Цирк

Пятьдесят лет спустя Персонаж: Кристина Адлер. Время: Суббота. Десять часов вечера. Кристи подняла булыжник размером с кулак и со всей силы бросила в сторону шатров. Болтая ногами над обрывом, она потянулась за вторым камнем, но вместо него нащупала сухую ветку. Снова милики – крохотные воришки, живущие под землёй, принялись красть вещи молодой фаерщицы. В прошлом месяце они утащили три факела для жонглирования и несколько монет. Жаль, что врачи махнули рукой на миликов и больше не лечили их от клептомании. На Адлер психотерапевт тоже махнул рукой и предложил её родным сдать девку в цирк, где ей самое место среди остальных уродов. Фаерщица так не считала. Она – обычный человек, а не мутант, и адекватная по сравнению с другими существами. Они лишь куклы, которыми играет директор. Они лишь тени когда-то величественных созданий. Омерзительные, жалкие, подчинившиеся воле богатого ублюдка, которого никто даже не видел в лицо. Вместо него на встречи приходила шляпа и раздавала куклам указания. Кристи никому не подчинялась, а тем более зловонному, проеденному молью головному убору. Если бы не клеймо, удерживающее возле циркового балагана, то она бы давно сбежала и поселилась в домике на вершине Эвереста, где не найдёт ни один человек. Это не общество отказалось от неё, а она от общества. Адлер улыбнулась, представив, как крушит цирк, а затем сжигает до последней щепки. Она каждый вечер придумывала новые детали погрома, но конец был неизменным – в мечтах она перерезала глотку директору. Почувствовав запах дыма, Кристи встрепенулась и посмотрела на футболку. Подол медленно горел, и она спешно затушила огонь, пока пламя не охватило всю одежду. Фаерщицу раздражало, что стоило ей порадоваться, хотя бы улыбнуться, и одежда тут же вспыхивала. В мире насчитывалось не больше десяти людей, поцелованных солнцем, и пять из них предпочли удалиться на тот свет раньше времени. Адлер не сдавалась, хотя не понимала, для чего живёт. У неё нет друзей, да и знакомых, которые любили бы её, нуждались в ней. До ушей Кристи донеслась тихая мелодия из шкатулки, мотив которой порядком осточертел. Эта музыка играла каждый раз во время прощального бала. Прощальный бал! Из головы фаерщицы вылетело, что сегодня вечером существа собираются на поляне, и предстоит очередной жребий. Погода на удивление прекрасная: полной луне не мешает светить ни одно облако, и даже деловитые сверчки выбрались из домов и устроили концерт. Именно сегодня, в первый за полгода не дождливый вечер, одно из существ зальётся слезами. Какая ирония. Поцарапав о камни оголённые колени, Адлер поднялась с земли и помчалась вниз по склону. Директор не прощал опозданий, а разозлить его - всё равно что подписать себе смертный приговор. Кристи хотела ещё пожить, чтобы сплясать на могиле начальника. На поляне существа кружились в вальсе, и фаерщица пожалела, что не пришла чуть позже. Её раздражало всеобщее веселье и то, что уродцы ведут себя так, будто не им завтра умирать. Глупые создания. Небось, даже довольны своей жизнью. Адлер облокотилась о дерево и стала наблюдать за праздником со стороны. Она вытащила из кармана помятую пачку сигарет и закурила, чтобы хоть чем-то себя занять. Сей жест заметил мужик с внешностью австралопитека и направился в сторону фаерщицы. Она воспроизвела в мыслях все известные ей молитвы, изображая взгляд серийного маньяка, но существо не изменило направления. – Где достала сигареты? – он окинул взглядом тощее тело Кристи и решил, что раз на ней мини-юбка, то даже ему перепадёт. – Не твоё дело. И нет, не поделюсь. Так что проваливай. – Надеюсь, именно ты, шлюха, вытащишь тридцатый номер. Кто-то из толпы выкрикнул: – Эй, тебе чё, острых ощущений захотелось? Оставь девку. Не слышал, что ли? Она подожгла своего прошлого