Голубой, как твои джинсы

— … мне нужно в морг! — что-то в этой фразе зацепило невесть где витающее сознание рослого темноволосого мужчины и, выдернув из мечтательного «где-то там», вернуло на землю бренную. А именно — в зал общепитовской столовки, где тело его, не заморачиваясь такими мелочами, как отсутствие беглого разума, методично уничтожало стратегические запасы котлет и ржаного хлеба. — А? Что ты сказала? — Алё! — тонкие ухоженные пальцы с идеальным французским маникюром щёлкнули пару раз у него перед носом. — Юстас Алексу! Ты меня вообще слушаешь? — Да. — Врёшь, как сивый мерин! — сидящая напротив миловидная рыжая девушка смешно насупила тонкие брови и потребовала: — Ну-ка, что я только что сказала? — Ты сказала, что тебе надо в морг, — послушно повторил мужчина. — И зачем мне туда нужно? — Вот эта часть, — смиренно потупив глаза, покаялся её собеседник, — ускользнула от нашего сиятельного внимания, пав в неравной борьбе с мыслями плотскими, сосредоточенными исключительно на вот этих вот бесподобных котлетках. Но, — тут же добавил он, замечая недобро сощурившиеся глаза, — мы, с нашим вниманием, были бы очень благодарны, если бы Вы, Анастасия свет Пална, не сочли за труд просветить нас. — Гад ты, Ёфик! — свет Пална скомкала бумажную салфетку и запустила ею в лицо брюнета. — Я тут уже полчаса распинаюсь, душу ему, можно сказать, изливаю, а он о котлетках каких-то думает! — Настенька, солнышко, эти котлетки есть гениальнейшее произведение кулинарного искусства… — Эти котлетки, Ёфик, — девушка удовлетворенно отметила, как тот поморщился при этом прозвище, — гениальнейшее произведение бумажной промышленности! А я — твоя лучшая подруга! — Так уж и лучшая? — ехидно ухмыльнулся Ёфик. — Не сомневайся даже — лучшая. Потому что, блин, единственная! — Есть правда в словах твоих, — согласился мужчина и, потыкав вилкой содержимое тарелки, с тяжелым вздохом отодвинул её от себя, — но и жестока ты неимоверно. — На том и стоим, — кивнула Настя и настойчиво вернулась к интересовавшей её теме. — Так ты поможешь мне попасть в морг? — Тебя любой способ устроит или есть предпочтения? — Ёфик вынул из заплечной кобуры табельный пистолет и демонстративно положил его на стол между ними. — Вот придурок! — фыркнула Настя и хлопнула себя по такой же упряжи. Демонстративно надула и без того пухлые губы и обиженно протянула: — Ну ты что, совсем ничего не слушал? — Каюсь, душа моя. Но обещаю, нет — торжественно клянусь, — прижал он руку к сердцу, — что сделаю всё, что в моих силах, дабы помочь тебе в этом непростом деле. Кстати! — вскинулся он, замечая за столиком в дальнем углу зала очкастого мужика в белом халате. — А почему ты Лексуса не попросишь, если уж так приспичило приобщиться к потустороннему? — Р-р-р-р! — внезапно зарычала на него невысокая и миловидная Настенька, мгновенно превращаясь в суровую Анастасию Павловну, грозу криминала, лучшего следователя отдела по борьбе с коррупцией. — Повторяю один-единственный раз. Специально для тех, кто в танке… Наспех изложенное в течение дальнейших пяти минут сводилось к следующему. Настенька не далее как месяц назад рассталась с очередной любовью всей своей жизни. Представительный и многообещающий господин Петренко А.В., как оказалось, имел самое непосредственное отношение к коррупции и криминалу, а потому резко заинтересовал Анастасию со стороны весьма далекой от жаркого секса и гуляний за ручку под луной. Не оценивший такого интереса к собственной персоне Петренко изъявил немедленное желание порвать отношения и свалить от благоверной с глаз долой. Разрешение на первое было выдано ему незамедлительно, а вот со вторым пришлось повременить до окончания следствия. Настенька долго горевать не стала и, истомившись за месяц без мужской ласки и обожания, перенесла свое внимание на того, кто поближе и попроще. Им-то и оказался ничего пока не подозревающий и вяло что-то жующий очкарик в халате. — Настя, душа моя, — ухмыляясь всё