В каждой спальне должен быть шкаф

Фрэнк ещё не успевает толком проснуться, но уже по наитию поворачивается набок, нашаривая руками горячее тело рядом под одеялом. Вот гладкая спина, чуть выпирающие лопатки и бугорки позвонков едва щёлкают под пальцами, когда он, не раскрывая глаз, ведёт по ним ладонями. Сонно, сладко и так хорошо. Джерард, спящий на боку, не шевелится и дышит подозрительно ровно. Вполне возможно, что он не мастер притворства, а на самом деле ещё спит. Фрэнк медленно и широко расплывается в улыбке, носом ласково закутываясь в тепло его кожи, в приглушённый запах ментоловых сигарет (которые Джерард не любит, но других вчера в магазинчике на углу просто не было), в сухую гладкость родной спины. Одну руку он по-хозяйски оставляет под лопаткой, словно там её законное место, а второй, скользя по мягкому боку, выплывает в районе низа живота и неспешно забирается пальцами в завитки жестковатых волос. И даже если Джерард правда ещё спит, его член давно бодрствует, и этот факт заставляет Фрэнка тихо хмыкнуть в кожу спины. Он тесно прижимается животом и бедрами, перенимая тепло и делясь своим, начиная медленно и нежно гладить совершенно проснувшуюся эрекцию ладонью. И – о, мать вашу! – это так приятно и чертовски возбуждает! - Чёртов доставучий извращенец, - тихо хрипит немного погодя Джерард, заразительно зевая. Он почти не меняет своего положения, лишь тихонько подаётся Фрэнку в ладонь, показывая своё истинное отношение к происходящему. - Именно так, детка, - мурлыкает Фрэнк, а затем, как по команде, зевает следом и улыбается. Нехитрые ласки давно разбудили его, и теперь он с удовольствием отмечает, насколько же рельефная и приятно упругая задница у его парня. Он до сих пор думает о Джерарде "мой парень" с замиранием сердца. Джерард дышит всё тяжелее, сильнее подаваясь с каждым разом в руку, а Фрэнк, чувствуя его состояние, пытается оставить хоть какой-то след на белом холсте спины – но выходит только глупо обслюнявить, кожа настолько гладкая, что не поддаётся ни губам, ни зубам. Фрэнк снова улыбается своим мыслям, оставляя попытки и прислоняясь к спине лбом, набирая темп. В комнате сумрачно, и хотя сквозь мельчайшие ячейки плотных штор пробиваются намёки на солнечные лучи, Фрэнк уверен, что сейчас ещё слишком рано, и они должны, просто обязаны успеть… Дверь распахивается, и с диким победным кличем индейцев в комнату врывается ураган. Он подлетает к шторам, в секунду раздвигая ткань своими маленькими ручками, и вопит: - Доброе утро, папочка!!! Спальню наискосок разрезает полоса утреннего солнца, и в ней прекрасно различимы мелкие танцующие пылинки. Фрэнк щурится от света, он возбуждён и неудовлетворён, но его настигает то особенное настроение, что приходит к любому в погожий весенний день в выходной. Этих мгновений едва хватает, и Джерард (чуть было не сломав руку Фрэнку) резко ложится на живот, а сам Фрэнк, отодвинувшись на приличествующее для детского сознания расстояние, повторяет его манёвр, с досадой морщась и про себя извергая тысячи грязных и ругательных слов. Нет, виня только себя – что ему стоило проснуться на двадцать минут раньше?! Тогда бы они точно... После эта ломающая все личные границы девчонка нагло забирается на кровать и начинает прыгать между ними, рискуя отдавить им что-нибудь важное. - Воскресенье! Воскресенье! Воскресенье! – вопит она, мелькая пижамой с разноцветными слониками. - Доброе утро, Бэндит, - горько выстанывает Фрэнк, потому что его член, прижатый к простыне, ноет, и, по-хорошему, ему бы сейчас бочком