Система Фантом

— Нии-сан! — Саске, он спит. — Нии-сан! — Упрямо тянет маленький наглец, вцепившись в запястье старшего брата с дикой силой. Итачи судорожно втягивает воздух в легкие и тут же закашливается. Пытается сесть, чтобы дышать стало легче, и стянуть с лица какую-то хренотень, неприятно давящую на кожу. Множество рук тут же окружает его со всех сторон, давят на плечи, перехватывают узкие запястья, удерживают на месте. Парень судорожно дергается, пытается вырваться, сбежать прочь, но несколько десятков пальцев вцепляются до синяков, надавливают ногтями, и он вскрикивает, от боли и паники, пронзивших все тело. Многочисленные руки исчезают, проваливаются в ту же тьму, откуда явились, растворяются в пространстве, остаются лишь пара ладоней. Теплых, мягких, нежных. — Итачи, открой глаза, — тихо просит тьма голосом брата, и Учиха пробует приподнять свинцовые веки. Слишком яркий свет палаты бьет по глазам, брюнет жмурится, чувствует, как по щекам течет что-то горячее.  — Сейчас… — шепчет все тот же голос, и на лицо ложится теплая ладонь, закрывая собой противные яркие лампы. Итачи хмурится, снова повторяет свою попытку. Длинные ресницы щекочут ладонь брата, но тот терпит, склонившись над братом, дожидаясь пока тот перестанет часто моргать и жмуриться. — Сас…- Тихо хрипит Итачи, шевельнув рукой, чтобы отстранить от лица чужую руку. Тот понимает сам, осторожно убирает ладонь, всматривается во влажные черные глаза, такие же, как его собственные, неловко улыбается. Старший упирается в него взглядом, медленно моргает, и улыбается уголком губ в ответ. Итачи снова хмурится, отводя взгляд, подняв руку и прикоснувшись ей к пластиковому предмету на лице, по форме напоминающему кислородную маску. — Ты надышался дыма. Учиха вздрагивает, бросает взгляд к источнику звука и натыкается на холодный взгляд карих глаз, принадлежащих Какаши Хатаке. — Если бы только это… — Недовольно бурчит Саске, вернув руки к ладони Итачи, поглаживая подушечками пальцев внутреннюю сторону, щекоча прикосновениями. Старший ловит пальцы брата в свои, ласково поглаживает в ответ. — Именно поэтому я требую, чтобы вы оставили его в покое. Парень снова вздрагивает от неожиданности, поднимает глаза вверх, пытаясь рассмотреть говорящего, но тот стоит далеко за спинкой больничной койки. Однако этот голос юноша признает без труда в любой ситуации. Отец зол, не известно на кого из них троих больше: на старшего сына, за притягивание неприятностей, на младшего за капризы и разведенные нежности, или на командира АНБУ, сидящего поодаль, у стены, на четырех ногой табуретке, за то, что «втянул» сына в подобную опасную авантюру. — Может, вы выясните это потом? — неожиданно громко, не просит, требует Саске, сжимая дрожащими пальцами руку брата, ища поддержки. Тот переплетает с ним свои пальцы, благодарно улыбаясь сквозь маску. Мужчины, вопреки ожиданиям, сконфуженно замолкают. Итачи осторожно пробует напрячь мышцы, сопоставляя свои воспоминания с источниками боли, неожиданно обнаруживая, что их стало несколько больше. Судя по ощущениям, ожоги. Значит, чертовы спасатели или кто там примчался на место происшествия первым, подоспели не так уж быстро. Боль довольно приглушенная, ненавязчивая и едва заметная, что несколько настораживает. Что с ним сделали? Решив отвлечься от неприятных воспоминаний, парень возвращает взгляд к брату, рассматривает его лицо, изучает немного посеревшую кожу под глазами и воспаленные жилки в белках. Значит, недосыпал ночи две, или плакал. Или курил. Больше всего хочется думать, что причина такого странного вида брата в последнем факторе, ибо меньше всего старший хотел страданий Саске. В комнате повисает неловкая тишина, никто не хочет говорить при других, а самому Итачи это делать неудобно из-за маски и не слушающегося голоса. Поэтому он просто гладит пальцами ладонь Саске, скользит подушечками по запястью, игриво щекочет внутреннюю сторону и совсем