, да и у Алвы есть знакомые… — В общем, парень, тебе повезло с другом, как мало кому везёт, — подвёл итог врач. Ричард тут даже возражать не стал. — А матушка? — спросил он. Тут врач нахмурился и сказал сконфуженно: — Она приезжала. Увидела, что вы поправляетесь, и уехала. Это она всегда так? — Ну да, — кивнул Ричард. Но он был рад, что мать убедилась, что с ним всё в порядке. Посетителей к нему стали пускать только через пару дней, когда он смог сидеть на кровати и принимать какую-то другую пищу, кроме бульона. И тут же появился Арно. Выглядел он растерянным и улыбнулся, когда вошёл в палату скорей печально, чем радостно, но Ричард решил: это из-за беспокойства. — Как ты там очутился? — было первым вопросом. У Ричарда об этом спрашивали врачи и милиция, но сначала он был слишком слаб, чтобы отвечать, потом ему не хотелось вспоминать об этой глупости с Колиньяром, но сейчас он всё же решил рассказать Арно о том, что случилось после того, как чемодан в Торку был упакован. — Теперь я понимаю, почему Колиньяр в университете не появляется и вообще куда-то пропал, — выслушав Ричарда, задумчиво сказал Арно. — А ты не заявишь в милицию? Этот мерзавец… — Я и сам виноват, — покачал головой Ричард — мог бы не идти. — Дурацкая логика, — пробормотал Арно. Но к удивлению Ричарда, словно тут же забыл об Эстебане и, помолчав, сменил тему: — А ты знаешь, что Валентин сделал? — Не то, чтобы мне хотелось… — Погоди, — улыбнулся Арно, — тебе понравится. Валентин забрал свой донос на Алву. — Забрал… — И, похоже, в пух и прах рассорился с папашкой. По крайней мере, он вернулся к нам, бухнул свой чемодан на кровать и уезжать не собирается. — А я только привык, — покачал головой Ричард, но сколько он ни пытался вспомнить свою злость на Валентина, это не получалось. Осталось только любопытство. — Так а что случилось-то? — Понятия не имею, — весело пожал плечами Арно, грусть с него вроде бы слетела, — но он всё так и сделал. На Алве теперь нет того ужасного обвинения… — Арно? — окликнул друга Ричард, потому что тот запнулся и снова задумался. — А, прости, — потряс головой Арно, — несколько ночей сна урывками — и я с успехом могу заменить Руппи. Кстати! Два наших старикана-то! — Ты о чём? — Профессора наши, Вальдес и Кальдмеер! Они… нет, погоди, сначала расскажу. Вальдес Кальдмеера всё-таки уломал остаться в Талиге, и сейчас они… Как ни слаб был Ричард, но такая смена темы показалась ему подозрительной и он спросил: — Так Алва — снова декан? Всё в порядке? — Нет, — резко ответил Арно, но тут же будто спохватился: — Декан у вас пока Придд. Там… сложности возникли. Недоразумения. Или что-то с делами не так… — Арно… — Погоди, я тебе об «Отблесках» расскажу, можно? Я завербовал Елену из Урготского универа и Руппи, ну, ты его знаешь, они теперь будут подпольно распространять «Отблески Талига» — я так назвал их — среди своих в универах! То есть Елена не подпольно, но Руппи — да! Он оказался не совсем нюней. В общем, ты был прав, когда говорил, что он ничего себе так парень. Согласился же! Кажется, он проникся духом бунтарства после того, что случилось с его любимым Олафом. Но всё равно он меня этим своим Олафом доконал, но не важно! Ты понимаешь? Настоящая подпольная пресса! Настоящая журналистика! — И что же в первом номере? — с интересом спросил Ричард, успев уже начать беспокоиться, что Арно влезает в слишком уж большую политику. — Письма! От нас, студентов филфака Талига — им, студентам филфаков Ургота и Дриксен! И не только, я ещё поделился некоторыми своими материалами. — Романом? — с сомнением уточнил Ричард. — Э-э, нет… Не так сразу. И тут они оба рассмеялись. — Мне кажется, — задыхаясь от смеха, сказал Арно, — Ли этого не выдержал бы! Да и Дриксен! Несмотря на весёлый разговор, Ричард скоро почувствовал себя уставшим. Арно заметил это и поторопился попрощаться. — Когда тебя выпишут? — спросил он. — Говорят, через пару дней. — Я заеду за тобой, хорошо? Ты позвони мне и предупреди, хорошо? — Арно, ты и так много сделал… Ты мне спас жизнь. Арно отмахнулся: — Ты сам вылез в библиотеку, Ричард. Так мы заодно и выяснили, чей это был дом! С этими словами он ушёл, а Ричард задумался: о чём же Арно ему так и не сказал?.. Выписали его через неделю. К этому времени Ричард окреп окончательно, а также окончательно уверился, что Арно, который приходил ещё пару раз (второй – вместе с Катершванцами), от него что-то скрывает: когда Йоган сразу после приветствия начал: — Тут у нас… Арно пнул его, сопроводив этот пинок яростным взглядом. Ричард и вообразить не мог, что такого стал бы — и почему! — скрывать обычно такой разговорчивый Арно. Справку о выписке врач принёс очень рано, когда Ричард ещё спал, пользуясь возможностью, которой скоро опять не будет. Потом кто-то из больничных нянечек принёс одежду. И Ричард, обнаружив её на тумбочке рядом с койкой, удивился, что одежда была не та, в которой он попал в больницу. Кто мог бы её принести? Наверное, в ответ на недоумевающий взгляд Ричарда, нянечка сказала: — Это ваш друг оставил. Молодой человек со светлыми волосами. Ричард улыбнулся и кивнул. Конечно, кто бы ещё. — Вам, — добавила нянечка, — нужно на стойку выписки. Столик такой, с большими часами над ним. А потом поезжайте домой и отдыхайте там. Поблагодарив её, Ричард отправился искать стойку выписки. Она оказалась в противоположном конце от выхода, так что найти удалось не сразу. На несколько мгновений на Ричарда даже накатил страх, что он заблудится в узком больничном коридоре среди одинаковых дверей. Но стоило сделать вдох поглубже и посмотреть на номера на дверях, чтобы страх прошёл. Тут он не заблудится. Над стойкой, действительно, висели большие часы, а за ней сидел медбрат, погружённый в чтение книги настолько, что Ричарду пришлось два раза к нему обратиться с вопросом: «Что именно написать надо?». И только на второй раз медбрат растерянно поднял взгляд от книги: — Простите, — улыбнулся он, — затягивает — не оторваться. Дриксенский запрещённый роман. — Не страшно, — понимающе кивнул Ричард, — так что именно написать? Меня выпускают сегодня. — Вот сюда, — и с этими словами медбрат положил перед Ричардом огромную тетрадь с разлинованными листами. — Здесь пишите: «Имущество возвращено в прежнем объёме». А тут подпись с расшифровкой. — Имущество? — Одежда ваша. — А, хорошо. Пока Ричард выводил свою фамилию, медбрат молчал, а потом, проверяя написанное, заметил: — К вам такой посетитель красивый приходил. — Что? Вы о чём? — Правда, красивый. Я подумал, что он, наверное, в кино снимается. Ричард нахмурился, пытаясь понять, о чём говорит медбрат. Красивый? Это Арно?.. Потому что больше никто к нему не приходил. — Вы, наверное, ошиблись, — покачал он головой. — Я никаких актёров не знаю. И ко мне только мой друг приходил. — Ничего себе у вас друзья, — усмехнулся медбрат, а Ричард поторопился