добраться до ванной, чтобы с оттягом подрочить, но он голый, и сверху лишь одеяло, а на нём – весело скачущая пятилетняя дочка Джерарда, и он совершенно уверен, что его член или хотя бы задница – совершенно не то, на что стоит смотреть в её возрасте. - Би, милая, сколько времени? – таким же горько-обломанным голосом спрашивает Джерард с другого бока, и Фрэнк, поворачивая голову, усмехается. Это (чужое неудовольствие всегда одухотворяет?) немного сглаживает ситуацию, потому что – о да, детка, - Джерард в таком же, если не более плачевном состоянии. И Фрэнк протягивает под одеялом руку, чтобы нащупать его ладонь, грозясь попасться под прыгающие детские ножки, и ободряюще сжимает пальцы. - Утро! Утро!!! Пора вставать! – горланит малышка в одном ритме с прыжками, и в целом это всё уже давно совершенно привычно и нормально. Единственное, чего никак не может уяснить Фрэнк - как этот ребёнок непонятно каким радаром ощущает, когда следует залетать к ним в спальню в очередной выходной, чтобы обломать мелькающий на горизонте секс. - Доброе утро! – кричат ещё два голоса, наперегонки залетая в спальню. – Дядя Фрэнки, дядя Джи! Воскресенье! – детская радость до того искренняя, что теперь между их телами по одеялу прыгают целых три девочки, а это уже серьёзный аргумент. Фрэнк ещё не до конца пришёл в себя, а ведь вчера… … - Я не так часто прошу тебя, Пэнси, - говорит она невозмутимо, настраивая гитару. - Но… - на самом деле Фрэнк уже знает, что проиграл этот бой сестре. Он свободен в субботу и будет последним мудаком, если откажется посидеть с любимыми племяшками. Но и сдаваться без сопротивления (а что точнее – без выторгованной награды) считает глупым. – Это ведь целая грёбанная суббота, Эш, у нас были планы! - Я надеюсь, что две очаровательные близняшки отлично впишутся в ваши планы, - она мило улыбается, глядя на него, а в глазах совершенно ясно читается: «Ну, подумаешь, не потрахаетесь ещё денёк, что в этом страшного? У меня вот больше трёх месяцев никого не было, значит, и ты переживёшь». Фрэнк мысленно стонет и даже патетично рвёт на себе волосы, потому что всё, о чём он мечтал в этот субботний вечер – это дожить до момента сна Бэндит и как следует оттрахать её папочку… Но нет, снаружи не прорывается ни единой эмоции. Он не настолько слаб, чтобы сдавать рубежи так быстро. - Только если ты в воскресенье сходишь с ними всеми, - он подчёркивает это «всеми», выразительно качнув бровью, - в зоопарк. - Шантаж? – ухмыляется Эшли, в зеркальном жесте вскидывая аккуратную чёрную бровь. - Просто сделка, - пожимает плечами Фрэнк. Он обожает непутёвую старшую сестру и души не чает в близняшках, с которыми, между прочим, и так проводит едва ли не каждый вечер, забирая из сада и довозя до дома. Но Джерарда и, чёрт, его задницу он любит тоже. Только намного реже… - Хорошо, Пэнси, - после недолгого молчания выкидывает на своих стенах белый флаг Эшли. – Я не буду обещать на все сто процентов, но знай – я постараюсь. Фрэнк ещё какое-то время смотрит на сестру взглядом «если ты угробишь мой очередной секс, я угроблю тебя», на что та лишь хихикает и, убирая гитару в чехол, встаёт, чтобы переодеться. Сегодня у её панк-группы образовался нежданный дополнительный концерт, за который обещали неплохо заплатить. И Фрэнк прекрасно знает, что Эш не может отказаться. Ей было нужно это, как воздух – и возможность выступать, и чёртовы деньги. Не так-то просто растить одной двух бесконечно активных близняшек. Вообще Фрэнк до сих пор иногда выпадал из реальности, ударяясь в