Сад на краю

В действительности память духов работает сложнее и страннее, чем принято считать. Обобщённо говорили, что перерождение её стирает, однако реальность устроена сложнее. Если дух жил спокойно, умер в Мире и только чтобы восстановить силы, отдохнуть, он мог забыть не всё. Также важной составляющей является цветок духа: что для одних правило, то для других исключение. Однако крайне редко кто-то сохранял память, если умер в другом мире или был наказан за нарушение правил. Белую Азалию, как и положено, перерождение лишило воспоминаний о Родоне и проделанном ради него пути, а также роли стража – второе сердце так и не вернулось, но не смогло лишить той самой черты, что в прошлый раз довела до беды: любопытства. Теперь она при всём желании не смогла бы сунуться в мир с ещё живым Создателем – таких банально не осталось, зато не давали покоя не раз и не два краем уха услышанные разговоры о последнем садовнике, наконец появившемся в Мире. Только вот никого не радовало это «наконец». Азалия никак не могла понять, почему. Много слышала о каком-то предсказании, согласно которому последний садовник принесёт в Мир беду. Но ни разу – об источнике слухов. И о том, чтобы этот самый Последний в самом деле успел сделать что-то плохое, опасное, да хоть настораживающее. Вся его вина – хотя можно ли называть это виной? – заключалась в позднем появлении. Азалия могла бы расспросить кого-нибудь, попытаться докопаться до истины, но… Ей не хватало решительности. Ни среди духов, ни среди садовников не принято быть на стороне Последнего, в таком случае усомниться в предсказании, заявлять, что Последний ничем не подтвердил его верность – пойти против мнения большинства. Выделяться из толпы совсем не в духе Азалии. Сливаться безопаснее. Ради безопасности можно пожертвовать своим мнением. Особенно пустоцвету. Раз не получалось спросить, почему бы не подойти к проблеме с другой стороны? Можно же наведаться к Последнему. Вдруг одного взгляда на него хватит, чтобы всё понять? Вдруг сад в ужасном состоянии, а вид дома таков, что сразу выдаст преисполненную злобой натуру? Да, она незаметно подойдёт к саду и обязательно там что-нибудь выяснит. Весь путь до края Азалия гадала, что же там увидит. И неожиданно для себя почувствовала сожаление от того, что родилась слишком поздно. Или умерла? Почему-то никто не мог ответить, как и когда закончила жизнь прошлая Азалия. Как бы то ни было, в своей нынешней ипостаси Мир без Последнего она не застала. Это порождало огорчение и смятение. И странное желание повернуть время вспять, чтобы… Чтобы что? «Было бы лучше, встреться я с ним до перерождения», – единственное предположение, посещавшее голову. Не решаясь встретиться лицом к лицу, Азалия брела вдоль зелёной стены, пока не наткнулась на просвет, а по звуку казалось, что кто-то ходит с другой стороны. Если заглянуть здесь, её ведь не заметят? В противном случае придумать оправдание будет гораздо сложнее. Она тихо и осторожно слегка раздвинула ветки руками и увидела… Самый обычный сад. Такой же обычный дом. Совсем ничего жуткого и подозрительного. Всё выглядело настолько нормально, что на мгновение Азалия разочаровалась – успела по пути напридумывать всякого. Не сбывшегося. «Мир его живёт без особых бед, и в голове порядок. Хозяин такого светлого дома зла делать не станет. Даже не подумает о нём». Недоумение вновь настигло Азалию, и она приникла к ограде, рискуя получить в глаз не замеченной веткой. На каком основании злословили об этом садовнике? Может, со зрением проблемы, очевидных признаков не замечает? Стоит посмотреть на сад с другой стороны? Например, поближе к бездне. И вот мимо пошёл Последний, неся охапку состриженных веток. Бодрый юнец, что-то напевающий под нос. Почему он казался знакомым? На языке крутилось имя, но у Азалии никак не получалось его вспомнить. Откуда? Чьё? Она точно ни от кого не слышала, как на самом деле зовут Последнего, но что-то настойчиво – до болезненных импульсов в голове – пыталось пробиться из самых недр памяти. «Эр… Эн… И что-то между этими буквами… Да что я пытаюсь составить?» – Рон? – имя