Побег

      Ни о чём не подозревавшие Экене и Марани шли вместе с ярмарочным карнавалом. Они не заметили, как убежал Пьер, не услышали слов Шарля. Дети спорили о сладостях и наблюдали за фокусниками. А потом начался карнавал. Экене и Марани, забыв обо всём, восхищались зрелищными танцами, акробатическими номерами. Дети не видели Пьера и Шарля, но им казалось, что их друзья стоят возле них.        — Уэйт, посмотри, как красиво танцует девушка! Уэйт, нет, смотри на фокусника быстрее! — кричал время от времени Экене, не поворачиваясь назад.       Лишь спустя полчаса он оглянулся назад.        — Уэйт, Шарль, где вы?! — закричал Экене.       Но ему никто не ответил. Ни Пьера, ни капитана не было поблизости. Экене и Марани стояли одни в большой толпе.        — Брат с Шарлем потерялись? — испуганно спросила Марани.       Экене весело вздёрнул голову.        — Да нет, они где-то рядом. В такой толпе слона не заметишь, не то что человека. Я сейчас найду их, ты подожди меня здесь возле столба.       Он оставил Марани, но тут же вернулся. „Нет, я не должен потерять ещё и Марани, — побоялся он. — Нам надо держаться вместе“. Экене перерыл всю толпу, ища друзей, но Шарля и Пьера нигде не было. О карнавале дети забыли напрочь. Им становилось страшно, ведь они совсем одни в чужой стране.        — А может Уэйт и Шарль в порту? — предложила Марани.        — Точно. Они скорее всего там и ищут нас, побежали в порт! — воскликнул Экене.        — Давай лучше позовём полицейского.       Экене недовольно покосился на Марани и нахмурился.        — Вот ещё! Зачем нам полицейский? Я сам найду Уэйта с Шарлем! — он вспыхнул и подумал про себя. — „Если я не способен найти даже друзей, на что я вообще способен? Я сам отыщу Пьера с Шарлем и докажу себе и остальным, что я ответственный человек“.       В порту людей было мало, карнавал же ушёл. Но вот друзей нигде не видать.        — Вы не видеть высокий мужчина с чёрные волосами, высокая шляпа на голова, трость и чёрный фрак, а с ним мальчик моих возраста, у него коричневые глаза и жёлтые волосы? — спросил Экене у рыбака, копошившегося в лодке.        — Его Уэйтом зовут? — спросил рыбак.        — Да, Уэйт! Где он?        — Так он за вами на Ла Канбьер пошёл, — воскликнул рыбак. — Знали бы вы, что ваш друг сейчас сделал: он тонущего человека спас!        — Тонущего? — переспросил Экене и с опаской посмотрел на разгневанное море.        — Да, мальчишку по имени Фернан. Тот ли упал случайно за пристань, то ли решил повыделываться. Уэйт, не боясь утонуть, бросился его спасать. Если бы не он, то покойся, Фернан, с миром, — перекрестился рыбак. — Ваш Уэйт — герой.        — Он очень смелый, — с гордостью о друге отозвался Экене.        — Постойте, Уэйт искал вас. Он был недавно в порту. Давайте я хоть помогу вам отыскать его с отцом, — вдруг воскликнул мужчина.       Но Экене покачал головой.        — Нет, я сам.       Помощь была ему не нужна. Он не стал говорить Марани о предложенной помощи рыбака, а только сказал, что Пьера и Шарля в порту нет, и добавил:        — Представляешь, пока мы с тобой танцоров смотрели, наш домосед человека спасал! Рискуя своей жизнью, прыгнул в море! Он теперь герой!        — Я всегда знала, что брат — молодец, — обрадовалась Марани и тоже со страхом покосилась на море.       Дети вернулись на улицу Канбьер. Экене снова обыскал толпу, но Шарля и Пьера опять не нашёл. Карнавал к этому времени подходил к концу, в небо пускали фейерверк. Экене весь месяц мечтал его увидать, но сейчас ему оставалось только мельком взглянуть на него с восхищением. Друзья и сестра важнее.        — Пошли в полицию, — попросила Марани.        — Не надо никакой полиции, — заупрямился Экене. — Помнишь, что говорил нам Шарль? Если мы потеряемся, то ждать его на месте, где потерялись, если Шарль так и не пришёл, а мы знаем дорогу домой, то идти домой и дома ждать его. Только если не знаем, где дом, то обращаться в полицию, а я несколько раз бывал на Ла Канбьер и приблизительно знаю дорогу. Идём домой.       Но Экене только казалось, что он знает дорогу. Он помнил её и адрес точно так же, как и Марани, если не хуже. Экене взял её за руку и повёл совершенно в другую сторону. Дети свернули в незнакомый переулок, в котором, как сказал Экене, он был, а затем во второй и третий. Он пытался найти знакомый дом или дерево, но все его попытки были тщетны. Экене сразу понял, что они заблудились, но признаться в этом сестре он не мог. Экене в тайне радовался, случившемуся с ним злоключением, ведь у него впервые появилась возможность доказать себе и другим, что он на что-то способен, он может сам выпутаться из беды, может нести ответственность за ребёнка, который находится с ним.       Но найти дорогу домой в большом городе оказалось для него настоящей бедой. Экене великолепно отыскивал самую скромную тропинку у себя на родине, однажды, побывав на реке Коолже, он легко нашёл путь во второй раз без помощи взрослых. Но выпутаться из лабиринтов улочек и каменных домов задача оказалась непосильной.       Экене купил себе в помощь карту, на имеющиеся у него деньги. Но он, без того плохо умевший читать, не смог разобраться в схемах и названиях марсельских улиц. Он выкинул карту.       Экене ничего не говорил Марани, но она уже поняла, что они заблудились. Если Экене не решил задачу сразу, то дело плохо. Она советовала брату обратиться в полицию, но Экене злился и отвечал, что справится сам. Марани вскоре стала просить его, чтобы тот хотя бы попросил помощи у прохожих. Экене молчал.       