- Уважаемые пассажиры! Наш самолёт только что совершил посадку. Убедительно просим вас оставаться на своих местах и не расстёгивать ремни безопасности до полной остановки самолёта. Спасибо, что выбрали нашу авиакомпанию. Надеемся, что...
Я сидела, практически не вникая во всё происходящее вокруг, и до боли в руке сжимала подвеску, подаренную Лизандром. Теперь его имя не вызывало во мне ни истерики, ни бури эмоций. Совсем ничего. Лишь отголоски неприязни, погребённые под лавиной разочарования. Хотя, кого я обманывала? Этот человек оставил не просто след, а огромную кровоточащую рану в моей оттаявшей душе. Единственный вопрос, который вертелся в голове: зачем? Зачем всё это? Зачем нужно было ломать себя? Дышать отравленным светом? Любовь, порождённая ненавистью, заставила нас страдать. Теперь ненависть, порождённая любовью, диктовала свои условия.
Абсолютно машинально я покинула салон самолёта, на какой-то момент забыв обо всём, что меня тревожило. Забрала свой багаж, вызвала такси. Всё было, как в тумане, и единственное, что не давало мне полностью уйти в прострацию - навечно отпечатанные в памяти, горящие гневом и наполненные разочарованием прекрасные разноцветные глаза...
Очнулась от оцепенения я лишь тогда, когда поняла, что стояла на пороге нашего старого дома в Марселе. Как глупо. Я опять сбежала.
Сбежала от самой себя и от всего, что заставило меня вновь почувствовать себя живой. Хоть и совсем ненадолго. В груди зияла пустота, мысли были чисты, а сердце не дрожало от осознания того, что я оставила в Париже всех, кого любила. Всех, ради кого дышала. Всех, кого пыталась уберечь от боли своим холодом. А в итоге лишь обожгла их своей ледяной коркой. Я слабая и трусливая. Я не защитила тех, кто был мне дорог. Я не спасла свою любовь. Мне некого винить в том, что я запуталась в самой себе, застряла в задворках прошлого и не жила. Существовала.
Зачем нужно любить? Кто придумал эту глупую химическую реакцию гормонов? Кто решил, что у человека должна быть душа? Ведь только сейчас я понимала, что ледяная корка может защитить абсолютно от всех, да. Кроме себя самого. И как бы ты не был холоден и груб с окружающими, ты ведёшь себя так лишь потому, что внутри сидит неистовая боль, что жрёт ночами, лишая рассудка. Но ведь никто об этом и не задумывается. Никто не спросит, почему ты такой, какой есть. Гораздо проще судить человека по его парадной маске, чем думать о том, что есть что-то гораздо глубже, чем это, возможно фальшивое, амплуа.
Я открыла дверь и зашла внутрь, отшвырнув вещи в сторону, после чего медленно села на пол. Гулкую тишину нарушил лишь стук упавшего чемодана. Внутри меня же было по-прежнему тихо. Всего лишь тихо, незаметно разрывалось на куски моё истерзанное, ледяное сердце. Но у боли есть одно замечательное свойство: к ней привыкаешь. Медленно, день за днём, ты учишься существовать с кровоточащей дырой в груди и не сходить с ума в моменты одиночества, скручивающие в адской агонии. И, постепенно, боль становится частью тебя. Начинает пульсировать в венах едкой отравой, растворяя в груди жидкое, тёплое золото, текущие внутри мягким светом и надеждой на счастливое будущее.
На негнущихся ногах я поднялась в свою комнату. Открыла балкон и осторожно села на прохладный кафельный пол. Дрогнувшей рукой я достала из кармана куртки пачку сигарет и подожгла одну, спешно затягиваясь ядовитым дымом. Мне нужно время, чтобы всё обдумать. Расставить все точки над "i", успокоиться. Но, чёрт возьми, как же это сложно. Ведь сколько бы раз я не пыталась убедить себя в том, что мне всё равно, сколько бы раз не шептала себе: "замёрзни", всё тщетно.
Замёрзни, прошу. Оставь мою сгнившую душу в покое...
