Холодные камни Арнора (14) Белые стрелы

Знакомый путь вверх по Келебранту, привал у его истоков. Гэлурим и Гваннарим, два озера, – словно глаза исполина, следящего за ними. Неприятное чувство. Только один глаз зряч, а другой безопасен, слеп. И зрячий глаз – это каменная воронка Гваннарима. Еще есть время вернуться. Еще можно признаться, что отступил не перед горой, но перед здравым смыслом. Никто не осудит. Похвалят даже. «Если ты принесешь их жизни в жертву нолдорской гордости…» Не гордости. Гордость уже безвозвратно втоптана в зеленую траву лориэнской опушки, и на ее могиле высятся роскошные осенние мухоморы. Не гордости. Чему-то другому. И не в жертву. Как назвать то чувство, когда просто знаешь, что поступаешь правильно? Хочется переговорить с Хэлгоном. И нельзя. Даже пары фраз с глазу на глаз – нельзя. Отряд не должен видеть замешательства командира. Хочешь сказать что-то своему следопыту – говори при всех. «Хэлгон! Ты дороги не знаешь, пойдешь замыкающим». Молча кивнул. Поговорили… Подъем. Обычный подъем на перевал. Взгляд. Каждым утесом, каждым камнем, каждым деревом. Всё вокруг смотрит на тебя – пристально и мрачно. Солнечный день – а ощущение свинцовых туч. Но пока спокойно. Уходить в Незримый мир – или пока рано? Заговорить первым – или не тревожить Хозяина, пока он сам не высказал неудовольствия? Смотрит. Неприветливо, но не гонит. Идем. Быстро и молча. Даже в мыслях – молча. Мы здесь по делу, нам просто нужно как можно скорее пройти перевал. И не надо уходить в Незримый мир. Не надо привлекать излишнее Его внимание. Нам ничего не нужно в этих горах. Только пройти. Только. – К скалее-е!! – Келегорм и Хэлгон закричали это одновременно, раньше, чем разум осознал, что происходит. Чутьё разведчика, не раз спасавшее жизнь обоим. И не только им. Отряд успел вжаться в камни за миг до того, как – хлынуло. Словно в небе пробили дыру. То, что несколько ударов сердца тому назад называлось тропой, превратилось в бурные потоки жидкой глины. Налетевшая туча еще не соизволила закрыть небо: над эльфами оно еще оставалось предательски-ясным, но из-за северных вершин клубком растревоженных змей выползала буря. Ливень хлестал по отряду, словно задавшись целью смыть их в пропасть. Почему – «словно»? Задавшись именно этой целью. Под ногами бурлило и выбивало опору. Пальцы рук скользили по мокрым камням, заново и заново ища, за что ухватиться. «Спинами держитесь!» – крикнул Хэлгон. Рев ливня перекрыл голос нолдора, но его услышали. Вода, обрушиваясь на склон сверху, водопадами хлещет вниз, пытаясь отодрать их от скал. Держаться. Стиснуть зубы и держаться. И верить в командира. Как в Эру. Едва первые потоки ливня обрушились на утёсы, Келегорм ринулся в Незримый мир. Там клокотала ярость. Ярость грохотала как обвал. Ярость ревела как ураган. Ярость хлестала как буран. У ярости не было слов. У ярости не было мыслей. У ярости не было облика. У ярости было лишь имя: Карадрас Жестокий. Ярость бессмысленно просить или умолять: она не услышит. Ярости бессмысленно объяснять: она не поймет. Остается лишь ждать. Любой, даже древний Хозяин, рано или поздно устанет гневаться. Остается лишь надеяться, что это не произойдет слишком поздно. Что ничьи пальцы там, в Явном мире, не разожмутся. Вспоминать. Вспоминать Аглон. Его скалы, его тропы. Такие родные. Такие надежные. Вспоминать, как возвращаясь в Аглон, чувствовал себя дома. Более дома, чем где-либо по обе стороны Белегаэра. Вспоминать строки древней аданской песни «Нам в боях родными стали горы…» Вспоминать Дагор Браголлах. Вспоминать, как скалы сражались вместе с нами, будто живое существо, – и не надо было сталкивать камни, чтобы на головы орков обрушился обвал. Но проклятые балроги поднимаются по утесам не хуже горных козлов… Вспоминать, как уходили. Тайными тропами, выводя живых, вынося раненых. Оставляя горы – Врагу. Горы, которые не оставили нас, – до последнего. …а ведь Он заслушался. …и буря там, в Явном мире, стихает. …ты, Твое-Сердце-в-Горах, кто? Ну и какого ответа он ждет? Лорд Аглона? Так это он уже понял. Сын Феанора? Н-да, и всех прочих родичей перечислить, вот Карадрасу это интересно! – Эльф. …как те? – Они со мной. …уничтожить! …дерзкие и мелкие! …смеют считать себя хозяевами! – Нет. Спокойно. Спокойнее. Он понимает только спокойный тон. – Мы всего лишь странники. Нам нужно только пройти. …здесь Мои владения! Не просить. Он не понимает просьб. Он начал думать словами и это хорошо, но поймет он только то, что можно увидеть. Что же ему показать? Про