Но, несмотря на потерю дома и друзей, он радовался. Ещё ни разу Экене не удавалась так сильно рассмотреть город, в котором он жил. На пути ему попался весь пёстрый состав Марселя. Это были и потомственные аристократы, важные пузатые буржуа, бедняки, мореплаватели-европейцы, арабы в куфиях и хиджабах, чернокожие моряки. Даже японца увидал он. Экене разглядел и основной состав города. Мимо него и Марани прошла богатая счастливая семью: муж правой рукой обнимал беременную жену, левой вёл сына, а жена вела дочь. Дети спорили: мальчик говорил, что родится брат, а девочка — сестра.       -Как Боженька захочет, так и будет, — улыбнулся отец.       Рядом шла семья бродяг: муж вёл беременную уставшую жену, сын и дочь ему помогали. Дети спорили: мальчик говорил, что они будут сегодня спать под мостом, а девочка — в канаве.        — Как Бог захочет, так и будет», — сказал отец.       Экене и Марани наблюдали за игрой четверых детей лет восьми-девяти; двое были одеты в шёлк, двое в сукно. За ними пришли родители.        — Хватит дружить с этими голодранцами, будущими ворами и пьяницами, — сказали первые.        — Чтобы мы вас с этими ленивыми буржуа, которые только спать да жрать могут, не видели“ — произнесли вторые.       Взрослые испытывали друг к другу ненависть, зависть и отвращение, и лишь детям пока это было неведомо.       Но не только разделение людей смог рассмотреть Экене вместе с Марани. Он видел, как быстро меняется сама жизнь. Когда он покупал карту, из соседнего дома выносили гроб с телом мужчины. Старики-родители рыдали над ним, а гробовщик говорил им: „Заплатите за гроб, а потом плачьте“. Мимо пронеслась свадебная карета, за ней кареты с друзьями и родственниками молодожёнов, из которых доносилось:        — Да здравствуют Жан-Поль и Олимпия!       „Вот, значит, какой бывает жизнь“, — призадумался Экене, всё ещё пытавший найти дорогу. Он страшно устал. Дети блуждали третий час. Марани с трудом передвигала ноги. Никогда ещё она в своей маленькой жизни так не уставала. Дети сильно проголодались. У Экене оставалось с собой только четыре су, на который он смог купить только две маленькие булочки. Что побольше он отдал сестре. Деньги закончились.       Экене уже мало радовался неожиданно свалившемуся приключению. Сестра была голодна, она просилась домой в тепло и покой, к любимому старшему брату. Она переставала верить экениному „сейчас мы найдём Шарля и Уэйта“ и готова была расплакаться. „Почему я заблудился вместе с ней? — ворчал он. — Без Марани столько бы приключений можно было бы нажить! А с ней нельзя. Я должен отвести мелкую домой!“.        — Пожалуйста, Экене, давай спросил у кого-нибудь дорогу, — в сотый раз попросила Марани.       Он как всегда нахмурился, но грустно выдохнул.        — Уговорила. Спрошу у кого-нибудь дорогу, но в полицию не пойду!       Ребята находились на многолюдной улице. Подходи к кому хочешь — проси о помощи. Но Экене старательно выбирал человека. Ему нужен был ребёнок, ровесник. Взрослый ещё вздумает сам отвести его домой или в полицию. Прошло несколько минут, но дети мимо не пробегали.       И, о чудо! Возле одного из ресторанов он увидел девочку-ровесницу. Вот кто им поможет!       Девочка сидела на пороге ресторана и игралась с кошкой. Одето на ней было чудное красное платьице, под цвет платья была подобрана и шляпка.        — Видишь ту милую девочку в красном? У неё мы и спросим дорогу, — сказал ласково Экене Марани.       Марани взглянула на девочку и с мольбой произнесла:        — Не надо. Не ходи.       Экене выпучил глаза. Марани в страхе прижалась к нему.        — Почему не ходи?       Но сестра молчала. „Мейкна сделала из неё хорошую капризницу“, — усмехнулся он и потащил её к девочке. Марани застыла на месте, она замерла, но Экене не стал нянчиться с причудами и сестры и подвёл её к ресторану. Девочка заметила, идущих к ней детей, и отвернулась от них.        — Привет, — не заметив этого, спросил Экене. — Красивый у тебя шляпа. Скажи, как мы идти на Старый порт или улица Ла Канбьер?       Но девочка ничего не ответила. Она играла с кошкой, повернувшись к Экене спиной.        — Как мы идти на Старый порт или улица Ла Канбьер? Мы заблудиться. Ты меня слышать? — спокойно сказал Экене.       Марани зажала руку брата, слёзы поступили к глазам, и она разрыдалась. Её громкий плач раздался прямо над ухом девочки.        — Заткни пасть своему выродку, — резко произнесла девочка.       Экене не понял ни единого её слова.        — Где Старый порт или Ла Канбьер? — сказал он чуть громче и внятнее, подумав, что девчонка просто не понимает его речи.       Но девочка понимала всё. Она повернулась к Экене и заговорила:        — Вон пошёл, чёрномазая мразь! Мне плевать, что вы заблудились! Подохни лучше, козёл, а не дорогу у меня спрашивай! Вон отсюда, пока сама не прикончила!       Теперь Экене понял каждое слово незнакомки. Но дорога так и не была узнала, а других детей поблизости нет. Спрятав обиду и гордость, он в четвёртый раз сказал. Вернее, крикнул с гневом.        — Скажи, где дорога и я уйти.        — Могу сказать, как пройти к выгребной яме, где тебе и место.       Девчушка нахмурилась, поджала губки. Она сильно напомнила Экене его сестру Мейкну, над которой он так любит издеваться. Как давно он не подкалывал Мейкну! Экене невольно заскучал по старым дням. Эта девочка была так похожа на старшую сестру, хоть и вызывала отвращение. Но она заинтриговала Экене. Он не мог просто так уйти, не съехидничав над девчонкой.        — Откуда ты знать, где выгребная яма находиться? Ты там жить?       Девочка вздрогнула. Кровь нахлынула к голове, девочка мигом покраснела, как её платьице и шляпка. Она стала похожей на помидор.        — Что молчать? Нечего мне возразить? Я слышать, у вас говорить: „Молчание — знак согласия“.        — Заткнись, ублюдок! — прошипела девочка подобно змее, — Иначе я тебя, урод…        — Иначе, что? Убить меня, помидор красный? — засмеялся Экене.        — Да, — девочка ответила кротко. Её лицо пылало страшной злобой.        — Боюсь, боюсь, — продолжал он смеяться. — Я не врать, ты стала такая страшная, тебя даже ребёнок боятся. Помидор!       Незнакомка кипела, она готова была сорваться с места и выцарапать глаза нахалу, если он ещё слово скажет ей. Но Экене не собирался больше издеваться над человеком и сказал сестрёнке.        — Пошли.        — Как, мразь, ты меня назвал? — донеслось шипение Помидорки. — Какая я тебе свинья, урод?       Вся злость к Экене за один миг превратилась в лютую ненависть. Девочка захотела убить его. Экене и не понял, что случилось, чем он так обидел девчонку. Не сразу до него дошло, что слово „пошли“ на его тинуваковском языке звучит как „свинья“ на французском. Невольно он бросил девочке одно из самых страшных и унизительных оскорблений.        — Живо повтори, как ты меня назвал!       Но Экене не собирался извиняться или оправдываться.        — Повтори сама, что ты слышать.        — Я за себя не отвечаю, — гаркнула девочка.       Она взглянула на него и занесла руку, Экене только хмыкнул. Он выступил вперёд, всем видом, показывая, что какая-то девчонка ему не угроза. Но взгляды приятельницы новой упал на Марани. Вот кого надо побить, чтобы наглец понёс наказание.        — Только тронь её! — крикнул он, защитив сестру, и схватил злюку на руку.       Экене и девочка смотрели друг другу в глаза. Во взгляде Экене читалась отвага и стремление защитить Марани, у „помидора“ злость и стремление отомстить. Девочка готова была начать драку. Но неожиданно злость исчезла в её глазах и появился наигранный страх. Из ресторана выходили трое мужчин. Двое были рабочими, третий похож был на человека из высшего сословия, одет он в коричневый редингот и коричневую шляпу с высокими полями. Мужчина пожал рабочим руки и сказал:        — Значит, решено, с завтрашнего дня у вас будет хорошая работа с высокой зарплатой, вашим семьям не придётся больше голодать. Осталось только подписать некоторые документы.       Девочка покосилась на этого мужчину и внезапно жалобно закричала:        — Пожалуйста, не бей меня!       Мужчина тут же сорвался с места, побежал к девочке и прижал её к себе.        — Сейчас же отпусти мою дочь! Как ты смеешь на неё руку поднимать! — крикнул он на Экене        — Я не бить её, — возразил он, — она первая начать, хотеть ударить ребёнок.       Отец освободил из объятий дочь и взглянул на неё сердито.        — Анна, опять ты в драки с мальчишками вступаешь? Почему ты такая задиристая?       Девочка хотела было объяснить, что она ни при чём, тот парень сам на неё первым полез и ещё оскорблять стал, но отец не желал её слушать и только грустно покачал головой. Он поверил незнакомому мальчику, а не родной дочери. Но мужчина ничего не сказал девочке.        — Извините мою дочь Анну, — попросил он сам за неё прощение. — Вы сами-то откуда?       Мужчина совсем не походил на свою дочь. Он вызывал у Экене полное доверие. От дочери несло злобой, от отца веяло добротой. Экене поведал мужчине о том, что они заблудились и потеряли названного брата Уэйта и капитана Шарля Барре, под опекой которого они сейчас находятся. Экене пояснил, что не помнит ни дороги, ни улицы, где они живут, он смог лишь назвать имя и фамилию друга Шарля.       Мужчина улыбнулся и ответил:        — Ребята, положитесь на меня, я помогу вам найти вашего капитана, а если не смогу, то отвезу вас домой. Только можете меня подождать в ресторане примерно час, чтобы я закончил одно важное дело, — сказал он, указывая на рабочих, —, а заодно узнал ваш адрес. Я маркиз Алексис де Ландро. А вас как зовут?        — Меня Экене, а мою сестру Марани. — обрадовался он.       Дочь маркиза, Анна, с неприязнью поглядывала на детей и стояла от них в стороне. Анна смотрела на него сквозь большое окно ресторана с таким презрением, будто она древнегреческая богиня, а Экене — личинка мухи, живущая в навозе, и с такой ненавистью, будто Экене убийца её родных. Ей совсем не понравилась помощь отца, предоставленная этому нахалу и его малявке. А Алексис тем временем заказал детям на свои деньги в ресторане еды. Он пообещал, что вернётся за ними скоро, и попросил, если Барре найдёт детей сам, то чтобы Экене предупредил об этом официанты, дабы Алексис не волновался за ребят.       Алексис сел в карету и позвал дочь. Он не замечал её гневного взгляда. Но этот взгляд быстро сменился на милый и добрый — Анна звала свою кошку.        — Кис-кис, Жюли, дорогуша, иди ко мне.       Жюли была любимой кошкой Анны, которую девочка обожала. Было заметно с какой любовью Анна смотрела на кошку, разговаривала с ней, ласкала. Но как только Анна приблизилась к кошке, Жюли, мирно умывавшаяся, неожиданно отскочила в сторону и зашипела на неё.       Экене видел, как Анна вся скрючилась, чтобы не выплеснуть злость наружу, взяла кошку на руки и пошла к фиакру. Она последний раз взглянула на Экене, и он увидел в её взгляде кроме ненависти и презрения какую-то жалкую печаль.        — Мне её жалко, — вдруг тихо произнесла Марани.        — Мне тоже, — признался Экене.

