* * *
Элизабет вздрогнула, когда пластиковый поднос с грохотом шлёпнулся на столешницу прямо перед ней. Сиэль, страшно раздражённый, ногой отодвинул стул, оседая на него тяжело и как-то безвольно. — Что-то случилось? — Лиззи немедленно снова уткнулась в экран телефона, с молниеносной скоростью продолжая строчить незаконченное сообщение. — Случилось, — ответил Сиэль, и живот неприятно скрутило от воспоминания о перекошенном в немой злобе лице Анжелы. Он чуть откинул голову назад — позвонки устало щёлкнули — и прикрыл глаза от резкого света ламп. — Кажется, меня отчислят. Он кожей ощутил, как цепкий взгляд сестры неласково прошёлся по его лицу. — Твоя тётка будет не в восторге. — Я знаю. Элизабет вернулась к телефону, и Сиэль, наконец, снова решился открыть глаза. Столовая в вечернее время всегда была переполнена и гудела, словно пчелиный улей — это доставляло почти физический дискомфорт. Он уже было решился уйти в комнату — есть не хотелось, один только вид размазанной по тарелке картошки вперемешку с унылой фасолью вызывал тошноту — как взгляд сам собой обнаружил среди толпы объект его тайного восхищения. — Куда ты так уставился? Ладно, не такого уж и тайного. — Никуда, — соврал Сиэль. Лиззи понимающе хмыкнула: — Он может тебе помочь, ты же знаешь. Попроси его. — Нет. — Если ты стесняешься, я могу попросить вместо тебя… — Нет! — Сиэль даже немного привстал, чем снова отвлёк внимание сестры от виртуальных собеседников. Всего на секунду. — Почему? — Не твоё дело. Нет, Лиззи, прости, подобные истории — не для ушей первой сплетницы школы. И пусть кузина действительно была права: Себастьян Михаэлис, студент старшего курса, оставался для Сиэля чуть ли не последней надеждой. Он прибыл в Академию всего пару месяцев назад по обмену и очень скоро прочно обосновался на первых строках учебных рейтингов. Себастьян получал высшие баллы по всем предметам и, если верить разговорам, особенно силён был в гуманитарных науках. Но, пожалуй, больше, чем успеваемость, его популярности способствовал он сам: такого открытого, дружелюбного, всегда готового помочь человека давно живущая по волчьим законам Академия не видела. Все, кто просил его о помощи с учёбой, незамедлительно её получали. Одним словом, если и существовал в этом мире идеал, Себастьян Михаэлис стал его физическим воплощением. Обладая нечеловеческим, но воистину дьявольским магнетизмом, он собирал вокруг себя толпы поклонников, никому, между тем, не отдавая предпочтения — и это было той необъятной стеной, что не позволяла Сиэлю даже приблизиться к нему. Пусть и существовала она только в его, Сиэля, голове. Замкнутый по натуре, он нуждался в особом к себе отношении, и быть одним из сотни приятелей ему не просто не хотелось — это было унизительно. Но хорошо-хорошо. Фантомхайв всегда умел верно выбрать меньшее из зол. Возможный вылет из Академии мог бы стать весомым поводом наступить себе на горло: Сиэль готов был пересилить себя и позаниматься с Себастьяном — подобный прагматичный повод нивелировал бы унизительный аспект ситуации. Однако один единственный — невероятно глупый, словно чья-то злая шутка, — эпизод навсегда отрезал для Сиэля любые подступы к Михаэлису. Это случилось всего пару дней назад. Сиэль возвращался в комнату, специально выбрав всегда безлюдную восточную галерею — и он готов был поклясться, что в тот день коридор был абсолютно пуст. Себастьян возник будто из воздуха: ни звука шагов, ни предупреждающего окрика, он просто безмолвно появился прямо перед Сиэлем, который от неожиданности не успел затормозить и головой врезался ровно в грудь Себастьяна. Впервые они оказались так близко, и Сиэль вдруг