Железный стул

Напряжение в шатре кхала нарастало. Воздух словно стал тяжелее и горячее в сотню раз, сдавливая легкие своей чрезмерной тяжестью. Запах неизведанных в Горнате трав дурманил рассудок и притуплял разум. Дейенерис, сидя подле своего мужа, обеспокоенно переводила взгляд от кровоточащей раны на груди мужа к хлопочущей над своими ступками и мешочками с травами целительницы из поселения, которое кхаласар захватил всего несколько часов назад. Ранение кхала было не смертельным — ему случалось получать и более серьезные травмы, — но кхалиси, и так чересчур впечатлительная из-за беременности, настояла на том, чтобы ее обработали. По воле случая единственной целительницей была Мирри Маз Дуур, которую Дени великодушно пощадила и уберегла от изнасилования. Женщина поклялась, что вылечит кхала Дрого, и настаивала на своей помощи, так как рана могла загноиться. — Долго ты еще собираешь возиться с этими ступками? — кхалиси напряжена. Все ее тело пронизала мелкая дрожь, а в глазах было неподдельное беспокойство. Дрого не считал свое ранение достойным внимания, но Дейенерис выросла по другим обычаям. В ее мире любой царапине стоило уделять внимание, чтобы сохранять «товарный вид». И пусть сейчас ее миром был ее кхаласар, но привычки, полученные еще в детстве, перебороть сложно. — Всего пару минут, кхалиси, осталось всего одно растение, — женщина говорила уверенно, ничем себя ни выдавая и не давая поводов в чем-то ее заподозрить. И пусть кровные всадники кхала до сих пор стояли в шатре, держа наготове плети, чтобы наказать Мирри, без позволения на то Дени или же самого Дрого они бы этого делать не стали. Целительница достала из небольшого мешочка, висящего на ее поясе, относительно свежие растения, лепестки которого цветом напоминали глаза самой кхалиси. — Что это? — Дейенерис насторожилась. Растения казались ей до боли знакомыми, но в памяти не всплывало ничего вразумительного. — Всего-лишь лхазарские травы. Они притупляют боль. Нужно, чтобы кхалу не было больно, когда я буду зашивать рану, — женщина говорила с сильный акцентом, обращаясь к кхалиси, но упорно продолжала пользоваться общим языком, отказавшись от помощи служанок, которые знали ее родной язык. Голос женщины был честным, не предвещал беды, но в сердце девушки почему-то плясали черти, не давая покою. — Луна моей жизни, что тебя беспокоит? — наклонившись к жене, спросил Дрого по-дотракийски. Так уж вышло, что до этого Дейенерис с целительницей говорила исключительно на общем языке, а служанки боялись подходить к кхалу и переводить, пока рядом с ним была его супруга. На вопрос девушка так и не ответила, пристально прожигая взглядом лепестки цвета индиго. Она знала это растение, но не могла вспомнить, откуда. Словно все знания о нем вымерли на просторах памяти. Вымерли… Перед глазами невольно всплыл образ Визериса, сидящего в ее спальне в замке в Пентосе и прокручивающего в пальцах флакон с лепестками такого же цвета, что и в руках целительницы. Когда Дени впервые спросила Визериса, зачем ему это, тот лишь усмехнулся. «Милая глупышка Дени, — заговорил он, откупоривая пробковую крышечку и высыпая несколько лепестков на руку, и показал их сестре. — Этого достаточно, чтобы убить половину всего замка Иллирио. Весь флакон принесет мгновенную смерть любому, малая часть — медленную и мучительную. Запомни это, Дени, последнему дракону подобает красивая смерть в плену врага». Глаза Дейенерис расширились от ужаса. Тут же подскочив с места, она мигом отдала приказ на дотракийском, вперив в женщину настолько ненавидящий взгляд, насколько это было только возможно: — Схватить мейегу и привязать к столбу! Она хотела отравить кхала, — выпалила Дейнерис, держась за вздутый живот, в котором беспокойно пинался Рейего. — Кхалиси, я не виновна! Я всего-лишь хотела вылечить кхала… — Отравив аконитом?! — вскрикнула девушка, сделав шаг вперед, но тут же остановилась, тяжело выдохнув из-за сильного удара по позвоночнику. Рейего, чувствуя волнение матери, и сам чрезмерно возбуждался. Дрого нахмурился, глядя то на растерянную женщину, которую тут же скрутили его кровные всадники, то на свою чрезмерно взволнованную жену. Поднявшись и встав рядом с кхалиси, он положил руки на ее живот, благодаря чему сын немного успокоился, и прошептал на ухо: — Ты уверена в