Пелена

рисовать губами по твоей спине звезды млечный путь будь пожалуйста, будь моей самой светлой мыслью самым ярким светом выдумай нашу с тобой планету расскажи каким будет наше лето через пару десятилетий и о том как раздражают дети при свете танцуй со мной свои тихие вальсы замыкай на моей шее пальцы не давай мне ночью уснуть будь пожалуйста, будь ©

      Стайлз вышел из колледжа и вдохнул теплый летний воздух. Вокруг шумели студенты. Кто-то опаздывал на пары, а кто-то наоборот, торопился быстрее попасть домой. Стилински же шел не спеша, смотря по сторонам и бездумно улыбаясь замученным, пробегающим мимо ученикам.       В последние месяцы он вообще никуда не торопился. Ему это было просто ни к чему. Казалось, все то время, которое он провел в бегах, постоянном напряжении и моральной подавленности, кануло в небытие. Иногда он думал, что ничего этого не было, а последний год прошел в каком-то забытьи, из которого, наконец, удалось выбраться.       Стайлз достал сигарету и прикурил, хмыкнув своим мыслям о том, что эта привычка – единственное оставшееся из прошлой жизни воспоминание. Конечно же, еще был Джексон. Но Уиттмора Стилински не смог бы назвать чем-то промелькнувшим и исчезнувшим. Они регулярно созванивались по скайпу и общались на фейсбуке, поддерживая дружбу. Джексон должен был приехать через месяц в гости, а отец Стайлза очень хотел познакомиться с человеком, который не дал его сыну упасть в пропасть отчаяния и боли тогда, когда он сам не мог находиться рядом.       Перехватив поудобнее папки и учебники, Стилински зашагал в сторону дома. Городок, в котором он сейчас жил, был маленьким. Но в противоположность тому, где пришлось находиться до этого, солнечным и ярким. Будто Стайлз выбрался из склепа на свежий воздух, в мир, наполненный красками и яркими деталями, будь то вывеска над дверью магазинчика или же местная реклама на одном из каналов. Казалось, тот городок, наполненный туманом и промозглым ветром, остался настолько далеко, что стал чем-то нереальным, зыбким, будто вата.       Джексон говорил, что Скотт и Кристиан скучают, передают привет и рады его удачному поступлению в колледж. Хотя бы эта часть истории «Дженима» была правдой. Все остальное удалось скрыть, благо новости о нашедшемся муже известного бизнесмена Дерека Хейла не доходили до городка в полном объеме. Поэтому ни Кристиан, ни Скотт не связали это со Стайлзом.       Пресса же никак не унималась. Стилински неоднократно видел, как Дерек отвечает на множество вопросов о том, где он был, что произошло и как будут складываться их отношения в будущем. Стилински только посмеивался над тем, как Хейлу удавалось общими фразами настолько обтекаемо отвечать на шквал вопросов, что нельзя было придраться. Он не говорил ничего конкретного, но и не отнекивался от ответов.       Но, в то же время, это расстраивало Стайлза. Потому что оставалось ощущение подвешенного состояния. Хейл до сих пор не прислал документов на развод, хотя сейчас местоположение Стилински не было для него тайной. Он звонил домой, и Джон, взяв трубку, спокойно сказал, что со Стайлзом все хорошо.       Выкинув бычок в урну, Стилински прибавил шаг. В последние дни он подсел на какой-то не особенно заковыристый по сюжету сериал и торопился к началу очередной серии, дабы расслабиться и отключить мозги от постоянного обдумывания ситуации.       Хоть он и пытался забыть Питера, Дерека и все, что было с ними связано, ничего не выходило. Стайлз с горечью признал, что ему не хватает приключений. Адреналина, ощущения опасности и того кайфа, который наступает после. Стилински думал, что это, пожалуй, диагноз. Когда человек становится настолько зависимым от других, а в его случае от тех ощущений, которые давал ему Дерек, что просто не может жить без этого. Как наркотик.       Вспомнилась ванильная цитата из прочитанной когда-то книги, и Стайлз хмыкнул, вспоминая о том, что у приведенного там для сравнения наркотика на самом деле нет сорта. И если уж придираться к самому смыслу той фразы, то он сводился просто к нулю, потому что его банально не было. Но глупые сравнения и ассоциации не давали забыть Дерека, перестать думать о нем, анализировать свое и его поведение и понимать, что он окончательно сошел с ума.       Стокгольмский синдром он приписывал к себе и Питеру, но на деле получается, что он выработался на Хейла. Человека, причинившего боль, обманувшего и заставившего пережить такое, что Стайлз не пожелал бы врагу.       Но почему тогда так сердце болит?       Почему он, как губка, впитывает каждую новость о муже, каждое его слово и вспоминает все до боли знакомые жесты Хейла?       Почему, черт возьми?       Стайлз с досадой поджал губы, продолжая шагать в сторону дома.       Отец поговорил с ним только один раз. В один из первых совместных вечеров, когда Стилински, приняв душ, спустился вниз, в гостиную. Джон налил им обоим виски, усадил сына напротив себя и высказал все, что было у него внутри. Как он переживал, боялся, пытался что-то делать, но понимал, что может только навредить. Как он нормально не спал по ночам больше года, думая, что сейчас происходит с его сыном, жив ли он вообще.       Стайлз пил и смотрел на сильно постаревшего отца, седина в волосах которого стала настолько заметной, что почти скрывала натуральный цвет. Он пытался извиниться, но отец лишь посмотрел на него и задал один вопрос: любит ли он Дерека.       Стилински тогда будто оглушило. Казалось, что вокруг исчезли все звуки.       