Железный стул

Казалось, этот день никогда не кончится. Солнце застыло в зените, крепко цепляясь за ткань небесного покрывала. У дотракийцев всегда было интересное представление мира, которым едва ли мог похвастаться любой сказочник. Они поклонялись лишь одному богу, в отличие от вестеросцев, которые то здесь, то там спорили о том, в кого же все-таки верить. Север поклонялся Старым Богам, веря в нерушимость их существования, юг же напротив — Новым Богам, считая их истинными. На островах, все дальше за морем, существовал тайный культ огненному Владыке Света, который все больше и больше набирал обороты с каждым днем. Иллирио когда-то рассказывал Дейенерис, что там, за Узким морем, где еще не было видно Королевской Гавани, но уже мелькали клочки земли, ночами видели огни, словно огромные факелы. Торговцы называли эти острова проклятыми, ведь огней было семь, как и богов. Они верили, что жители тех земель были прокляты, и всячески избегали любых остановок неподалеку. Дейенерис никогда не понимала этого слепого язычества — люди скидывали на богов свои обязанности и молились им о хорошем урожае, тем самым оправдывая свою лень и неумелость. Вера дотракийцев, ее верного народа, за эти несколько месяцев стала Дени ближе Новых и Старых Богов вместе взятых. Кхалиси прекрасно понимала, что вера, основанная на поклонении лишь одному божеству, мотивирует куда лучше, нежели раздробленность и возможность веровать в кого-то более, чем в другого. Язычество было не для дотракийцев. По крайней мере, уж точно не сейчас. Они всегда шли и будут идти за одним лидером, будь то кхал или же Великий Жеребец. Несколько лет назад Визерис заставил Дени дать обет перед Новыми Богами и поклясться в верности им — он считал, что истинный правитель должен веровать в то же, во что и его подчиненные. Ему было плевать, что Дени вообще не желала верить. В те времена ей отчаянно хотелось умереть и избавиться от излишне тяжелых оков имени Таргариенов. Обремененная опекой-тиранией брата, она не раз задумывалась над тем, как ей достать яд или где спрятать нож, чтобы ночью перерезать Визерису горло. Мало кто мог представить, как она его ненавидела. Возможно, его «коронация» помогла Дейенерис осознать всю свою важность, хотя в какие-то моменты она действительно скучала по брату. Осознание того, что теперь она единственная венценосная носительница гордого имени дома Таргариенов, давило на нее тяжким грузом. Однажды ее уже попытались отравить, и она знала, что это было не последнее покушение. С того дня прошло уже несколько месяцев, но мысль о возможно скорой кончине волновала девушку, заставляя просыпаться ночью в холодном поту. И сейчас от этих мыслей ее отвлекала лишь скорая казнь мейеги, хотя и здесь волнение кхалиси отразилось на ее самочувствии. — Кхалиси, вам нельзя так волноваться. Если вы не отдохнете, то не сможете присутствовать на казни, — обеспокоенно лепетала черноволосая Ирри, расчесывая светлые кудри своей госпожи. На ладонях дотракийки красовалось несколько небольших пятнышек-ожогов, оставленных драконьим яйцом, которое Дейенерис доставала из раскаленных углей. Лишь завидев госпожу с яйцом в руках, Ирри без раздумий выбила его из рук кхалиси, в первую очередь заботясь о ее руках, а уже после поглядывая на свои обожженные. Она была верной и преданной, разве что до сих пор с трудом понимала, почему тогда кхалиси осталась невредима. Ее благословил Великий Жеребец после ритуала с поеданием лошадиного сердца, но через это проходила каждая кхалиси в каждом кхаласаре, и не одну не щадил огонь. Что такого отличало Дейенерис от них? Этого дотракийке было явно не понять. — Жертвоприношении, — вдруг раздался голос Дейенерис. До того момента она сидела молча, упорно игнорируя улюлюканья