Сны

Временами, Тони просыпается от кошмаров, что преследуют его по пятам. В них всплывает многое. Афганистан, что словно слайд-шоу проносится перед глазами, Нью-Йорк, с перевернутыми машинами, убитыми людьми и стеклянным крошевом из высоток. Вновь видит он бомбу, которую не успевает отправить в космос, как подарок для этих тварей. Но это пугает его лишь на уровне подсознательном. После пробуждения и анализа, остается лишь посмеяться над собой, и, выпив успокоительного, спуститься в мастерскую, где он прячется от всего мира. И от себя в частности. Однако бывают иные сны. Они пугают не своим содержанием, а тем, что он в них испытывает. И после этих снов Энтони не помогают ни огромные дозы успокоительного, ни работа. После них он обычно пьет или взахлеб читает скандинавскую мифологию. И ему кажется, что после этого его отпускает. В этих снах нет ничего кроме пустоты. Она липкая, густая, и после начала сновидения всегда превращается в пронизыващую до костей холодную тьму. Именно тогда ему начинает чудится шепот. Он что-то говорит о людях, их ничтожности и власти. Шепот этот вкрадчивый, неизменно шелестящий и тихий. Он словно звучит в голове Энтони и в тоже время находится вне неё. У этого шепота есть имя —, но во сне Тони никогда не может вспомнить, как же зовут того, чей голос имеет такой мягкий и в тоже время властный тембр, у кого он переливается столькими полутонами и отчего же этот голос такой безжизненный и одновремено настолько полон чувством. И словно охваченый магией этого шепота, он падает ниц, преклоняясь. Под его коленями нет твердой почвы или даже намека на землю. Тогда шепот прекращается, переходя в смех. Он заливист, весел, он звенит, отражаясь от невидимых сводов, отдаваясь эхом в голове. Смех неприлично громок для этой тишины. Он безумен и злобен. И Старк начинает искать источник этого смеха. Он вертит головой, закрывает глаза, прислушивается. И часто различает сквозящие в этом хохоте слова. Их смысл страшен и жесток, в них сквозит неприкрытое презрение и хорошо спрятаная насмешка, почти издевка. И тем не менее, от этого охватившее человека чувство восхищения никуда не пропадает. Наоборот, оно возрастает и ему становится невозможно сопротивляться. И не только из-за воистину волшебной, гипнотической силы этого голоса, но и из-за той жестокой, ранящей правды, что заключена в произносимых им словах. Её осознают все, но никто и никогда не смеет высказать. А этот голос — смеет. И судит об этом так, что не остается никаких сомнений. Голос этот ни в чем не убеждает, но говорит так, что невольно убеждаешься. И осознаешь, как был глуп. И чем больше напрягается Тони, что бы слышать, тем меньше остается смеха. Он сменяется сталью, и вот уже кажется, что его речи оставляют прочный след на сердце и в памяти, больше похожий на уродливый рубец от шрама. А желание найти обладателя голоса возрастает с каждой минутой, секундой, с каждым мгновением. А есть ли в этой липкой, засасывающей тьме время? Разумеется, нет. И голос этот, и мысль, доносимая им, столь прекрасны и лаконичны, сколь ужасны и растянуты. И в этих снах нет ничего, кроме Тони и этого безумного, странного, но от чего-то столь нужного Старку голоса…