само сорвалось с языка. Азалии показалось, что Последний услышал. Отреагировал. Обернулся. Убедиться в этом не дали руки, схватившие за плечо и отдёрнувшие от ограды. – Что ты творишь?! – возмущённо и удивлённо прошептала Роза, оттащив Азалию подальше от сада. – Сдурела к нему соваться? «Обычно дурной меня называет Белладонна», – подумала отрешённо. Причины повышенного внимания со стороны Белладонны Азалия не понимала, а та не могла ответить, всякий раз прерываемая запретом на разбалтывание тайн. Поначалу было некомфортно из-за ощущения, что вот-вот за что-то накажут, хотя правила точно не нарушала, и из-за ауры, заставляющей терять привычную сдержанность, но Азалия смирилась. Хочет общаться – ладно. Лучше потерпеть и привыкнуть, чем ругаться. – М-мне просто было любопытно взглянуть на него, – робко ответила Азалия, взглядом уткнувшись в землю. – Я не собиралась соваться. Но… Надо же знать, как выглядит тот, кого нужно сторониться. Иначе встречу и не пойму… – врать подруге не нравилось, но позиция Розы ничем не отличалась от общепринятой, поэтому правду она не примет. – На наше счастье, он почти не покидает свой сад. Роза немного расслабилась, но всё же продолжала смотреть с тревогой и недовольством. Удивительно, как ей удавалось оставаться настолько очаровательной, даже хмурясь. Сведённые брови и надутые губки шли ей не меньше яркой, как у ребёнка, улыбки. Азалия непроизвольно окинула взглядом слегка разметавшиеся от ветра и быстрой ходьбы сильно вьющиеся белые локоны. Они ведь похожи. Как сказал один из стражей врат, в мире смертных могли бы сёстрами называться. Вот только Азалия была бы невзрачной младшей сестрой, меркнущей на фоне Розы. Бледное подобие, которому ставили бы в пример старшую сестру. – Не волнуйся, я обязательно буду держаться подальше от Последнего, – Азалия натянула неловкую виноватую улыбку. – Раз уж он опасен для Мира, мне и подавно нечего ему противопоставить. – Рада, что ты это понимаешь. – Вместе с выдохом выражение лица Розы быстро сменилось с возмущённого на виноватое. Она взяла Азалию за руки и тоже улыбнулась, забавно – по-детски – приподняв брови. – Извини, что была такой резкой. Ты ведь так добра ко всем. Я боялась, что ты из жалости попытаешься с ним сблизиться, наплевав на благоразумие. «В чём-то ты права… Кажется, мне и правда его жаль». – Всё в порядке, я пони… Ответ Азалии оказался заглушён воодушевлённым криком внезапно появившейся Настурции: – Вот ты где! Чер принёс… А, и ты тут… – Стоило ей заметить Азалию, как улыбка поблекла и в красноватых глазах промелькнула досада, смешанная с презрением. Азалия поспешила освободить руки и отойти от Розы. Встречи с Настурцией были неизбежны и никогда не радовали. Казалось бы, раз обе дружат с Розой, почему бы не попытаться поладить? В чём проблема дружить втроём? Но каждый раз при появлении Настурции Азалии хотелось одного: убежать. Она от Последнего такой угрозы не ощущала, как от всех этих взглядов, слов, жестов, намекающих держаться подальше от Розы. А ведь с ней дружили многие, но отчего-то особенно яркой неприязни удостаивалась именно Азалия. – Не буду вам мешать – Ну что ты! Ты совсем не мешаешь, я просто не ожидала встретить и тебя тоже, – елейным голоском проворковала Настурция, приобнимая Розу за плечи. И улыбнулась так сладко-сладко, что легко было бы обмануться, если бы глаза не выдавали желание поскорее избавиться от третьей лишней. – Если у тебя нет дел, можешь тоже пойти посмотреть на гостинцы. – Благодарю за приглашение, но я обещала помочь с цветами. Извините, что ухожу так поспешно. Улыбнувшись на прощание погрустневшей Розе, Азалия поспешила удалиться. Однако ненадолго обернулась, чтобы проводить взглядом удаляющихся в противоположную сторону духов. Она никому не признавалась, но на самом деле находила внушающей беспокойство наивность Розы, которой обычно умилялись, называя истинной искренностью. Ладно в поведении Настурции не замечала ничего напрягающего: не приходилось сомневаться, что та ни за что не навредит Розе, но что если однажды она доверится кому-то по-настоящему опасному?

