Пиковая Дама

Мэттью никогда не думал, что ему всерьез придется задуматься над вопросом из разряда: " что я к ней чувствую?". Не хотелось употреблять клише, использовать книжные банальности, но он никогда не встречал кого-то похожую на Наташу. Это не означало, что Клэр или Каррен были хуже, просто они не достигли того уровня...эфемерности? Он сам усмехнулся, считая, что ничего точнее пока придумать не может. Наташа словно не имела веса, будто была духом или ангелом. Она естественно, судьбоносно появилась в его жизни, комфортно устроилась в ней. Словно всегда должна быть здесь, а раньше, еще до знакомства - была тоска по ней. Назвать Наташу странной язык не поворачивался. Но было в ней что-то неразумное, не такое, что может вынудить надеть черный костюм и выбежать патрулировать улицы города, но что-то схожее с Мэттом, что-то нелогичное, данное свыше. Он списал это на их религиозность на грани фанатизма и прислушался к ее сердцебиению. Как всегда ровное, слишком спокойное и тихое. - У тебя проблемы с сердцем? Он не мог знать наверняка, но ему хотелось думать, что сейчас закат. Такой красивый, роскошный, полный оттенков закат, которые он видел в детстве разве что в кино. Из-за небоскребов в Адской кухне на закат просто так не полюбуешься, нужно выезжать к набережной и сидеть на промозглом ветру. Но у Мэттью никогда не было нужды в этом. Сейчас его голова лежала на ее коленях. У нее были худые, но жилистые ноги, как у бегунов или танцовщиц. Ее гель для душа пах мятой, как и она. Пальцы тонкие и холодные (кажется, у нее и правда проблема с кровообращением) нежно, ласково, неспешно перебирали его волосы. - Да, - отвечает задумчиво, будто его вопрос вырывает ее из некой дремы. Он и сам уже на гране сна. Уже давно ему не было так спокойно и умиротворенно. Дело в том, что она принимает его. Без вопросов, без претензий. Клэр тоже приняла его, но с натяжкой, с ужимками и с ироничными замечаниями. - Ничего серьезного, - добавляет она, и глубоко запускает ладонь в его волосы, кончиками пальцев касаясь век. Сегодня он видит мир в мягком пунцовом цвете, оттенка заката или рассвета, он не знал. Он помнил цвета из детства, но догадывался, что они уже давно перестали быть таковыми, что годы слепоты исказили их, как не парадоксально, исказили в яркость. - Я помню, как ты говорил о своем отце, - произносит она. - Помню, как почувствовала зависть тогда, ты испытывал такую гордость, такую благодарность... - А твой? - он обхватывает ее запястье, нащупывает пульс. Ему нравится ритмичный спокойный темп ее сердцебиения, будто он заразен и способен излечить его. - А мой...- она, кажется, улыбается или,наоборот, усмехается с горечью. - Когда у тебя есть два сына, дочь тебе ни к чему. Мать умерла после моих родов, и я, словно соль ему на рану, была ее копией. Он пытался забыть ее, а я была не только напоминанием о ней, а напоминанием причины ее смерти. Он сделал вдох, чтобы напастись слов, чтобы воспротивиться, но не успел. - У моих братьев была игра. Они притворялись, что меня нет. Часто повторяли: ты слышал этот шум? Кто это? Может это призрак? - передразнила она. - Отец тоже поддерживал эту игру, хоть сам и не знал. Помню, как чуть ли не плача все повторяла: Вы слышите меня? Слышите? Видите меня? Она наклонила голову, и верно, волосы спрятали ее лицо. Мэттью вспомнил, что всегда мечтал о младшем брате, мечтал заботиться о ком-то, мечтал стать кумиром, каким был его отец. Возможно, на этом тайном желании и построилась их дружба с Фогги. - Я тебя слышу, - Мэттью улыбнулся и постарался направить взгляд туда, где была голова Наташи. - И как бы это странно не было, я тебя даже вижу. Она шмыгнула носом, возможно, даже беззвучно коротко рассмеялась, но главное, он почувствовал, что отвел ее грусть. Он поднял руку, кончиками пальцев провел по щеке, по скуле, надбровной дуге, линии носа. У нее было широкое лицо сердечком с мягкой детской кожей, узкий нос, кончик опущен вниз, он ощутил ямочку над губой и сами пухлые, но маленькие и аккуратные, пусть слегка широкие, губы. - Я вижу, что ты красивая... - он продолжил медленно водить рукой по ее лицу, - а глаза у тебя... - он задумался, - серые. Волосы цвета старой бумаги. - он потянул ее за прядь, с удивлением осознав, что в его воображении они были куда длиннее. Он прислушался к ощущениям, понял, что она их отстригла не так давно. - Мне трудно быть художником, плохо запоминаю цвета. Она рассмеялась совсем беззвучно. Радостно, счастливо, в предвкушении. Она смеялась, потому что была на финишной прямой, потому что еще один шаг, и братья наконец увидят ее, отец признает ее существование. Она нагнулась к нему, долго поцеловала в лоб, словно ребенка. Несколько раз он медленно моргнул, а затем заснул, обняв рукой ее колени. - Я тебя вижу...- повторял он шепотом, засыпая. - Вижу... Наташа провела ладонью по его подбородку, скользнула ниже и остановилась на шее. Сжала ее.