When I close my eyes

      Стоило отдать должное Доку. И, наверное, вышибить оставшиеся мозги Фору. Но Эрик как-то незаметно на тот момент, и вполне ощутимо на данный, дал слабину. И вроде бы никогда не страдал заторможенностью, но вот же, обнаружил в себе червоточину. Когда надо было нанести удар, пропустил момент. А сейчас, наблюдая за спящей неофиткой, никак не мог собрать весь этот хренов пазл в голове.       Это что с ним вообще такое было?       Усмехающаяся физиономия Фора всё не выходила у него из головы. Некогда друг, боевой товарищ, которому можно было доверить прикрыть свою спину, а на поверку оказался Бесстрашным с гнильцой внутри. Хотя, всё верно. Их, таких подгнивших изнутри и сожранных «червями», здесь минимум полфракции. А может, и большинство. Иначе, какого хера переходники бегут к ним?       Эрик презрительно хмыкнул, отворачиваясь от спящей девушки, и направляясь к книжному шкафу. Там ещё должно было остаться какое-то пойло из Дружелюбия. Прекрасный эрудитский виски закончился совсем недавно, но тащиться в свой некогда «дом» не было абсолютно никакого желания.       Спасительный напиток стоял в темном углу, на самой верхней полке. Эрик зубами откупорил бутылку, выплюнув крышку себе в руку, и тут же запрокинул содержимое себе в горло.       - Вот же ж… – прохрипел, закашлявшись, в тишину комнаты.       Жидкость насыщенного коричневого цвета с легким зеленым отливом опалила всю гортань, словно это была кислота. Или как факир, неудачно пошутил с зажигалкой. Было мучительно гадко, неудобно, и где-то даже на острой границе с болью.       Эрик сел на тахту, стоящую под окном. Лунный свет бил ему в затылок, но включать освещение или задергивать рольставни не было ни желания, ни сил. В последнем Лидер категорически отказывался признаваться.       Когда он последний раз нормально спал?       Эрик откинулся назад, уперев голову в спинку тахты. У нее был яркий, почти режущий глаза красный цвет. Единственное яркое пятно, в его черно-серо-белой обители. Девушки млели от этого куска дерева, обитого алым бархатом. Эрик ненавидел его. Но все равно притащил его из отчего дома, когда стал полноправным Лидером. Эта вещь была якорем. Напоминала, что когда-то он был более человечным, открытым, уязвимым. Большинство тех, кто знал его таким, уже умерли. От силы осталось полтора десятка человек. И даже его родители не скажут этого вслух. Только будут вздыхать печально на кухне, думая, как их сын стал таким.       «Надо бы к своим заглянуть», - устало подумал Бесстрашный.       Воспоминания о доме, как бы Эрик ни культивировал ненависть к ним, вызывали чувство эфемерного спокойствия. Приносили с собой что-то нереальное, холодное и давно потерянное. Словно и не было никогда угловатого тощего мальчишки, что однажды за лето вытянулся на голову выше всех одноклассников.       Он помнил и Фора той поры. Не менее, даже более тощий и еще более угловатый. Казалось, они оба состояли из каких-то граней, что вечно необходимо было проверять на прочность. Правда, тогда он, ныне наставник-выскочка неофитов, звался иначе. Малыш Тобиас. Друг Тобиас…       Эрику не хотелось открывать глаза. Это отвратное горькое пойло и не менее болезненные воспоминания аккуратно затаскивали его в темный омут забытья. Он уже даже чувствовал легкое головокружение. Миоклонический рывок во всей красе. Мозг Лидера даже во сне не переставал анализировать происходящее.       