легко скребет ногтями по бледной коже. Младший вздрагивает от такой странной ласки, широко улыбается и смешно щурит глаза в обрамлении пушистых ресниц. Наконец, взрослые решают оставить их в покое, почти одновременно покидают невыносимо белую палату, ощущая себя лишними. Когда дверь закрывается, Саске на секунду оставляет Итачи, чтобы подтащить к кровати табуретку, на которую тут же присаживается, оказываясь со старшим почти на одном уровне. — Ты напугал нас. — Неодобрительно ворчит младший, капризно и обиженно дуя губы, демонстрируя старшему, что обижен на его «плохое поведение», но быстро переключается на другую тему: — Что это еще за АНБУ, нии-сан? Отец мельком обмолвился об этом, сказал, что они во всем виноваты. Это правда? Итачи обдумывает заданный вопрос несколько мгновений, потом решительно отрицательно качает головой. — Ты опять во что-то ввязался? — Саске смотрит в упор, серьезно и без детской дурашливости на лице. Итачи неожиданно осознает, как сильно тот повзрослел за год. Окреп, стал шире в плечах на пару сантиметров. Но сильней всего изменился взгляд, став неожиданно тяжелым. — Прости, — отвечает старший с ноткой раскаянья, рукой подманивая брата ближе. Тот доверчиво тянется к нему, как всегда тянулся, так и не научившись ничему с детства, снова натыкаясь лбом на указательный и средний пальцы старшего. — Ауч. — Скорей для виду фыркает Саске, наигранно потирая место столкновения, с укором глядя на брата. — Все играешься? — Прости. — Снова повторяет Итачи, миролюбиво улыбаясь. — Тебе это с рук сходит только потому, что ты болен, понял, нии-сан? — важно сообщает Саске, выпрямляясь и скрещивая руки на груди. — Спорим, я даже сейчас смогу побить тебя, маленький глупый брат? — старший коротко смеется, младший улыбается уголком губ в ответ. — Я с дураками не спорю. Встанешь с койки — обязательно проверим. — Договорились. Их странный разговор прерывает приоткрывшаяся дверь и возникшая в проеме светловолосая мохнатая макушка. — Саске-тя-а-ан… — Тянет блондинистый паренек, беззаботно ухмыляясь. — Здравствуйте, Итачи-сан. — Так же беззаботно здоровается младший Намикадзе с больным, приветливо махая загорелой рукой. — Заткнись, придурок. — Миролюбивый настрой младшего Учихи тут же испаряется, он тихо недовольно рычит, гневно хмурит темные брови и яростно сверкает чернущими глазами. — И свали отсюда! Тебя не звали. — Тян, значит? — усмехается старший из братьев Учиха, с умилением наблюдая, как скулы Саске покрываются розовым румянцем. — Сасу, ну что ты злишься? Я лишь поздороваться хотел. — Наруто низко опускает голову, виновато поглядывая из-под светлой челки, бормочет себе под нос что-то еще и как-то незаметно просачивается в палату, тихо прикрывая за собой дверь. — Здравствуй, Наруто-кун. — Наконец, отвечает на приветствие Итачи, но без особой радости. Его-то как раз видеть совсем не хотелось. Еще больше не хотелось видеть его отца. Как по закону подлости, дверь снова приоткрывается и впускает внутрь именно Намикадзе-старшего. Итачи напрягается, холодно изучает его взглядом, коротко кивает в знак приветствия. — Йо! — Кажется, Минато вовсе не замечает странного напряжения, радостно улыбается младшим, обеспокоенно смотрит на старшего из братьев Учиха. — Итачи-кун, как твое здоровье? — Спасибо, хорошо. Саске дергается от такой наглой лжи, но молчит. — Я зайду к тебе позже, если ты не против. — Минато дожидается утвердительного кивка, и только после полученного согласия переключается на младших: — Идемте, я подвезу вас до школы. — До университета, папа! Давно пора запомнить, что мы взрослые! — Возмущается Наруто, всплескивает руками и негодующе смотрит на отца. — Даааа, точно, совсем забыл! Вы так быстро растете. — Мужчина неловко смеется, знакомым жестом чешет светлый затылок, открывает дверь, которую Итачи уже мечтает заколотить, и выходит первым. — Я зайду после занятий. — Обещает Саске, крепко сжимая руку брата