Последнее дело L

Настоящее время. Продолжение       Дешевый номер гостиницы — еле-еле ползвезды — несказанно радовал L. Конечно это далеко не Ritz-Carlton, но тут хотя бы не текли краны, да и цвет стен не вызывал приступов тошноты. Приняв душ, он блаженно растянулся на кровати — даже пружины не скрипят — и достал из лежащего на тумбочке бумажника свои новые документы. Бывший детектив отвалил за них кругленькую сумму наличными — и не зря! L получил свидетельство о рождении, водительские права и даже медицинскую страховку реально существующего или, скорее всего, существовавшего человека. Леиту Маккормику на сегодняшний день было тридцать три года, возраст Христа, какая ирония! — и был он, по словам некоего Рикки Cabron-а, абсолютным дерьмом. Как и почему полный комплект документов этого мужчины оказался у Рикки, L не уточнял, но догадывался, что встреча с их настоящим владельцем ему не грозит. Бывший великий детектив живет теперь под именем мелкого уличного бандита, сгинувщего неизвестно куда два года назад. Великолепно!       Прежде чем двигаться дальше, L решил дать себе небольшую передышку, тем более, что маршрут намечен, билеты на самолет куплены, рейс уже завтра. Осталось только в очередной раз попытаться распроститься с прошлым…       Уже с первых месяцев прибывания в доме Вамми его начали натаскивать и дрессировать как полицейскую ищейку, и в неполные шестнадцать L вовсю помогал в расследовании запутанных преступлений. Все его детство, подростковый возраст, вся жизнь до сегодняшнего дня подчинялась только логике, расчету, анализу. Он разгадал множество загадок, спас сотни жизней, репутаций, состояний людей… до которых ему не было никакого дела. Он просто не видел их личностей за фактами, обстоятельствами, умозаключениями — не умел видеть! Они не были для него даже силуэтами в театре теней — те хотя бы вызывают у зрителей эмоции — эти люди существовали для него в виде текстовых файлов и файлов изображения. Словно как схемы, как программы, которые мешали или помогали работе его интеллекта, интуиции, инстинктов.       Даже к кандидатам в преемники L относился не как к живым существам, он оценивал их, препарировал, рассматривал под микроскопом, полностью игнорируя личные эмоции. Конечно, эти ребята его интересовали, но никакой привязанности, ни братской ни дружеской не было. Или все-таки была, но он этого не осознавал? Он был таким рожден? Его таким воспитали? Нет ответа на эти вопросы.       Было всего два исключения.       Ватари… Своего помощника-опекуна, проведшего рядом с ним много лет, он оставил одного под ударом, не черкнув и пары строк на бумажной салфетке. Ватари… Прости, если сможешь.       Вторым по счету, но, увы, не по значению был Ягами Лайт.       Он виделся сейчас бывшему детективу туманным миражом, скорее плодом измученного воображения и больного разума, чем реальным человеком, а это значит… Это значит, что L может теперь свободно мечтать о нем и даже разговаривать с ним, с этим прекрасным созданием, не имеющим никакого отношения ни к делу Киры, ни к тому, что произошло потом. У многих, даже взрослых людей, есть воображаемые друзья. У него будет воображаемый возлюбленный. Они все-таки станут идеальной парой!..       Вот сейчас откроется дверь ванной, и он выйдет оттуда…       Чуть влажные каштановые волосы, вокруг бедер едва держится небрежно намотанное полотенце:       — Как мы угодили в эту дыру, Рюдзаки? — коралловые губы слегка приоткрыты в озорной, чуть ироничной улыбке:       — Какая разница, главное — мы здесь вдвоем, остальное неважно.       — Согласен, — легкий быстрый смех, изящный наклон головы.       — Тогда иди ко мне, Лайт-кун.       