~*~
Это происходит в одну из тех ночей. Они сидели на диване, прижавшись друг к другу, потому что Хакён никогда не думал, что надо приобрести диван, который может вместить двух человек, а не одного с половиной. Он уже почти на коленях Тэгуна, но ему кажется, что бот не против. Тот никогда не возражает по поводу такой близости, просто устраивает Хакёна поудобнее, словно невероятно большой мешок фасоли. Хакён постоянно ерзает, потому что смотрит на рецепты, волнуясь от мыслей о следующем блюде, которое ему приготовят. Тэгун издает многострадальные звуки, но его легкая улыбка говорит Хакёну, что на самом деле он не это имел в виду. «Как насчет этого? – он говорит, растянувшись на Тэгуне, а головой упирается в подлокотник дивана, – мне нравится ччимдак». «Тебе нравится всё» – замечает Тэгун, чьи глаза устремлены в книгу. Он перелистывает страницу. Хакён притворяется, что не слышит его: «Ты должен приготовить это с карри! И, может, добавишь побольше моркови, картофеля и лука, лук не может ничего испортить. Ох! – он вскрикивает от внезапной мысли, – мне ещё понравились соленые огурцы, которые ты сделал в прошлый четверг. Есть ли возможность добавить больше специй? Им не хватало немного... пикантности». «Можно подумать, что я кормлю стаю голодных волков» – отвечает Тэгун, слегка ударяя по колену Хакёна, как бы предупреждая. «Нет, – с гордостью говорит Хакён, – только одного». Он резко двинулся на колени Тэгуна, озарив своей самой очаровательной улыбкой, тем самым повернувшись к его лицу. Он не понимает, что своим движением скинул книгу рецептов на пол, и что Тэгун наклонился поднять её. Поэтому, когда Хакён поднимается, Тэгун уже склонился над ней. И так, они оказались ближе, чем когда-либо прежде. И ни один из них не двигается. В глубине души, Хакён смутно осознавал, что искусственное тепло тела Тэгуна сжигает его, а сердце колотится, звон которого громко отдается в ушах. Но он не может сдвинуться – взгляд Тэгуна поймал его. Жарко. Жарче, чем когда-либо, и Хакён может только беспомощно оглядываться. «Хакён…» – выдыхает Тэгун, мягким и гипнотизирующим голосом. Осторожно, словно боясь спугнуть боязливое животное, он медленно двигается ближе: «Могу ли я…?» Хакён облизывает свои губы и взгляд Тэгуна следует за движением. В голове кружится; лицо Тэгуна так близко, всего в нескольких сантиметрах от его собственного, смотрит так, словно он тот, кто дорог для него, невероятно заветный. Что-то тяжело бухает в груди. «Да» – шепчет он и сокращает расстояние между ними. Губы Тэгуна мягкие, очень нежные. Хакён легко открывается под ними, словно лепестки, раскрывающиеся для солнца.~*~
«И как новое приобретение относится к тебе?» – с усмешкой спрашивает Воншик. Они собрались поужинать в любимой рамённой Хакёна – это первая ночь, когда Хакён ест вне дома. Воншик заказывает два напитка и возвращается, ухмыляясь Хакёну: «Джехван говорит, что это своего рода опыт – испытать на себе заботу CARE Bot». Хакён давится своей лапшой: «Что, – он говорит хриплым голосом, – о какой заботе мы сейчас говорим?» Воншик на мгновение выглядит растерянным. И тогда он наносит удар своим возмущенным выражением лица: «А о какой заботе ты сейчас думаешь?» Хакён краснеет: «Э-э…» «Не отвечай, – Воншик хватает бутылку соджу, которую официантка поставила на стол и наливает в две стопки, – притворюсь, что никогда не спрашивал». Он хватает ближнюю стопку, небрежно чокается с Хакёном, и опрокидывает содержимое за раз. «Завязывай со своей скромностью!» – говорит Хакён сердито, хотя его сердце быстро бьется. Он поднимает другую стопку: «Не похоже, что ты не в курсе, для чего все используют своих CARE ботов». «Конечно знаю! – восклицает Воншик, – готовят еду, убираются и общаются» – завёл он рекламную шарманку. Хакён смотрит на него искоса: «Прошло двадцать лет, и я до сих пор не могу понять, ты правда не понимаешь, или просто притворяешься невинным». Воншик застенчиво затрепетал ресницами, ну совершенная невинность: «Так что, ты