размышления. Эта дурацкая привычка преследовала его со времён колледжа, и он просто не знал, как от неё избавиться. Он стоял посередине кухни в небольшом (да чего уж там, просто жалко маленьком) доме сестры, сжатом с обеих сторон столь же невзрачными домами соседей, и думал, почему всё так. Почему его Эшли, такой доброй, милой и привлекательной, улыбчивой и просто потрясающей женщине, так не везёт с мужчинами. Всю её жизнь не везёт, между прочим… Но она не унывает, работая на нескольких подработках, хоть это чертовски «не престижно», и играет в своей группе вот уже десять лет, тоже, впрочем, с переменным успехом. Эшли тридцать три, она старше на два года, и, наверное, это тот рубеж в жизни, перешагивая который, задумываешься о чём-то важном. Но Эшли не задумывалась. Она просто жила и старалась быть счастливой. Фрэнк не знал как, но и ей, и дочерям это как-то удавалось. Он думал, почему сам так подвёл родителей. Боже, какой позор… Дочь залетела от проезжего барабанщика с длинными нечёсаными патлами и сбежала из дому, младший сын, гордость колледжа, оказался «лизателем мужских задниц и любителем членов»… Они до сих пор толком не общались, хотя прошло уже ни много ни мало, а шесть лет. Почему жизнь расставляет подобные гнусные ловушки в целом совершенно неплохим людям, таким, как он и Эшли? Упираясь в этот вопрос, Фрэнк никогда не мог найти ответа. Впрочем, он не жаловался, о нет. Ему не на что было жаловаться. Последние два года он считал себя счастливейшим «любителем мужских задниц» во всём Джерси... Три пары ног продолжали настойчиво и вдохновенно прыгать на кровати между ними, их обладательницы заливисто хохотали и скандировали по сотому кругу: «Утро! Пора вставать! Воскресенье! Солнышко встало, птички поют!» Это была своеобразная ментальная атака, и Фрэнк, понимая, что его член, кажется, нехотя успокоился, перевернулся на спину, придерживая свой край одеяла и поднимаясь на подушках повыше. - Черри, Лили, шагом марш в ванную! – гаркнул он, пряча в уголках губ улыбку и смешинки в глазах. Все три девочки – темноволосые и непоседливые – вместе создавали некую субстанцию, способную разнести квартиру Уэя (да что там, может, и весь Нью-Йорк чуть позже, как подрастут) к чертям собачьим, если дать хоть немного слабины. - Би, и ты отправляйся… - Джерард зевнул, вяло переворачиваясь на бок, но всё же не удержал улыбку, встретившись глазами с Фрэнком и дочерью. – Чистите зубы, умывайтесь. И переоденьте пижамы, наконец. Вам уже давно не три. - А что мы будем кушать вкусненького? – нетерпеливо спросила Бэндит, лукаво сощуривая глаза, и, о боже, становясь слишком похожей на отца. - Блин-чи-ки! Блин-чи-ки! – тут же нашлись близняшки, снова используя матрас в качестве батута. Джерард вздохнул. Это не была первая ночёвка всей малолетней троицы в его квартире, но единственное, чего требовали сестрички Айеро на завтрак – его фирменные блинчики. - Будут вам блинчики, - податливо согласился он, подтягивая сползающее одеяло на голую грудь. Фрэнк только закатил глаза. Джерард всегда был немного мягковат, на его взгляд. Но, пожалуй, именно это (а ещё то, как чертовски самозабвенно и глубоко он берёт в рот) привлекало его в Джерарде. - А сейчас умываться! – рыкнул Фрэнк, чуть подаваясь вперёд. - Иначе злой и страшный дядя Франкенштейн покусает вас за пятки! – он сделал жуткое перекошенное лицо и почти пустил бешеную слюну, как девочки, взвизгнув, слетели, наконец, с кровати и по очереди понеслись к двери: - Не догонишь! Не догонишь! Ты голый! – хихикали и кричали они