***

Дни новой жизни пролетали спокойно и однообразно, как и у всех не являющихся стражами духов. Несмотря на данные Розе заверения, Азалия продолжила приходить к саду на краю, хоть и хватало её только на то, чтобы подсматривать через просвет в ограде. И ведь сама до конца не понимала, почему в стороне держится. Настолько боялась попасться кому-нибудь за разговором, когда уже не оправдаешься банальным «я просто мимо проходила»? Потому что дело точно не в самом Последнем: чем дольше Азалия на него смотрела, тем сильнее убеждалась в безобидности. Больше всего Азалию поразили глаза. Стоило один раз разглядеть цвет, как он навсегда засел в памяти. Чистые ярко-зелёные глаза, напоминающие о молодой траве. Скрытая за ними душа должна быть такой же чистой, и это подтверждалось тем, с какими любовью и старанием Последний ухаживал за садом. «Как тебе удаётся сохранять настолько светлую улыбку, несмотря на такое отношение? Неужели тебя совсем не беспокоят одиночество, косые взгляды и злые языки?» Однажды Азалия, притаившись в стороне, увидела одну из причин, почему Последний редко покидал свой сад. Он тогда искал совета, как лучше помочь поникшим гардениям. Одни садовники и духи игнорировали его тихо, другие – показательно отворачивались, выражая откровенную брезгливость или опаску, а когда уходил, начинали переговариваться, обсуждать. Искали злой умысел в действиях, обвиняли в состоянии цветов, хотя каждый с таким сталкивался! И не ждали же, когда достаточно отойдёт, не понижали как следует голос. Последний точно улавливал часть разговоров. Как и Азалия. Однако он не реагировал на злобу и старался не поникать, а она так и оставалась тихим наблюдателем. Мысленно возмущалась и ничего не делала. Слишком боялась в итоге столкнуться с таким же отношением. Беспечно погрузившись в мысли, Азалия позабыла, что наблюдать надо не только за садом Последнего, но и за окружением. На плечо легла бледно-жёлтая рука, заставляя чуть ли не подпрыгнуть от неожиданности. Азалия напряжённо обернулась и встретилась взглядом с Белладонной. – К-какая встреча… – пробормотала растерянно, не успев придумать реакцию поадекватнее. Белладонна фыркнула, хмуро глянула на ограду, схватила за руку и потащила за собой. Утянула на притаившуюся между садами полянку, скрытую зарослями шиповника. Обладай они телами смертных, мелкие колючки точно бы наказали за столь беспардонное вторжение множеством мелких царапин, покрытых кровавыми бисеринками. – Уже не первый раз замечаю тебя возле этого сада. Зачем суёшься туда? Предсказание не слышала? – Глупостями я все эти слухи считаю, – буркнула Азалия, сцепив руки за спиной и ковыряя носком туфли землю. Отчего-то честно признаться Белладонне оказалось крайне просто. – Тогда почему не заговоришь с ним? Азалия отвела взгляд и не ответила. Справедливое замечание. Точнее, Белладонна-то всего лишь задала вопрос, это воображение подкрасило его оттенками упрёка. Пассивно наблюдая тайком, никому лучше она не делала. Раз вся из себя такая несогласная, могла бы хоть Последнему втайне компанию составлять – подобная изоляция никому на пользу не пойдёт. Столкнувшись с трусливым молчанием, Белладонна скрестила на груди руки, закатила глаза и раздражённо цокнула языком. – Я должна быть рада, что ты наконец-то присмирела и не лезешь дальше. Но меня это бесит! – Прошу прощения? – Иногда понять недовольство Белладонны было особенно сложно, будто её не устраивало вообще всё. – Ты ведь не такая. Ты… – Белладонна подавилась словами и в сердцах пнула землю. – Безднов запрет, да чтоб его! И тебя, – добавила, ткнув Азалии