Аглон уже было, Северное Всхолмье… не знаю, ничего не знаю о нем, надо было внимательнее Хэлгона слушать… кроме Холмов Мертвых показать нечего. Холмы. Пещеры. Нежить в них… …ярость… Не на нас. На тварей. Ну конечно! – Мы идем их уничтожить. Мы идем, ЧТОБЫ их уничтожить! …очистить пещеры от тварей? – Да. Тише, тише, Железный лорд. Не показывай ему радость. – Я не смог отстоять свои горы. Враг, тот, кому нравилось сминать горные хребты как глину, захватил их. Яришься. Очень правильно. Нам бы такой союзник в Первую Эпоху… – Его недобитые твари терзают сейчас Тирн-Гортад. Пропусти нас, чтобы мы… …дорога свободна. Тишина. Оглушительная, ясная, светлая тишина. Буря умчалась так же внезапно, как и налетела. Эльфы переводили дыхание, боясь поверить, что кошмар позади. Побелевшие пальцы намертво вцепились в выступы камня. На тропе появился серебристый призрак и с гневным торжеством рявкнул: «Что распластались по камням, как лишайник?! Путь открыт! Дорога почти сухая! А вы тут как мокрая поросль висите!» Хэлгон, захлебываясь счастьем, закричал: – Железный лорд спрашивает, почему распластались… Следопыт дошел до середины фразы, когда понял, что он повторяет. Но было поздно. И потом – перворожденные слышали всё напрямую. Эти слова, в другой день и час оскорбительные и несправедливые, сейчас оказались той единственной силой, которая заставила разжать пальцы, оторваться от спасительных скал – и сделать первые шаги по вязкой глине, именуемой Железным лордом «почти сухой дорогой». Радость спасения вырвалась из груди эльдар криками. И неважно было, что, кому и о чем они кричат, важно только, что всё позади, осталось лишь пройти перевал, но опасности больше нет, и бури больше не будет, и чтобы еще хоть раз, хоть когда-нибудь, хоть шаг сделать за этим сумасшедшим нолдором, убить его за такое мало, и стоило бы зарезать, и его счастье, что он призрак, потому что ведь молодец же, мерзавец, ведь это же надо – суметь договориться с Карадрасом, ведь проще гору сдвинуть, чем еще раз испытать на себе нолдорскую наглость и самоуверенность, да они же могли без доспехов сражаться, им наглость вместо брони, вот уж воистину – второе счастье! «Мы идем – или вы до темноты намерены вести беседы?» – осведомился Келегорм. Хэлгону даже и повторять вслух не пришлось. По глине шли медленно, держась за скалы. Для людей такая дорога была бы почти неодолима, эльфам проще, но ненамного. Вниз тропа сделалась непроходимой, наверное, до самого истока Келебранта. По счастью, им надо было вверх. А буря не была обширной; впереди уже виднелись сухие скалы… дорога уже становится почти сухой… действительно – почти сухой. Только вот эльфы по-прежнему идут так, словно у них под ногами вязкое мученье. Келегорм подошел к Хэлгону. «Скажи им: привал скоро. Там, где отряд эльфов смыло». «Где это?» «Через два поворота». – Железный лорд велит передать, – бодро крикнул Хэлгон, как доводилось ему кричать на молодых следопытов, заставляя тех взять себя в руки, «низко опустить рогатую голову и идти вперед», как повторял светлой памяти Аранарт, – что привал скоро, через два поворота! Отряд непроизвольно прибавил шагу. «Гм, – сказал Келегорм, – вот как ты передаешь мои слова». Хэлгон пожал плечами: ты сам понимаешь, почему я сказал не всё. Неистовый усмехнулся: отчитывать Хэлгона за неповиновение можно было как эту глину за вязкость. И с тем же результатом. «А если я плох, – парировал встречным выпадом следопыт, – говори через любого из перворожденных. Они же тебя слышат». «Это шутка, Хэлгон?» «Шутка, Железный лорд». Дорога заметно легче. Скоро поворот. Первый из двух. «Итак, ты намерен звать меня по-синдарски?» «Аранг – неплохое имя, нет? И тебе оно нравится, сколь я вижу?» Келегорм качнул головой: «Я не против. А им так явно проще. И тебе». «И тебе», – эхом отозвался Хэлгон. Под ногами уже только камень. То есть и глина там тоже, но она затвердела крепче любого кремня. «Нравится? – прищурился Неистовый. – Много меня судьба за последние месяцы спрашивала, что мне нравится?» Следопыт покачал головой: «Лукавишь, Аранг. Тебе нравится, что ты ведешь отряд синдар. Тебе нравится, что Келеборн теперь твой союзник. Тебе нравится, что ты договорился с Карадрасом. И новое имя тебе тоже нравится». «…они что-то говорили про наглость. Про то, что она вместо доспехов некоторым нолдорам. Ты не расслышал подробностей, Хэлгон?» «Про некоторых, Аранг? Нет. Мне показалось, они говорили о нолдорах вообще. Хотя… в том шуме действительно было трудно разобрать имена». Хэлгон не