Бесстрашный по призванию, он чувствовал, как закоченевшие, словно от судорог, уставшие мышцы начинают расслабляться, а мозг в это время остается на страже. Эрик мог наверняка утверждать, что осознает, с каким скрипом передвигаются все эти старые образы под черепной коробкой, что обязательно послужит завтра причиной утренней головной боли. И к черту алкоголь и здравую логику. Лидер усмехается где-то на грани сознания. Нервный импульс, посланный засыпающим телом, вяло справлялся со своей функцией, и создалось ощущение, что по лицу пробежала судорога. На полноценный оскал не хватило сил. Отключаясь, Эрик даже не чувствовал, как бутылка выскользнула из руки, ударяясь о мягкую обивку, опрокинулась, разливаясь на пол. Он лениво приподнял левое веко, чтобы отметить это недоразумение, и тут же забыл об этом. Тело отчаянно требует отдыха, и Эрик сдается под натиском естественных потребностей. И плевать, что спать сидя чертовски неудобно. И что скоро затечет спина. И что голова упирается в жесткую стену, и ничто не убережет его от удара о подоконник, находящийся всего четырьмя сантиметрами выше его лба. Последней мыслью Лидер посылает все и всех к чертям собачьим.       Почему-то во сне Эрика накрывает бессвязным потоком прошлого. И тихие бесцветные воспоминания отрочества разбавляются ярко-пестицидными образами проведенных боевых операций. Водоворот смешивает все краски и образы во что-то цинично-фееричное. И даже карминовая кровь на бесцветном стеллаже с такими же бесцветными книгами, не вызывают у Эрика вопросов. Просто приведения, давно умершие, восстают в своей бессильной злобе…       Он понятия не имел, сколько на самом деле проспал. И спал ли вообще, или это был какой-то алкогольный дурман с галлюцинациями вкупе. Голова гудела и, почему-то было холодно. По комнате гулял ощутимый сквозняк. А еще шея затекла, как и спина. Все-таки вырубаться сидя – неблагодарное дело. Не для него, уж точно.       С тяжким вздохом он попытался потянуться, едва не застонав от боли – голова раскалывалась, а тело нещадно затекло. Даже в подобном удручающем состоянии Лидер решился на отчаянный шаг – попытался открыть глаза. Вышло только с одним. Что ж, первая попытка и то дело.       В комнате царил полумрак, но из окна, которое к удивлению, было открыто настежь, разливалась предрассветная заря. Холод, видимо, тоже был прямым следствием распахнутого окна. Какого лешего, спрашивается! Он же к нему не прикасался. Эрик встряхнул головой, сцепив зубы от нового приступа боли. Похоже, уже давно утро, хотя вряд ли перевалило за шесть часов.       Кое-как растерев лицо ладонью, Эрик попытался встать. Пришлось приложить усилия, чтобы не застонать в голос от нового удара боли по голове.       «Нет, явно с этим дружелюбным пойлом что-то не так», - подумал Лидер, с садистским удовлетворением представив смерть того, кто бы ни сварил этот бренди.       Привстав, Эрик уперся ладонями в колени, свесив тяжелую голову, переживая нахлынувшую тошноту, и пытаясь понять, за каким дьяволом он так вчера вырубился?       Придав себе более ли менее приемлемое состояние, по крайней мере внешне, захватив отвратный кофе по пути с кухни, Эрик вернулся в спальню. Неофитка спала, завернувшись в одеяло, словно в спасательную изофолию. Виднелась только крохотная полоска лба и волосы, в беспорядке разбросанные по подушке. А еще один носочек валялся на краю кровати. Эрик усмехнулся, подходя ближе.       «Кто-то слишком ворочался во сне», - в отличие от него, спавшего практически неподвижно.       Поставив кружку с недопитым кофе, Эрик залез рукой под одеяло, нащупывая ногу девушки, что оказалась без носка. Высвободив ее наружу, Лидер как-то подвис, уставившись на собственные пальцы, сомкнувшиеся вокруг лодыжки Катарины. Кожа под огрубевшей ладонью была практически неестественно нежна, тут не было бандажа, и создавалось ощущение легкой испарины, словно ей было жарко.       Большим пальцем выводя круги на ее коже, Эрик постарался увидеть всю картину целиком. Не выходило ни черта. Само ее присутствие в его спальне, на его кровати и его подушке, выворачивало его нутро наизнанку. Все это было противоестественно для его существа. Раньше девушки здесь не просто не задерживались, он не каждую, в принципе, пускал даже в душ.       