служанки. Не хватало еще выслушивать упреки в такой момент. — Что? — Ирри не сразу поняла, что имела ввиду кхалиси. Дотракийцы не приносили в жертву ведьм. Они вообще редко приносили жертвы. Убийство не было для них чем-то святым — скорее развлечением. — Это не казнь, а жертвоприношение. Сжигание заживо было бы слишком благородной смертью для мейеги, — губы девушки тронула легкая улыбка. Она не несла в себе никаких эмоций, оставаясь мертвой, но в то же время наводила ужас. Ирри невольно вздрогнула, отложив расческу в сторону, и начала заплетать волосы госпожи причудливыми косами, как та любила. Сегодня кхалиси изъявила желание убрать волосы полностью, чтобы они не мешались, и не было риска их поджечь, стоя рядом с огнем. Хотя во многом все было из-за Дрого. Он, без сомнения, любил жену с любой прической, но появлялось в Дени что-то такое, когда она убирала волосы в косу, отчего у него загорались глаза. Он начинал видеть в ней не просто прекрасную женщину и жену, Дрого видел в ней дух истинной кхалиси, дух воина. И сегодня Дени собиралась стать для него всем сразу: и возлюбленной, и воином, и матерью его ребенка. Но главное — королевой. — Госпожа, что вы желаете сегодня надеть? — в шатер вошла Чхику, неся в руках несколько платьев, сотканных лучшими мастерицами в Ваес Дотрак. Они все были необычными и интересными, сделанными специально для беременности кхалиси, но ни одно не отображало ее настоящую полностью. Это была одежда для путешествий, но не для королевы. — Принесите сундук из Пентоса. Перед глазами всплыла сцена из недавнего прошлого, когда Иллирио приехал к кхалиси специально, чтобы почтить смерть ее брата. Он, пусть и считал Визериса редкостным ублюдком, уважал его право на трон, а главное — кровь древней Валирии, где текла и драконья кровь. В тот день он привез с собой в дар платье и несколько украшений, сделанных валирийскими мастерами специально для кхалиси. Таким образом, он показал, что все еще верен наследнице дома Таргариенов и будет идти за ней до конца. Сам по себе союз с Иллирио был очень выгоден. Он был одним из богатейших людей в Эссосе, а значит мог выделить кхаласару Дейенерис не один десяток кораблей для переправки в Вестерос, не говоря уже о снабжении оружием и своей армией, шпионаже в крупнейших городах Эссоса. Иллирио был не глуп, но беззаветно верил в род Таргариенов и их возрождение буквально из пепла. От хороших воспоминаний Дейенерис улыбнулась, сама того не заметив. Ирри, обратив на это внимание, и сама расплылась в улыбке, завязывая ленту на волосах госпожи, и подошла к сундуку, который только что притащили несколько рабов. Темное дерево приятно пахло душистой смолой, а резные узоры придавали элегантности. — Кхалиси, оно прекрасно! — дотракийка восторженно оглядывала темно-синюю, словно само море, шелковую ткань платья. Оно напоминало ей океан, о котором Ирри так часто слышала на площади города, когда покупала что-нибудь у торговцев или просто проходила мимо. — У ткачих из Пентоса просто золотые руки. Вы сможете носить его и после того, как появится ваш сын Рейего. Суетясь вокруг отчего-то улыбающейся Дейенерис, служанка помогла той снять платье от дотракийских мастериц, и уже начала управляться с завязками на спине, груди и плечах. Одежда жительниц кхаласаров не была и на сотую часть столь же прекрасна, как это платье. Впрочем, как и любой наряд кхалиси, привезенный ею из прежней жизни. Служанки не раз засматривались на яркие мягкие ткани и прекрасные украшения, кто-то даже подумывал примерить, но энтузиазм вскоре угасал. Довольно быстро все вспоминали, в чьем шатре находились и чьей женой была Дейенерис. Никто не желал лишиться рук за воровство, пусть оно таковым и не являлось. — Рейего будет самым завидным мужчиной