уйти. За прошедшую неделю — он сразу это заметил — на улице заметно потеплело и в воздухе уже пахло весной. Ричарду нравилось это время — и потому что деревья потихоньку оживали, хотя зеленеть начнут и не скоро, и потому что воздух теплел, а небо становилось выше, и потому что близился день рожденья, который, правда, дома никто никогда особо не отмечал, но Ричард не уставал по-детски надеяться, что уж новый-то день рожденья принесёт ему что-то особенное. А ещё это тепло в воздухе и едва заметно изменившие цвет деревья, и распахнувшееся, как всегда весной, пространство, и ярко-чёрная земля означали жизнь. Ричард не забыл, что избежал смерти только чудом и совсем недавно. Ничего этого он бы уже не почувствовал, если бы не… Но что именно сейчас трудно было решить, а слова подобрать и того труднее, особенно когда вдыхаешь воздух улицы после долгого отлёживания в больнице. Ричард тряхнул головой — и пошёл быстрее к выходу со двора. У самых ворот он столкнулся с Арно, который тут же схватил Ричарда за руку и потащил куда-то: — Я думал, я не успею! Идём, тебе не стоит ходить пешком пока. Оказалось, что недалеко от больницы стояло такси, и Ричард невольно вздохнул с облечением. Пока он лежал на больничной койке, казалось, что силы к нему вернулись полностью, но стоило пройти по коридорам и миновать пару лестничных пролётов да расстояние от дверей до ворот, как Ричард ощутил, насколько он пока ещё слаб. Хорошо, что Арно подумал про такси. Ехали они в молчании, что было довольно необычно. Но Ричард не расспрашивал ни о чём. Он и так скоро узнает, о чём так старательно молчит Арно. Только когда машина пересекала мост через Данар — совсем недалеко от того места, где была «каса», Ричард спросил: — Так… Алве вернули должность? Но Арно его словно и не услышал: он провожал дома вдоль набережной тем же напряжённо-пристальным взглядом, что и сам Ричард. В общежитии всё было по прежнему: внизу дремала вечно хмурая ключница, на этаже пахло едой с кухни, в одной из комнат кто-то с открытой дверью слушал марикьярскую народную музыку, так что чечётка, лихой присвист и выкрики на их, похожем на кэналлийский, но более мягком, языке. Арно стал подпевать: — Альберта решила вернуться к корням и уже неделю слушает это безумие, — пояснил он, — Валентин бесится, а я уже выучил все мелодии. — А Паола что говорит? — пришлось повысить голос, поскольку по коридору разнёсся очередной вопль марикьяров. — Не знаю! — весело ответил Арно, входя в комнату. — Наверное, планирует страшную месть по атаке ушей Альберты кэналлийским фольклором. — Ну, он красивый, — пробормотал Ричард. — Привет… За столом сидел Валентин и читал, как ни странно, «Молнию». — И как? — спросил Арно, вешая пальто на крючок. — Правки? — Надо подумать, — отозвался Валентин. Он кивнул Ричарду: — Привет. Рад тебя видеть… живым. — Угу, — выдавил из себя Ричард. Спокойно смотреть на Валентина после всего, что Ричард о нём передумал, оказалось непросто. — Я скоро! — сказал Арно, направляясь к двери. — Надо успеть ещё раз проинструктировать Руппи, пока он не уехал. Дверь за Арно закрылась быстрее, чем Ричард успел сказать: «Пока», — и повисло молчание: Валентин ещё ниже склонился над газетой, а Ричард лихорадочно размышлял, как бы задать волновавший его вопрос так, чтобы не вышло бестактно. В конце концов, он понял, что тактично не получится, и спросил прямо: — Почему ты забрал своё заявление? Почему изменил отношение к… Алве? Валентин ещё несколько мгновений смотрел в свою газету, а потом — не поднимая глаз — спросил: — Это действительно всё, что тебя интересует? Ричард опешил. Он ожидал резкого отпора, обиженного или даже презрительного молчания, но слова Валентина не были ни резкими, ни обиженными. Они были удивлёнными. Как будто действительно было что-то, что должно интересовать Ричарда куда больше… И тут он подумал о молчании Арно. И испугался. — Что-то… — Ричард запнулся. — Валентин, я только из больницы. И Арно ни о чём мне не рассказывал. Что-то произошло? С Алвой? Валентин выпрямился и взглянул на Ричарда: — Арно облегчил себе жизнь, смотрю, — Валентин нахмурился, потом вздохнул: — Ладно, возможно он заботился о тебе… — Да что случилось-то?! — почти закричал Ричард, но тут же одёрнул себя: — Прости, прости! Расскажи, что случилось. — Профессор Шабли убит, — ответил Валентин, отводя взгляд, — Алву арестовали по обвинению в убийстве. Нашли какие-то улики… Я точно не знаю. Ричард? Ты меня слышишь? Он слышал Валентина очень хорошо, но ответить не смог — при первой же попытке Ричард запнулся, спрятал лицо в ладонях и расплакался. Подробностей Валентин не знал — о них Ричард узнал позже, когда вернулся Арно. Выяснилось, что всё произошло на следующий же день после того, как Ричард попал в больницу. Обстоятельства толком никто не рассказывал, видимо, в интересах расследования. Но Арно откуда-то удалось узнать, что основной уликой против Алвы является бокал с его отпечатками, который ясно свидетельствовал, что в тот день Алвы не просто был у Шабли, но задержался достаточно надолго. — А… м-мотив? — дрожащим голосом спросил Ричард, которому всё это представлялось дурацким сном. — Свидетели… соседи Шабли говорят, что слышали какие-то крики и оскорбления, — не очень уверенно сказал Арно. — Кажется, Алва на него очень разозлился. — Почему? — спросил Ричард, скорее сам себя, чем Арно или Валентина. — Может, что-то, связанное с исследованиями? — предположил Арно. — Всем известно, как Алва относится к астрологии… — Ты когда-нибудь слышал, чтобы Алва кричал? — резко спросил Валентин. — Я все эти дни пытался вспомнить хоть один случай. — Но крики… — начал Арно. — Соседи ошиблись, — резко оборвал его Валентин. Ричард, не говоря ни слова, скорчился на своей кровати. Мыслей в голове не было, только пустота и какая-то дурацкая обида, что кошмар не кончается. Написать некролог для «Молнии» ему предложил Арно, и Ричард решил, что это хорошая идея — если чем-то заняться, будет проще пережить потрясение. Пользуясь тем, что в больнице ему выписали освобождение от занятий ещё на неделю, Ричард кое-как добрался до библиотеки, чтобы поискать материалы о профессоре Шабли. На этаж к физикам он не поднимался, и лишь отчасти потому, что ходить по лестницам было тяжело. Кроме того, Ричард зашёл в университет с заднего хода, которым пользовались в основном филологи, так как он был ближе к их крылу, и довольно далеко от библиотеки. Но если так идти, то не было риска оказаться в главном холле, при мысли о котором — и о двери в подземелья — Ричард до сих пор вздрагивал. К тому же там сейчас, наверное, стоял перевязанный ленточкой портрет Шабли. И хорошо, если фотография, а не в самом деле спешно нарисованный портрет, которые всегда ужасно получались. Информации в библиотеке нашлось довольно много — Шабли много что писал и много куда ездил. Ричард пролистал несколько