ощутил, как странное, не поддающееся логической оценке или разложению на составляющие чувство поднялось из живота и заполнило его всего, целиком, без остатка. Нечто, так похожее на разрешение от долгой тоски, на déjà vu, на радость узнавания... Тогда Сиэль так и не смог даже рта раскрыть. Он молча стоял, тупо уставившись в показавшиеся бордовыми глаза Себастьяна, а потом сбежал. Мелочно и позорно, заперся в своей комнате и провёл остаток вечера под ворохом одеял, злясь на себя и пытаясь унять глупый трепет внутри. Подойти к Михаэлису с просьбой помочь после такого фиаско? Нет, ни за что на свете. — Мистер Фантомхайв. О, только этого не хватало. Ти Спирс остановился прямо за спиной Элизабет, и лицо его, обычно каменное, в этот раз не предвещало ничего хорошего. Слово «такт» в лексиконе Спирса отсутствовало: индивидуальному разбору полётов он неизменно предпочитал публичную порку, и этот раз не стал исключением. — Вы осознаете, что с почти стопроцентной вероятностью получаете неуд по курсу литературы, мистер Фантомхайв? Литературы, — вложить столько презрения в одно слова способен был только Спирс. Сиэль невольно зажмурился: в сотый раз за день он почувствовал себя ничтожеством. Действительно, всего лишь литература. Что может быть проще? Ничего, если, конечно, преподаватель — не свихнувшаяся фанатичная дура. — Это позор, мистер Фантомхайв. И вы, мой сильнейший ученик, не имеете на него права. Слишком много в вас вложено — поэтому будьте так любезны, возьмите себя в руки. Последние слова он не говорил — мерно процеживал, точно рассчитывая дозу желчи, которая была положена Сиэлю перед сном. Не дожидаясь ответа, Спирс поправил очки — золоченая дужка сверкнула в искусственном свете ламп — и удалился. — Ауч, — отозвалась Лиззи, а Сиэль, весь красный от стыда, вдруг понял, что даже выговор на глазах у всего кампуса был не самым плохим завершением дня. Настоящая катастрофа, худший из возможных свидетелей его унижения сидел за соседним столиком и уже ухмылялся так злорадно, что хотелось со всей дури врезать ему белым подносом по лицу. И картошку вывалить сверху. Когда Алоис Транси, издеваясь, одними губами произносил «Пока-пока», сопровождая это кокетливым прощальным жестом, Сиэль не выдержал: он вскочил со своего места — стул с лязгом отъехал назад, — твёрдо намереваясь уступить силе, судорожно, до скрипа в костях сжимавшей его ладони в кулаки. За секунду до он замер. Вдруг осознал, что все взгляды устремлены на него. Гудящий улей в одно мгновение стих: все они, все эти пчелы ждали, жадно ловили его движения. Что он сделает, как поступит? Может, завтра им будет, что обсудить за обедом. Представляешь, Сиэля Фантомхайва выгоняют! Слышал, что Фантомхайв и Транси подрались вчера вечером? Чёрта с два. Когда Сиэль добрался, наконец, до библиотеки, в ушах ещё звенел по-детски тягучий хохот Транси. А и дьявол с ним. Всех к дьяволу. — Вы так настойчиво взываете к чёрту, юный граф, — донеслось из-за стеллажей. — Демон не посмеет к вам не явиться. Сиэль вздрогнул. Он что, проклинал всех подряд вслух? Вслед за голосом из пыльной глубины книжных полок вынырнул и его обладатель — библиотекарь со странной фамилией Андэртейкер, которая больше, нежели профессия, подходила его внешнему виду: вечно сваленные в колтуны пепельные волосы, чёрный цилиндр, плотно надвинутый на глаза, и износившаяся чёрная мантия. Определённо, ему стоило бы возглавить агентство ритуальных услуг, а не университетский архив. Последним штрихом, завершающим инфернальный образ, были вечные крошки от сахарного печенья, которые Сиэль находил между страниц каждой третьей книги. — Если юный граф умеет заключать