уже из коридора, но цель была достигнута, и Фрэнк блаженно откинулся обратно на подушки. Несколько минут наедине с Джерардом пусть даже в распахнутой настежь комнате (так даже лучше, хотя бы слышно, что эти бестии творят в ванной) – о, он довольно быстро научился ценить подобные маленькие радости. Всё же, дети вносят свои коррективы в любую жизнь. Тем более, когда их фактически трое. Тем более, когда это непоседливые близняшки Айеро и боевая упрямая Бэндит Ли Уэй. Пролежав несколько десятков секунд в относительной тишине (визги из ванной и мысли на тему, что там может твориться, не в счёт) и поиграв в гляделки, Фрэнк мягко опустился сверху на грудь Джерарда, увлекая того в медленный утренний поцелуй. И да, они даже не почистили зубы, но это уже казалось такой мелочью. - Ты утренний вонючка, - сипло прошептал Джерард, облизывая слюну Фрэнка со своих губ, едва тот ненадолго отстранился. Его глаза лучились тем самым ощущением счастья, которое просто невозможно подделать, если ты не испытываешь ничего подобного. - О, детка, твой вкус также на высоте, - ответил Фрэнк, по-кошачьи улыбнувшись, снова мягко и как-то лениво проскальзывая языком между губами Джерарда. Они целовались всё жарче, почти отключаясь от внешнего мира, и возбуждение грозило накатить на Фрэнка новой всепоглощающей волной. Хлопок двери ванной привёл их в чувство, заставляя оторваться друг от друга, тяжело дыша. - Это было близко… - прошептал Джерард, скользя рукой вниз под одеяло. - Я чуть не трахнул тебя при детях, - с глупым смешком согласился Фрэнк. – Но ничего, у нас ещё... - он заткнулся, понимая, что чуть не выболтал свой сюрприз Джерарду. - Что у нас? – заинтересованно уточнил тот, но Фрэнк только загадочно улыбнулся. - Тебе не пора пойти в ванную? - Хотим блинчиков! – в спальню в щель между дверным косяком и самой дверью протиснулось сразу две головы. - А ну быстро переодевать пижамы! – нашёлся Фрэнк. – Мы ещё не умылись. Переодевайтесь, и чтобы кровати были заправлены! Головы с хихиканьем исчезли в проёме, девочки радостно затопали пятками в носочках по коридору. Джерард благодарно выдохнул. Он до сих пор терялся, когда одна привычно-родная девочка превращалась в трёх. - Как ты с ними… ловко, - подметил он, скидывая одеяло и садясь на кровати. Фрэнк голодно уставился на его до сих пор готовый член, почти застонав. - Я бы лучше с той же ловкостью отсосал тебе, если бы у нас было хотя бы пять минут лишних… - У нас их нет, - с улыбкой пожал плечами Джерард, беззастенчиво вставая и почёсывая аппетитную задницу. Хорошо, что в спальне была дверь в небольшую совмещённую ванную. Это чудо современности всегда оказывалось весьма кстати. – Я быстренько умоюсь, а потом ты… - Может, лучше я с тобой? – Фрэнк не сдавался, тут же вспоминая последний раз, когда они попытались заняться любовью в тесной ванной, практически свернув раковину, на которую он умудрился посадить Уэя, и едва не устроив потоп в старом респектабельном многоэтажном доме на Манхэттене. - Нет-нет-нет, - уверенно замотал головой Джерард, забирая с собой домашние вещи, довольно аккуратно висевшие на спинке кресла у огромного – от пола до потолка – окна. – Мы оба знаем, что ничем хорошим это не кончится. Фрэнк обидчиво сдулся, спускаясь ниже на подушках. Конечно, Джерард был прав, но… Они не оставались наедине уже такое чертовски долгое количество времени. Он воспламенялся даже от трения с воздухом, когда думал об этом. … Их история началась два года назад с того, что Фрэнк в буквальном смысле едва не убил Джерарда...