и правда не знаешь или просто притворяешься благородным?» Хакён смотрит: «Если ты спрашиваешь, использовал ли я бота, которого купил… (Воншик хихикает над двусмысленностью этого выражения, потому что в действительности ему двенадцать лет), – чтобы готовить, убирать и делать всё, что и мой лучший друг обычно делал для меня; если ты спрашиваешь, использовал ли этого бота для секса, который я, – Хакён держит палец, потому что это важно для выяснения, – кстати, могу легко получить в любом баре, тогда, ответ нет.» Он иссушает свою стопку, не обращая внимания на фантомное покалывания губ. Это был просто поцелуй, он спорит с самим собой. Воншик никогда не отстанет от него, если узнает. И поэтому он не будет делать этого; убеждает сам себя. «Ты действительно на взводе, – замечает Воншик, – не думаю, что раньше слышал от тебя так много лишнего текста. В самом деле, я даже не догадываюсь о том, что ты пытаешься сказать». Хакён хмурится и вливает в себя ещё один глоток соджу. «Значит, твои намерения по отношению к боту совершенно невинны, – Воншик упорно продолжает, потому что одна из его худших привычек – он никогда не знает, когда нужно перевести тему разговора, – твой полностью настроенный бот, запрограммирован для твоих нужд, для всего, чего ты попросишь…» «Разве вообще возможно думать о боте? – Хакён прерывает, раздражаясь от слов Воншика, – они роботы. Мы люди» – ведь очевидно, что он вспомнил бы этот важный факт тогда, когда Тэгун вдыхал в его губы. «Заткнись» – сказал он своему мозгу. «Ты будешь удивлён, – Воншик делает ещё один глоток соджу, прежде чем ставит свою стопку на стол и наклоняется вперед, понизив голос до шепота, – мой коллега, Сонгю, заполучил одного из самых ранних функционирующих моделей. Он даже не был столь продвинутым, как модель которую приобрёл ты. Так что у него были только все основные функции – уборка, приготовление пищи, объятия и общение со своим владельцем. Но Сонгю был одинок, и с ним был CARE Bot. И прежде, чем он осознал... бац!» – Воншик ударил кулаком правой руки об стол, Хакён чуть не схлопотал сердечный приступ. «Что случилось?» – шепчет он в страхе. «Он влюбился, – у Воншика грозное выражение лиц, – он совершил ошибку, забыв, что купил простого робота». Хакён думает о лёгких улыбках Тэгуна, его теплом взгляде о том, как они синхронно дышали, как смотрели друг на друга, прежде чем поцеловались. Что-то в сердце оборвалось, словно предупреждение. «И теперь мы должны помнить, что твой… – продолжает Воншик, не обращая внимания на страдания Хакёна, – робот, который у тебя более продвинутый, чем был у Сонгю, и ты... – он смотрит на Хакёна с нежностью, и снова говорит, но голосом более мягким, – твое одиночество намного сильнее одиночества Сонгю». Это слишком. Он перешёл границу. В ответ Хакён вспыхивает гневом, забывая о том, что они говорят о Тэгуне: «Я не одинок, – говорит он отчаянно, – не одинок». «Я беспокоюсь о тебе, Хакён» – его лучший друг говорит честно. «Ты не должен так же…» – его голос обрывается из-за предупреждающего выражения Хакёна: как он смеет об этом говорить. Воншик меняет тему: «И я больше не могу быть с тобой так часто» – заканчивает он взамен. В глазах Воншика извинения. Хакён смотрит упрямо в ответ, отказываясь допускать или признать что-либо. Он не думал об этом уже несколько месяцев. Он исцелился, да? Почему Воншик настойчиво ворошит прошлое? Воншик вздыхает, когда Хакён ничего не отвечает: «Только будь осторожен, и не делай ничего, о чём пожалеешь». Хакён опрокидывает остаток соджу в своей стопке и встает: «Перестань беспокоиться, Воншик, –его голос слаб, – я знаю свои пределы». «Конечно, знаешь, – Воншик кидает какое-то количество вон на стол и тоже встает, – хочешь, отправлю тебя домой? Я вызову такси». «Нет, спасибо, – говорит Хакён, – мне нужно прогуляться. Подышать свежим воздухом». Глаза Воншика сузились, но он не спорит с ним: «Не возвращайся домой слишком поздно». Они расстаются на станции метро. Хакён идёт в клуб.