***

      Прошло примерно полтора часа, но маркиз де Ландро до сих пор не появился. Экене не замечал времени. Он думал о дочери маркиза. Почему девочка такая злая? Ведь отец хороший. Это видно. Как у такого светлого человека, который всем помогает, что чужим детям, что рабочим, может родиться такая отвратительная дочь? Может мать у неё стерва или в жизни девочки что-то произошло страшное, из-за чего она обозлена на весь мир? Экене не находил ответа на этот вопрос.       Пока он размышлял, в ресторан кто-то вошёл. Но это был не маркиз де Ландро. Это была Анна. Экене тут же заслонил собой Марани. Но Анна была другая: она не смотрела больше на него с ненавистью, походка у неё была не властная, а тихая и скромная, даже слишком скромная. Она подошла к Экене и сказала то, что он никак не ожидал услышать.        — Прости меня, пожалуйста. Я виновата перед тобой и твоей сестрой. Прости, пожалуйста, что я оскорбила тебя, хотела ударить малышку и чуть не подралась с тобой.       Экене окаменел. Слова Анны его поразили. Но он поверил им только на миг, он быстро вспомнил её недавние слёзы.        — Почему я должен тебе верить и прощать? — спросил Экене.        — Ты не должен, — тихо ответила Анна. — Но я, правда, раскаиваюсь. Прости меня ещё раз. Я утром сильно поссорилась с мамой, вот и сорвалась на тебя. Ты прав, я действительно свинья, — добавила Анна. Она всё время теребила платье, в её голосе чувствовалась вина, она время от времени опускала стыдливо голову вниз.       Экене не знал верить ему Анне или нет. Голос, каким она просила прощение, её походка, всё это выражало раскаяние, но он уже знал — Анна хорошая актриса.        — Папа нашёл капитана Барре и Уэйта, — продолжила говорить Анна до боли скромным голосом, глаза у неё были честные-пречестные. — Я пришла, чтобы отвести вам к ним. Дело в том, что Уэйт сломал ногу. Мой отец врач, он остался с Уэйт, капитан Барре с ним.        — Что? — вскричал Экене, не веря услышанному.        — Уэйт сломал ногу, упав с глиной лестницы в трущобах, — повторила Анна. — Он вас искал везде. Мой папа сказал, что травма серьёзная.       Экене стукнул кулаком по столу. „Это я виноват, это моя вина. Только моя“, — стал ругать он себя. Марани ни слова не понимала, что сказала Анна, но по Экене догадалась — с братом что-то с тряслось.        — Что с братом? Что с Уэйтом? — затрясла она его.        — Пустяки, ногу немного подтвердил, — соврал Экене, дабы не расстраивать сестру. Но Марани поняла, что травма у брата не пустяковая. Экене не умел лгать, в отличие от Пьера.        — Отведи нас к Уэйту! — крикнул Экене, тотчас забывший недавнюю встречу с сердитой ещё Анной.       Анна охотно согласилась выполнить его просьбу. Она больше не злилась на Экене. В знак раскаяния Анна купила Марани пирожок и потрепала по щеке. Марани перестала боятся её, поверив словам прощения. Анна пыталась даже заговорить с Экене на какую-нибудь тему, но ему было не до болтовни, все его мысли были собраны на друге. Он даже забыл, что совсем недавно Анна хотела его убить. Он, как обычно, винил себя. „Это моя вина. Решил показать всем какой я славный. Обратился бы сразу в полицию, ещё ребёнка по всему городу таскал. А Уэйт? Он мог вообще разбиться, а не ногу сломать. Полез в трущобы за мной… Неудивительно… Почему я такой? Сначала из дома сбежал, бросил родителей, брата и сестёр, потом героя стал из себя строить. Уэйт бы сразу же пошёл в полицию, а родных он никогда не бросил. Никогда.“       В трущобы Анна ввела ребят около сорока минут. Экене тут же заметил, что эти трущобы отличаются от тех, в которых он был с Пьером. Здесь, как и там, стояли ветхие дома, люди носили лохмотья, везде была грязь, но в этих домах можно было жить, одежду носить, грязь легко убрать. Трущобы были маленьким райончиком. Здесь царила не нищета, а что-то другое. Немногочисленные прохожие передвигались с большой осторожностью, в их глазах был виден страх.       Дом, где находился Пьер, стоял в самом его конце. Анна с лёгкостью провела к нему ребят через лабиринт запутанных улочек. Он был довольно просторным, но все окна были забиты досками так, что не оставалось малейшей щели.        — Уэйт там, — сказала Анна и открыла дверь.       Экене занёс ногу через порог, чтобы войти в дом, и, вдруг, его что-то остановило. Но он никогда не прислушивался к внутреннему голосу и переступил порог. Прихожая была темна и пуста, ни мебели, ни половика, ни окон.        — Папа, мы пришли! — закричала Анна и сказала Экене. — Они в комнате. Входи.       Экене приоткрыл вовнутрь дверь и ничего не увидел в комнате: там стояла кромешная тьма. Он крикнул имя друга, но никто ему не ответил. Экене понял: Анна его жестоко разыграла. Но тут с быстротой гепарда Анна толкнула его и Марани в комнату, вбежала в неё и закрыла дверь на ключ.       