в своей напоследок, и выходит следом за старшим Намикадзе. Остается только Наруто, который неловко мнется у дверей, переступая с ноги на ногу, теребя край своей яркой широкой футболки. — Это… Дей, он. ну. — мямлит мальчишка, боясь поднять глаза на Итачи, неосознанно прижимаясь спиной к белой стене комнаты, словно опасаясь, что Учиха набросится на него за такие слова. Потом, набрав в легкие воздуха, выдает все на одном дыхании: — Дей не хотел, он хороший парень, не злитесь на него, пожалуйста! — и тут же вылетает прочь, излишне сильно хлопнув дверью. Итачи удивленно смотрит ему вслед, вопросительно приподнимая тонкую бровь, пытаясь понять, что вообще происходит. Мысли его быстро перескакивают с одной новости на другую, охватывая все услышанное и увиденное за короткий момент пробуждения, но больше всего беспокоит одно: чертов Минато слишком легко подобрался к Саске. Специально ли тот продемонстрировал ему, что может запросто добраться до младшего Учихи без преград, или сделал это ненамеренно? Мысли в голове путаются, сбиваются в кучку, рассыпаются мелкой пылью и неожиданно затихают. Итачи чувствует, как наливаются свинцом веки, как гудит напряжением воздух вокруг, и проваливается обратно в гостеприимную пустоту, забываясь крепким сном, напрочь забыв про разговор с отцом, с Хатаке и с самим Минато. Подождут. ~*~*~*~ В этот раз его не будит громкий голос брата, никто ни о чем не спорит, но он чувствует чужое присутствие на интуитивном уровне и открывает глаза, окидывая палату быстрым взглядом. В этот раз помещение погружено в полумрак, верхние лампы, слепящие отвратительным белым светом, отключены, вместо них горят теплым мягким светом бра у изголовья кровати, рассеивая мрак вокруг лишь на пару метров, очерчивая границу света размытым полукругом. Взгляд находит застывшего у противоположной от кровати стены старшего Намикадзе, опершегося на стену спиной, скрестившего на груди руки, что-то усердно рассматривающего на полу. На его плечи накинут светлый халат, как дань уважения больничным традициям, под которым виднеется темная водолазка с высокой узкой горловиной. Учиха молча рассматривает его, изучая светлые взъерошенные волосы, почти как у его сына, но немного длиннее и со странными удлиненными прядками у висков, но его прерывают. Чуть сбоку от Минато что-то шевелится в тени, и брюнет тут же устремляет взгляд к еще одному посетителю. Хатаке сидит на том же стуле, что и утром, в той же позе и с тем же странным холодным взглядом. В его образе за год знакомства не поменялось абсолютно ничего, он даже из этой странной одежды не вылазит. Так и сейчас, Какаши побрезговал надевать на себя халат, разве что бронежилет где-то оставил. Он смотрит на Учиху пристально, не мигая, и Итачи на миг кажется, что чертов Хатаке копошится в его мыслях, откапывая подробности произошедшего в раздевалке. Сейчас он заговорит грубым голосом сквозь дурацкую маску на лице, укоряя парня в предательстве, ругая за глупый план. Оба мужчины молчат, не смотря на то, заметили пробуждение «больного». Повисает неловкая тишина, Итачи нервно облизывает подсохшие губы и замечает, что кислородная маска пропала с лица. Этот факт не может не радовать, значит, с легкими все в порядке. Однако радость тут же утихает, отступая перед внезапно очнувшейся болью, пульсирующей в каждой из ран, обвивающей ослабшее тело липкими щупальцами. Итачи терпит, стиснув зубы, напоминая себе, что он сам во всем виноват и это вынужденная необходимость. Он знал, на что шел, когда просил Дейдару об этой ужасной услуге, теперь не на что жаловаться. Краем глаза парень замечает, как Хатаке поднимается со своего места, медленно отряхивая несуществующую пыль с колен, и выходит прочь, тихо прикрыв за собой дверь. Итачи утверждается в мысли, что тот знает обо всем этом цирке, но отступать уже поздно. Хатаке возвращается меньше чем через минуту, с хорошенькой розововолосой медсестрой-студентом, наверняка