сборников разных лет, а один даже отложил в сторонку, чтобы потом почитать: это были материалы с международной конференции в Дриксен. Отношения с Дриксен тогда ненадолго оттаяли, и об этой конференции до сих пор ходили легенды. Конечно, профессор Шабли на неё ездил. Туда ещё ездил Вальдес, который тогда только начинал работать над своими исследованиями, он рассказывал на лекциях о той конференции. Ричард составил целый список названий статей Шабли, выписал годы по порядку, а потом подвёл итог, что профессор был преданным своему делу, серьёзным научным работником, который оставил заметнейший след в истории современной астрологии и продолжал самозабвенно работать до самой своей трагической гибели. В итоге получилась внушительная научная биография. То, что некролог профессора Шабли будет именно научным, Ричард решил сразу: о личной жизни профессора было известно слишком мало, так что любые попытки написать о ней что-то выглядели бы как домыслы и сплетни. Где держат Алву, Ричард узнал у Арно. Тот долго мялся, но потом рассказал, видимо, в благодарность за некролог для «Молнии» (Арно только исправил «заметнейший след» на «ярчайший след», добавил пару цветистых определений, а «трагическую гибель» вычеркнул как «затёртое выражение»). Где похоронили профессора Шабли, Ричард выяснил на кафедре. Там — поглядывая с явным сочувствием — ему написали адрес и как пройти. Это было новое кладбище, за городом. Ехать туда пришлось долго, ещё дольше, чем к Алве, а потом ещё идти по огромному чёрному пространству, стараясь не смотреть по сторонам и не сходить с выложенной большими плитами дороги. Ричард сжимал в руке цветы — гвоздики. Он не знал, любил ли гвоздики профессор Шабли, но других цветов не нашлось. На некоторых могильных камнях сидели вороны — огромные, таких в городе и не встретишь — вертели любопытно головами, выискивая конфеты или другие гостинцы мёртвым, и иногда громко каркали. Ричард горько подумал, что ещё ни разу ворон — медный ли, живой ли — не принёс ему удачи. Могила профессора Шабли была свежей, рядом, через ряд таких же свежих могил, толклись четверо с лопатами, оживлённо переговариваясь, они работали. Ричард взглянул на них, вздрогнул и вздохнул глубже, пробуя отогнать дурноту. Если бы не фреска, если бы не голос Алвы во сне, если бы не удача, эти могильщики копали бы дыру в земле для него самого, для Ричарда Окделла. Он взглянул ещё раз в их сторону: тяжёлая, чёрная, жирная земля большими комками падала на землю с лопат. — Давай к нам! — громко сказал один из могильщиков и засмеялся. — Ему пока рано! — ответил другой в тон. Ричард передёрнул плечами, повернулся к могиле Шабли, посмотрел несколько секунд на мраморную плиту с выгравированными на ней звёздами, на большой венок «От коллег по университету. Скорбим», потом положил свои две гвоздики рядом с венком — и ушёл быстрее, чем собирался. Трамвай от ближайшей к кладбищу остановки не шёл в сторону тюрьмы. Та находилась едва ли не в современном центре Олларии — старое здание на месте одной из бывших тогда ещё загородных резиденций Олларов. Туда Ричард добирался довольно сложно, пересаживаясь с трамвая на трамвай, так что тягостное впечатление от кладбища успело пройти почти полностью. Тюрьма, конечно, не внушала радостных мыслей, но хуже тех могильщиков уже ничего не могло быть. Даже самые злые и отвратительные тюремщики казались Ричарду милей и дружелюбней. На входе охранник попросил Ричарда показать документы и спросил о цели визита. Потом попросили записать имя и поставить подпись в тетради посещений. Всё это было так обыденно и просто — совсем не то, чего ожидал Ричард. Всё-таки тюрьма… Но пустые коридоры, выложенные серой плиткой и освещённые жёлтым светом, вовсе не напоминали темницы из книг. — Первый раз пришли? — спросил охранник. Ричард не сразу понял, что вопрос адресован ему, потому ответил с запозданием: — А… да, первый. — Вас будет разделять решётка. Не прикасайтесь к ней, ясно? Для вашей безопасности. И для надёжности. — Да, — пробормотал Ричард, вздоргнув. Вот это уже куда больше напоминало настоящую тюрьму. В комнате свиданий, действительно разделённой пополам решёткой, было почему-то полутемно. То ли экономили электричество, то ли… Но о способе таким образом наказывать заключённых Ричард предпочитал не думать. — Что вас сюда принесло? — раздался недовольный голос профессора Алвы. Пока Ричард размышлял о свете, Алва успел зайти и сесть где-то в глубине своей половины комнаты так, что Ричард видел только чёрные рукава рубашки, всё остальное пряталось в тени. «Почему всё так?» — с дрожью подумал Ричард, представив сразу, что Алву избили здесь. И, наверное, жалость была тут ни к чему — если Алва действительно убил профессора Шабли, то — Ричард сжал кулаки, словно убеждая себя и угрожая Алве, — любое наказание заслуженно. Тот, кто совершил это бессмысленное, жестокое убийство, должен был расплатиться. А Валентин сказал, что нашли улики… что Алву видели там… что слышали крики… Только он не верил этим своим злым мыслям — как ни пытался. — Студент, — вздохнул, наконец, Алва из темноты, — чему я обязан счастьем вас лицезреть? Это что, единственный способ увидеть своего научного руководителя? — Я… — Ричард почувствовал, что краснеет. Как глупо было стоять тут перед дверью камеры и размышлять о виновности Алва, — просто… просто так пришёл. Ричард силился разглядеть его лицо, но не получалось даже понять толком, в каком углу Алва находится. Зачем он прячется так старательно? Что тут с ним сделали?.. — Очаровательно, — пробормотал после паузы Алва. — Тогда можете просто так уйти. Прямо сейчас. — Если… хотите, — горло перехватило. Ричард резко одёрнул себя: в последнее время он слишком легко начинал плакать. Но не здесь же! — Стойте, — снова вздохнул Алва, — вы слишком впечатлительный и глупеете под воздействием эмоций… Не возражайте! Так вот, чтобы вы себе ерунды не надумали, я объясню кое-что сразу. У меня мигрень, поэтому свет приглушён, а я не выхожу к вам. Признаться, эта камера — лучшее место после моего кабинета в университете. Здесь та же идеальная темнота и нет доступа студентам. Почти. Ещё вопросы? Ричард молчал, потому что ему, на самом деле, хотелось задать один-единственный вопрос, но этот вопрос казался ему совершенно бестактным. Потому он выпалил, не раздумывая: — Я составил список литературы по заданию профессора Ариго. У меня есть… кое-что по практической части. Но я совершенно не представляю, что писать в теории. Потому что нет никакой теории по моей теме. В ответ Ричард услышал молчание, а потом негромкие шаги. — Ещё немного, — сказал Алва, выныривая из темноты, — и я решу, что мой арест — это ваших рук дело, студент. — По-почему? — испуганно переспросил Ричард. Алва был бледнее обычного, он прикрывал глаза рукой от света, пусть даже тусклого. Кроме бледности, ничего в Алве больше