во всем Эссосе, его мать такая красавица, а отец легендарный воин, — улыбаясь, осматривала госпожу Ирри и поправляла складки на спине, доводя наряд до совершенства. — Принц Рейего, — поправила ту Дени, положив ладонь на живот. Пальцы ласково постукивали по нему, выдавая приятный ритмичный звук. — Конечно, кхалиси, принц Рейего, — Ирри не смела высказывать своих догадок о том, что будущий кхал не может быть принцем. Она простая служанка, завязывающая ленты на платье своей госпожи, она не должна перечить. — С каких пор мой сын стал принцем? — голос доносился из-за спины и казался грозным и грубым, но Дейенерис знала, где искать в нем нотки нежности и усмешки, когда как Ирри с ужасом в глазах отшатнулась от госпожи, кланяясь кхалу. Обычно она так не реагировала, но сейчас все было просто неожиданно, поэтому девушка так перепугалась. Заметив это волнение служанки, Дейенерис отправила ту прогуляться и подышать воздухом. — С тех самых, как его мать появилась на свет, а отец поклялся завоевать для него трон, — с улыбкой ответила кхалиси, поворачиваясь к Дрого лицом. Она, хрупкая и грациозная, смотрелась подле широкоплечего мускулистого Дрого еще меньше и беззащитнее. Однако, несмотря на это, в присутствии Дрого Дени становилась настоящей королевой. В ней словно бы зажигалась уверенность, открывалась новая необузданная сила, в глазах загорались искры неистового пламени. Дрого определенно нравилось, как изменилась Дейнерис с момента их первой встречи. В тот день, когда он приехал в Пентос на смотрины, она колотилась от страха так, словно он вот-вот превратиться в огнедышащего дракона и испепелит ее. Однако это ничуть не оттолкнула кхала. Будучи уверенным в себе воином, он знал, что сможет распалить в этой женщине страсть, которую в ней подавляли годами. Тогда она была ребенком, который боялся всего света. Сейчас она стала женщиной, которую боится вся Королевская Гавань. — Казалось мне, что при первой нашей встрече ты не считала себя королевой, — усмехнулся Дрого, обойдя жену со спины, и положил руки на ее живот, притягивая Дейенерис к себе. — На нашей свадьбе было ощущение, что у тебя вот-вот остановится сердце. Разве может такая трусиха быть королевой? — Та Дейенерис — нет, но кхалиси — определенно, — Таргариен улыбнулась, слыша в голосе мужа издевку. Он намеренно подтрунивал над ней, но не позволял себе лишнего. Дейенерис, пожалуй, была и является первой женщиной, которую Дрого готов был слушать. За всю свою воинскую жизнь, проведенную за разорением одной деревни за другой и принятием рабов в дар, он ни разу не задумывался над тем, что сможет полюбить. Даже когда он брал в жены Дейенерис, это было продиктована скорее инстинктами и желаниями, чем некими возвышенными чувствами. Ему, в общем-то, и сейчас было довольно сложно выражать свои чувства. Особенно сильно он начал это замечать после утренней стычки с дотрахкои, посмевшим оскорбить его жену, поэтому определенно нужно было что-то менять. — Ты кхалиси, но ты слишком мягка, луна моей жизни. Ты прощаешь то, за что дотракийцы карают смертью, и наказываешь за то, что мы считаем приемлемым. — Я не дотракийка. — Нет, но ты кхалиси, а значит, стоишь всех сорока тысяч воинов в моем кхаласаре и должна соблюдать хотя бы важнейшие из правил нашего народа. Твоего народа. В такие моменты Дейенерис не знала, как ей быть, кроме как подчиниться. Дрого не был диктатором и деспотом, как когда-то ее брат, но и подкаблучником из-за любви к жене не становился. Он и так позволял ей куда больше, чем любой кхал своей кхалиси. Разве что Дрого видел в ней нечто совершенно отличное от всех женщин, которых ему доводилось встречать прежде. — Сегодня ты в очередной раз убедилась, что наши законы достаточно справедливы по