Как только она заперлась, зажглась лампа, и Экене с Марани увидели перед собой незнакомого мужчину, сзади которого стояли ещё пятеро. Впередистоящего трудно было назвать человеком. У него не открывался левый глаз, правый был подобен глазу дикого хищного зверя. Мужчина как жвачное животное жевал какой-то корешок, как орангутанг был весь в шерсти. Чёрные волосы отросли до груди, а чёрная борода до пояса. Волосы были растопырены как иглы дикобраза, казалось, их за сотню лет не расчесать. Сквозь рваную маленькую тисовую рубашку, в которую он с трудом влезал, и штаны, большие на два размера, виднелись волосы. Ногтей у него не было, вместо них на пальцах росли когти. Только одна нога была обута. От него несло алкоголем, потом и отходами жизнедеятельности. Но по сравнение с остальными он выглядел красавцем. То был Одноглазый Алан, прекративший бродяжничать и сколотивший воровскую шайку.        — Привела? — угрюмо спросил Алан Анну, жуя корешок.        — Да, — неприветливо ответила она и обратилась к Экене ровным и спокойным. — Сейчас же проси прощение за то, что оскорбил меня, обозвал свиньёй, и можешь идти отсюда.       „Вот оно что!“ — догадался Экене. — Анна не просто обманула меня, притащив нас с Марани в трущобы, надеясь, что мы так и не сможем найти Уэйта и Шарля, она намерено нас сюда завела, думая, что я испугаюсь разбойников и попрошу у неё прощение, испугавшись разбойников, а если не попрошу, то разбойники сделают со всём всё что угодно.       Казалось, что тут сложного? Сказал „прости“ и жив-здоров. Но просить прощения за то, что не совершал, было для Экене огромным унижением. Он не мог этого сделать. Объяснить Анне, что он не оскорблял её, что обращался к Марани, произошла просто игра, Экене тоже не мог. Тогда бы это значило, что он оправдывается и унижается перед Анной из-за страха перед разбойниками.       Он сказал:        — Нет. Я не виноват, чтобы извинять перед ты.       Анна подошла к Экене и со всего размаху ударила его по щеке. Марани вскрикнула, но Экене даже не шелохнулся.        — Я никогда не прощаю, — гордо заявила она. — Прощение — удел слабых. Но для тебя сделаю исключение. Извинись передо мной.        — Нет, — снова сказал Экене.       Анна повернулась к шайке и властным голосом сказала:        — Только мальчишку, малявка должна наблюдать.        — Сорок франков, — в ответ приказал главарь.       Анна вытащила из кармана два наполеондора и подала Алану. Тот попробовал каждый на зуб, не фальшивые ли, и кивнул головой своей своре — приступайте. Один из мужчин, с двумя огромными шрамами на всём лице, образующими букву „Х“, схватил Марани и как мешок засунул подмышку. Марани заплакала и забрыкалась.        — Не трогайте её! — закричал по-тинуваковски Экене.       И тут же почувствовал сильнейший удар в живот. Потом по спине, потом по лицу. Мальчика избивал разбойник с надписью-татуировкой на лбу „Ангел“. Он избивал его и руками, и ногами. Бил профессионально, дабы ничего не сломать Экене, принести ему только страшную боль без телесных повреждений. Марани ревела и вовсю извивалась, пытаясь выбраться и помочь брату. Но шрамованый разбойник держал её крепко и поворачивал голову Анны в сторону Экене, чтобы она всё видела. Алан стоял в стороне и любовался монетами как картиной да Винчи. Анна наблюдала за происходящим с восхищением над скорой победой и величайшим спокойствием. У неё не просыпалось к Экене и Марани ни капли сострадания.       Экене начал мысленно прощаться с родными. „Только бы они Марани пощадили“, — молил он. Но разбойник не собирался его убивать. Когда он решил, что ребёнок достаточно намучился, то прекратил пытку, схватил Экене за волосы и бросил к ногам Анны.        — Будешь просить у меня прощения? — невиннейшим голоском проговорила Анна.       „Нет. Пусть меня убьют, но я никогда не унижусь перед такой как ты“, — хотел было ответить Экене. Он уже сказал „нет“, но вдруг услышал отчаянный крик Марани:        — Сделай, что она просит!       Он повернул голову в сторону Анны и увидел, как шрамованный со всех сил сжимает его сестру и закрывает мощной рукой ей рот, к Марани подошёл Ангел. Что с ней сделает Анна и эти головорезы, на их плечах видно не одна загубленная жизнь? А как же остальные? Экене в ярких красках представил, как в чёрных одеждах в племя Тинуваку едут Уэйт и Шарль. Уэйт плачет, Шарль как только может успокаивает сына. „Экене умер“, — дрожащим голосом он говорит Тейю и Ноузе. Родители в один голос кричат ему в лицо: „Мы не верим, не верим!“. А потом мать падает на колени и начинает плакать и проклинать себя и всех людей, которые волей-неволей причастны к гибели её сына, а отец набрасывается с кулаками на Шарля: „Из-за тебя погиб Экене“. Мейкну впервые пытается успокоить младший брат Коу, который ещё не осознал, что старший брат никогда не вернётся. Глупая Мики подбегает к маме и спрашивает: „Когда придёт Экене?“. Ещё менее смышлёная Эми задаёт вопрос: «Что такое „умер?“       Экене всего передёрнуло: он не может пожертвовать близкими! Никогда! Есть вещи поважнее чести.       