не изменилось. Ричард на короткое время забыл все свои вопросы и сомнения, он просто смотрел на Рокэ будто впервые. Можно сказать, что впервые после того лабиринта, где он почти остался навсегда. Они ведь могли больше не увидеться! Чёрные волосы, убранные назад — может быть, в хвост, а может, в косу, узкая ладонь, поднятая к глазам. Ричард вспомнил бы их цвет и проснувшись среди ночи. Цвет и взгляд. Белая кожа — такая белая, что чёрные волосы на солнце отливают синим. Ему очень шла эта рубашка, как и мигрень, хотя эта мысль, конечно, была жестокой. О чём же они говорили? Ричард отвёл взгляд от узкого лица, от губ Алвы. Они говорили о теории. Её нет. И надо бы найти. Как эгоистично сейчас лезть с таким вопросом к человеку в тюрьме. Но если он в тюрьме не просто так… — Ну, что вам сказать о теории? — криво улыбнулся Алва, прерывая мчавшиеся по кругу мысли Ричарда. — Напишите с опорой на мои статьи. — Но там вы говорите, что астрология — это лженаука! — немедленно возмутился Ричард. — Тише, — поморщился Алва. — Но вы правы. Читали, значит. Это хорошо. Вот вам теория, студент. Идите, если больше нечего спросить. — Есть, профессор, — Ричард сделал глубокий вдох и продолжил: — Как вы себя чувствуете? — Мигрень, — ответил Алва, почему-то отнимая руку от лица и глядя прямо на Ричарда. — Это когда очень болит голова, молодой человек. И говорить о научной деятельности хочется меньше всего. Сегодня у нас вечер идиотских вопросов, да? Что ещё припасли? Даже интересно. — Вы… не взяли трубку, — пробормотал Ричард. — Я предпочитаю сигареты, — откликнулся Алва и снова закрыл лицо от света. — Я не… но вы издеваетесь? Зачем? — А зачем вы прижимаетесь к решётке, студент? — Алва снова отошёл в тень. — Охранник беспокоится, что я вас… укушу. Ричард отпрянул от решётки, к которой, действительно, почти вплотную подошёл. — Идите уже, — совсем тихо сказал Алва. И Ричарду это напомнило коридор и темноту, где звучал только голос Алвы, а потом появилась девушка-фреска. — Хорошо, — шёпотом ответил Ричард. На выходе его попросили поставить подпись ещё раз: — Вот тут, — сказал охранник, — напротив времени. Правильно же, сейчас шесть вечера? Ричард посмотрел на большие часы над столом. Секундная стрелка только-только миновала цифру «12». Часовая и минутная застыли, показывая ровно шесть. — Да, — отозвался Ричард. Часы над головой охранника напомнили ему дежурного медбрата в больнице и слова: «К вам такой посетитель красивый приходил…» Красивый! Кого из знакомых Ричарда можно назвать красивым, как не Алву? Неужели… неужели… — Что-то не так? — спросил охранник. — А, да, подпись… — пробормотал Ричард. Дрожащей рукой он вывел невнятную закорючку и бросился прочь. Ему нужно было успеть в больницу до того, как там перестанут пускать посетителей. — …и тогда я понял, что надо проверить журнал посещений в больнице! — Ричард сделал паузу. — И? — поторопил его Арно. — Там оказалось имя Алвы? — Да! И время, когда он приходил! Времени, когда уходил, правда, не было, но дежурный сказал, что его визит длился минут двадцать. И всё это было во… во время убийства, понимаешь! Арно взъерошил себе волосы на затылке: — А ты в милиции был? — Нет, завтра пойду. Меня и в больницу еле пустили. Чёрные глаза Арно возмущённо сверкнули: — А как же Алва в тюрьме? Ему же там тяжело… Ричард пожал плечами: — Он сказал, что там темно и нет студентов. Разговор этот происходил в комнате общежития. Валентин в нём не участвовал, записывая что-то в тетради, но Ричард был уверен, что Валентин тоже рад слышать, что у Алвы отыскалось алиби. — Слушай, — спросил Арно, — а ты-то сам не помнишь, как Алва к тебе приходил? Ричард покачал головой: — Я без сознания был всё время. Я, честно, не понимаю, зачем он ко мне приходил. Он же… когда я звонил… Арно только сочувственно покачал головой. Валентин издал странный звук между смешком и всхлипом. Этим утром Ричард собирался особенно тщательно. Накануне Арно сообщил ему свежие сплетни от Эмиля: Алву восстанавливали в должности, а Придд ушёл, потому что оставаться на должности простого преподавателя ему не хотелось. — Хотя он и так бы ушёл, — предположил Арно. — Недавно эта его партия купила газету «Вечерний Талиг», а ему предлагали место главреда. — Как ты успеваешь всё это узнавать? — вздохнул Ричард. — Он же журналист, — пробормотал Валентин, отрываясь от учебника древней талигойской литературы, которая ему чужой знает почему понадобилась. — Я рад, что Алва вернулся. — Я тоже, — торопливо сказал Ричард. — Ясное дело! Это же всё благодаря тебе! Тут Ричард предпочёл промолчать. Разговоры об Алве казались ему чем-то слишком личным. И вот утром Ричард собирался особенно тщательно, потому что так обрадовался возвращению Алвы и совершенно необходимо было это хоть как-то выразить. Прыгать и приплясывать ему по-прежнему казалось нечестным по отношению к памяти профессора Шабли, который — по новой версии милиции — покончил с собой. В самоубийство Ричарду верилось немного больше: профессор последние дни был на себя не похож, нервничал, казалось, расстраивался из-за любой мелочи. Но думать об этом не хотелось: что бы ни привело профессора Шабли к самоубийству, началось при слиянии факультетов. На клюв ворона кто-то привязал чёрный бантик. Ричард даже глазам не поверил, когда увидел. Но, наверное же, не он один радовался возвращению Алвы. Клюв в этот раз Ричард тереть не стал — всё и так складывалось неплохо — насколько только могло неплохо. Суавес сидел на своём неизменном месте и со своим неизменным выражением. Или, может, немного мрачней, чем обычно. «И что только успело его разозлить?» — мысленно подивился Ричард. А Суавес словно мысли его прочёл: — Бумаги по практике? Не готово. — Что? — Все претензии к Придду и его секретарю. — Что? — Чтоб их… — дальше Ричард не разобрал. Видимо, Суавес закончил предложение на кэналлийском. — Я… — Изменения в расписании? Тоже не готовы. — Но… — И расписание экзаменов будет только завтра. Наверное. — Я к декану, — проговорил наконец Ричард. — Он там, — махнул Суавес рукой и зарылся в бумаги, которых сегодня — только заметил Ричард — было гораздо больше, чем обычно. Может, поэтому Суавес был таким мрачным и таким в то же время снисходительным?.. Ричард приоткрыл дверь кабинета Алвы — и тут же почувствовал знакомый запах благовоний, сигарет, духов — то, чего не было, когда кабинет захватил Придд. — Вы не представляете себе, сколько труда ушло на приведение кабинета в порядок, — пробормотал Алва, не отрываясь от газеты. — Этот Придд просто мародёр. Или хуже… — Доброе утро, — Ричард невольно расплылся в улыбке. Тем более Алва не мог видеть его из-за газеты. — Вы читаете «Вечерний Талиг»? Что-то Арно утром говорил об этой газете… что-то… — Должен же я знать, чем дышит столица, — ядовито отозвался Алва. — Её же выкупила партия Придда! — вспомнил Ричард. Алва сложил