отношению к жителям Дотракийского Моря, поэтому не нарушай их, луна моей жизни. Дейенерис должна была ответить мужу, согласиться с ним, поступившись своей гордостью, но от этого ее спасла Чхику, которая, пусть и очень аккуратно, вошла в шатер, кланяясь сначала кхалу, а после уже самой Дени. — Госпожа, стоит поторопиться, если вы хотите успеть провести ритуал в день полной луны, — немного нервно пролепетала девушка, с опаской поглядывая на кхала. По всему кхаласару ходили слухи, что Дрого сегодня пребывал в очень странном настроении — безразличие ко всему происходящему смешалось со злобой. Возможно, так на него подействовало то, что из-за того, что он поверил женщине, чуть не расстался с жизнью. А может, заунывное пение мейеги, длившееся с того самого момента, как она оказалась привязанной посреди лагеря. Странный тембр ее голоса, хрипотца и, временами, визг давили на психику не хуже любой пытки. Не то, чтобы это было так ужасно, но за сегодня из-за этого пения было уже несколько стычек и попыток убить мейегу, а следовательно, и смертей, так как позволить убить женщину никто из дотрахкои Дрого не мог. Сохранить ей жизнь до полуночи было их главным заданием на сегодняшний день. — Пусть зажгут факелы и отнесут туда драконьи яйца, скоро все начнется, — уверенность вновь вернулась к девушке. Чувствуя себя кхалиси, она ощущала в себе и ту самую королеву, в чьих жилах текла кровь дракона и Древней Валирии. Дрого не мог не заметить, как сразу переменилась его жена от мыслей о скорой расправе с ведьмой. Впрочем, как не мог отрицать того факта, что такая Дени нравилась ему лишь сильнее. Но ее сила была его слабостью, которая жестоко играла на чувствах воина. Он готов был без оглядки ринуться в бой, стоило тронуть хоть волосок на ее голове, но он не готов был умирать. Нет, он не боялся смерти, для Дрого она была чем-то обыденным, но вот мысль о том, что Дейенерис может остаться одна, страшила кхала. Неужели он действительно успел так сильно полюбить эту женщину… Дейенерис уже собиралась выйти на улицу, когда Дрого схватил ее за руку, остановив: — Ты не ответила. — Но ведь все и так ясно, мое солнце и звезды, — тепло улыбнулась Дени, перехватив руку Дрого удобнее, и повела его вслед за собой из шатра. Будь это Визерис, она послала бы его к чертовой матери, но ради Дрого она готова было хотя бы попытаться соблюдать правила его народа. Ее народа. Ночи в Дотракийском Море были теплыми вопреки общепринятому мнению о том, что в пустынях ночами температура резко падала. Здесь земля истощала жар дневного солнца, прогревая воздух до самого рассвета. Стоило запасам тепла кончиться, как солнце уже выдавало новую порцию нестерпимой жары и зноя, опаляя лица чужеземцев и сжигая одно поле за другим. Несколько раз Дейенерис доводилось видеть, как горят вдали луга и жиденькие рощи кустистых деревьев. Дотракийцы говорили, что это Великий Жеребец карает неплодородные земли и их жителей, но Дрого был совершенно иного мнения. Будучи кхалом, он лучше других знал, как поступает предводители других кхалосаров в Эссосе. Стоило лишь орде Дрого объявиться на горизонте, как начинались «показательные выступления». Возможно, таким образом другие кхалы хотели показать свою силу, но сам Дрого прекрасно знал, что весь этот цирк был не более чем трусостью. Идя вдоль шатров, Дейенерис сейчас выглядела как никогда прекрасно. Она была одной из немногих женщин, кого беременность лишь красила. Не говоря уже о том, что весь ее стан говорил о том, что она не пощадит никого. — Ах! Кхалиси! Пришла прекрасная благородная кхалиси Дейенерис Таргариен! — голос Мирри Маз Дуур хрипел от стольких часов надрывного пения. Ведьма, изнеможенная за день солнцем, осунулась. Лицо ее покраснело от ожогов и злости, а