проходящей здесь практику. Та выглядит несколько смущенной и нервной, чувствуя себя неуютно под взглядами троих мужчин, криво рвет упаковку нового шприца, направляясь к кровати Учихи с таким видом, словно ее ведут на казнь. — Добрый вечер. — Тихо произносит девушка, разрушая, наконец, эту невыносимую тягучую тишину своим высоким голосом. — Я Харуно Сакура, медсестра. Вам нужно обезболивающее? Итачи не собирается страдать никому не нужным героизмом и изображать из себя страдальца, поэтому молча кивает в ответ на вопрос. Сакура серьезно хмурится, кивает в ответ, и принимается рыться по карманам светлого халата, отыскивая нужную ампулу. Стекляшки звенят, бьются друг о друга, перекатываются в кармане, ускользая от ловких пальцев, но в итоге девушка все же ухватывается за нужный флакон, поднося ампулу к свету, всматриваясь в мелкие буквы. Удостоверившись, что это то, что нужно, она снова удовлетворенно кивает, на этот раз сама себе, а Учиха смотрит за тем, как колышутся странного цвета волосы, со странным интересом изучая причудливый оттенок. К Хаюми он уже давно привык, поэтому ее синие волосы казались единственным верным вариантом, но никогда не подозревал, что встретит кого-то с таким же диким цветом. Медсестра замечает его взгляд, и, вопреки ожиданиям, не спешит смущаться и краснеть, лишь сурово хмурится и сверкает зелеными большими глазами, склоняясь к лежащей поверх одеяла руке парня, уже набрав препарат из ампулы в шприц и проверив на отсутствие пузырьков. От нечего делать, Итачи следит за тем, как она откручивает крышечку белого катетера-бабочки, установленного чуть ниже локтевого сгиба, тут же проталкивая в канал горлышко шприца. Подушечка большого пальца, с аккуратно подстриженным не накрашенным ноготком, давит на поршень очень медленно, и парень чувствует, как холодеет рука. Препарат быстро растворяется в крови, принимает ее температуру, и дальше руки холодок не продвигается, обосновавшись вокруг катетера. — Ну вот, — как-то слишком радостно выдыхает Сакура, убирая шприц в карман, ловким движением возвращая ребристую крышечку на место. — Если что-то еще понадобиться — зовите. — И тут же покидает палату, так и не дождавшись ответа. Итачи не удерживается от тихого хмыка. — Ну вот, ты своим фирменным ледяным взглядом запугал несчастную девушку. — Шутливо тянет Хатаке, прикрыв за медсестрой дверь, направившись обратно к полюбившейся табуретке. — Какаши… — укоряет его Минато, на что седоволосый просто пожимает плечами и виновато бормочет скупые извинения. — Хизаши?.. — хриплым голосом интересуется Итачи, прерывая блондинов в их дурацком споре. Наверное, стоило спросить о Хьюго еще тогда, в первое пробуждение, но Итачи так увлекся общением с Саске, которого не видел очень давно, что совсем забыл об осторожности. Однако, кажется, этому никто не придал значения. — Мертв. — Тихо и скупо отвечает седоволосый, возвращаясь в свою изначальную позу. — Ясно, — в тон ему выдыхает Учиха, отводя взгляд к скрытому во мраке потолку. — Ты не удивлен. — Какаши… — Снова осаживает подопечного Минато, на что седоволосый неожиданно зло рычит: — Я хочу знать, что произошло! — Можно мне воды? — Снова прерывает их Итачи, не желая тратить время на глупые препирания и эмоции. Обезболивающее уже добралось до ноющих ран, ослабило неприятные ощущения, и он чувствует себя вполне бодрым для этого серьезного разговора. Вот только в горле несколько першит и жжет, но это мелочи, которые легко можно исправить парой глотков воды. Какаши снова приходится встать со своего места, он подходит к прикроватной тумбе, на которой обнаруживается пластиковая бутыль с простой водой и фарфоровая кружка в прелестный яркий узор из цветочков. Итачи сам привстает на локтях, подтягивается выше и упирается спиной в подушку, принимая полусидящее положение. Хатаке бережно передает ему чашку, но не спешит на свое место в углу. Вместо этого он присаживается на край