***
Беловолосый молодой человек гневно сжимал и разжимал кулаки, нарезая круги по собственной комнате. Словно загнанный в клетку раненый зверь. Он не мог простить себя. Не мог поверить в то, что так слепо и глупо поддался на дешёвую уловку. Попался, будучи ослеплённым собственной ревностью. Причинил боль той, кем дорожил больше всего на свете. Той, которую по-настоящему любил. До безумия.
Лизандр отчётливо помнил взгляд холодных светло-голубых глаз. Он слишком хорошо знал обладательницу этих прекрасных очей, чтобы просто проигнорировать эмоции, отражавшиеся в её взгляде. Там не было ни ненависти, ни презрения. Даже тени намёка на немой укор. Лишь боль. Бесконечная, всепоглощающая боль, отравляющая все внутренности и выворачивающая душу наизнанку. И в какой-то момент он был рад, что смог отомстить. Лизандр видел её безупречно-безразличное лицо. Но её глаза... Безупречная льдина дала трещину. Он видел это боковым зрением, но так отчётливо, как никогда. Видел её хрупкую, ещё сильнее исхудавшую фигуру. Бледное, до боли родное лицо. Её лёгкие шаги назад. От него. От него, в один момент ставшего чужим.
Сейчас он думал лишь о том, что Розалия в тот момент заслуживала от Жаклин гораздо большего, нежели простой пощёчины. Но тогда ему так не казалось. Тогда он просто спешно кончил Нине в рот, торжествуя от ядовито пульсирующего внутри чувства свершившейся мести, и блаженно простонал. Светловолосая девушка жадно проглотила его семя до капли, после чего поднялась с колен и быстро села на парту, вновь раздвинув стройные ноги в чулках, затем начала игриво массировать клитор и томно вздыхать. Но Лизандр лишь слабо ухмыльнулся и вышел из кабинета, оставив недоумевающую Нину в одиночестве.
Слова Розалией намертво отпечатался в его памяти. Он прокручивал их снова и снова, всё больше пропитываясь ненавистью к самому себе. Ведь из-за них, из-за того, что не смог догадаться обо всём раньше, он не уберёг Лин. Своё единственное утешение в этой жизни.
- Я сделал всё, как договаривались. Теперь ты довольна? - хмуро спросил беловолосый поэт.
Он всё ещё чувствовал прикосновения рта Нины к своему члену, и от этого становилось всё более мерзко.
- Вот рыжеволосая дрянь! - визгливо произнесла девушка, приложив руку к горящей щеке. - Я буду довольна, только когда Виктор будет звать меня не только для того, чтобы я помогла ему заполучить эту стерву, а... - и тут же осеклась, прикрыв рот рукой.
Впервые она так крупно проговорилась. Ей настолько не хватало секса с Виктором, что она как на духу готова была сказать об этом юноше, который не должен был ничего знать. Розалия испуганно посмотрела на резко помрачневшего Лизандра. Беловолосая девушка судорожно отступила назад, увидев, как потемнели от едва сдерживаемой ярости разноцветные глаза юноши.
- Вот как, значит. Так всё это время ты работала на Виктора? - поэт обезумел от захлестнувшей его горечи. - Это ты разрушила нас с Лин!
- Я ни в чём не виновна, - по щекам Розалии покатились самые настоящие слёзы, - я всего лишь влюбилась в Виктора, а Жаклин ненавижу из-за того, что она интересует его, как девушка. А от меня ему нужен только секс и услуги "шестёрки".
- Что ты наделала, Роза? - в отчаянии Лизандр едва справлялся с подрагивающими руками. - Ты убила нас. Нас всех. И себя. Я ведь верил тебе, как слепой, наивный идиот. Из-за тебя я потерял Лин...
- И поделом этой дряни! - усмехнулась Розалия, глотая злые слёзы. - Я отомстила ей сполна. Мне плевать, что будет дальше, но Виктора этой гадине я не отдам.
Лизандр пошёл прочь, слыша за спиной безумный смех Розалии. И осознавал лишь одно: теперь ничего не вернуть назад.