любовника. Лицо австралопитека презрительно исказилось, маскируя страх за пренебрежением. Он попятился к своим приятелям и не сводил взгляда с Адлер до тех пор, пока не скрылся в толпе. Слухи о фаерщице распространялись быстрее, чем оспа в средневековье. Посторонние знали о личной жизни Кристи больше, чем сама девушка, и если их послушать, то биография выходит на редкость удивительной. Адлер это на руку. Главное, что уродцы боятся и не лезут, а там пусть хоть ведьмой называют, хоть сумасшедшей. Музыка оборвалась, и на трухлявом пне появилась шляпа. Настал знаменательный момент, который уже случался в жизни фаерщицы семь раз. Существа так долго не живут и в среднем погибают на пятый или шестой год пребывания в цирке. Рекордно много продержалась женщина-жаба, съедающая камень и выплёвывающая кусок золота. Целых тридцать лет провела в цирке. Неизвестно, связано ли это с тем, что она давала хорошую прибыль или же ей просто везло. Кристи ничего кроме убытка не приносила и поэтому каждый раз думала, что последний номер достанется именно ей. Выстроилась очередь к шляпе. Адлер подождала, пока уймётся суматоха и, затушив ботинком сигарету, встала последней. К чему рваться вперёд, если от этого ничего не зависит? Право выбора лишь иллюзия, и с одинаковым успехом можно вытащить тридцатый номер как из кипы бумажек, так и из двух оставшихся. Фаерщица хотела бы сказать, что не боится, но это был бы самообман. Душа превратилась в чёрный комок, а температура тела поднялась на несколько градусов. Адлер уверена, что на болезненно-белых щеках выступил румянец. Существа тянули бумажки и раздражающе улыбались. Что ж, пусть радуются, пока могут. Это лишь небольшая отсрочка неотвратимого, а не билет в нормальную жизнь. Все однажды умрут, и даже свободные люди. Кристи подобные мысли успокаивали. Когда очередь дошла до Адлер, девушка перестала рассматривать землю и оглянулась вокруг. Никто не рыдал, и ещё не собралась группа поддержки, а это настораживало. Если существа не вытащили «путёвку» на тот свет, значит, фаерщица не зря волновалась. Ехидные глаза со всех сторон уставились на неё, ожидая, когда Кристи достанет последний номер и разревётся. Существа мечтали об этом моменте с самого появления девчонки в цирке, поэтому Адлер не собиралась их радовать. Она уверенно опустила руку в шляпу и взяла единственную бумажку. Сейчас главное – не потерять самоконтроль, а потом, у себя в фургончике, можно хоть залиться слезами. В последний момент Кристи передумала разворачивать бумажку и, сунув её в карман, покинула поляну. Существа за спиной недовольно перешёптывались, утратив возможность поглядеть на долгожданное представление. Фаерщица направилась в сторону шатров, где в данный момент безлюдно, словно на концертах местных певцов. Сейчас как никогда пригодился бы верный приятель – абсент. Адлер села на камень и снова закурила. Нет уж, директору не сломить её волю, не заставить плакать. Он опоздал, ведь Кристи умерла ещё семнадцать лет назад, во время трагедии, о которой боялась вспоминать. Тогда и закончилась нормальная жизнь. Без права испытывать радость бытие превратилось в бесцельное существование. Ни друзей, ни любви… ничего не осталась и ничего не появится. Создатели прокляли фаерщицу, обрекли на одиночество. Она вытащила бумажку из кармана и, не давая себе возможности передумать, развернула. Увидев цифру, Адлер поморгала и уставилась рассеянными взглядом на дерево. Надо успокоиться, иначе снова придётся бежать в фургончик голышом, прикрываясь веткой с листьями. Кристи представила, как погружается в пустоту, обволакивающую холодом. Нельзя думать, нельзя чувствовать. Фаерщица про себя запела колыбельную, под которую засыпала в детстве. Мама каждый вечер исполняла эти строки, придумывая всякий раз новую