этом, луна моей жизни? Дени решительно кивнула, положив свои руки поверх теплых ладоней мужа. Она не понимала, что его останавливает. Неужели безжалостному воину, не проигравшему ни одной битвы, стало жалко какую-то старуху? — Покушение на кхала — серьезное преступление, за которое карают смертью без сожжения. Ее душа не сможет отправиться в Ночные Земли и вечно будет скитаться среди нашего кхаласара. — Это не имеет значения, моё солнце и звезды. Она хотела отнять тебя у меня, за это она достойна тысячи смертей. Губы Дрого тронула довольная ухмылка, в глазах заплясали черти. Всем своим видом он давал понять, что кровопролитная смерть для мейеги будет достойным наказанием. — Великий кхал, умоляю вас, я ни в чем неповинна! — закричала Мирри Маз Дуур на дотракийском и попыталась вырваться из хватки дотрахкои, но Рокхаро, верный защитник кхалиси, одарил ее ударом плети по спине, чем вызвал крик женщины. Вопли и мольбы целительницы выводили кхала из себя. Ни один человек не смел просить его о пощаде, когда его жена, его кхалиси, считала того достойным смерти. Он, в общем-то, не должен был даже в подробности вдаваться, но ради Дейенерис и ее самочувствия копался сейчас во всем этом дерьме. Он мог хоть сейчас отрубить мейеге голову и подвесить ее посреди лагеря на столбе, чтобы все знали, как поступают с предателями, но что-то его останавливало. — Тогда выпей эти травы. Я сохраню твою гнилую башку на месте, если ты выживешь, — он наклонился, с насмешкой наблюдая за тем, как в глазах ведьмы плескался страх. Она не выдала себе перед Дейенерис, но лгать великому кхалу ей было не под силу — по крайней мере правдоподобно. — Я не могу их выпить, кхал, ими можно лишь обрабатывать раны, — она запиналась, подбирая слова. Видимо, ведьма давно не практиковалась в дотракийском языке, но словарного запаса у нее хватало, чтобы все еще пытаться выторговать свою жалкую душу. — Не можешь? — Дрого вскинул бровь и ухмыльнулся, бросив взгляд на свою жену. — Отрежьте ей руку. Я хочу посмотреть, как эта пастушья шлюха будет лечить свои раны своим чудо-лекарством. Дрого всегда славился своей жестокостью и кровожадностью. Возможно, именно поэтому в столь молодом возрасте он был кхалом сорокатысячной орды безжалостных воинов и плененных ими рабов. В гневе мужчина был поистине страшен и мог без зазрения совести убить своего кровного всадника, как сделал это с Маго, посмевшим оскорбить его жену. Ему не понадобились ни аракх, ни клинки. Голыми руками кхал вырвал поганый язык когда-то верного ко. Рокхаро обнажил свой клинок, занося его над рукой целительницы, умолявшей ее пощадить, как вдруг их остановила сама Дейенерис, выйдя вперед и встав перед мужем. — Оставь, Рокхаро, — жестом она приказала тому остановиться. Парень неохотно, но все же выполнил приказ. Дрого непонимающе вскинул брови, уставившись на нее. — Спасибо вам, кхалиси! — благодарно кивала женщина, глотая слезы, вновь говоря на общем языке, но тут же умолкла, не видя во взгляде Бурерожденной ни капли сострадания или жалости. — Великий кхал дал тебе возможность умереть быстро и без мучений. Стоило лишь проглотить несколько лепестков. Но ты отказалась, — Дейенерис обвела ведьму холодным взглядом, тем самым давая понять, что расклад явно не в пользу рабыни. — Тем самым ты доказала, что я была права, и ты хотела отравить кхала. По шатру прошлась волна шепота и тихих возгласов, но стоило Дрого лишь посмотреть на подчиненных и служанок Дейенерис, как все тут же умолкли, не смея перечить кхалу и перебивать кхалиси. — Кхалиси… — Молчать! — она не была намерена церемониться и выслушивать глупые оправдания старухи, вновь переходя на дотракийский. — За подобное преступление тебя стоило бы линчевать, а останки отдать диким псам на съедение, но ты будешь удостоена куда лучшей смерти. — И что же пришло в твою светлую голову, луна моей жизни? — усмехнулся Дрого и подошел к жене, обнимая ее сзади и кладя подбородок на хрупкое плечико. Дейенерис самодовольно улыбнулась, коснувшись своими холодными пальцами его предплечья. — Сир Джорах, прикажите разложить к полуночи костер и положить туда драконьи яйца. Сегодня мы принесем в жертву Великому Жеребцу ведьму, чтобы он покрывал ее душу раз за разом, а в награду получим драконов, что сокрушат все семь королевств вместе с нашей ордой.