пальцем в грудь. – Не похоже это на тебя. Ты можешь сколько угодно хлопать глазками с невинной мордашкой, но я знаю, что ты не такое наивное дитятко, как Белая Роза. Внутри у тебя яд. Раньше уж точно был. Куда он делся? Почему ты изменилась? – Определись уже: я тебе смирная нужна или дурная? – Дурная ты по определению. Мне нужно, чтобы ты была в порядке. Так что делай свои дела и никуда не суйся. Особенно к Последнему. «А я чем занимаюсь?» Азалия раздражённо смахнула чужую руку, но Белладонна тут же схватила за запястье и заглянула в глаза с искренним беспокойством. Редко когда эти чёрные-чёрные радужки так заметно подрагивали, и Азалии стало неловко. – Тебя правда настолько беспокоит, что я хожу туда? – поинтересовалась тише и спокойнее, резко потеряв весь запал. – Понимаешь же прекрасно, что зайти дальше я не решусь? – Понимаю. И… – настала очередь Белладонны неловко смотреть в сторону. – Нет, не это беспокоит. Если он кого и тронет, ты не первая в списке: есть цветы и поярче. Меня беспокоишь ты. Ты всегда была слишком осторожной. И из-за этого казалась безмерно скучной, ведь вместо своей личности показывала удобную для других картинку. Но я же знаю, что внутри у тебя был стержень. Ты не пугалась, подойди к тебе кто со спины, только делала вид. Ты могла сделать совершенно безумный и дурной шаг, для которого нужно быть не просто храброй, а отбитой. – На этом моменте Азалия недоумённо вздёрнула бровь, не понимая, её прошлой версии такой странный комплимент сделали или обругали. – Что случилось с тобой после ухода? Почему костёр превратился в подрагивающий огонёк, который вот-вот потухнет? – После какого ухода? – Азалия встрепенулась, почувствовав: вот-вот удастся узнать что-то о своей смерти, но Белладонна промолчала, заставляя разочарованно вздохнуть. – Я ведь тоже не знаю. И как-то не верится, что ты описала меня. Да, мы иногда ругаемся, но на большее я не способна. Наконец отпустив руку, Белладонна покачала головой. Вопреки сказанному, Азалия чувствовала: та говорила правду. Ей и самой нынешнее состояние казалось неправильным, словно в новой жизни она стала собственной сломанной версией. Чего-то не хватало. Не только личности – сосущая пустота с груди не позволяла надолго забыть о себе. «Будто у меня не хватает сердца…» Странная-странная догадка мелькнула в голове. Вообще-то Азалия не знала о случаях, когда у духа менялась роль, но значило ли это, что подобное невозможно? – Ты сказала, что я ушла. Мир редко покидает кто-то кроме стражей. И я бы тоже не нашла причину это сделать. – Правильная мысль, – усмешка, – ты была стражем. Больше рассказать не могу. Азалия понимающе кивнула – бессмысленно вытягивать ответ, скрытый запретом. Значит, вот оно как. Была стражем, а теперь живёт с одним сердцем и без проявившихся сил. Да, тут в самом деле попахивало каким-то… Очень дурным поступком. – Это только моё предположение, – Белладонна поморщилась, – но мне кажется, что есть связь между твоим исчезновением и наконец-то появившимся Последним. Поэтому мне и не нравится, когда ты околачиваешься рядом! Я просто… – Она нервно дёрнула себя за край грязно-жёлтой кофты и выпалила: – Я боюсь, что с тобой снова что-то случится! Если будешь рядом с ним… Обязательно… Обязательно опять натворишь дел! И тебя это доломает. Ту ядовитую дурнилу, которая спрятана за этой блеклой маской… Сохрани её. Пожалуйста. Иначе точно перестанешь быть собой. – Постараюсь. А то, боюсь, ты в озеро меня скинешь, лишь бы уберечь. Ответом снова стало молчание, хотя выражение Белладонны лучше любых слов сообщило: «Уже пыталась – не помогло».