запястья кровоточили из-за язв, оставленных грубыми плетеными из жгута веревками. Она выглядела такой жалкой, но все еще пыталась трепыхаться и извивалась в веревках, словно змея. — Умолкни, ведьма! — Рокхаро приставил к шее женщины клинок, слегка надавливая на сонную артерию, но тут же отстранился, когда кхал подал знак отставить. Сейчас было время Дейенерис, а не мейеги. Дени сделала шаг вперед, смотря на ведьму безразличными глазами. В ее глазах цвета бледной лаванды сейчас не было ничего, кроме презрения и холодного расчета, смешавшихся в одно целое. Разве что изредка в них загорались искорки предвкушения победы — Дени ждала этой казни больше, чем когда-то расправы над своим глупым братом. — Ты настолько жалкая, что единственная смерть, которой ты достойна, линчевание, — начала Дейенерис на общем языке, из-за чего сиру Джораху пришлось переводить кхалу, о чем говорит его жена. — Однако ты послужишь высшей цели и вслед за своей смертью повлечешь тысячи смертей наших врагов, — Дейенерис развернулась к своему народу, продолжая свою речь уже на чистом дотракийском, от чего Дрого не смог сдержать улыбки. — Сегодня Великий Жеребец получит жизнь ведьмы, чтобы покрыть ее на входе в Ночные Земли! Дотракийцы, собравшиеся у кострища, одобряюще зашумели: кто-то выкрикивал проклятья на дотракийском в адрес ведьмы, скандировали имя Дейенерис, прославляли будущего кхала всех кхалов Рэйего. Дух единства в кхаласаре сейчас был силен как никогда. Каждый готов был сложить голову на войне в Вестеросе, которую кхал Дрого объявил несколько месяцев назад. Сила была показателем богатства народа Дейенерис, а значит, общая цель лишь приумножала ее. Отовсюду начала разноситься музыка, создаваемая барабанами, трещотками и бубнами, служанки уложили драконьи яйца в небольшое плетеное гнездо у ног Мирри Маз Дуур. Рокхаро же, сменив клинок на факел, ожидал команды госпожи, чтобы можно было наконец-то поджечь эту чертову женщину. — Тебе есть что сказать? — обращаясь к мейеге, вдруг вновь заговорила Дейенерис на дотракийском. Ее прекрасное длинное платье трепетало под слабыми порывами ночного ветерка, а серебристые волосы сверкали в отражении сотен ночных огней и факелов. Ведьма все это время не сводила с нее глаз, словно ожидала, когда же юная Таргариен наконец-то вспыхнет. От одного лишь взгляда на нее становилось не по себе, а по телу бежали мурашки. Что-то определенно было не так… — Ты поймешь, что этот костер слишком изменил тебя, когда милосердным сердцем станет обладать повелительница рабов, а не андалов. Когда, взмывая ввысь, ты будешь отчаянно падать душевно, ведь защитила семью лишь сейчас, — она рассмеялась своим противным скрипучим голосом и вновь начала петь. Рокхаро не стал дожидаться сигнала кхалиси, понимая все по взгляду самого кхала, и пустил огонь «бежать» по витиеватой паутинке веток и пожухлой травы. Пламя разгоралось все сильнее с каждой секундой, сверкая новыми красками в свете луны и звезд, а пение ведьмы становилось все мрачнее и громче, срываясь то на дикий вопль, то на хриплое перешептывание отдельных слов. Однако вскоре огонь добрался до ее ног, поглотив в себе и гнездо с драконьими яйцами. Дейенерис наблюдала за этим словно завороженная, не отводила глаз ни на секунду. Пение дурманило ее разум, а огонь притягивал все больше и больше внимания. Неосознанно она сделала несколько шагов в сторону огня, намереваясь пойти и дальше, но Дрого вовремя схватил ее за руку, не дав пройти дальше. — Луна моей жизни, что с тобой? — обеспокоенно спросил мужчина, глядя в ее пустые глаза. — Лишь сейчас… — было единственным, что он услышал от жены перед тем, как за спиной раздался дикий крик горящей заживо мейеги, а Дейенерис схватилась за живот, болезненно простонав.