выгодные сделки, в явившемся на зов демоне нет ничего плохого. В секунду, когда на плечо Сиэля мягко легла чужая рука, он уже готов был провалиться сквозь землю. Потому что с первой гласной понял, кому принадлежит этот бархатный голос. Андэртейкер вдруг расхохотался — не то чтобы это было очень странно, он вообще зачастую вёл себя крайне эксцентрично — и, не ответив ни слова, вновь скрылся в тени стеллажей. Этого времени Сиэлю хватило, чтобы привести собственные мысли в порядок — он сглотнул, чувствуя, как пунцовые пятна медленно сходят со щёк. — Прошу меня простить, — Себастьян чуть склонился вперёд. Сиэль всё ещё не видел его, но уже чувствовал запах яблок и мёда от его волос. — Я, должно быть, напугал вас? — Ничуть, — браво! Услышав свой абсолютно ровный голос, Сиэль решился развернуться к Михаэлису лицом. — А вы, похоже, смыслите в сделках? — Скорее, в Дьяволе, — ответил Себастьян и взглядом указал на книги, которые держал в руках. Данте и Гёте. — Как раз готовлюсь к занятию. Не хотите присоединиться? Сиэль кивнул и, когда Себастьян улыбнулся в ответ, ощутил томящую хватку уже знакомого чувства, полыхнувшего внутри. Déjà vu. Михаэлис расположился в самом дальнем углу библиотеки. Сиэль сам любил просиживать там часы, тем удивительнее было, что они впервые столкнулись здесь. Тёплый масляный свет единственной зажжённой в читальном зале лампы лился из-под матового зелёного абажура на груду книг, заваливших стол. — О, простите, у меня такой беспорядок. — Ничего. Мне не нужно много места. Сиэль извлёк из сумки потрёпанный сборник — «Логические задачи: продвинутый уровень», — бросил его на стол и позволил ремню сумки соскользнуть с плеча. — Предпочитаете математику? Позвольте мне, — Себастьян чуть отодвинул стул для Сиэля, помогая тому сесть. Это было странно и немного неловко: так ведь обхаживают девчонок, разве нет? Но отчего-то Сиэль промолчал, не решаясь протестовать. — Да. Она приводит мысли в систему. В отличие от… — Сиэль неопределенно махнул рукой. — Литературы? Себастьян опустился на стул напротив и сложил руки поверх стопки книг. В неверном свете лампы радужка его карих глаз казалась рыжеватой и блестящей, словно когда-то впитала отсветы тлеющих угольков. — Логика ограничивает вас, мой граф. Бойтесь попасться в ловушку её иллюзорного порядка. Что за странное обращение? Сиэль успел только открыть рот, чтобы спросить, как тишину библиотеки прорезал скрипучий от помех голос Ти Спирса, раздавшийся из динамиков высоко под потолком. — Администрация Академии вынуждена сообщить, что в связи с очередным приливом сухопутная дорога будет недоступна ближайшие три дня. Также резкое повышение температуры стало причиной непредвиденного возгорания торфяных болот, из-за чего будущей ночью ожидается снижение видимости до критичной отметки. Пожалуйста, плотно закрывайте окна на ночь и имейте в виду, что выход из кампуса с завтрашнего дня будет строго ограничен. Спасибо. — Что ж, — Себастьян положил подбородок на скрещенные руки и улыбнулся, — похоже, мы с вами взаперти. — Да. Похоже на то. За стёклами широких решётчатых окон уже сейчас было заметно, как седеет ночная тьма, растворяясь в молочном мареве торфяных туманов. Плохо. Сиэль машинально проверил на месте ли ингалятор. Его астма всегда обострялась во время пожаров, когда дым, смешиваясь с ядовитым дыханием болот, окутывал кампус и сквозь самые мелки щели проникал внутрь. — Борхес, не так ли? — вдруг спросил Себастьян. — Позвольте мне рассказать вам что-нибудь о нём, и, быть может, я смогу увлечь вас литературой. — Я принесу книгу, — отозвался Сиэль, проглотив вопрос об истоках такой осведомлённости. Уже стоя перед