Голубой, как твои джинсы

— Нам нужен план! — заявил Тарас, рассекая просторы собственного кабинета, аки «Титаник» безбрежную гладь Атлантического Океана за пару минут до судьбоносного рандеву с айсбергом. — Без плана мы, Настёна, что? Правильно, ничто. А с планом мы… — Так есть ли у Вас план, мистер Холмс? — перебила его девушка, сидя нога на ногу прямо на заваленном папками и отчётами, видавшем виды, возможно, ещё дореволюционном столе и лениво затягиваясь сигаретой. — У меня всегда есть план, дорогой Ватсон! И в данный конкретный момент мой план покурить и… — с этими словами он выхватил из пальцев подруги тонкую дамскую сигарету, жадно затянулся и, брезгливо скривившись, вернул обратно. — Что за дрянь ты куришь? Так, значит, план… Что, подруга моя дорогая, мы имеем? — И что же, по-вашему, мы имеем? — А имеем мы, драгоценная Анастасия Пална, типичного ботана. Замкнутого, закомплексованного, отрицающего свою сущность. И что от нас требуется? — Я так подозреваю, Тарас Борисыч, раскрепостить и раскрыть ему глаза на собственное «Я»? — Правильно, о мудрейшая из женщин, правильно! — А не боитесь, милейший Холмс, обнаружить в процессе данного раскрепощения, что джинсики-то зелёные? — Не боюсь, Ватсон. Поскольку джинсики абсолютно точно ярко-голубые, аки июньское небо. И факт сей сомнению не подлежит! — Тогда, думаю, Вас не смутит моё предложение поспорить на этот счет и поставить что-нибудь на кон? — Ах ты ж стерва меркантильная, — ласково протянул Тарас. — Что, как в школе? Имей в виду, машину не поставлю! — Да сдалась мне твоя колымага, Тарасик! Давай так — если ботан наш окажется окраски традиционной, ты мне прилюдно разрешишь называть себя Ёфиком. — Вы, Анастасия Пална, в последнее время нигде черепно-мозговых травм не получали? — Ты не дослушал… — мягко укорила его девушка. — Если же случится так, что в силу неведомых мне причин проявится у него голубой подшерсток, я, так и быть, передам в ручки твои загребущие ту коллекцию «Би-2». — Всю? — мгновенно встал в стойку Тарас. — Всю. — Включая диск с автографом? — Включая диск с автографом! И, — предупредила она следующий вопрос, — включая два билета на концерт в следующем месяце. Так как? По рукам? — Настенька, душа моя, — хлопнул по подставленной ладони хищно лыбящийся Тарас. — Это будут два моих самых дешёвых билета! — Ой ли, Ёфик, ой ли? Только вот что. Хочу поставить одно условие. Дабы не возникло у тебя бредовой идеи перекрасить нашего криминалиста без его на то ведома, хочу знать каждый твой шаг. А ещё лучше, присутствовать при оных! — Это что за инсинуация, любезная? — А то я тебя, Ёфик, первый год знаю… — Мда, тогда, значит, посложнее будет… — задумчиво протянул неудавшийся махинатор. — Но, с другой стороны, как Вы, дорогой Ватсон, представляете себе процесс соблазнения активно сопротивляющейся особи мужеского полу в присутствии соглядатая в Вашем, без сомнения, милом, но абсолютно при этом лишнем лице? — Ты его ЧТО собрался? — девушка, как раз перед этим отхлебнувшая из белой щербатой чашки с жизнеутверждающей надписью «I сердечко New York», поперхнулась и, закашлявшись, прыснула кофе прямо на белоснежную водолазку стоящего перед ней парня. — Ой, прости! Мне просто послышалось, что ты сказал… — Ничего тебе не послышалось, — буркнул Тарас, оттягивая испорченный предмет гардероба и с сомнением рассматривая большие тёмно-коричневые пятна на груди. — Ты мне водолазку должна! — Да Бог с ней, будет тебе водолазка, — перебила его