Неуловимое движение и полотенце, соскальзывает вниз по стройным ногам, теплая ладонь ложится в протянутую холодную. Создание, сотворенное из солнца, мечты и отчаяния раздвинув бедра опускается к нему на колени, коралловые губы встречаются с бледно-розовыми… Долгий, долгий, долгий до звона в ушах от нехватки кислорода поцелуй. Томительная, то неистовая, то нежная игра языков. Руки, то ласкающие, то мечущиеся по разгоряченным телам. Два естества быстро тяжелеющие, набухающие кровью, трущиеся друг о друга размазывая уже начавшую сочиться смазку.       — Рюдзаки…       — Лайт-кун…       Два полувздоха, полувсхлипа, сливаются в один. Холодная рука скользит вдоль изогнутой спины… И вот, взметнув вихрь каштановых волос, голова запрокидывается назад, открывая жадным бледно-розовым губам беззащитную шею. L целует, прикусывает дорогой шелк кожи, не стесняясь оставляет метки — их теперь не нужно ни от кого скрывать. Рука, скользящая по спине добирается до ямочек над ягодицам, быстро ныряет в ложбинку, мурашки по персиковой коже бегут наперегонки. Тонкие сильные пальцы вцепляются в черную шевелюру, чуть не рвут с корнем волосы. Другая рука гладит, терзает, доводит до безумия соски. Два взмокших от пота тела льнут друг к другу. Два сердца бьются, рвутся сквозь ребра навстречу друг другу.       — Лайт-кун…       — Рюдзаки…       Пальцы надавливают на колечко сжатых мышц и, увлажненные стекающим по ложбинке потом, осторожно пробираются внутрь, их засасывает, поглощает горячая атласная глубина. Как приятно трогать тебя внутри, Лайт-кун! Два напряженных, перевитых венами ствола толкаются в животы, головки скользят по кубикам прессов, смазка смешивается со смазкой. Ближе, ближе, еще ближе… дай прижаться к тебе, дай почувствовать твое желание, твой жар, услышать твой запах!       Глаза цвета карамели искрятся навстречу глазам цвета грозовых туч.       — Готов, Лайт-кун?       — Возьми меня, Рюдзаки!       Дивное существо приподнимается, опираясь руками о бледные плечи, мышцы бедер напряжены. Как приятно гладить их чувствуя легкую дрожь под шелковой кожей! И затем чудо, созданное больным сердцем и тоской, начинает медленно опускаться, принимая в себя сначала крупную покрасневшую головку, потом всю подрагивающую в предвкушении плоть целиком. Тонкие стеночки то растягиваются, то сжимаются. Коралловые губы резкими глотками хватают воздух. На точеном подбородке блестит струйка слюны. Глаза шальные от неги глядят из-под ресниц, зовя куда-то далеко в волшебный мир…       — Не покидай меня, Лайт-кун!       — Никогда, Рюдзаки…       Тела двигаются в унисон, плоть скользит внутри, пронзая стройное тело. Стон рвется в поцелуй из надсаженной глотки… Теснее, крепче объятия — до боли до хруста ребер…       — Не уходи!..       В гостиничном номере, освещенном холодной луной, бывший детектив кончает даже не прикоснувшись к себе.       Реальность. Она вернулась, напомнив о себе испачканными бельем и джинсами. Надо снова сходить в душ. L поднялся с постели и зажег свет. Что ж, а так вполне можно жить. И даже очень неплохо.       Утром бывший детектив сидел за столом и смотрел на лежащий перед ним металлический чемоданчик. У страдающих бесконечной параноей, борющихся с терроризмом работников аэропорта он вызовет подозрения. И, учитывая его содержимое — это совсем ни к чему. Зато завернутая в майку тетрадка, брошенная на дно сумки, вряд ли привлечет чье-то внимание. Что ж, он так и сделает.       На следующий день из дешевой гостиницы вышел высокий молодой мужчина. Обритая наголо голова прикрыта бейсболкой, глаза спрятаны под классической моделью черных очков Ray Ban.       Леит Маккормик летел на Аляску, в Ном.       — Ну что, Рем, готова к новым развлечениям? * * *       Доктор Ларсен совершал в своем отделении утренний обход. Первым делом он с командой навестил «тяжелых», и теперь настал черед так называемых «легких» пациентов. Наконец, он добрался до палаты Мэтта Смита. Тот стоял спиной к двери и смотрел в окно.       — Здравствуйте, юноша, как Вы сегодня? — начал он, не расчитывая на ответ.       — Привет х-х-х… док, — хриплый, натужный голос прозвучал в ответ. Рыжий подросток обернулся к Ларсену.       Мэтт решил жить дальше.