Я хочу быть твоим другом

— Я хочу быть твоим другом, — говорю это вслух. У меня нет губ и языка, поэтому ты меня не слышишь. Вместо слов из горла не вырывается даже хриплого вопля или булькающего стона. Это из-за того, что у меня, кажется, нет голосовых связок. Впрочем, у меня есть зубы и когти. Последние остро заточены и мечтают познакомиться поближе с твоей глоткой. Ты дразнишь меня своим присутствием вот уже пятую ночь. Сидишь, наблюдаешь за мной, не сходишь с места. И боишься. Страх так близок, мне кажется, будто я могу вдыхать его в свои сгнившие лёгкие, ощущать запах. Уверен, при нашей встрече я даже смогу попробовать его на вкус. Страх, сладкий вкус страха с пряным привкусом крови и сырого человеческого мяса. Сколько времени прошло с тех пор, как я вкушал его в последний раз? Когда меня боялись так же сильно, как сейчас? — Не надо бояться, мальчик, я просто хочу быть твоим другом, — я продолжаю беззвучно говорить с тобой. Камера, раздражающе уставившаяся прямо на меня, медленно поворачивается, внимательно следит за каждым моим движением. А я слежу за объективом, и мне кажется, мальчик, что прямо сейчас мы смотрим друг другу в глаза. Мои размышления прерывает резкий детский смех где-то совсем рядом, по левую руку от меня, и я тут же спешу на звук. Подожди, мальчик, про тебя я тоже не забуду, не уходи, оставайся на месте. До утра ещё совсем немного времени, но ничего, я успею. Да, времени мало, но достаточно. Разве для дружеских объятий нужно много времени? К углу коридора сдвинуты когда-то яркие, а теперь поблекшие и облезшие коробки для подарков. Да, когда-то тут праздновали дни рождения, победы в детских матчах по бейсболу, школьные вечеринки в честь удачного окончания учебного года, посиделки просто так, в кругу друзей или семьи. Раньше здесь было шумно и светло. Но теперь в пиццеррии стоит лишь застоялая тишина, пространство пронизывает пустота, в воздухе не клубится даже пыль. Память подкидывает мне приятные воспоминания: когда-то тишину здесь разрывали детские крики, наивные мольбы прекратить, безнадежные зовы на помощь. Тогда я и чувствовал страх в последний раз, верно? Тогда я с упоением прислушивался к чужой боли и звуку ломающихся костей. Ах, сладкие-сладкие воспоминания. Если б я мог, то улыбнулся бы. В комнате, где всего пару секунд назад отчетливо раздался детский смех, пусто. Ребенок прячется? Или это какой-то фокус? Или видение? Или, возможно, какой-нибудь призрак? Ты веришь в призраков, мальчик? Я — нет. Именно поэтому меня не пугает взгляд пустых глазниц в разброшенных по пиццерии стальных черепушках. Они смотрят, но не видят. Ты смотришь и видишь. Твои глаза настоящие, обернутые в кровавые сосуды, а не в изржавевшие контакты. Я вырву твои глаза и заберу себе. Ты ведь не будешь против, верно? Друзья должны делиться. Что ж, разберусь с местными призраками позже, сейчас меня волнуешь только ты, мальчик у монитора. Наверное, я волную тебя не меньше. Шахматная плитка на полу с стенах перемазана грязью от чьих-то следов от обуви и слабо отсвечивает от дрожащей в медвежьей шкуре лампочке. В комнате за стеной когда-то стояли длинные столы, сервированные дешевой цветастой посудой, там детишек всегда поджидали праздничные колпаки. Под веселые рассказы о дальних плаваниях и забытых сокровищах малышня бурно болтала между собой, дразнила аниматроников, с дивным упоением поедала горячую пиццу, играла в странные игры. Дети с ором носились друг за другом, сбивая с ног родителей, прятались под столами или в зале с игровыми автоматами и дрались, выкрикивая боевые кличи, подхваченные из утренних мультиков в субботу. У меня чувство дежавю, мальчик. Прямо сейчас мы с тобой играем в прятки. Или, вернее сказать, догонялки? Я ведь знаю, где ты… В конце нашей игры я оттащу твоё неподвижное, ещё теплое тело в свою комнату, скрытую от чужих глаз, где стол завален железными внутренностями, перемазанными машинным маслом. Скоро ты по примеру остальных будешь пачкать искусственную шкуру остывшей кровью. И тогда точно станешь моим другом. Я сниму с тебя кожу и буду носить её, как свою собственную. Я сожру твои внутренности, а кости спрячу в одну из этих забавных игрушек. Скоро, совсем скоро ты будешь наблюдать за камерами по другую сторону монитора. Это более увлекательно, поверь. Я хочу быть твоим другом. Глядеть в твоё вечно улыбающееся лицо с пластиковыми глазами и носом-пуговкой. Жать в дружеском жесте твою искореженную руку, сжатую мёртвой хваткой перчаткой аниматроника. Хочу играть с тобой в салки в такие милые ночи, похожие на сегодняшнюю. Но ты не хочешь играть. Сидишь в своей комнатушке и пялишься в монитор. Дрожишь от страха. Разве это интереснее того, что предлагаю я? Я пришел к тебе, маленький, напуганный мальчик. Твоё лицо, изуродованное гримасой ужаса, пульсирует красным огнём от лампы тревоги. Так близко. Я могу протянуть руку и сжать твоё испуганное сердце в кулаке, и тогда ты не будешь бояться. Больше не будешь. — Я хочу быть твоим другом. Ты не слышишь. Я не жду ответа.