Он встал с пола, посмотрел Анне в глаза, в которых ничего не видел человеческого и сказал:        — Прости меня.       Анна ничего не ответила, она даже не шевельнулась и продолжала смотреть на Экене, ожидая большего.        — Прости меня, — повторил Экене. Но она не ответила. — Прости, пожалуйста. Прости.       Экене повторял и повторял заветное для Анны слово. Но Анне этого было мало. Она хотела, чтобы Экене зарыдал и стал умолять о пощаде. Как делали остальные. Но даже сейчас от Экене этого не дождаться было слов мольбы.        — Я же говорила, что никогда не прощаю, — заговорила наконец Анна. — У тебя была возможность на спасение, ты ею не воспользовался. Теперь, если хочешь выйти отсюда живым, то извинись по-другому, — она хитро улыбнулась. — Встань на колени передо мной, снова попроси прощения и поцелуй мою ногу, — Анна подошла поближе к Экене и протянула ему ногу.       Шрамованный продолжал удерживать Марани, Алан восхищаться наполеондором, остальные члены шайки, как ни в чём не бывало, ждали развязки истории. Создавалось впечатление, что все привыкли к таким заявлениям Анны. Только один Экене оторопел, обомлел от услышанного. Он даже забыл, что его могут убить.        — Ты… ты… — Экене не знал, как сказать по-французски „спятила“, „лишилась рассудка“. Но даже если бы знал, то вряд бы мог сказать. Язык слово прилип к горлу.       Но Анна поняла, что хотел сказать Экене.        — Или тебя убьют, — спокойно добавила она.       Экене стоял перед трудным выбором. Позволить себя убить он не мог, поцеловать ногу Анне было для него невозможно. Надо было как-то по-другому убедить Анну помиловать его и Марани.        — Твой отец узнать… — сказал Экене.       Но Анна не дала ему договорить.        — Мой отец ничего не узнать. Он думает, что вы встретились с Уэйтом и капитаном, а я гуляю с подружкой. В фиакре я пустила слезу и согласилась с тем, что плохо поступила, нагрубив вам. „Папа, давай ты поможешь людям с работой, а я сама отведу Экене и Марани к капитану Барре. Я ведь знаю Уэйта и его отца, просто в порыве злости смолчала об этом. А потом можно погуляю с Люси?“, — сказала я. Мои мама и папа очень любят меня и всегда верят моим раскаяниям. Я их тоже очень люблю, но, к сожалению, мне приходится иногда им лгать. Они никогда не догадаются, где и с кем я сейчас нахожусь. Ну что? Будешь просить прощение или я прикажу своим людям убить тебя вместе с малявкой? Поверь, они выполнят мою просьбу легко.       Экене стоял перед мучительным выбором. Разбойники с усмешкой ждали, смилуется ли Анна или нет. Их главарь ждал ещё денег. Она достала из кошелька два наполеондора и подала разбойнику, которые тот охотно взял. Но Анна не собиралась пока отступать        — Что ты медлишь? Я не люблю ждать, — продолжала она. — Не хочешь жить, так я помогу тебе отправиться в мир иной. Но подумай о сестре. Что с ней будет? Я смилуюсь, не стану отдавать приказ её убить, но выживет ли она? Не умрёт ли с голоду? Не будет ли растерзана бродячими собаками? Не станет ли чей-нибудь рабыней до конца своих дней? Даже если с девочкой ничего страшного не случится, и её отыщет капитан Барре, вряд ли она снова сможет доверять людям. По тебе видно, ты не сирота. Так подумай о маме и папе. Каково потерять сына? Может быть, у тебя есть бабушки и дедушки, ещё братья, сёстры, подумай и о них. Ну что ты решил? Просто встань на колени и поцелую мою ногу. Неужели это так трудно?       „Ещё как трудно“ — говорил про себя Экене. Он молчал, не зная, что делать и говорить. Экене готов был лишиться человеческого достоинства только из-за родных, но тело само не слушалось своего хозяина, язык отказывался говорить. „Давай же, — заставлял себя он, — встань на колени. У тебя есть семья, твоя жизнь не принадлежит тебе одному, пока есть тот, кто любит тебя“. Марани недоумённо смотрела на Анну и Экене. Что же Анна хочет от её брата?        — Я так поняла, ты выбрал смерть. Молчание — знак согласия, — на лице Анны появился волчий оскал, — Алан, убей его. Сейчас же! Это приказ, — добавила она, ощущая своё превосходство не только над мальчишкой.        — Приказ? — раздался вдруг бас молчавшего всё это время Алана. Он выпрямился во весь рос, слова Анны возмутили и оскорбили его. — Я тебе слуга, чтобы выполнять приказы?       Анна недоумённо посмотрела на него.        — Я тебе плачу деньги, а ты взамен выполняешь свои просьбы. Можно и слугой тебя назвать, — забыв страх, проговорила она. — Чего ж ты возмущаешься? Мы же год назад обо всём договорились.       Среди разбойников послышался смех. Он вывел Алана из себя. Какая-то соплячка решила по отдавать ему приказы!        — Забыла кто я? Я Алан Одноглазый! — закричал он.        — Забыл кто мой отец? Маркиз де Ландро, — в ответ сказала Анна со спокойствием. — Так что не угрожай мне и давай не ссориться. Повторяю, я плачу тебе большие деньги. А ты, будь добр, выполняй мои приказы. Прикажу побить — побьёшь, прикажу убить — убьёшь.       