кровати в ногах Учихи, чуть сдвинув край одеяла и простыни, обнажая больничный посеревший матрас. Итачи не обращает на это внимания, прикладывается губами к фарфоровому краю посуды, сжимая округлый корпус двумя ладонями, небольшими глотками поглощая прохладную жидкость, с удовольствием отмечая, что горлу становится легче. Когда кружка пустеет, Итачи ставит ее рядом с собой, изучая взглядом бинты на одной из рук. — Я не удивлен, что вы шпионили за мной, но я удивлен, что вы послали именно Хизаши. — Наконец, произносит он, подняв взгляд на сидящего в ногах Хатаке. Тот пожимает плечами: — Он сам так решил. Сказал, что если в наших подозрениях есть хоть капля правды, то это будет интересной игрой. — Вот как. — Что произошло? Итачи задумчиво покусывает губу, отводит взгляд в стену, думая, как бы начать свой полный лжи рассказ. Его никто не торопит, мужчины напряженно ждут, изредка встречаясь друг с другом взглядами, но подталкивать Учиху никто из них и не думает. — Дейдара хотел поговорить. Он встретил меня уже в раздевалке, и все было нормально. Потом явился Хизаши, и Тсукури решил, что мы пришли, чтобы поймать его. — Ты знал о его «работе»? — Минато, наконец, отлепляется от стены, направляется сначала в сторону несчастной табуретки, подхватывая ее в руки, потом к кровати «больного», устанавливая стул у изголовья, присаживаясь на него. Учиха чувствует себя окруженным со всех сторон. — Нет. Я подозревал, что он не чист на руку, но не настолько. Итачи врет не моргая, смотря своим надзирателям прямо в глаза, рассуждая спокойно и без излишнего драматизма. Он никогда не любил проявлять эмоции при чужих, и уж тем более не станет имитировать лживые чувства. Уж лучше списать все на шок. — Я думаю, твой отец прав. — Неожиданно выдает Хатаке, упершись руками в согнутые колени, как-то сгорбившись и поникнув. — Что? — не совсем понимает Учиха, решив уточнить на всякий случай. — Фугаку-сан просил меня о твоем «увольнении». Из-за нас ты попал в подобную передрягу и сейчас вынужден находиться в больнице. — Какаши говорит медленно, грубо, как если бы ему было неприятно признавать свои ошибки. — Я думаю… думаю, что должен извиниться перед тобой. — И я тоже. — Тихо тянет Намикадзе, упираясь ладонями в край табуретки между своих ног, посматривая на Учиху сквозь челку. — За что? — Снова осторожно интересуется брюнет, чувствуя себя под жалостливыми взглядами гостей еще более неуютно, чем когда те смотрели с укором. — Если бы мы доверяли тебе, все не обернулось бы… так. — Отвечает за двоих Минато, выдыхая в сторону. — Однако, я должен извиниться перед тобой еще и за то, о чем сейчас попрошу. Проблема в Наруто. Я знаю, они были близки с Дейдарой, и тот, возможно, захочет… — Отыграться, когда поймет, кто сдал его. — Заканчивает за него Итачи, сминая в пальцах пододеяльник. Его как раз беспокоит обратное: этот пустоголовый дурак может попытаться «объясниться». Хотя, после случившегося, Тсукури должен сидеть тише воды, ниже травы, чтобы не доставить Учихе еще больше неприятностей, но все же брат — это святое. В какой-то мере брюнет понимает его. — Да. Несмотря на то, что Фугаку-сан просит о твоем отстранении, я считаю, что ты нам просто необходим, особенно когда не стало Хизаши-сана. Но, помимо прочего, я вынужден просить тебя присмотреть за Наруто-куном. — Минато-сан, почему бы вам не позаботиться о своем сыне самому? Или не нанять телохранителя… Хатаке дергается приструнить обнаглевшего брюнета, посмевшего говорить с Намикадзе в подобном тоне, но Минато сам останавливает его жестом руки. — Ты лучше всех нас знаешь Тсукури. — Как выяснилось, это далеко не так. — Вздыхает Итачи, осторожно медленно мотая головой, сгоняя внезапную сонливость. Мышцы наливаются странной тяжестью, хочется сползти назад под мягкое одеяло и отвлечься от всех этих проблем разом. — Однако… — неуверенно тянет Намикадзе, не желая сдаваться так просто. — Я согласен. — отрезает