***

Хоть и опасно для духа угодить в озеро, что окружало Сердце Мира, сидеть на его берегу – очень умиротворяюще. Азалия и Роза сидели у воды, иногда кидая в неё заранее собранные камушки. Вели разговор ни о чём. На ветке ближайшего дерева щебетала красная птица – совершенно загадочное создание, ведь других животных в Мире не водилось. Они существовали, кажется, с начала времён, оттого все успели привыкнуть и забыть, что родина птиц – бездна. Вылетали оттуда на рассвете и сбрасывались во тьму на закате. Сосчитав прыжки очередного камушка, Азалия перевела взгляд с озера на Сердце. По неизвестной причине ей часто казалось: в картине чего-то не хватает. Что-то скрыто от глаз. В ядре. Прямого запрета не было, однако духи не заходили слишком глубоко без особой надобности, коей обычно являлся приказ Порядка. Азалию же преследовало ощущение, что она посещала ядро. И там произошло нечто крайне важное. – Послушай, – в руке Розы появился цветок, и она начала меланхолично отрывать лепестки, – как бы ты поступила, если бы сильно полюбила того, кому суждено умереть? – Разве у меня есть выбор? Доживу своё, а там само пройдёт. Роза вздохнула. Ну да, у духов вариантов немного. Они – рабы своего происхождения, лишённые свободы выбора, дарованной смертным. Пленники не такой уж и золотой клетки. – А если бы для нас была возможно уйти окончательно? И если бы само не проходило? – Имеешь в виду, что память о любви останется и после возрождения? – Да. – Тогда… – Азалия легла на траву, закинула руки за голову и уставилась на лениво плывущие облака. Сложный вопрос. Азалия догадывалась, что навеян он старением Амала, о любви Розы к которому не знали только новорождённые, но проще дать ответ не становилось. Романтическую любовь духи испытывали реже смертных, если только это не часть их природы. Иной раз можно ни разу за жизнь не влюбиться. Азалия вот ещё не успела. Так позволительно ли рассуждать о чувстве, с которым не знакома? И всё же ответ сам пришёл в голову, будто когда-то она его знала. «Ничего странного тут нет. Не первую жизнь живу. Страннее было бы, не оступись я ни разу». – Если бы всё было именно так… Если бы перерождение не стирало чувства, если бы они были настолько сильными, что станет невыносимо от понимания, что новой встречи не будет, если бы можно было умереть насовсем… Наверное, я бы выбрала смерть. – Она повернула голову и посмотрела на Розу. – Не знаю, в курсе ли ты: Азалии редко отдают кому-то сердце, но если уж делают это, то только одному за жизнь. Если избранник умрёт, мы выбираем остаться одни и скорбим до ухода. Быть неспособной оправиться от потери тяжело даже в одной жизни. Настолько, что некоторые выбирают ни с кем не сближаться. А если это сохранится при перерождении, лучше уж сразу в бездну шагнуть. «Лучше, да нельзя. Баланс Мира может нарушиться, если не станет духа, ведь тогда исчезнут и его цветы… И что станет с душами, которые они должны были олицетворять?» – У Роз нет такой верности, но… Твоя позиция мне близка. – Роза смахнула с коленей лепестки и выкинула голый стебель. – Я боялась, что иметь такое мнение странно и неправильно, но раз ты тоже так думаешь, то всё в порядке. Внутри всколыхнулось нехорошее предчувствие, но Азалия не придала ему значения. Когда в тебе насторожённости больше, чем совести, легче лёгкого из-за ерунды встревожиться.