Лексус, спасибо за чудный вечер! Я тебя люблю! Твой Вася
Вась в их конторе было как котов рядом с шашлычной, так что найти того-самого-мифологического-Васю вряд ли представлялось возможным. А вот проследить за реакцией обнаружившего сие замечательное публичное признание патологоанатома было более чем познавательно. Этим Тарас с Настей и занимались, спрятавшись за углом. К их глубочайшему разочарованию Лексус не стал ни отрицать, ни оправдываться, ни делать вид, что ничего не видит. Задумчиво прожевав какой-то бублик и запив его кофе из картонного одноразового стаканчика, внимательно прочитал послание, хмыкнул и, лениво протянув руку, сорвал и запихал в карман. — Да у меня сегодня просто день придурков, — пробормотал он, выходя вон. — Так! — взревел Тарас, убедившись, что их никто не слышит. — Всё! Всё! Я больше не могу! Тут же никаких нервов не хватит! — Сдаешься, Ё-о-о-фик? — протянула Настя. — Да щас! — опомнился мужчина. — Ещё не вечер, Настёна, ещё не вечер! А ну пошли ко мне, обсудим дальнейшую стратегию. А вот в кабинете Тараса их ждал сюрприз, так сразу и не скажешь — хороший или не очень. Прямо на мониторе его персонального компа красовался приклеенный прозрачным скотчем приснопамятный листок бумаги. Только теперь на нём была ещё и приписка красным маркером по диагонали:«Вася», и я тебя тоже люблю
Вот так прямо и написал, с кавычками! Тарас, поняв, что его абсолютно точно вычислили и раскрыли, смутился, но виду не подал. — Видела?! — ткнул он послание подруге в лицо. — Видела? Чем тебе не признание? — Да брось, Ёфик, — попыталась отвертеться девушка. — Да он просто решил постебаться! — Это ты, драгоценная, так считаешь! А я считаю, что для «просто постебаться» он мог бы выбрать другой путь! Признай, ну же, признай это! Го-лу-бой! Повторяй за мной по слогам, го-лу… — Бой! — сдалась Настя. — Ну хорошо, готова признать, что выходка эта его довольно неоднозначна и в принципе, чисто теоретически, позволяет задуматься о твоей правоте. Но! — поспешила она добавить, видя алчный блеск в глазах Ефимова. — Но! Неоднозначность ее тем и хороша, что неоднозначна! — Ведьма! — скрипнул зубами Тарас. — Ну хорошо. Что ты предлагаешь? — Ничью. На твой выбор: либо оба проиграли, и никто никому ничего не должен, либо оба выиграли, и тогда… — Ты мне диски, я тебе «Ёфика», — закончил он. — Хрен с тобой, тащи диски! — Я-ху! — Настя изобразила не особо приличный жест рукой и побежала к двери. — Я быстренько, они у меня тут! 40 минут спустя Рабочий день уже закончился, и Демьянов Алексей Константинович — штатный патологоанатом, очкарик, язва и любитель кровавых ужастиков — управившись со своими делами и дотошно заполнив мелким аккуратным почерком все необходимые формуляры, блаженно развалился в глубоком офисном кресле, собираясь воспользоваться этими минутами покоя и дочитать, наконец, купленную еще пару недель назад книгу. Именно в этот момент врата в морг распахнулись, и на пороге появился сияющий, аки медный тазик, Тарас. Притворил за собой дверь, повернул в замке ключ, дотошно подергал засов, проверяя, правда ли дверь закрылась, и задернул оконце специальной шторкой. И только покончив с этими странными манипуляциями, прогулочным шагом направился в сторону Демьянова, надо сказать, абсолютно спокойно взирающего на происходящее. Прихватив по пути стоявшую в стороне пустую каталку, Ёфик подпихнул её вплотную к Алексею и, взгромоздившись сверху, расположился напротив патологоанатома. Дальше веселее — протянул к несопротивляющемуся Лексусу руку, хозяйским жестом растрепал его зализанные назад волосы и заявил: — Терпеть не могу, когда ты их так укладываешь. Мешают — постриги. А то не пойми на кого похож… И вот это, — он аккуратно стянул с Демьянова очки и покрутил их в руке. — Лёш, нафига мы на линзы столько денег выкинули, если ты их всё равно не носишь? — Тарас, — Лексус мягко, но настойчиво отобрал у него очки и снова надел их, поморгав. — Ты же знаешь, что я не могу в линзах на работу… У меня тут столько химикатов; не дай Бог что, можно вообще без глаз остаться. — Ботаник ты мой… — протянул Тарас, склоняясь вниз, но упёршаяся в грудь ладонь решительно остановила это движение. — Так что за блошиный цирк был сегодня, а? — Я, между прочим, не для себя старался! — театральным движением на колени Лексусу были брошены два билета и диск с автографом, немедленно вызвавший бурю восторга. Ёфик с понимающей улыбкой наблюдал, как Демьянов с сияющими глазами крутил этот несчастный диск вверх, вниз, нюхал, открывал, закрывал… С такими улыбками смотрят на любимых детей и… просто на любимых. В конце концов, Демьянов нашел в себе силы оторваться от новой игрушки и, спрятав на всякий случай (случаи-то разные бывают) себе за спину, уточнил: — А поподробнее? Тарас попытался еще раз сорвать поцелуй, но, убедившись, что, не добившись от него ответа, крепость не сдастся, вздохнул и покаялся: — Настя на тебя глаз положила. — И? — И мне пришлось приложить усилия, чтобы она поняла — ей ни шиша не светит! — Ты псих ненормальный. Зачем было устраивать бесплатное представление — хорошо, платное, тот диск наверняка недешево обошёлся, — вместо того, чтобы позволить мне самому с этим разобраться? — Потому что я, Лексус, — хищно ухмыльнулся Тарас, — своим не делюсь. Никогда. — Мы все ещё о Насте? — Лексус задумчиво заглянул ему в глаза. — Вот скажи мне, Тарас, что не так? Я же ради тебя из Москвы перевелся. Мы живем вместе. Имеем совместно нажитое имущество… — Аха, — хохотнул Ефимов, — «Дукати» и посудомоечная машина! — Да… — блаженно закатил глаза Демьянов. — Посудомоечная машина, это было гениально! И всё же, что не так? — Достало меня, Лёш, — внезапно обозлился Тарас. — Веришь? Достало! Надоело прятаться постоянно. Твой отец о нас знает, мои родители знают. Самое страшное позади, да? Так почему мы на работе вечно шифруемся? У меня от этой конспирации скоро мозги набекрень съедут! Я и так в шоке, что никто до сих пор не обратил внимания, что мы всегда уходим и приходим вместе. — Тарас, — Лексус поднялся и, обняв мужчину, уткнулся ему подбородком в макушку. — Мы же всё уже обсуждали. Отцу осталось четыре месяца. Давай дадим ему уйти спокойно на пенсию? Мы с тобой ждали полтора года. Неужто не осилим каких-то четыре месяца? — Ну Насте хотя бы можно рассказать? — Четыре месяца, родной, — выдохнул Алексей. — Четыре месяца. А там — хоть всему миру!КОНЕЦ Orbit без сахара