Учиха, прекращая дальнейший возможный спор. — Итачи, не бери на себя слишком много. — Осторожно вмешивается Хатаке, неодобрительно поглядывая на бизнесмена. Брюнет поднимает на седоволосого спокойный прохладный взгляд, с удивлением отмечая в глазах напротив сочувствие и беспокойство, которых раньше там никогда не было. Немного подумав, Учиха растягивает свои бледные тонкие губы в неуверенной улыбке, добродушно прищуриваясь: — Я справлюсь. ~*~*~*~ — Я справлюсь. — Он холодно и уверенно смотрит в глаза напротив, чуть склонив голову в неизменном знаке уважения, смотря исподлобья. Как сказал бы какой-нибудь зоолог, «не бросает вызов сопернику». Фугаку недовольно хмурится, молчит, поджимая губы, от чего в уголках рта скапливаются множественные морщинки. Его черные волосы обрамляют широкий лоб, касаются кончиками острых скул, контрастируя со светлой кожей. Он заявился сюда с утра пораньше, разбудив сына весьма бестактно, почти сразу же объявив ему о своем решении «прекратить связь с АНБУ». Итачи в ответ только пожал плечами и сонно медленно моргнул, приходя в себя после короткого сна. Вечерние гости засиделись в палате до глубокой ночи, пытались проявлять соучастие к его «болезни», силились помочь в каждой мелочи: расправить одеяло, подать чашку с водой, приоткрыть окно. Очевидно, они считали себя виновными в произошедшем, а от того старались хоть немного загладить свою вину. Чем больше заботы старались проявлять мужчины, тем более неуютно чувствовал себя Учиха в их обществе. Дело было вовсе не в том, что он чувствовал себя жутким злодеем и обманщиком, а в том, что он не привык получать подобную помощь. Итачи не помнил, как ночные гости ушли. Наверное, вырубился раньше. Явившийся утром отец не думал опускаться до уговоров, не собирался интересоваться мнением сына, просто в лоб заявил едва открывшему глаза парню о своем решении. Юноша не привык перечить отцу, всегда старался избегать споров с ним, но в этот раз отступить не мог. Он подобрался слишком близко к цели. Теперь ему безоговорочно доверяют, на него рассчитывают, а значит, его будут слушать и будут выполнять его требования. Может быть, уничтожить АНБУ окажется не такой уж сложной задачей. Более того — Намикадзе просил его присмотреть за сыном. Даже настоял на том, чтобы они жили вместе. Правда, с этим возникло несколько проблем. Во-первых, Наруто все еще студент, а потому проживает в студенческом общежитии, куда пусть посторонним, кем бы они ни были, вход запрещен. Конечно, в любой момент можно было переселить его обратно в отцовский дом-особняк, но Итачи не улыбалась мысль жить под одной крышей с Минато. Даже если тот внезапно раскаялся во всех своих подозрениях. А еще Итачи хотелось держать этого чертового блондинистого интригана подальше от Саске. На всякий случай. Единственная связь между младшим Учихой и старшим Намикадзе — Наруто. Если Наруто будет под единоличным присмотром старшего из братьев, то и Саске нечего будет опасаться. Поэтому он не мог так просто позволить отцу разрушить все своим «я так решил». Парень чувствовал странное щемящее тепло в груди, понимая, что отец пытается заботиться о нем. Возможно, впервые в жизни. Но он выбрал не очень подходящее время. — Ты уже не справился. — Холодно отрезает Фугаку, сжимая пальцы сложенных на коленях рук в кулаки. — Из всего рабочего состава АНБУ, в больнице сейчас находишься именно ты. — В то время как мой напарник мертв. — Холодно напоминает юноша, сидя на больничной койке прямо, не позволяя себе опереться спиной на подушку. — Я больше не допущу подобных ошибок. Фугаку смотрит на него долго, с непонятной тоской в глазах, изучая молодое лицо со следами измождения и недосыпа, излишне бледное для здорового организма. Смотрит так, словно все это видит впервые. И впервые видит своего сына вообще. — Ты так неожиданно повзрослел… — Наконец, тихо произносит он, опуская голову, словно смущаясь своей откровенности. Итачи