Sehnsucht

Сэмми продолжал тянуть его на себя, и Дин лег рядом. Не задумываясь, как когда-то очень давно. Точно так же и обнял его. Крепко-крепко. Младший брат мигом успокоился в его объятиях, расслабился, глубоко вдохнул и медленно выдохнул. Как раньше. Но на этот раз не закрыл глаз, не заснул, а тревожно закопошился снова, замычал что-то неразборчивое, снова потянул его на себя. Смотря на Дина диким затравленным взглядом умирающего Бэмби. С адом шутки плохи, черт его разберет, что вспоминалось сейчас Сэму, чего он боялся, не собираясь говорить об этом, так что без толку спрашивать. Было очевидно одно — чего он хочет. И это было единственное, что Дин был в силах сделать, чтобы хоть как-то облегчить его страдание, поскольку изменить прошлого не под силу никому. Дин лег совсем близко, вплотную, укрывшись заодно с братом одним одеялом. Давным-давно бывало и так, когда малявкам Винчестерам было особенно холодно, одиноко и страшно одним, без папы, в незнакомом месте. И Сэм затих снова. На еще более короткий срок, на считанные секунды. Его незамедлительно затрясло опять. — Сэмми, не бойся, все будет хорошо, — не задумываясь, уверенно повторил Дин то, чего не говорил так сразу и не скажешь сколько лет. Пряча за кажущейся твердостью тона страх, что никогда ничего хорошо больше не будет. В первую очередь Дин скрывал свои страхи от брата, во вторую от отца, иначе говоря, ото всех вокруг. И так же, как малыш Сэмми, окутанный его живым теплом, успокаивался и переставал бояться, чувствуя совсем вблизи своего мелкого братишку. Они вместе, вдвоем, рядом — это самое главное, сейчас особенно. Нужно только ночь продержаться. Дожить до утра. А там и светло станет, и ночные кошмары покажутся смешными, и папа вернется. Сперва в действиях, затем в словах машинально повторив то, чего не делал с детства, Дин по привычке ожидал такой же, как тогда, реакции от Сэма. Так на автопилоте пальцы, давно не касавшиеся клавиш, могут спустя долгие годы наиграть казавшийся забытым мотив. Так же, с детских лет не залезая в седло, можно припеваючи покатить на велике, подтверждая небезызвестную пословицу. Которая на сей раз с треском обанкротилась. На выросшего малыша Сэмми все, что ранее его успокаивало, подействовало прямо противоположным образом. Он стиснул зубы так, что Дин услышал скрип, застонал, заметался. Сбрасывая руки, дернулся в сторону, на бок, спиной к нему, тут же в пол оборота прижался к брату обратно, судорожно обнял и немедленно отдернулся снова, перекинувшись на живот. Что творится с Сэмом?! Как ему помочь?! Звать Каса, бежать за блаженно похрапывающим в собственной спальне Бобби?! А они чем, интересно, смогут помочь?! — Сэм, поговори со мной, не молчи, что с тобой, что не так? — не выдержал и рванул Сэма за плечи обратно на спину Дин, прижимая его руки к постели. — Что? Говори громче, я не понимаю! — Не уходи, — не повторил «Пусти», а сказал Сэм то, что действительно было на душе. Именно этими словами выразив то, чего он почему-то все равно страшился больше всего и всю свою отчаянную любовь заодно. Даже без души он приходил к дому, где Дин жил с Лизой. Ему становилось как-то теплее, что ли, когда он видел его. Его продолжало к нему тянуть, вопреки тому, что он полностью утратил способность чувствовать хоть что-нибудь. Холодная пустота внутри заполнялась и будто бы переставала ныть некой фантомной, но от этого не менее ощутимой болью. — Я здесь. Я рядом. Не бойся. Я никуда не уйду, Сэмми, никогда. — пришли к Дину откуда-то из глубины памяти давно забытые слова. Опираясь на локоть, он погладил Сэма по голове, а потом обхватил обеими руками за спиной, тесно прижал к себе и бахнулся на спину. Сейчас вновь разительно отличилось от тогда. Застав обоих врасплох, заставив замереть. Дин почувствовал, как ему в бедро ткнулся не хило эрегированный член младшего брата. Те самые доли секунды, которые по ощущению кажутся нескончаемыми часами. Тот самый момент, когда счет идет на мгновения и вся дальнейшая жизнь, зависшая в кажущемся остановившимся времени, зависит от