Когда заканчивается изумрудная сказка

Я хочу вернуться домой. Таково моё желание. *От лица Энни*        Подошла к окну в конце коридора, выходящее на жёлтое рябящее поле. Счастливы колосья пшеницы. Им никуда не нужно, их никто не ждёт. И им не больно. А мне больно. "Сейчас я ударю костяшками пальцев по деревянной двери, и мне откроется путь в логово страшного зверя". На острове Робинзона Крузо в старой пещере помирал горный козёл. Он кряхтел и изнывал от боли. Но Элли не кряхтела и не плакала. Просто делала вид ,что всё в порядке, просто рассматривала нечто интересное в углу комнаты, но вот только оставаться с ней наедине страшнее, чем с умирающим козлом. Козёл не будет смотреть на тебя проклинающим обиженным взглядом. А Элли будет. Я уверена. Она всё время так смотрела, а я боялась. Боялась свою собственную сестру.        - Сестрица, я вхожу, - заранее улыбнулась. Без улыбки голос может выдать панику. Не дай Бог она посмотрит мне в глаза, не дай Бог повернётся и увидит, как сильно мне страшно.        Открыв белую дверь с отслаивающейся краской, я вошла в спальню сестры. Прямо передо мной, повторяя все мои движения, вплоть до дёрнувшейся руки с подносом, появилась ещё одна Энни – светловолосая двадцатилетняя девушка в сером мамином платье, на подоле которого мокрый след от пролитого молока.       Не люблю это зеркало...       Не оборачиваясь, толкнула бедром дверь и, удовлетворительно про себя отметив щелчок замка, подошла к прикроватной тумбочке, поставив кружку, наполненную молоком с прополисом, и тарелку овсяного печенья на тумбочку, поближе к постели.       - Энни, я дочитала, дай мне следующую часть, - нетерпеливые нотки.       - Третью? – спросила я, оглядываясь на книжные полки, которыми занята вся стена напротив кровати. Рядом - пустой рабочий стол, на котором уже давно не работали. Над ним, пригвождённая к обоям, территориальная карта США.        - Четвёртую.       Когда она о чём-то просит – я стараюсь поторопиться и сделать всё быстрее. Иначе она рассердится, и это будет выражаться в частоте её дыхания. Лёгкое изменение, а я потом мучаюсь с кошмарами.       Проделав несколько шагов, начала искать, бегая глазами по фамилиям авторов и, достав нужную книгу, возвратилась к ложе сестры.        - Держи, - протянула, и худые белые пальцы схватились за переплёт. Лишь сейчас я осмелилась поднять на неё глаза.       Элли Смит сидела в самом уголке кровати, облокотившись одним плечом о подоконник, а другим - о деревянную резную спинку. Ноги её были согнуты в острых коленях. Одна рука сжимала грязный платок, в который она сплёвывала после кашля, а другая взяла книжку и положила на впавший живот, используя ноги как подставку. Сестра была невероятно худой, больше напоминая обтянутый кожей скелет. На отощавшем лице глаза казались больше, чем должны, и лишь тяжёлые веки не давали им вывалиться. Тёмные волосы были убраны в косу, а красивое голубое платьице лишь заставляло усмехнуться. Уж больно Элли в этой позе похожа на общипанного попугайчика-анорексика. Как не зайдёшь – всегда сидит, даже если спит. Говорит, что лежать больнее.        Уже ничто в этой тридцатилетней женщине не напоминало ту добрую молодую учительницу, которой она была раньше, и уж тем более никто бы не узнал весёлую девочку, спасшую Изумрудный город.       Срок годности закончился раньше времени. Сначала Лев, потом Тотошка, теперь Элли. Герои, какими бы они не были храбрецами, всегда умирают, потому, что мясо - слишком скоропортящийся продукт, в отличии от ткани или железа.        "Её даже не сшить заново..." - подумала я, вспоминая Мудрого Страшилу, которому никогда не будут страшны боль и смерть. Ровно как и железному дровосеку. Мне было досадно, что я ничего не могу сделать. Не могу даже увезти сестру в волшебную страну, чтобы какое-нибудь невероятное волшебство спасло её. Я не могу. Для Элли навсегда закрыт путь в Изумрудный город.       Сначала у Элли появился туберкулёз.       Выкинуть, выбросить, вышвырнуть... Вся её одежда, постельное бельё, занавески - всё будет выброшено, когда она умрёт. Жаль, что нельзя собрать из этих тряпок ещё одно пугало, вроде того, что стоит у нас в огороде. Элли разговаривает с ним, будто посылает телеграмму Страшиле.       Теперь она умирает от рака лёгких.       Унести, вытащить, спрятать... Мебель и другие вещи унесут на чердак. Вся её прошедшая жизнь затаится под крышей дома и будет ждать, пока кто-нибудь не возомнит себя в безопасности. Тогда-то что-нибудь и цапнет человека за ногу. Может ножка стула, а может и рука безглазой куклы. Жаль, что железные ножки кровати и массивный корабельный шкафчик, привезённый когда-то дядей Чарли, нельзя перековать в Железную девочку. Может, тогда бы ей нашлось местечко в чудесном мире, где герои не умирают?        - Энни, принеси мне всё-таки пятую, - не поднимая головы, попросила сестра после минутного рассматривания обложки.        - Эм, - недоумённо сжала губы и осторожно вынула книжку у неё из рук. Даже не хочу спрашивать, почему она передумала. Пусть читает что хочет.        Взмах подола платья, рука убрала непослушную прядь волос за ухо, а я снова перебрала взглядом домашнюю библиотеку. Сколько не пытаюсь - никогда не запоминаю где что лежит.        "Нашла". Наклонилась, и пальцы осторожно вынимают книгу, держа за переплёт. Её втиснули сюда, чтобы не убежала. Два стражника - две соседние книги держали беглянку из последних сил.        "Ещё немного".       Начала раскачивать вверх-вниз, придерживая ладонью папку с бумагами, лежащую сверху и норовящую упасть.        - Почему пятая часть не стоит там, где четвёртая? - спросила немного недовольно и присела на корточки, чтобы было удобнее.       - Так было бы неинтересно, - надоевший мне до самых чёртиков кашель, от которого я каждый раз вздрагиваю. Рука дёрнулась и резко, словно выдирая расшатавшийся зуб, вытащила книгу. А вслед за ней на пол выпали её соседки и, выблёвывая содержимое, картонная папка с листами.       Раздражённо замычала, а на коленях рассыпались рисунки.       - Ээээ...        - Положи на место, - сердитый оклик с кровати.       "Помолчи", - отмахнулась и подобрала упавшие зарисовки одну за другой. Через пальцы прошли радостные портреты: улыбающийся Фред, измазанный машинным маслом, дядюшка Чарли, родители, я и Тим...       Появившаяся на мгновение улыбка утекла, рисунки продолжались. Нарисованный сепией старенький Тотошка, изображённый через несколько минут после своей смерти. Он тогда зевнул беззубой пастью и в последний раз заснул у Элли на коленях. Та по инерции продолжала беседовать с ним, зная, что тот ей не ответит, а потом, когда она отвела сонные глаза от заволокших небо безобразных туч и погладила друга за ухом, всё поняла, но вместо того, чтобы заплакать или закричать - она его нарисовала. Может дух пса остался в этих линиях?       "Тотошка" соскользнул к бедру, а следующим рисунком был покрытый шрамами лев, в чьих мёртвых глазах отражался блеск ручья. Кровь текла по шерсти и окрашивала воду в багровый цвет. Самые храбрые умирают самыми первыми.       - А Страшилу и Дровосека ты уже не нарисуешь.       Обернулась, чтобы посмотреть на её лицо, хмурящиеся брови и расширяющиеся от обиды ноздри. Не знаю, почему я это сказала. Может потому, что меня раздражает её вечная обида?       Ожидала, что она будет ругаться, но Элли лишь медленно встала с кровати.       Решила забрать меня с собой на тот свет?       Качалась, еле переставляла ноги. Я должна была подсуетиться, сказать: "Что же ты делаешь, сестрица, тебе нужно отдыхать", но я не двигалась с места, продолжая смотреть, как она медленно, но уверенно сокращает между нами дистанцию.       Какие огромные три метра, просто вселенского масштаба! Восемь секунд и она уже передо мной. Солнечный свет долетает до планеты за это же время.       - Дай сюда, - выхватила своё добро и, собрав в стопку, неаккуратно запихнула на место , после чего возвратила на полку упавшие книги.       Я проследила за её действиями, выхватывая взглядом не дошедшие до меня пейзажи волшебной страны.       - Ты всё ещё грезишь этим местом? Сколько можно? У тебя ведь уже есть дом, где все тебя любят, - Элли не ответила, лишь поправила воротник, - Скоро закончится твоё время, а ты продолжаешь обижаться и хвататься за прошлое. Неужели приближающаяся смерть не заставляет тебя хоть что-то переосмыслить?        У сестры заблестели глаза. Она сглотнула, сморщив нос.       - Отстань.        - Разве твои приключения ничему тебя не научили? - наклоняю голову набок. Злоба на мир ничего не изменит. У тебя есть шанс что-то изменить.        - Ничего у меня нет. Ничего и никого. Я больше не встречу своих друзей. Я больше не буду в мире, где могу жить по-настоящему, - ответила она спокойно, даже не показав своей обиды.        Бросила на неё холодный взгляд. Авторитет старшей сестры она потеряла уже как пять лет назад.        - Просто там ты была особенной. Девочка, победившая злую колдунью, фея хрустальных туфелек, лучший друг правителей. А здесь ты просто учительница в начальной школе, точнее была. Сейчас ты даже на это не способна.       Думала, что она даст мне пощёчину. А это было бы неплохо. По крайней пере, она бы вложила в этот удар энергию, эмоции и частичку жизни. Но она лишь вздохнула так, будто я озвучила самые очевидные вещи.       - Ты ведь тоже любишь тот мир, Энни.       - Люблю, - ответила немного сухо, хотя сердце слегка кольнуло от тоски по утраченному детству, - Но те, кого я люблю, здесь, в этой стране.       Элли посмотрела на меня с любопытством, словно оценивая, а затем улыбнулась.       - Разгулялась я сегодня, помоги мне дойти до кровати.       Я знала, что она спокойно передвигается самостоятельно, но была рада от того, что могу больше не участвовать в разговоре и, сделав свою работу, уйти.       "Ты хочешь снова ступить на дорогу из жёлтого кирпича?"       *От лица Элли*       Я привыкла спать сидя. У меня есть свой мягкий уголок, в котором я могу изображать маленькое привидение. С этого места мне всё видно, всё моё домашнее королевство, ограниченное пределами комнаты, но только внешне. Здесь хорошо. В любой момент можно смело отправиться на поиски приключений, зная, что всегда есть куда вернуться.       Я хотела бы увидеть карту Волшебной страны. До сих пор дух захватывает от того, сколько мест я пропустила! С моими-то ногами я бы могла пройти гораздо больше, если бы не нужно было геройствовать. Что же? Что же важнее: приключения, которые я пережила или приключения, которые я могла бы пережить? Ах, какая жалость, что я не могу погулять там ещё! Там ведь такой приятный воздух. Не такой сухой, как здесь. Нет, я же обещала не сравнивать. Ведь что может быть родней Канзаса? Я слишком взрослая для того, чтобы всё своё сердце отдавать несбыточным мечтам. Хотя до сих пор чувствуется одиночество покинутого вагончика, что уже почти сросся с землёй и был охвачен цветами.       Книга в руках осталась закрытой. Глаза слишком устали читать. Им нужно отвлечься и посмотреть на что-нибудь не менее приятное: на закрывающуюся за сестрёнкой дверь, на полную баночку новых, достаточно дорогих чернил, на чулки, выглядывающие из комода и похожие на живые водоросли.       Но усталость всё равно склоняла меня в сон, заставляя веки закрываться... ***       Разбудил меня приятный аромат цветов. А может шум голосов, доносящийся отовсюду. Даже сложно определить, много ли говорящих или это просто кто-то энергичный, умудряющийся находиться в нескольких местах сразу.       Сладко зевнув и потянувшись, я присела на мягкой постели, ощущая в теле забытые лёгкость и подвижность. Каждая конечность не чувствовала ни грамма скованности или боли. А самое главное - лёгкие, дышащие в полную силу. Какое приятное чувство! А я ведь почти забыла, как дышать без боли!       С низкого потолка слетела паутинка и сверкнула в лучах солнца, прежде чем исчезнуть в тени от моих ещё не привыкших к новой обстановке глаз. Лишь сейчас я, наконец, узнала прибитую к полу мебель, разбитую посуду и приоткрытую дверь, выходящую на что-то ослепительное.       Я вновь проснулась в своём старом вагончике, который был для меня самым надёжным убежищем много лет назад. А за окнами, я была уверена, глядя на пёстрые краски множества цветов, простиралась волшебная страна.       Спустив босые ноги с кровати, я встала, немного качнувшись с непривычки, и решительными шагами направилась к выходу, чтобы увидеть тех, кому принадлежали звонкий смех и невинная болтовня. В первую секунду солнечный свет ослепил меня, но затем...       - Эге-гей, Элли! Гляди, гляди - каким красивым я сделал нашего Льва! Теперь он цветочный король! Все любят его и цветы, а теперь он будет любим в два раза больше, если это только возможно! - под звон свисающего с шляпы бубенца, огородное пугало в весёлом зелёном костюмчике вешало один за другим неаккуратные, но симпатичные цветочные венки на гриву статного, но сонного льва.       - Я и так красивый, - пробурчал Лев не то чтобы недовольно, но немного горделиво. Данная реплика не мешала, тем не менее, сидеть ему не двигаясь и выпрямив спину, позволяя Страшиле пыхтеть над ним, поднявшись заранее на небольшую деревянную табуреточку.       - Красивый, красивый! - подбадривал его Тотошка, нарезающий вокруг круги. Всем своим видом он показывал, что участвует в процессе и даже время от времени исчезал в клумбе для того, чтобы вернуться через несколько секунд с каким-нибудь цветком в зубах и килограммом листьев в шерсти.       - Не хочешь присоединиться, Элли?       Повернув голову, я увидела сидящего в тени вагончика Железного Дровосека. Лицо его было улыбающимся и умиротворённым. Блестящие глаза счастливо смотрели на играющих Страшилу, Тото и Льва.       - С радостью. - я впервые за столько времени улыбнулась по-настоящему, не обязанная уверять кого-то, что со мной всё хорошо. Я больше не буду притворяться, что мне не больно. Я могу дышать местом, которое является для меня больше, чем мечтой.       Приподняв подолы платья, я протянула Железному Дровосеку руку, помогая встать, и, увлекая его за собой, побежала к друзьям. *бета в прострации..*