***
Я судорожно размышляла о том, что делать дальше. В Марселе надолго задерживаться нельзя. Ведь первым делом Кастиэль будет искать меня здесь, и... Сам собой вырвался неожиданный смешок. Глупая, наивная Жаклин. А с чего ты взяла, что он вообще будет тебя искать? Ведь ты сама сказала своему бунтарю о том, что больше не нуждаешься в поддержке. А взлететь с подрезанными крыльями нельзя, сама ведь знаешь. Так зачем тогда отвергла единственного человека, который искренне любил тебя? Того, самого преданного тебе
(и тобой), самого нужного и дорогого? Ну, давай же, позвони ему. Номер знаешь наизусть, как и каждую чёрточку такого родного лица. Скажи, как скучаешь. Скажи, как сильно желаешь, чтобы он забрал тебя отсюда. Что же тебя останавливает?
- Он не простит. Не меня. Не после всего того, что я так легко перечеркнула.
Тихо выдохнув, я откинулась на спину и спокойно разлеглась на мостике, наблюдая за редкими звёздами, мерцающими на насыщенно тёмно-синем, практически чёрном небосклоне. Удивительно тёплый ночной ветер ласково трепал мои длинные огненно-рыжие волосы. Ночью на набережной было необычайно красиво. Это тихое место, далёкое от порта, предназначенного для кораблей, когда-то давно мы с сестрой открыли совершенно случайно. Последний раз я была здесь не меньше пяти лет назад, но окружающий пейзаж практически не изменился. Укромный уголок, скрытый от большинства посторонних глаз, не заставлял забыть о своих проблемах. Но помогал спокойно подумать о них, не предаваясь грусти. Хотя, грусти внутри меня было уже гораздо меньше. Теперь там, где когда-то были чувства, царила лишь едкая пустота, стремительно разраставшаяся внутри. Моя персональная чёрная дыра, поглощавшая все оставшиеся крохи света. И любые надежды.
Апатия пришла мягко и незаметно, ласково укрыв меня приятным холодом безразличия. Мне нравилось чувствовать лёд внутри, ведь это было так привычно и так правильно, что моим шёпотом была одна единственная фраза.
Замёрзни.
Замёрзни навсегда.
Почему-то, вернувшись обратно, я совершенно не удивилась увидеть посреди ночи стоящую около моего дома дорогую машину, светом фар выделявшую фигуру высокого черноволосого юноши, чьи янтарно-оранжевые глаза, так напоминавшие рассвет, таинственно блестели в полумраке. Виктор стоял, спокойно смотря на меня сверху вниз, и на его лице не было уже ставших привычными гримас и ухмылок. Я подошла ближе, осознав, что он уже не реагировал на моё равнодушие так, как раньше. Юноша просто стоял и смотрел на меня так, словно от встречи со мной зависело что-то большее, чем просто его жизнь.
- Зачем ты здесь? - холодно произнесла я.
- Я ждал тебя, - тихо произнёс Виктор, подходя ещё ближе. - Я знаю, что причинил тебе много боли. Прости меня за это, если сможешь, Лин.
Иронично выгнув бровь, я скрестила руки на груди, намереваясь услышать то, ради чего он приехал сюда.
- Я понимаю, что вёл себя некрасиво, но сейчас всё по-другому, - юноша сделал паузу и тихо вздохнул, - ведь... Ведь ты нужна мне. И я осмелился приехать сюда, наступить на горло своей гордости и просто упасть к твоим ногам. Прошу, Лин, пойдём со мной. Обещаю, в этот раз всё будет так, как ты захочешь. Только не покидай меня, прошу.
Брюнет неожиданно встал на колени и протянул свою руку ко мне. А я стояла и смотрела на него, но видела совсем другого человека. Его волосы были белые, черты лица немного мягче, а глаза... Один был янтарным, а другой зелёным.
Внутри что-то шевельнулось. Но мимолётное видение исчезло так же быстро, как и появилось, поэтому передо мной на коленях по-прежнему стоял черноволосый юноша с янтарно-оранжевыми глазами. И ждал моего решения.
Я осторожно приняла его руку.
И подписала себе смертный приговор.
Ведь я похоронила себя ещё в Париже. Вместе со своей навеки замёрзшей любовью.