газету и бросил на пол: — Арно Савиньяка вы слушаете лучше, чем собственных преподавателей, студент. Как не стыдно. — Я, — Ричард покраснел, — как раз пришёл, чтобы договорить насчёт курсовой. У меня есть материал. Может… вы почитаете его? Я не знаю, верны ли выводы. Мне сложно анализировать с точки зрения физики. — Хм, — Алва помолчал, изучая газету на полу, — в редакторской колонке Вальтер высказывается против абортов. А вы что об этом думаете? Ричард не мог найтись с ответом достаточно долго, а потом пробормотал: — Я не… собираюсь делать аборт. Вы, кажется, тоже. Потому… — Студент, вы пошутили только что? — перебил его Алва. — Обучение у меня даром не проходит. Но Ричарда уже было не сбить: — Потому, — повторил он, — я бы хотел продолжить говорить про курсовую. — Ладно, — усмехнулся Алва, — давайте мне ваш материал. Вы пошутили — надо вас за это вознаградить. А пока я читаю, скажите Суавесу, что мне нужно кэналлийского. Придд вылакал все запасы в кабинете. Но в кабинете секретаря вроде не нашёл. Ричард вздохнул. Похоже, для Алвы ничего особенно не изменилось после тюрьмы и отстранения от должности. И от этой мысли становилось веселей. Суавес был погружён в работу и даже голову не поднял, когда Ричард вышел из кабинета декана. — Прошу прощения, профессор Алва… — В ящике справа, — отзвался Суавес, не прекращая заполнять какой-то документ. — Хорошо, — пробормотал Ричард. «Ящик справа» был так хорошо замаскирован под обои, что Ричарду понадобилось несколько минут, чтобы нащупать его. Потому, когда он вернулся в кабинет декана, сжимая в руках бутылку, Алва уже прочёл все материалы. — Отлично, хотя маловато, — сказал он, поглядев на вино. — Но это не про вашу работу. Налейте мне вина. Вот бокал и штопор. — Я… но… так плохо? — Наливайте, не отвлекайтесь. — Я никогда не пользовался штопором. — Вы безнадёжны. Хорошо, дайте мне бутылку и садитесь. Алва налил себе вина и сказал: — У меня сложилось впечатление, что вы проспали всю практику в Торке, студент. Это верно? — Нет, я… я не проспал. Только один раз, но тогда… — Ладно, нечего оправдываться. Данных это вам не прибавит. Пока для работы их мало. Как и для выводов. Вы отметили положение этих звёзд только частично. Ричард замер в кресле. Это всё звучало ужасно обидно: он не был виноват в том, что не вышло как следует понаблюдать за Утренней и Вечерней звёздами. Ему мешали всё время. Мешали самыми разными способами, и сейчас ему казалось, что почти намеренно. Только вот кому нужно было срывать его несчастное исследование, которое даже Алва уже считает неудачным? Что такого было в кучке цифр и данных, которые он получил бы, если бы немного дольше смотрел бы в телескоп?.. — Но я же не могу поехать в Торку снова, — тихо сказал он, потому что все эти мысли больше походили на жалкие оправдания. — Не нойте. У меня дома, конечно, не Торка. Но мой телескоп… полагаю, получше, чем были в Торке. Что-нибудь да и увидите. — Когда? — Хоть сегодня, студент. Мой адрес помните? Телефон, как видно, помните… Кстати, а что это за данные на полях?.. По излучению? Самостоятельная работа? Это на неё вы тратили своё драгоценное время в Торке? Ричарду отвечать не хотелось: Алва и так уже посмеялся над ним, а если рассказать, почему он вообще взял фотометр, так засмеёт ещё сильней, скажет, что… — Студент, хватит думать. Отвечайте мне, что это за данные. Или придётся говорить об абортах и точке зрения на них Вальтера Придда. — Я просто… решил попробовать подойти к звёздам с точки зрения физики, — сказал Ричард. — Пока ждал, когда звезда передвинется. — Что ж, тогда это единственное, что в вашей работе имеет смысл. Идите. Вечером, в восемь жду. Всю дорогу до общежития, где ему нужно было прихватить пижаму и зубную щётку, чтобы затем отправиться к Алве, Ричард размышлял о том, кому могло бы прийти в голову мешать ему с курсовой. Там, в Торке он подозревал Эстебана, но теперь-то он знал, как Эстебан действует. Какое там снотворное? Если бы Эстебану захотелось сорвать Ричарду практику, он бы его попросту избил. С другой стороны, Эстебан мог действовать не в своих интересах, а по чьей-то указке. Скажем, кто-то пообещал ему вознаграждение… Но проку-то? В конце концов, это всего лишь курсовая, а вовсе не… Тут Ричард даже остановился — такой неожиданной была вдруг стукнувшая в голову мысль. Отца ведь интересовали Утренняя и Вечерняя звезда! А вдруг он, Ричард, невольно стал на тот же путь — и рано или поздно придёт к тем же выводам? Вдруг тот, кто когда-то украл работу отца, просто не может этого допустить — по какой угодно причине? Ричард вздохнул и продолжил идти. Стоять столбом посреди улицы — плохая идея. Впрочем, причины-то ясны! Наверняка, тот человек придерживал работу все эти годы — и вот-вот хочет опубликовать её. И потому он испугался, что Ричард ворошит прошлое, а потом — ещё хуже — занимается теми же исследованиями!.. Но кто? В общежитии он застал Арно и Валентина. Если второй поднял голову от учебника старогальтарского, чтобы кивнуть Ричарду, а затем снова погрузился в чтение, то первый разразился монологом, из которого всем стало ясно, насколько он несчастен, но вот причину несчастья Ричард так и не понял. Кажется, дело было в каком-то сне, но Ричарду пока не было дела до снов Арно. Ему нужно было кое-что спросить — и так, чтобы Валентин не услышал. Как назло ни одна идея в голову не приходила. Ричард даже задержался в комнате, чтобы выпить чаю и терпеливо слушать, как Арно донимает Валентина сложными рассуждениями о заимствованиях из старогальтарского в талиг, всё время прибавляя «и что-то в этом роде». Когда на дне чашки осталось только немного заварки, Ричард решительно сказал: — Арно, поможешь мне вымыть посуду? Арно с сомнением покосился на чашку. — Посуду? — Да, идём. Мне ужасно нужна твоя помощь! На кухне Ричард шёпотом сказал: — Алва мне чуть голову не откусил, когда увидел, как мало я сделал в Торке. И я подумал: а почему так мало? Я же не собирался бездельничать… как так вышло? И сейчас я думаю, что кто-то меня отвлекал. Арно присвистнул, но тоже ответил шёпотом, хотя кухня была пустой: — Ты меня поэтому выманил из комнаты? — Не совсем. Понимаешь, мне кто-то подсыпал в чай снотворное. — Колиньяр? — быстро предположил Арно. Ричард покачал головой: — Его отца отпустили, в конце концов. И… он больше проиграл, чем выиграл от всего этого. А знаешь, кто выиграл? Арно посмотрел на чашку, затем на раковину. Глаза его расширились: — Придд? Ты думаешь, это Придд? Ричард вздохнул: — Я не хотел так думать, но… — Дай уточнить, Ричард, — покачал головой Арно, — ты думаешь, что Вальтер Придд лично подсыпал тебе снотворное? Потому что я могу поверить, что это он, скажем, отравил Жиля или Шабли, но… — Его не было в Торке, да, — согласился Ричард. — Я потому думаю, что это Валентин. По поручению отца. Понимаешь, Придд пытался меня отговорить