Эрик присел на краешек кровати, так и не выпустив неофитку из рук, лишь проведя по ее ноге ладонью. Мозг обрабатывал информацию и услужливо подсовывал оправдания объяснения каждому его действию. Он все еще держит её конечность в своём плену, только чтобы точно убедиться, что девчонка не замерзла. Но этого было недостаточно. Явно не сейчас, и не в данной ситуации.       В чем же разница между ними? Все те, кто оказывался перед ней в его кровати, были общедоступны. И Эрик мог себе позволить пользоваться любым объектом внутри Бесстрашия. Однако, он никогда бы не признал в свою собственность то, что побывало в руках остальных членов Фракции.       В памяти всплыло довольное лицо уже мертвого неофита, обнимавшего Катарину после боя. Рука рефлекторно сжалась, почти разбудив девушку. Она зашевелилась под одеялом, попытавшись затянуть ногу обратно в теплый кокон. Только Эрик так ее и не выпустил, и девушка, повозившись, пристроила замерзшую ступню, уперев ее в бедро Лидера.       Почему-то это казалось ему правильным.       Очень медленно, стараясь, чтобы матрас не издал ни звука под его весом, Бесстрашный наклонился, и так же сидя, оперся плечом о подушку. Слегка склонив голову, прислонился к лежащим в беспорядке волосам девушки. Глубоко вдохнул в себя запах чужого тела. Затем аккуратно подтянул слегка ее ногу, зафиксировав у себя на бедре, в какой-то мазохистской близости к паху.       Это он маньяк, не афракционеры. Точно.       Зря Макс мутит воду. Эрику было так спокойно сейчас, что он абсолютно и в мельчайших подробностях смог представить себе его смерть. Раньше даже сама мысль о подобном показалась бы молодому Лидеру кощунством.       Волосы Каты пахли яблоком и корицей. Слишком сладким и интенсивным был запах. Эрику было неприятно. Не сам запах, нет, от него он просто балдел. Но тот факт, что кто-то вымыл ей волосы, вообще прикасался к ней, вызывал в нем определенную степень раздражения.       Эрик прикрыл глаза, глубже зарываясь в ее волосы, почти упираясь носом в ее макушку. Этот приторно-сладкий запах успокаивал внутреннего зверя и будил в нем давно похороненные образы.       Он помнил, что очень давно, еще в школе, им по пятницам на обед давали сдобу. Им и в другие дни полагалось что-то вкусное, хоть и немного. Каждая Фракция с детства любила вводить ограничения. Но все же определенные послабления были, хоть и порционные. Эрик, никогда, в общем-то, не испытывавший голод, всегда съедал свою порцию до последней крошки. Но именно эти пятничные булки казались ему, тогда еще совсем мелкому пацану, особенными, почти нереальными. Их пекли повара Дружелюбия, но делали они это в здании школьной столовой, поэтому ко второму уроку аромат распространялся по всему учебному корпусу. Запах был дурманящим, таким вкусным, что он им надышаться просто не мог. И даже специально отпрашивался в туалет и сбегал на первый этаж, чтобы лишний раз пройтись по коридору возле кухни. И потом, за обедом, получал свою награду: теплую желтоватую выпечку, внутри которой была вязкая коричневая яблочная субстанция с точками молотой корицы. Он даже с другими учениками дрался, чтобы отобрать их порцию, заранее зная, чем ему это будет грозить впоследствии. Отец-эрудит не любил, чтобы его вызывали в школу, а потому наказания обычно были максимально болезненными. Но никакая кара не шла в сравнении с фактом обладания тем, что тогда еще мальчик, так искренне желал и любил.       Так вот волосы Катарины пахли точно так же. Он блаженствовал, осознавая тот факт, что может просто лежать, дыша этим запахом. Чем он и занимался, заставив заткнуться и внутренний голос, и здравый смысл. Эрик пододвинулся еще ближе, прижавшись губами к волосам на затылке девушки, почти на самой границе с одеялом, закрывающим от него все остальное. Прислушался к ее ровному и тихому дыханию. Ни одно его движение не потревожило неофитку.       