Настя. — Что там с соблазнением? — Ну, а как ты думала? Самый короткий путь к члену мужчины лежит через его член! Настя в буквальном смысле слова вытаращилась на друга, как на заигравшего вдруг на скрипке ёжика. Если не хуже. Пожалуй, исполни сейчас этот самый ёжик «Два концерта для скрипки с оркестром» Шостаковича — и то она бы не была настолько поражена. — Ёфик, — осторожно уточнила она, не вполне уверенная, что хочет слышать честный ответ, — я чего-то о тебе не знаю, или тебе настолько нужна та коллекция? — Настя! — Тарас, наконец, оставил в покое испорченную вещь и сосредоточился на прифигевшей после таких откровений подруге. — Вот о чём ты, извращенка махровая, сейчас подумала, а? — Это я должна спросить, что ты, мальчик, прости Господи, колокольчик, имел в виду? Теперь настала очередь Тараса разыгрывать из себя мемориальный обелиск памяти павшим в неравной борьбе с женской логикой. — Вы, дражайшая, что себе вообразили? Что Ваш покорный слуга ради кучки дисков какой-то второсортной группы ляжет под первого встречного?! — Второсортной?! — вскочила со стола Настя. — Второсортной?! — Всегда любил в тебе это качество, — Тарас, не особо напрягаясь, перехватил девушку и усадил её на прежнее место. — Вычленять из сказанного наименее важные части. Успокойся уже, болезная! Смысл моего, без сомнения, гениального плана в том, чтобы, вызвав в нашем Аиде животную страсть и похоть, вывести его на чистую воду. — Ёфик, моя память мне с кем-то круто изменяет, или это тот самый гениальный план, постыдно провалившийся не далее как час назад? — И да, и нет, Настенька. И да, и нет… — Тарас задумчиво взъерошил свои короткие волосы и, придя к какому-то выводу, решительно стянул через голову испачканную водолазку, являя миру в лице Анастасии Палны рельефный торс и цветную татуировку скалящегося дракона во всю спину. — Поторопились мы с тобой, — заявил он, выуживая из шкафа, встроенного в дальнюю стену, всё ещё упакованную в пластиковый пакет новую рубашку, — нахрапом попытались взять трепетную лань. Тут по-другому надо… — Да? — подруга не без удовольствия рассматривала его подкачанное загорелое тело. Интерес этот был, впрочем, скорее антропологическим, чем хоть в какой-то мере сексуальным. — И как же? — Как и с девушками. Позаигрывать, поухаживать… Романтика, там… Настя! Ну что ты ржёшь? — Ефимов… а-ха-ха… вот умеешь ты… а-ха-ха, — пыталась, без особого успеха, сдержаться девушка. — Доставить, блин, а-ха-ха… — она в последний раз хохотнула, отёрла рукавом простой, но стильной блузки выступившие слезы и, всхлипнув напоследок, пояснила: — Какой из тебя романтик, а? Ты же прёшь напролом, как БТР на партзадании! У тебя, Борисыч, как? Пришёл, увидел, дал красным ведёрком по голове! — Негоже это, — тут же насупился Тарас, — поминать всуе дела лет минувших. Сколько времени прошло, а ты всё припоминаешь! Мы тогда вообще ещё под стол пешком ходили! — Знаешь, друг мой милый, четыре шва на черепушке и бритая налысо в течение полугода голова здорово помогают мне нести светлую и нежную память об этом событии сквозь года и расстояния! — И, тем не менее, внимание на меня ты тогда обратила, — попытался подлизаться приятель. — И, к слову будет сказано, до сих пор меня терпишь! — К слову будет сказано, Ефимов, с тех самых пор это, пожалуй, остаётся твоей наиболее удачной попыткой подкатить к девушке! Ведёрко всё ещё у тебя? Нет? Тогда слушай мою команду: Лексусу скажешь следующее… — и она принялась шептать в подставленное ухо.