тогда… А когда не сработало, это он мог попросить Жиля украсть бумаги, а потом подбросить их. И пирог тоже. Может, он даже рассчитывал, что Жиль тоже отравится… мало ли. Жиль никогда умом не… так плохо говорить, но… И в Торке… он даже мог поручить кому-нибудь заманить меня в лес. Он ведь знал, что я занимаюсь расследованием, что подозреваю Алву… И поручить Валентину… — Погоди, стой, Ричард, — Арно перешёл с шёпота на нормальный голос. — Валентин не стал бы выполнять поручения отца! Я же тебе говорил! Ему можно доверять! — Он мог и тебя обмануть. Арно хлопнул себя ладонью по лбу. — Я не хотел это рассказывать, но, кажется, не получится. Ладно, жди меня тут. Пока Арно не было, Ричард поставил чистую кружку на стол в кухне и посмотрел в окно, стараясь успокоить мысли, теснившиеся в голове. Все эти предположения о том, кто мог хотеть убить его уже дважды, если вспомнить тот вечер, когда Алва не дал ему упасть под колёса, а потом ещё и мешал исследованиям, заставляли Ричарда искать виновных в каждом втором. Гибель Жиля до сих пор не укладывалась в голове, так что мало-помалу всё это грозило перейти в манию преследования. Ричард остановил себя и заставил рассматривать деревья и людей за окном — те спешили по своим делам, никто из них в панике не оглядывался на прохожих с подозрением. Арно вернулся с каким-то свёртком в руках. Внимательно и как-то даже напряжённо посмотрел на Ричарда, а потом сунул ему в руки этот свёрток: — Открой, — сказал он и отвернулся. — Только Валентину не говори, что ты это у меня видел. Я как-нибудь придумаю способ ему вернуть. Подброшу, наверное. И Ричард открыл. В свёртке оказался дневник, подписанный инициалами Валентина. — Но разве можно… — Читай уже, — с досадой кивнул Арно. — Нельзя, само собой. Но всякая конфиденциальная информация, попавшая в руки журналиста, таковой быть перестаёт. — Я думал, есть личная информация, — пробормотал Ричард, осторожно открывая дневник. — Конечно, есть, — отозвался Арно, — вот она, например. Ричард и Арно вернулись в комнату минут через двадцать, потому, когда они вошли, Валентин с сомнением покосился на чашку в руках Ричарда. Да уж, на этот повод не купился бы никто, а тем более Валентин, но зато теперь Ричард точно знал, что Валентин не стал бы шпионить в пользу отца. Да никто не стал бы! Вальтер Придд оказался настоящим негодяем, но не в том смысле, в котором подозревал Ричард. Оказалось, что Вальтер Придд ненавидел своего сына Джастина за то, что тот был любовником Алвы! И готов был возненавидеть Валентина, если бы тот оказался в связи с мужчиной. Ричард понимал — узнай мать о его собственном отношении к Алве, она бы не обрадовалась, но не настолько же! В это он просто поверить не мог. — А ты не думаешь, — ещё на кухне спросил Ричард, — что это Придд мог подстроить смерть Джастина? — Тогда он просто маньяк какой-то. Но ты же больше не подозреваешь Валентина? Ричард покачал головой: — Нет, ты прав, Арно. Он не стал бы… но это не снимает подозрений с Вальтера Придда. Может, это всё-таки Эстебан, но уже по его поручению, а не по поручению своего отца? Может, в подвал он меня тоже не из мести заманил, как ты думаешь? Арно нахмурился, но ничего не ответил. Похоже, тут он возразить не мог. И Ричард решил обдумать, мог ли Эстебан помогать Вальтеру Придду. — Ты прямо зачастил в гости к Алве, — рассеянно сказал Арно, когда они уже ехали в трамвае. — Всего-то третий раз еду, — буркнул Ричард, — ты лучше расскажи, почему так страдал? Я, кроме того, что ты какой-то сон увидел нехороший, ничего не понял. — Сон нехороший! — Арно воздел руки к потолку трамвая. — Ты, наивная душа, не знаешь, что такое «Сон Талига»? Невероятно! Ричард вспомнил, что, кажется, видел газету с таким названием. — Это газета? — Именно! — на весь трамвай возопил Арно. И на него неодобрительно взглянул старик в берете и с книжкой в руках. — Это газета, где пишут разный бред. Мистика и всё такое. Они писали про лабиринт под университетом, что там… Ричард, наверное, побледнел, когда Арно упомянул подвалы, потому Арно просто рукой махнул: — Непроверенная информация, сплошные выдумки. Глупости. И меня профессор Ариго отправляет туда на практику! Вот в чём дело! Я знаю, что это происки Лионеля! Его месть за тот роман! Но не я же его написал! И не я виноват, что по нему аспирантки сохнут! То есть… то есть, я не хотел… Сил на то, чтобы проникнуться трагизмом ситуации, у Ричарда не было, потому он осторожно перебил Арно: — Зачем Вальтеру Придду это нужно? — Что нужно? — не понял Арно, который, конечно, по-прежнему был погружён в мысли о «Сне Талига». — Ну… — Ричард смутился, — то, о чём Валентин в своём дневнике писал. То, что ты мне дал прочесть. Это ведь только поссорило его с обоими сыновьями. — Это политика, — глубокомысленно заявил Арно. — Ради неё некоторые готовы хоть всю семью убить. Тут трамвай остановился, и Арно поспешил выйти. Дверь ему открыл Пако. — Я так рано, — начал объяснять Ричард, идя за Пако в гардеробную, — потому что позже трамваи не ходят, так что прошу прощения… — Нет, Рикардо! — радостно махнул рукой Пако. — Вас ждут! Я провожу вас к телескопу! Когда Ричард оказался в знакомой комнате с телескопом, то воспоминания о том, как он увидел его впервые, нахлынули с невероятной силой: и та сказка, которую рассказал Алва, и отравление, и всё, что произошло утром. Тогда Ричард думал, что Алва рассказывал о себе — только вместо подвала с телами был телескоп. Ричард задумчиво смотрел на блестящий огромный корпус. Ни пылинки, ни царапинки. Не то, что в обсерватории Торки, где телескопы прошли через бесчисленное количество не очень заботливых рук. Рядом с телескопом стоял столик, где были разложены другие нужные инструменты и приборы. Медленно, всё ещё не очнувшись от воспоминаний, Ричард достал тетрадь для записей наблюдений за звёздами и карандаш. Штора на окне всё ещё была поднята, так что виднелись дома в вечернем свете, небо, где вот-вот появятся Вечерняя и Утренняя звезда. — Ричард? — оказывается, в комнату, пока Ричард предавался воспоминаниям, неслышно вошёл Эмиль Савиньяк. — Добрый день! Вечер! — растерянно ответил Ричард, заметив среди инструментов фотометр, причём явно более новый, чем был в Торке. — Вечер, — согласился Эмиль, радостно улыбаясь, совсем как Арно. — Рокэ попросил привести вас, предварительно убедившись, что вы «не проваляли дурака». Не знаю, что имеется в виду. — А куда привести? — Ричард бросил взгляд на небо. Ещё минута — и к телескопу. — В зелёную гостиную. — Зелёную? — изумился Ричард, вспоминая тот зал, где были танцы в прошлый раз. — Вы тут заканчиваете делать, что бы вы ни делали, а я вас провожу, — махнул рукой Эмиль и пошёл к полкам с книгами на противоположной от телескопа стене. Ричард снова посмотрел на фотометр. Интересно, если снова проэкспериментировать с излучением. Алва, конечно, ждёт данных по