Удивительно, он – взрослый матерый мужик, но как же его так припечатало-то.       Если хоть одна душа узнает действительные масштабы его помешательства… Эрик зажмурился и тряхнул головой. Не допустит. Ведь если кто поймет, как его клинит на этой девчонке, она ж неделю не проживет. У него врагов немало, не только вне собственной фракции, но и внутри нее. Да зашибись сколько! Он в свое время затрахался сам, пробираясь сквозь них к своему посту. А ее ж они в жерновах смолотят, не останется ничего.       Лидер вдруг резко встал, дернувшись от скрипа пружин матраса, как от металла по стеклу, но Катарина не проснулась.       Эрик думал о том, как разрулить творящийся беспредел в его собственной голове. С жизнью и так более ли менее понятно. Она в его восприятии простая и четкая. Особенно, если достать и прижать тебя нечем. И он долго и исправно шел к своей цели. Достиг ее практически. Он прекрасно осознавал, что каждое движение, решение и поступок, как следствие, приведут к одному из двух исходов – ты либо выжил и продолжаешь бороться дальше, либо сдох – и тут уж вроде никакой разницы, какой расклад вокруг.       Лидер провел ладонью по несостоявшемуся ирокезу. Мелькнула мысль, что надо срезать все под ноль и не заморачиваться больше. Глянул через плечо на спящую девчонку и сжал кулаки.       Он прекрасно понимал, что если у него появился появится тот, кем его можно будет прижать… Черт возьми, он сам не пару раз использовал этот же козырь в достижении своего нынешнего места.       Надо бы валить отсюда. В ту же Яму хотя бы. Может, спустит пар на ком-нибудь и придет в норму. В голове прояснится? А еще лучше в дежурство укатить. И не возвращаться несколько дней. И из квартиры своей гнать ее взашей. Ей вообще нечего делать в Бесстрашии. В этой среде ей нет места. Не было изначально. Пусть бы жила в своей Эрудиции, курсировала бы между домом, библиотекой и центром изучений.       Только вот если он сейчас закроет за собой дверь, что будет ждать ее? Он может уйти, прогнать ее. Во что это выльется для нее сейчас? Прямая дорога в общие комнаты, в лучшем случае. К Изгоям, как вариант. В любом случае ей светит система, со своей иерархией, ничем не отличающаяся от их собственной, в Бесстрашии. Здесь повсюду доминирует только одна правда – правда сильнейшего. Катарина ж без него и дня не протянет. А если и сможет протянуть, что под большим вопросом - у Эрика даже фантазии не хватало представить как – что с девчонкой станется? Сломают ее до конца, исковеркают.       Погрузившись в свои мысли, Лидер с удивлением понял, что за его спиной уже кто-то давно не спит. А очень даже бодрствует, причем в непосредственной близости к нему. Он, не глядя на нее, чуть ли не позвоночником почувствовал, что девчонка подошла очень близко. Почти так же, как в прошлой жизни, их сейчас разделяло расстояние вытянутой руки. И Эрик старался уговорить себя, что она даже не в курсе, что обитает тут в проходе. Однако, когда она рвано вздохнула, и поток воздуха лизнул его между лопатками, у него волосы на затылке встали дыбом. Лидер забыл как дышать.       – Эрик? – голос сонный, с легкими нотками удивления, и почему-то вины.       Ему кажется, что он даже услышал, как в голове что-то перемкнуло, с треском сломалось.       Девчонка ненормальная. Совсем головой двинулась. Он уверен, это все последствия пыток. Но сам он уже за себя не ручается. Серьезно. Черт его знает, что сейчас с ним случится, если Эрик ее запах сейчас вдохнет. У него от одного ее голоса, произнесшего его имя, пусть и приглушенного, и с непонятной ему сейчас интонацией, крыша совсем едет.       