Воцарилась мертвая тишина, через которую постепенно пробивался стук его собственного сердца. В тот момент, когда он только подумал о Дереке, оно, глупое, забилось в несколько раз быстрее, словно давая ответ на заданный отцом вопрос.       Тот понял все без слов и улыбнулся. От этой улыбки Стайлзу захотелось провалиться сквозь землю, но с собой он ничего поделать не мог.       – После всего? Ты любишь его после всего? – переспросил Джон.       Оставалось только кивнуть и извиниться перед папой за то, что у него такой сын.       Отец сжал его пальцы своими, допил залпом виски из своего стакана и встал из-за стола, давая понять, что разговор закончен. Наверное, он заранее смирился со всем, что сделает Стайлз. Просто нужно было немного времени.       Главное, что понял Стилински – папа его любит. Несмотря ни на что.       Тетради и учебники рассыпались из-за неосторожного и слишком резкого шага, падая на газон, который был по правую сторону от Стайлза. Чертыхнувшись и радуясь тому, что это не полетело на проезжую часть, Стилински присел на корточки, начиная все быстро собирать, чтобы конспекты не разлетелись по всей улице. Кажется, рукожопость будет преследовать его вечно. Как он умудрялся ничего не разбивать на работе в кофейне?       В поле зрения появилась пара дорогих начищенных ботинок, блестящих на солнце. Стайлз замер с тетрадью в руках, потому что такие могли быть только у двоих людей, которых он знает. Медленно подняв голову, он встретился взглядом с Дереком.       Хейлом, который улыбался, смотря на него с непривычной нежностью и теплотой в глазах. Стайлз знал и помнил множество взглядов Дерека, но такой он видел впервые. Перед ним будто стоял знакомый до каждой черточки лица муж, но в то же время настолько далекий и чужой человек, что становилось страшно.       Несколько мгновений прошли в молчании. Стилински поднял все упавшие учебники и выпрямился, немного наклоняя голову, смотря на Дерека, и пытаясь понять, зачем он приехал.       Хейл ведь не умел прощать.       А он, кажется, не смог бы забыть всю ложь мужа.       – Снова будем знакомиться? – все же не выдержал Стайлз, понимая, впрочем, что вряд ли язвительность – лучшее начало разговора.       – Нет, – коротко ответил Дерек, – я привез бумаги на развод, – он протянул папку с несколькими аккуратно сложенными листами в ней и положил ее поверх учебников, которые держал в руках Стилински, – я подписал, дело только за тобой.       Почему-то опять стало больно. Стайлз поморщился и заставил себя смотреть на почти уже бывшего мужа прямо.       – Не проще было отправить с курьером? – он надеялся, что в его голосе не слышно всей той боли, которая появлялась и росла внутри.       – Нет, – снова был краток Хейл, – я хотел сказать, чтобы ты подписал бумаги в любом случае. Но после, – он замолчал на несколько секунд, будто подбирая слова, – я бы хотел встретиться с тобой.       – Со мной? – не смог скрыть удивления Стайлз.       – Да, – Дерек улыбнулся, – с тем Стилински, который раскрыл план Дюкалиона. С тем, кто смог сбежать от Джекмана и исправить мои ошибки. С тем, кто сумел провести меня и дать понять, насколько больно ощущать предательство дорогого человека.       – Дорогого? – Стайлз был насколько шокирован речью мужа, что смог уцепиться только за несколько слов из всего предложения.       – Стайлз, – Хейл смотрел внимательно, будто пытался заглянуть в самую душу, – я не могу без тебя. Только сейчас я осознал, насколько глупо было прятать тебя от всего на свете. Нельзя уберечь человека тогда, когда сам по уши в криминале. Если ты хочешь быть со мной, я буду ждать. В Бикон-Хилл я останусь еще на три дня.       Стилински стоял и кивал головой, как китайский болванчик, понимая только, что нужен Хейлу не в качестве красивенького мальчика, постельной грелки или просто мужа, чтобы выходить в свет. Он нужен полностью: с мозгами, внешностью, недостатками и достоинствами. Со всей ложью и болью, которые успел продемонстрировать Дереку, со всем негативом.       Хейл учился прощать. Он учился быть честным и ждал от Стайлза ответа.       У Стилински был любимый мультфильм в детстве, который назывался «Пираты темной воды». Вязкая масса распространялась по водной глади океанов и рек, поглощая моряков, едва коснувшихся ее, опутывая мерзкими черными щупальцами и утаскивая на самое дно. Выбраться можно было лишь вдвоем, если успеть вовремя протянуть руку. Стайлз будто наяву увидел Дерека, ноги которого были поглощены темнотой. Хейл смотрел на него снизу вверх и спрашивал: поможешь?       Стилински улыбнулся и кивнул, смотря на мужа.       – Знаешь мой номер, – сказал напоследок Дерек и быстрым шагом направился к машине, припаркованной неподалеку.       Стайлз смотрел ему вслед и думал, насколько может быть уверенным в любви Хейла сейчас? Спустя все это время?       – То, что человек может испытывать к другому, нельзя обозвать одним словом, – Питер откинулся на спинку дивана, – нельзя сказать «люблю» и действительно испытывать это. То, что мы порой делаем, никогда не забыть, не вытравить изнутри.       Стайлз сидел рядом и бездумно кивал головой. Хотелось просто лечь спать, чтобы этот день поскорее закончился.       – Время, – Питер зевнул, – все лечит только время. Размывает стены, которые мы сами возводим, будто вода. А вот насколько это быстро происходит, каждый решает сам.       Опять этот Питер.       – Ну, нет уж, – Стайлз тихо рассмеялся, – у меня будут свои мысли, – он запихнул бумаги на развод в тетрадь, – сойдут на черновики, – хмыкнул он, – теперь только моя голова и мои мозги.       Стилински побежал по улице, торопясь домой.       Сериал-то уже начался. Конец. ©