шире и шире вопросил Ёфик. — Лексус? Ты уверена? Это и есть твоя новая любовь до гроба? — А что не так? — нахмурилась девушка. — Ну, насчёт гроба он, наверное, сможет организовать… — Алексей Демьянов, более известный среди сотрудников под кличкой «Лексус», пришел в их контору пару месяцев назад, подмяв под себя царство тишины, покоя и холода. Проще говоря — был штатным патологоанатомом Питерского Отдела Уголовного Розыска. Так что к гробам имел отношение самое непосредственное. — Но вот насчет любви… Тут, боюсь, я тебя крупно разочарую. — Он женат? — Не-а, — продолжал лыбиться Ёфик. — У него есть девушка? — Не-а, — загадочная ухмылка стала ещё шире, хотя, казалось, шире уже некуда. — Я не в его вкусе? — Настенька приподняла бровь. — Ага! — Совсем, что ли? — разочарованно протянула девушка. — Совсем-совсем! — И чего же ему не хватает? — стройная, невысокая Анастасия, обладательница довольно миловидного лица, водопада шикарных рыжих кудрей и впечатляющего бюста, досель не сталкивалась с подобной проблемой. — Одной маленькой анатомической детали, — Ёфик уже практически хохотал, наблюдая за её вытягивающимся лицом. — Пениса, говоря латынью, ну или члена — как тебе удобнее! — Да ты гонишь! — не сдержалась Настя. — Он? Из этих? Откуда такие сведения, Ефимов? — Немного наблюдательности и природное чутьё, Настенька. — Да быть не может, — воровато скосив глаза, она заинтересованно рассматривала лениво листающего какую-то книгу Лексуса. — Нет. Не верю! Следователь ты, Ёфик, может и хороший, но тут ты ошибаешься. — Да не ошибаюсь я, солнце. Хочешь, докажу? — А и докажи! — А и докажу! — мужчина, понизив голос и придвинув стул, начал загибать пальцы. — Серёжку его видела? — Какого Серёжку? — Не какого, а какую! Серьга у него. В правом ухе. Знаешь, кто бьёт правое ухо? — Ну и? Что же, все обладатели пирсингованых правых ушей автоматически являются геями? Ты тогда кто? — Настя потянулась через стол и легонько тронула махонькое титановое колечко в верхней части его уха. — Твоя правда, — согласился Ёфик. — Но! Это же не всё! Рубашки он какие носит? — Какие? — Приталенные, — со знанием дела просветил следователь, — и навыпуск. — Мой брат тоже так ходит. Что не мешает ему жениться в следующем месяце. — Мои соболезнования будущей госпоже Голубковой, — хохотнул. — Дальше… Девушку, хоть какую-нибудь, ты рядом с ним видела? — Значит так — если и дальше в том же духе, — отрезала Настя, — то пойдите Вы, Тарас Борисович Ефимов, со своими умозаключениями вон! — Ну хорошо! Смотри! — с этими словами раздосадованный Ефимов резко встал из-за стола. — Всё ради тебя, Настенька. Всё ради тебя. Неспешно продефилировав через весь зал, покачивая при этом бедрами, аки заправская представительница древнейшей из профессий, он внезапно затормозил рядом с пресловутым столиком и, сделав вид, что заметил что-то на полу, наклонился. Но как наклонился! Медленно, чувственно, провокативно оттопырив зад, он расположился таким образом, дабы наиболее красочный и пикантный ракурс открывался именно подопытному очкарику, и при этом выдавил томным, чуть с хрипотцой, голосом: — Ой! А что это? Внимание всех незамедлительно переключилось на него. Люди даже жевать перестали, таращась во все глаза на следователя ПУРа, стоящего посреди залитого неоновым светом зала в абсолютно блядской позе. В наступившей тишине мягкий баритон прозвучал резко и как-то особо насмешливо: — Я право и не знаю, что сказать Вам, Тарас Борисович. Я, видите ли, патологоанатом, а не проктолог! За свой столик Тарас вернулся изрядно обозлённый, смущённый и покрасневший. — Ну что, великий знаток особенностей поведения людей нетрадиционной ориентации, признаете свою некомпетентность? — отсмеявшись, поинтересовалась его подруга. — Хрен тебе! — раздувая ноздри, как почуявшая зайца гончая, заявил прилюдно униженный мужчина. — Голубой он, Настенька! Не видать мне майорских погон, голубой он, что твои джинсы от Диора. И я тебе это докажу!