них. Когда ее еще может спасти инстинктивное действие, без размышлений, на которое нету времени. Сэм рванул назад, Дин лишь сильнее прижал его к себе. И снова замерли, застыли оба. Кто его разберет, что творилось в голове и на душе у Сэма, через что он проходил в аду и продолжал проходить прямо в эту минуту. Дин боялся об этом даже думать и действовал на интуитивном уровне. В его силах облегчить младшему братишке боль, которая его терзает в этот конкретно взятый момент. Помочь фактически так же, как когда он дул на пораненное место в глубоком детстве. Разница не столь уж существенна, если не вдаваться в подробности. На это и времени нет. Сэм пропадает… Шестое чувство подсказывало Дину, что он не ошибется. Если же да — тем лучше. Завтра утром они вдвоем над этим посмеются. До утра остается только дожить. Оставшись в своем уме. Для одного из них это, скорее всего, не метафора. Почувствовав, как рука брата легла на его пах, Сэм окаменел, хоть чувство было, что его ударило яростно-жарким разрядом тока. Это, наверняка, случайность, не запланированное прикосновение… Но рука ласково погладила, сжала через ткань. Когда Сэм никак не воспротивился этому действию, Дин спокойно, не торопясь перешел к следующему. Забрался рукой под резинку трусов, коснулся Сэмми напрямую. Ответом был тихий стон, больше похожий на шелест. Сэм ткнулся лбом ему в плечо, его перестало колотить, как в лихорадке. Дин и не думал, что ошибется… Устроившись поудобнее, перекатив брата обратно на спину, Дин стащил с него мешавшее ему, и продолжил начатое. Сэм кончил почти сразу же. Он едва не кончил от первого же прикосновения Дина к его измученной плоти, да он от одного поцелуя едва не дошел до финала! Дин склонился над его лицом совсем низко и, если это было еще возможно, Сэм выдал себя окончательно — потянулся к его губам. Поцелуй вышел смазанный, в самый краешек рта, но Сэм почувствовал его, почувствовал губы Дина своими губами, его дыхание на своем лице! Одно это было верхом блаженства… Всего этого немыслимого и невообразимого восторга! Как чувственного, так и душевного. Не было времени думать и вообще не до того было. Думать стало больше не о чем, когда отдышавшийся Сэм потянулся рукой к Дину, желая тоже приласкать его, а брат перехватил его руку, уложил поверх одеяла и прижал сверху своей. Почти дурашливо чмокнув при этом в макушку. Чтобы это сейчас ни было… лучше было не возвращаться к этому даже в разговоре… Тем более, что и самый долгий из них все равно не прояснит всего, скорее еще больше все запутает. Что-то невозможно озвучить даже при самой полной близости между людьми. Той близости душ, которая и так дает все понять без лишних слов. Дин и думать не хотел о том, что там мог думать про себя Сэм. Не признаваясь себе в том, валя все на ад, гнал от себя такие мысли. Но понимал, что если Сэмми узнает, насколько он не возбужден, вообще по нулям, это причинит тому новые душевные страдания. Сэм все понял. Тоже почувствовал. В том числе, что нужно остановиться и запретить себе копаться в том, что только что между ними было, пытаться разгадать и проанализировать все, что делал Дин. Собственно, и так все ясно… Об этом думать и не хотелось. Что просто пожалели. Как маленького. Но готовы сделать ради него все что угодно… почти… Все случилось настолько быстро. При кажущейся простоте, было бездонно глубоко. Было прекрасно, естественно, вопреки тому, насколько противоположным могло показаться со стороны. Сэм знал, что это конец, точка, продолжения не будет потому лишь, что не может быть по одному только определению. Но ему все чувствовалось многоточием. Душа мертва, если в ней не живет надежда. К тому же, Сэм вообще был просто счастлив сейчас. После всего. Прижимающийся к своему любимому человеку. Взаправду. А Дин… Дин был счастлив тому, что счастлив его Сэмми. Что-то, что его мучило, ушло, что в его силах оказалось защитить младшего братишку хотя бы сейчас, от этого. Что Сэм снова с ним. Что теперь все хорошо, потому, что они вместе. Что теперь они точно доживут до утра. Оба.