траектории, но… Ричард вдруг вспомнил слова Вальтера Придда, услышанные, кажется, вечность назад: «Эгмонт говорил о каком-то особом свечении…». Отец думал, что у этих звёзд какое-то особое излучение! Почему бы не попробовать… Пока он готовил фотометр, Вечерняя звезда взошла. И время терять было нельзя: сначала излучение, потом траектория! Или Алва его без вилки слопает. — Пошли, — захлопнул книгу Эмиль. — Да, — согласился Ричард. И не двинулся с места, потому что размышлял, брать ли с собой тетрадь. Смех Эмиля отвлёк его: — Вы, физики, такие погружённые в работу!.. — Я не физик, — возразил Ричард мгновенно. — А вот эта штука — астрологический прибор, — пробормотал Эмиль. — Давайте уже, идём. Вы же закончили свои наблюдения? — Эта штука называется фотометр. — Как бы ни называлась, вы определённо умеете ею пользоваться, хотя к астрологии она не имеет отношения. Профессор Савиньяк приобнял Ричарда за плечи и аккуратно вытолкал из комнаты. Тетрадка всё-таки осталась возле телескопа. — А кто нас ждёт? — спохватился Ричард в коридоре. — Там целая толпа, — неопределённо отозвался Эмиль Савиньяк. «Толпой» он назвал компанию из профессора Вальдеса, професора Эпине, профессора Ариго и самого Алвы, удобно расположившуюся на трёх диванах в гостиной, которую Эмиль назвал «зелёной», хотя зелёным в ней был только витраж в одном из окон. Наверное, будь Ричард фотографом, он захотел бы запечатлеть эту сцену: профессор Вальдес с его серьгой в ухе и кудрявыми волосами, профессоры Эпине и Ариго — оба усатые и темноволосые, но совершенно разные: один меланхолично сжимает бокал и глядит прямо перед собой, второй внимательно слушает профессора Вальдеса. И наконец — Алва, который занимает отдельный диван. Тоже бокал в руке, тоже взгляд, непонятно куда устремлённый. Но, конечно, никакой меланхолии, скорей ирония. — …и я всё-таки выбил для Олафа гражданство! — голос профессора Вальдеса звучал радостно, все заулыбались в ответ, все, кроме Алвы, перевели взгляд на потолок, будто там что-то было написано. — Студент Окделл, — объявил Эмиль Савиньяк, слегка встряхивая Ричарда. Тот поёжился под взглядами присутствующих. — Всё сделал? — спросил Алва недовольным голосом, прежде чем Ричард успел поздороваться. — Рокэ, ты невыносим, — покачал головой профессор Эпине, — мальчик и так себя чувствует как мышь в мышеловке. Проходите… Ричард? Так, кажется, вас зовут? Я уже говорил, что мой старший брат дружил с вашим отцом?.. Идите сюда, вам пить можно? — Ему ещё утром вставать, — снова подал голос Алва. — Да, — подтвердил Ричард, — мне нужно рано утром вести наблюдения. — Те же, которыми в Торке занимались? — спросил профессор Ариго. — Которыми не занимался, — поспешил уточнить Алва. — К великому огорчению профессора Шабли. И моему тоже. Немного. При упоминании имени профессора Шабли разговор ненадолго прервался. Все, даже профессор Вальдес, помрачнели. Ричард, успевший сесть на край дивана рядом с профессором Эпине, тоже молчал. — Да ладно вам, — первым не выдержал Алва. — Астрология, как известно, тоже уже не жилец. Допускаю, неизвестный убийца ещё и одолжение профессору Шабли сделал. — Рокэ, — пробормотал Эмиль, — ты прямо блещешь. Но в каком-то смысле… — Да во всех, — отрезал Алва. — Только отсталая Дриксен не признаёт очевидного. А Талигу уже стыдно не признать, что астрологии нет. — Но конференции, дискуссии в журналах, — попробовал возразить Жермон, а Ричард ощутил благодарность за это, — всё есть. Я, конечно, скорее практик, чем теоретик, но если есть дискуссия, то вопрос актуален. — Вот и выпьем за это, — предложил профессор Вальдес. В руках у Ричарда оказался бокал, Алва пробормотал что-то недовольное насчёт спаивания студентов — но Ричард всё же сделал маленький глоток, улыбаясь своим мыслям. Много бы Арно с его любовью к сплетням — то есть, к сведениям из первоисточника — отдал бы, чтобы тут оказаться! Например, гражданство для профессора Кальдмеера — это же просто чудеса. Особенно то, что этого добивался профессор Вальдес — его идейный противник. Или то, что Эмиль Савиньяк и Алва принялись обсуждать теперь: — …снисходительность твоего брата поразительна, Эмиль. — Он из тех, кто не отступится от своих принципов, да. Университетская газета, свобода слова… — Он мог бы запретить этот роман, как клевету, — усмехнулся Алва. — Во-первых, там нет имён. Во-вторых, ты же понимаешь: такой запрет стал бы прямым признанием! А ещё… — глаза Эмиля весело блеснули, — я уверен, что Ли сам с нетерпением ждёт каждой главы. Потом они заговорили о политике, в которой Ричард плохо разбирался, и в какой-то момент он совсем потерял нить беседы и задремал на своём уголке дивана. Во сне Ричарда профессоры вели беседу на неизвестном языке, а Алва сначала сидел с гитарой, а потом превратился в ворона с блестящим клювом и чёрным бантиком на нём. Проснулся Ричард от слов профессора Вальдеса. — …по правде сказать, актуален сейчас вопрос только о ненаучности астрологии, — усмехнулся Вальдес. — Остальные дискуссии остались в прошлом. Шабли их застал, конечно, как и Мишель Эпине, как и ваш, Ричард, отец, но они просто не могли не понимать всю ненаучность… разве что Шабли — тот до фанатизма был предан астрологии. Снова они об этом… И Ричард счёл нужным вмешаться. Поморгав, стараясь не звучать сонно, он сказал: — Да. Профессор Шабли участвовал во всех конференциях, писал множество статей. Он даже в той международной конференции участвовал, которая в Дриксен была. Я… по делу… познакомился с его научной биографией. — О, молодёжь снова с нами, — прокомментировал Алва, а потом заметил: — «По делу» — это для заметки в «Молнии». Твой брат, Эмиль, портит моего студента, склоняя его… к журналистике. Жермона мне тоже есть в чём упрекнуть, но Валентин никогда не тянулся к физике. — Я тоже! — в очередной раз возмутился Ричард. — Оно и видно, — буркнул Алва. — Сложные у вас отношения, — усмехнулся профессор Ариго. Снова повисло молчание, и вдруг профессор Эпине отвлёкся от созерация бокала и, будто встрепенувшись, спросил: — Погодите, в какой ещё международной конференции в Дриксен? — В единственной, — удивился Ричард этому вопросу. — Семь лет назад. Я видел сборник материалов… и там ещё… Ричард запнулся. Он же не Алва, чтобы отпускать бестактные замечания об умерших! Но профессор Эпине кивнул: — Там ещё имя моего брата в чёрной рамке, да? — Не в чёрной, — вздохнул Ричард. — Его синими чернилами обвели. — Вот я и говорю, — непонятно почему оживился профессор Эпине, — не могло его быть на этой конференции. — Вашего… брата? — Нет, профессора Шабли, — тут он снова помрачнел: — Хотя Мишеля тоже, конечно. — Да о чём вы там говорите? — вмешался Алва, о котором Ричард и профессор Эпине будто забыли. — Но как, не было? — вмешался профессор Вальдес. — Я с ним обсуждал её, помню! Мы, само собой, были в разных секциях и не встретились на самой