нужным стеллажом, он понял, как сглупил. Буква «Б» — как назло, самая верхняя полка. Пытаться вставать на носочки и тянуться? Бесполезно. Тащить стул? Себастьян услышит. Сиэль почувствовал, как его комплекс по поводу роста стал ещё чуточку крепче. Где-то рядом, в темноте раздались короткие и сухие, как пересыпающийся горох, смешки Андэртейкера. Восхитительно. Плюс один человек к списку свидетелей его сегодняшнего позора. — Я не против провести здесь всю ночь с вами, но растущему организму определённо необходим сон. В очередной раз Себастьян проявил чудеса истинно кошачьей поступи: Сиэль не услышал даже шороха прежде, чем обнаружил себя прижатым к книжным полкам. Спиной он ясно ощутил стоящего вплотную к нему Себастьяна, уловил едва заметное движение чужих мышц, когда тот протянул руку и легко достал нужную книгу. А потом он наклонился так близко, что бархат его волос чуть мазнул Сиэля по щеке. В нос снова ударил тёплый аромат медовых яблок, и сердце, кажется, забылось, пропуская пару тактов. — Это история о вариантах. О множественности, зеркальности, разветвлённости каждой секунды нашей жизни. — Глупости, — уверенно заявил Сиэль, стараясь вернуть себе трезвость мысли вопреки яблочно-медовому флёру. — Время линейно, плоско и монохромно, как шахматная доска. Есть только один ход и, следовательно, только один вариант. — Ваше рассуждение логично, но оно неминуемо заведёт вас в тупик, милорд.* * *
Библиотеку они покинули уже после полуночи. Сдали все книги на руки Андэртейкеру и под его неизменный сухой смех вышли в северный коридор, напрямую ведущий к комнатам первокурсников. Себастьян проводил Сиэля до самой комнаты, не забыв учтиво пожелать добрых снов. Стоило только Фантомхайву остаться одному в темноте своей спальни, и он, словно девчонка из глупых романтических комедий, которые так любила Лиззи, сполз вниз по двери — закусывая рукав форменного пиджака, чтобы не закричать от радости. Завтра! Уже завтра они снова договорились о встрече — и, боже, никогда ещё время не текло для Сиэля так медленно. Он наспех принял душ и разложил остывшую за день постель, быстро проверил, плотно ли закрыты окна — только бы скорее лечь спать, чтобы приблизить восход солнца. Уже лёжа под одеялом, Сиэль услышал короткий звук-уведомление: пришло новое электронное письмо. Экран ноутбука больно резанул глаза, уже привыкшие к темноте. Оказывается, сообщение пришло не только на личный ящик Сиэля, но и в корпоративный студенческий чат Академии. Отправитель был одним и тем же. РукаГоспода. Да очистится сия земля от скверны! Сообщение в личном ящике оказалось аналогичным. Сиэль только поморщился: Лиззи, как и добрая половина студентов, с ума сходила по этой странной личности, которая однажды появилась в закрытом чате. Идиотский ник РукаГоспода явно отдавал фанатизмом — но покров тайны, окруживший его, послужил идеальной приманкой. За почти шесть месяцев существования этого пользователя в корпоративной сети никому так и не удалось привязать ник к профилю реального человека. Больше Сиэль ничего о РукеГоспода не знал. Не считал нужным тратить время на создание кумиров и только посмеивался над Лиззи, которая часами могла смотреть в экран телефона, без остановки строча сообщения в чат. Тем страннее было, что этот некто выбрал Сиэля в качестве получателя личного письма. Впрочем, вполне возможно письмо пришло по общей рассылке — но так или иначе оно уже было отправлено в папку «Спам». Сиэль захлопнул крышку ноутбука и, наконец, позволил себе упасть на ворох подушек. Почти сразу он провалился в сон, и ему казалось, что он чувствует, как запах мёда и яблок нежно окутывает его плотным одеялом.