Смех среди разбойников звучал громче. Ангел и Шрамованный даже засвистели. Алан озарился на Анну злобным взглядом, он думал: прикончить девчонку своими же руками или взять на помощь палку. Она не смеет его позорить! Он не слуга. А у Анны времени оставалось всё меньше, её ждал ничего не подозревающие папа и мама.        — Ладно, Алан, давай не ругаться, мы же нуждаемся друг в друге, — смягчила голос Анна. — Прикончи Экене и я уйду. Будь добр.        — После твоих слов я не хочу с тобой иметь дело, даже если ты мне платишь! — заорал он.       Анна вздохнула.        — Алан, я тебе заплачу больше. В следующий раз я принесу тебе восемьдесят франков, только добей Экене. Сейчас у меня нет таких денег, но я принесу. Обещаю, только прикончи ты его наконец.       Алан выдохнул, цена была слишком большой, чтобы возражать. Он кивнул головой. Алан посмотрел на Экене, мальчик стоял окружённый пятерыми головорезами и малолетней тиранкой, в руках Шрамованного плакала Марани, совсем ещё малютка. Дети были так беззащитны перед ними всеми, в том числе и перед Аланом. Рядом на столе лежал нож.       Алан понял — он не может лишить жизнь ребёнка. Он смотрел на Экене и вспоминал такого же маленького мальчика, которого когда-то любил, из далёкой своей молодости. Своего младшего брата. Алан взялся на грудь, его что-то укололо. Впервые он ощущал некое подобие совести, которую забыл тридцать лет назад.        — Я не могу убить ребёнка. — промямлил Алан.        — А я не знала, что поджигатели домов такие нежные, — съязвила Анна.        — Отпусти его. Он же такой же ребёнок, как и ты. Что он тебе сделал?        — Этот ребёнок меня оскорбил. А вот что тебе сделали жена и двое малышей, сыновья Орефье, которого ты чуть не сжёг? — задала встречный вопрос Анна. — Если мадам Орефье вовремя не проснулась, чтобы покормить детей, то вся семья, двое взрослых и двое детей, погибли. Хорошо, что у супругов Орефье оказались верные друзья и родственники, которые не бросили семью в беде. А так бы стали они такими же бродягами как ты, а дети и вовсе не выжили бы на улице.       Перед глазами Алана возникла яркая огненная картинка. Он быстро встряхнул головой. Он не хотел об этом вспоминать. Сегодня, за год знакомства с Анной, Алан наконец-то понял, кого же девочка напоминает ему. Этим человеком оказался он сам. Такой же монстр, чудовище, человеконенавистник, мститель. Анна была гиеной в теле прекрасного оленёнка, Алан имел естественное обличие. Она хочет убить человека сейчас, он — год назад        — Не буду. Побить могу, но убить нет. — Тебе нужно, ты и убивай. Я не хочу такой грех на душу брать. Что, не можешь человека жизни лишишь?        — Человека не могу, — призналась Анна, — а этого урода легко. Он не человек. Не хочу просто платье грязнить кровью.       Анна заполыхала. Гнев и злость снова подкатили к ней как при встрече с Экене. Она никогда не отпускала обидчиков без должной промывки мозгов, не отпустит и сейчас.        — Убей. Это приказ.       Гнев охватил его. Алан вскочил с места и встряхнул Анну за плечи. Слишком долго он терпел эту хамку, которая вздумала, что он её слуга.        — Я тебя убью! — рявкнул он.       Но Анна даже не вздрогнула.        — Думаешь, я такая простофиля, отправилась в логово волков, не позаботившись о своей безопасности? — спросила она, прочитав мысли Алана, и сама ответила на свой вопрос. — Нет. Я написала два письма, в которых сообщила, что будто бы я услышала, где скрывается разбойник Одноглазый Алан, и решила это проверить, чтобы если Алан и правда здесь обитает, сдать его полиции. В такое объяснение одиннадцатилетней девочки легко поверить. Письма я дала подруге, сказав, если не вернусь через две часа, то одно отнести моим родителям, а второе в полицию. Если хоть волос упадёт с моей головы, я обвиню тебя в чём угодно: ты хотел меня ограбить, избить, убить, изнасиловать. И мне поверят. Поверят мне, милой девочке, а не лохматому разбойнику, — усмехнулась она.       Алан не мог больше её слушать, он схватил Анну за шею. Он захотел задушить свою кормилицу. Но внезапно у разбойника пролетела мысль. „Кем же я тогда стану? Нет, я не должен её убивать. Чудовище не может вершить правосудие над чудовищем.“       Алан бросил её на землю и крикнул во весь голос:        — Вон! Наплети про меня полиции всё что угодно! Обвини меня в двадцати, в тридцати убийствах! Пусть меня повесят! Я тебе скажу лишь „спасибо“.       Анна и разбойники оторопели. Впервые за день Экене увидел страх на лице Анны. Но страх быстро исчез. Чувство собственного превосходства и злость были сильнее его. Внутри у неё всё кипело как никогда: земной червь не признал её господство и не склонился перед ней, Алан, верный слуга, как звала его про себя Анна, воспротивился её воле, а в конце и вовсе предал её, унизил. К кому она теперь будет приводить своих обидчиков? Анна хотела наброситься на всех, разорвать их. Но она понимала — она бессильна теперь. Ей придётся уйти проигравшей.        — Думаешь совершил благородный поступок? — спросила язвительно Анна Алана. — Стал хорошим человеком, не прикончив мальчишку? Ошибаешься. Ты помиловал его не по доброте сердца, которое выполняет у тебя только биологические функции, но никак не высшие, ты просто не захотел подчиняться мне. Встретив в другой день этого мальчишку с пятьюстами франками, ты бы легко его зарезал и не вспомнил об этом на следующий день. Говорил, не хочешь на душу грех брать? Открою тайну: её у тебя нет. Но могу поздравить тебя: крыса, ты больше мне не слуга, ты свободен. Продолжай жить в своей норе и питаться такими же крысами. А что касается тебя, урод…       Анна подошла к Экене, обмерила его с ног до головы брезгливым величавым взглядом и с отвращением произнесла:        — Считай этот день своим вторым днём рождения. Надейся, чтобы мы никогда не встретились вновь, иначе сегодняшний день ты будешь вспоминать с теплотой. А я буду надеяться, чтобы в твоей жизни было много горя. И запомни, — улыбнулась она напоследок. — Прощение — удел слабых.       Экене в ответ улыбнулся на улыбку Анны и сказал:        — Я тебя прощать.       Анна открыла ключом дверь, бросила его на пол и вышла. Слышно было, как она пробурчала себе под нос: „Родился червём — червём и помрёт“.       С уходом Анны в доме воцарилась тишина. Все боялись пошевелиться. Но до разбойников быстро дошло, какую сумму оставила им девчонка. Они, как один, бросились к валявшимся на полу монетам. Шрамованный не остался в стороне, он выпустил из рук Марани и побежал к деньгам. Экене не смог поймать сестру, она упала на пол и сильно ударилась ногой.        — Мы богачи! — закричал один разбойник, забыв, что никогда они больше не получат от Анны ни единого су.        — Миллионеры! — вопил второй.       Только Алан стоял в стороне.        — Положить деньги! — вдруг заорал он.        — Алан, это и наши деньги тоже! — удивился Ангел.        — Я сказал положить! — главарь стал ещё свирепее.       Разбойники повиновались главарю. Алан подошёл к монетам и со всего размаху пнул их обутой ногой так, что деньги разлетелись по всей комнате. Вдруг Алан вспомнил про детей.        — Вы ещё здесь? Убирайтесь, пока я не передумал! — заповил он.       Экене поднял сестру. Он был весь избит, хромал на одну ногу и не мог нести Марани на руках. Путь до двери дался им с большим трудом.        — Эй, постойте, — тихо сказал Алан. — Там справа есть лазейка, вам лучше оттуда выходить, а не дорогой, которой вела вас Анна.       Когда Экене с Марани вышли на улицу, то услышали, как Алан покрывал то ли разбойников, то ли Анну, а может себя отборной руганью. Понять многие слова из которой, родись и проживи во Франции двадцать лет, Экене с Марани не смогли бы. Экене понял, что царило в этих трущобах, — беззаконие.       Только, когда дети отошли от страшного логова, они почувствовали себя в безопасности.        — Как ты? — с сочувствием спросила Марани.        — Я жив, — улыбнулся Экене. — Не волнуйся, до Уэйта и Шарля Анна не добралась.        — Что от тебя требовала Анна? — задала второй вопрос Марани.        — Сущий пустяк, попросить прощение за „свинью“ и… поцеловать её ногу, стоя на коленях. Прости, — с виной сказал он, — во всём как всегда виноват я. Зато я усвоил два урока: первый — внешность обманчива, второй, — Экене засмеялся, — никогда не злить девчонок.        — Второе ты никогда не сможешь выполнишь, — развеселилась Марани.

***

      Наступила полночь. Ребята сидели в маленьком сквере. Было холодно. Они не ели больше шести часов. Марани прижалась к Экене и всхлипывала: „Уэйт… брат…“. Ей была страшна ночь, в каждом шорохе чудились монстры. Но для Экене ночь была не зловещим временем, когда пробуждаются страшные чудовища, а временем романтики, приключений, тайн. Даже боль от побоев и голод отошли на второе место. Тёмная ночь, ни одной звезды на небе… чужая страна… чужой язык… Как восхитительно, опасно и романтично! Экене даже стало интересно, чем же сейчас занимаются Анна и Алан. А какие ещё приключения можно сегодня найти?       Он бодро встал со скамейки и сказал Марани:        — Пойдём.        — Куда? Я устала.       Экене взглянул на сестру, без жалости на которую трудно было смотреть. Как же он мог допустить такое с ней? А если бы и её захотела убить Анна? Экене вспомнил про друга. Что же сейчас он переживает? А если Уэйт наткнулся на Анну тоже? Экене вспомнил и про маму с отцом. Они и так сходят с ума по нему, а если он не вернётся домой, то что с ними будет? Он не эгоист, не Анна Ландро, играющая с людьми как с куклами.        — Идём в полицию, — ответил Экене.       В конце сквера стоял патрульный, Экене подошёл к нему.        — Мы заблудиться.        — Кто тебя так побил? — удивился полицейский. — Ты знаешь свой адрес?        — Нет, — Экене проигнорировал первый вопрос.        — Дети, не волнуйтесь, я отведу вас в приют, — сказал полицейский. — Вас там покормят, вы выспитесь, а завтра найдём ваших родных. Детский приют маркизы Аннет де Ландро находится в двух шагах отсюда.