Эрик сжал руки в кулаки, и для надежности упер одну в косяк. Стараясь делать все бесшумно, не замечая, что сквозь зубы вырывались рычащие звуки вместе с рваными выдохами. Он зажмурился почти до боли, аж искры замелькали под веками. Пах горел так, словно он не трахался уже лет десять. И контроль трещал по швам, уже и не заметишь, как рассыпается в прах. Лидер даже сам не понял, на чем еще держится его выдержка, что он просто не повалил Катарину. Вон, на ту же постель, в двух шагах от него. А девчонка еще ближе. И кровь стучит в висках. Черти что!       Ему не надо было оборачиваться лишний раз, он точно, вплоть до сантиметра мог сказать, что она застыла в шаге от него. И стоит. Молчит, не двигается. Какого хрена, спрашивается?! А его реально колотить начинает.       Шею заломило. Это он так стареет что ли? Эрик размял шею. Нихрена не помогло. Даже пришлось еще сильнее напрячься, чтобы отлепить руки от дверного косяка и засунуть кулаки в карманы, а не развернуться и схватить ее за плечи. Пальцы наткнулись на пачку сигарет. В голове почти уже прозвучало «Хвала Богам», но поддаваясь порыву, Эрик сжал пачку, превращая содержимое в крошево.       До охерения просто хотелось ее встряхнуть за эти угловатые плечи, в его же футболке. До головокружения захотелось впиться в рот поцелуем. Жадно и жестко. Он даже пошатнулся, и сделал подобие шага в коридор. Подальше от нее и этого наваждения.       Ему хотелось наказать неофитку. За то, что вызвала в нем злость и обиду. За то, что сводила с ума все это время. Чтобы самому окунуться в это сумасшествие с головой, утонуть в ней.       Хотелось прижаться губами к ее шее. Он помнил, какая нежная кожа там должна быть. И помнит этот отвратительный след от ошейника, сокрытый от него сейчас бинтами. Просто чтобы убедиться, что пульс ее под его пальцами настоящий. Почувствовать, как она беззащитно дернется, когда он прикусит ее кожу, как запрокинет голову. Втянуть ее в себя, чтобы свою метку оставить. Чтоб знала, что она ему принадлежит. И мысли иной не возникло в ее неофитской голове. Чтоб каждая собака во фракциях это знала!       Он все молчал, так и не ответив на ее призыв. Только приподнял голову, уперевшись взглядом во входную дверь, что виднелась вдалеке. Всего-то пересечь коридор этот чертов и гостиную. А он стоит истуканом, и двинуться не может.       Ее следующий шаг и прикосновение к нему заставляет выдержку биться в болезненной агонии. Внутри все узлом скручивает. Эрику уже физически плохо себя сдерживать. Он почти против воли, сжимая пальцы до хруста в суставах, но все же поворачивает голову в противоположную сторону. Опускает взгляд, и фокусируется на ее пальцах на своем предплечье.       Почему-то возникла мысль, что ему тонкую руку ее переломать, как раз плюнуть. Сжать чуть покрепче, и всего делов-то. Или вывернуть руку ей за спину. Прижать вплотную к своему телу. Впаять, чтобы прочувствовала, что она с ним смеет творить. Кто сможет его остановить сейчас? Что ему вообще можно противопоставить?       Он здесь Лидер. Никто не посмеет сунуться, когда он помечает свою территорию. А она его, ему принадлежит. Спит в его кровати, ходит в его одежде. Он может с ней делать всё, что пожелает. Неужели она не видит, вообще не понимает, в каком он состоянии?       Да, не видит. Сам себя одергивает Эрик. И, скорее всего, действительно нихера не понимает. По крайней мере ему искренне хочется надеяться на это. Потому что никто бы и никогда не посмел так водить его вокруг пальца безнаказанно. И он не был уверен, что смог бы решить вот Эту конкретную проблему так, как привык решать всегда.       Стараясь хоть как-то прийти в себя, Бесстрашный глубоко вдохнул и свободной ладонью растер лицо, пытаясь сосредоточиться на чем-нибудь другом. Хотя даже при этом не решился разорвать их контакт кожи к коже.       Но уже следующее движение неофитки свело на ноль все его старания.       «Идиотка! Что же она творит!» - последняя здравая мысль, промелькнувшая в его голове.