хочется сказать, что он давно повзрослел. Возможно, в тот день, когда родился маленький Саске. До той поры Итачи считал, что то, как его воспитывают родители — это нормально. Забитые дни уроками и тренировками, здоровая пища, множество обязанностей. Когда появился младший братик, он ясно осознал, что в жизни, кроме учебы, бывают еще и игры, кроме полезных полу вареных овощей — сладкие конфеты. И еще много чего интересного. Сначала хотелось обидеться на весь свет, потом были попытки найти в себе какой-нибудь изъян, из-за которого с ним обращаются так строго. Потом Итачи смирился. Какое-то время он злился на родителей, но никогда не мог заставить себя злиться на маленького глупого Саске, своим появлением объяснившему брату, насколько он «не такой». В конце концов, этот ребенок ни в чем не виноват. Глупый наивный комочек, забавно пищащий, когда его укачиваешь на руках, был настолько трогательным и невинным, что его хотелось только защищать и баловать. И Итачи защищал. Взвалил на себя все возможные обязанности, чтобы родители всегда оставались довольны юным гением клана и не вздумали делать из Саске его копию. Позднее — помогал маленькому негодяю во всем, чем мог, иногда выполняя за него работу по дому или домашние задания. Потом — прикрывал от сурового отца во время гулянок, выгораживал перед семьей, оправдывая промахи. Младший вырос капризным и вредным, но чтобы он не делал — Итачи не мог искоренить в себе привычку огораживать брата от всех проблем и защищать любой ценой. Потому что этот очаровательный эгоист ни в чем не виноват. — Послушай, Итачи… — Совсем тихо говорит Фугаку, так и не подняв взгляд на парня перед собой, по-прежнему сжимая пальцы на руках, — Я никогда не просил тебя о чем-то, что было бы тебе не по силам. Я горжусь тобой, горжусь твоими успехами и я горд, что ты мой сын. Но в этот раз я считаю, что эта задача слишком сложна. Отступи, пока не поздно. Не смотря ни на что, мы с Микото… — он запинается, хмурится, как будто собирается произнести что-то слишком сложное, — любим тебя и не хотим потерять. — Отец…. — Спокойно отвечает ему Итачи, напрягаясь, заставляя себя оставаться безразличным к происходящему во чтобы то не стало, настойчиво игнорируя невесть откуда взявшиеся чувства, вихрем вскружившие голову, охватившие трепещущее сердце. Голос дрожит и норовит сорваться, а глаза становятся неожиданно влажными. Чертов Фугаку, почему именно сейчас? Парень чувствует непреодолимое желание послушаться совета родного человека. Может быть, отступись он сейчас, его жизнь наконец-то приобрела бы приятное семейное тепло, которого так не хватало все это время. Чертовы эмоции душат, распирая изнутри, но Итачи знает — это пройдет.  — Я хочу… — голос все же срывается, юноша замолкает на пару мгновений, возвращая себе такое необходимое сейчас хладнокровие мыслей. Чертовы АНБУ, чертовы Акацуки. Нет, не так. Он сам во всем виноват. И отвечать только ему. Итачи с омерзением душит в себе чертову жалость к собственной жизни, придавливая ее чувством ответственности, и наконец-то успокаивается. — Я хотел бы, чтобы ты и дальше продолжал гордиться мной и верить в мой успех. Я благодарен за вашу с мамой заботу и поддержку. Пожалуйста, разрешите мне закончить начатое. — В этот раз голос слушается его идеально. Он снова спокоен и рассудителен. Положив руки на собственные колени поверх одеяла, которым он прикрылся до пояса, юноша неглубоко почтительно склоняется в просительном жесте, низко склоняя голову и прикрывая глаза, уже зная, что ответит ему Фугаку. Мужчина смотрит на сына пару мгновений с неприкрытым удивлением, потом тоже берет себя в руки и коротко одобрительно кивает. — Хорошо. — Наконец, отвечает он, и поднимается на ноги. Итачи разгибается, поднимает на него взгляд. Фугаку смотрит внимательно и строго, как всегда, молча кивает сыну на прощание и выходит прочь. Старший из братьев смотрит ему в след почти с сожалением. Почти.