мелодию: «Спят сверчки на лугах, ивы дремлют в саду, Снег укрыл одеялом рябину. Не волнуйся, Кристина, я здесь, не уйду. Никогда я тебя не покину. Ты не бойся теней, что крадутся в ночи, Прогоню их своею любовью. Даже зыбкую тьму уничтожат лучи, Что дарованы были судьбою». К Адлер вернулось спокойствие, которое за последние пятнадцать лет стало постоянным гостем. Сегодня её день и, вероятно, за удачу придётся поплатиться чредой фиаско. Ей попался двадцать восьмой номер и, если б ещё чуть-чуть, то завтра пришлось готовиться к финальному представлению. Фаерщица поднялась с камня и поплелась к цирку, не зная, куда ещё подать свою неприкаянную душу. Персонаж: Арлекин Время: Суббота. Десять часов вечера. Арлекин вылез из коробки и, словно ночной вор, покрался на носочках к двери. Наткнувшись на зеркало у выхода, он вскрикнул и отскочил. Гагры два года назад похитили его отражение, и следующее на очереди сердце. Ночью они особенно сильны и могут просовывать в мир свои корявые, словно ветки иссохшего дерева, руки. Выйдя на улицу, Арлекин скрылся от лунного света за фургоном. В полнолунии все существа обретали свой истинный лик, и только печальный клоун не мог избавиться от грима. Лицо цвета гипса, чёрные потёки под глазами и вечная улыбка остались с ним навсегда. Его мать и отец – простые люди, а он родился уродом, от которого отказались близкие и отдали в цирк. Арлекин по лесной тропе пришёл к поляне, на которой собрались другие существа. Среди них красавица Сюзи, поцелованная ангелами. Её кожа настолько тонкая, что любое прикосновение подобно удару плетью. Печальный клоун любит девушку, хотя у него нет сердца. Завтра снова предстоит шоу, и кто-то умрёт. Существа каждый раз организовывали прощальный бал на поляне, прежде чем вытянуть жребий. С тех пор, как погибла крохотная Лиза, из года в год устраивалось представление с великолепным финалом. Билеты стоили пятьдесят тысяч рублей и раскупались за пять минут. Кровожадному залу надоело смотреть на театральные смерти, и люди желали насладиться танцем души с вечностью. Существа закружились в вальсе под музыку из шкатулки. Мелодия Бетховена «К Элизе» звучала отрывисто и на высоких тонах, словно её исполняли феи под аккомпанемент капель, срывающихся в хрустальный стакан. Арлекин выполнил поклон и пригласил белокурую Сюзи, которая с улыбкой согласилась. Они не касались друг друга и лишь делали вид, что держатся за руки. Он смотрел в блестящие глаза любимой и мечтал прильнуть к губам, но этого никогда не произойдёт. Нельзя дотронуться до мотылька и не испортить красоты. Лунный свет проскользнул сквозь ветви, преобразив лицо Сюзи. Её светлая кожа приобрела синеватый оттенок, а глаза стали выпуклыми, как у бабочки. Арлекин привык видеть её такой и не пугался истинного лика. На карнавале уродов она самая красивая и самая одинокая. Музыка прекратилась, и все замерли. Десять часов тридцать минут – время жребия. На пеньке появилась шляпа, и существа выстроились в очередь. Арлекин встал за мужчиной с шестидесятым размером обуви и перед Сюзи. Гном, женщина с тремя руками и мальчик с черепашьим панцирем вытянули листочки и на радостях прослезились. Чем больше людей улыбалось, тем сильнее волновался печальный клоун. Пришла очередь его и Сюзи. Они переглянулись и одновременно запустили руки в шляпу. Конечности холодели, а сердце колотилось. Арлекин схватил листок и выдернул руку. Разжав кулак, он увидел на бумажке цифру двадцать четыре и улыбнулся. Он хотел поделиться радостью с любимой, но, взглянув на её влажные глаза, оцепенел. Тридцать. Ей попался последний номер – пляска со смертью. Пришло время мотыльку полететь на огонь, но печальный клоун не готов её отпустить. Пока никто не видит, он выхватывает у Сюзи листик и кладёт в её карман свою бумажку.