конференции, но он там среди участников был записан, его статья в сборнике вышла, а ещё мы обсудили с ним пользу и… я ещё тогда удивился: Шабли никогда со мной ничего не обсуждал, наши интересы очень расходятся… — В сборник принимали как очно, так и заочно, Ротгер, — напряжённо и тихо сказал профессор Эпине. — Ты пойми, там есть статья Мишеля. — За двойное дно научных работников, — пробормотал Алва и допил вино залпом. — К чему бы профессор Шабли… вводил нас в заблуждение? — Он мог… ошибиться? — неуверенно предположил Ричард. — Да почему ты уверен, что его там не было, Робер? — спросил профессор Ариго. — Ты факты нам предоставь, факты! А то сплетничаем о мистике, как «Сон Талига». Тут Эмиль Савиньяк откашлялся. — Я видел его в ту ночь, — медленно сказал профессор Эпине, — когда он должен был уже в Дриксен быть. Все уехали утром. Я помню, потому что Мишель туда собирался. И я думал… что он уехал. Я же потому и не спохватился. Никто не спохватился… — И ты был в университете? — уточнил Жермон, чтобы отвлечь профессора Эпине. — Да… по личным делам. Я всё это тогда милиции рассказывал. — А почему о Шабли не рассказал? — спросил Алва подозрительно тихо. — Потому что забыл! — голос профессора Эпине вдруг зазвучал зло. — Ты сам бы всё помнил на моём месте? — Остынь, — оборвал его Алва. И Эпине прикрыл глаза, вздохнул. — Я тогда был с… барышней одной, имя вам знать не обязательно… Я встретиться с ней должен был. Она сама с кафедры Мишеля была. И я к ней пошёл. А там, в лаборатории Мишеля, был Шабли. Они часто задерживались допоздна тогда, а не был расположен к беседам, понимаете? И не стал его тревожить. — А что Шабли в лаборатории Мишеля делал? — всё так же негромко спросил Алва. — Что именно, Робер? Ты помнишь? — Возле стола стоял… может, писал или читал что-то… Я хорошо не рассмотрел. Не до… не до того было, — горько ответил Робер. — Я же не его искал. И не Мишеля, а ту девушку. — Всё это крайне странно, господа, — обвёл Жермон присутствующих недоумевающим взглядом. — Зачем бы ему врать об этой конференции? Опоздал на автобус, а потом стало стыдно признаться? Как-то надо выяснить, что ли… Или… — Выясним, — сказал Алва, поднимаясь с дивана. — Студент, марш к телескопу. Я отлучусь по делу. Когда вернусь, вас здесь быть не должно. Ричард посмотрел на окно. Небо немного посветлело — должно быть, он проспал почти всю ночь, а остальные — неужели проговорили? И ни по кому не скажешь, что они всю ночь не спали да ещё пили. — Ричард, — обратился к нему Эмиль Савиньяк, когда Алва вышел из комнаты, — проводить к телескопу? — Да-да, пожалуйста. Я… кажется, я засну в коридоре, если пойду сам. — Пако для тебя оставил шадди. Я принесу, когда доставлю тебя к телескопу. Фотометр, казалось, сломался, потому что упорно показывал практически те же результаты, что и вечером. Казалось, между Вечерней и Утренней звёздами не было вообще никакой разницы! Но так быть не могло. Или могло? В конце концов, то, что сейчас делал Ричард, было форменным преступлением с точки зрения астрологии: никто не изучал эти звёзды, их нельзя было изучать. То есть звёзды вообще с физической точки зрения никто не изучает. Не изучал, если точнее. А эти две — так и вовсе священные. И тут, вот… Может, потому и нельзя, что они вроде как… мстят? Или, может, всё же фотометр сломан? Дождаться бы Алвы… Впрочем, с траекторией было не лучше. Ричард записал координаты обеих звёзд, частично — ещё в Торке, но никак не мог построить линию их движения так, чтобы они не сталкивались на каждом шагу. И тут Ричард в отчаянии решил проверить фотометр на бледнеющей недалеко от Утренней звезде. Другой результат. Фотометр всё-таки работал. — Все разъехались, — услышал он за спиной голос Алвы и обернулся. — Я… тоже поеду! — Куда вам, — усмехнулся Алва, глядя, как Ричард безуспешно пытается собрать свои записи, роняет карандаш и в третий раз не замечает то край стула, то угол стола, то подставку телескопа, — вы так покалечитесь. Я, так уж и быть, помогу. — Результаты, профессор, — пробормотал Ричард, собирая записи в тетрадь, — я никак не пойму… — Результаты — в курсовую и мне на суд, — оборвал его Алва. — Но позже. Сейчас вы пойдёте спать. Алва нашёл карандаш, отдал его Ричарду и добавил: — И вы можете звать меня по имени, конечно, когда мы наедине. Пойдёмте, провожу. И Алва пошёл вперёд, а Ричард зачем-то вспомнил, как профессор Савиньяк его приобнял на входе в зелёную гостиную. Такое ощущение, что Алва… Рокэ… к нему прикоснуться лишний раз боится. Потом Ричард отогнал эти размышления как абсурдные, навеянные ранним утром и недостатком сна. Светлое небо за окном было полностью скрыто за шторами, и в комнате царил полумрак. Алва постоял на пороге, пропуская Ричарда, потом, когда Ричард обернулся в ожидании непонятно чего, сам себе не отдавая отчёт, а что, собственно, ожидать сейчас, и чувствуя, что полностью проснулся и в ближайшее время не заснёт, Алва медленно прошёл дальше в комнату и закрыл за собой дверь, прислонился к ней спиной. Ричард осторожно подошёл к Алве так близко, что в полумраке отчётливо были видны черты лица, расстёгнутый у горла воротник рубашки. Пиджак Алва оставил где-то в гостиной, наверное. — Можно я… — начал Ричард. — Тише, — перебил его Рокэ. И Ричард увидел на его губах лёгкую улыбку: — Не надо… Но договорить Рокэ не успел, потому что Ричард не выдержал: слишком они близко стояли друг от друга, слишком долго Ричард мечтал об этом. Он подался вперёд и поцеловал Алву. — Храбро, — пробормотал тот, отстраняясь, — но вы мне дышать-то дайте. Пылкая юность… И снова Алва не успел договорить, потому что Ричард только на секунду оторвался от его губ. Он совершенно опьянел, не встречая сопротивления, совершенно потерял контроль и стал гладить шею, руки, грудь Алвы, вжимая его в дверь. — Вам спать надо, — выдохнул Рокэ, когда его рубашка была полностью расстёгнута. — Вы… боитесь… что ли? — тяжело дыша выдавил из себя Ричард, заставляя себя приостановиться, хотя это было невыносимо трудно. — Вот наглец, — усмехнулся Алва, — я же ваш научный руководитель. — Боитесь, — констатировал Ричард, осторожно стягивая рубашку с плеча Алвы и целуя обнажённую кожу, — иначе бы не вспомнили. Рокэ разбудил его всего через пару часов. — Вам надо было спать, студент, — сказал он. — Но… Ричард приоткрыл глаза, заморгал, вспоминая, что произошло. Шторы были раздвинуты, в окно лился свет. Алва — в своём чёрном халате, с растрёпанными волосами — сидел на краю кровати. При дневном свете думать обо всём произошедшем оказалось ужасно неловко, но Ричард всё равно улыбнулся: — Я выспался, Рокэ. И вы тоже можете называть меня по имени, когда мы наедине. — Наглость, — усмехнулся Рокэ, — никуда не делась, хотя храбрость выветрилась. С этими словами он наклонился и поцеловал Ричарда, а потом сказал: — Тебе в университет надо, если не забыл, Ричард.