знал, где смыло отряд эльфов, но что пришли на место привала – понял сразу же. Широкая площадка, плавно переходящая в лесистый склон, так и звала отдохнуть. И ни один горец, если он, конечно, не самоубийца и не сошел с ума, не остановился бы здесь. Было слишком ясно: стоит пройти даже не грозе, а просто обычному дождю – и склон станет смертоносным водопадом. Эльфы, которых настигла здесь гибель, явно не знали этого. «Отдыхаем! – скомандовал Келегорм. – Весь вечер и всю ночь! Нам ничто не грозит». Хэлгон повторил. «Костры жгите смело. Весь сушняк, какой найдете, – наш! Обсыхаем». Разбивка лагеря потребовала какого-то времени, но было еще светло, когда Келегорма плотным кольцом обступили перворожденные. – Железный лорд, – заговорил Кархид от имени всех, – мы требуем рассказа. Как ты смог договориться с Карадрасом? – Какие волшебные слова знают аглонцы? – не вытерпел Брондор. «Всего лишь одно волшебное слово, – улыбнулся Неистовый. – Слово ‘Моргот’». – А он здесь при чем? «При том, что Карадрас ненавидит, когда кто-либо пытается вмешиваться в жизнь гор. Не знаю, как гномы именно здесь смогли создать величайшее из их королевств… видимо, власть нашего Хозяина не простирается так глубоко. Но рассказ о том, что Моргот творил с горами Белерианда, оказался донельзя своевременным». – И нас пропустили потому, что ты – враг Моргота? «Не-ет, – синдары не могли видеть довольную улыбку своего командира, но они слышали ее. – Нас пропустили потому, что мы идем спасать горы. Небольшие, да. Но от мерзких существ, которые подчинили Тирн Гортад себе. От кучки маленьких Морготов, можно сказать». Синдары молчали, несколько не готовые к такому повороту. «Хэлгон!» Тот подбежал. «Ты помнишь наши старые песни о горах?» – Ну, человек бы сказал «я их тыщу лет не пел»; я их не пел гораздо дольше, но… «Так вспомни. И я вспомню. А вы, – он обвел синдар глазами, – подыграете». – Железный лорд, арфа после этой бури не… «А я не спрашиваю, как арфам после бури. И потом, они же были завернуты в кожу, значит, ничего страшного. Нашему Хозяину будет приятно услышать древние песни про горы. Так что мы с Хэлгоном споем, вы – будете играть». Он веско замолчал: кто-то хочет возразить? Молчаливый вздох был ответом: попробуй возрази ему, Железному. Это один Хэлгон и умеет… так ведь тоже – молчит. Песни вспоминает. Склон расцвел огненными цветами. У каждого костра сидели по трое, много – по четверо. Луки, тетивы, арфы – всё это было высушено и готово в дело. Пришло время песен. Келегорм не пел столь же давно, сколь и Хэлгон, и теперь с явным удовольствием наверстывал упущенные века. Петь он и любил, и умел. Всё-таки брат Маглора… хотя, конечно, не сравнить. Как не сравнить боевой клинок с брошью, сотворенной ювелиром. Синдарам мир нолдорских песен был чужд, но все они ощущали внимание Хозяина, а значит – надо подыграть. Получалось… странно, трудно для синдар, непривычно для нолдор, но кто здесь спрашивает эльфов? Не для их удовольствия это пение. Песен именно о горах у аглонцев оказалось не так уж много, и, когда они иссякли, командир решительно отправил всех отдыхать. «Да, Хэлгон, и ты тоже, и нечего смотреть на меня таким доблестным взглядом. Я призрак, мне сон не нужен. Я отлично посторожу, хотя тут и сторожить незачем». Лагерь уснул. Неистовый вытянулся на земле у одного из костров и, глядя в звездное небо, проговорил: – «Если он станет не требовать, но просить, то получит то, что просит». Интересно, почему за столько веков Митрандир не преподал эту мудрость Келеборну? К счастью для Гэндальфа, сын Феанора не знал – и так никогда и не узнал – о попытке самого мага преодолеть перевал Карадраса. Два следующих дня пути были ничем не примечательны. Обычная горная дорога. На привале пели снова, со второго раза получилось лучше – синдарам уже было известно то, что аглонцы именовали гордым словом «мелодия», и музыканты смогли и украсить, и обогатить ее так, что это не мешало скупым словам, но лишь подчеркивало их мужество и силу. Взгляд Карадраса, который по-прежнему ощущали все, остался не менее пристальным, но изрядно потеплел. На границе мира камня и леса Келегорм остановил отряд, обернулся и низко поклонился. Остальные последовали его примеру. Несколько дней пути на юг, мимо того, что осталось от Врат Мории, к верховьям Гландуина. Переправа оказалась более чем легкой, несмотря на уже рассерженную по осени реку: на том берегу нашелся подходящий одинокий валун, на этом – дерево, и знаменитая лориэнская веревка стала мостом, сократив эльфам путь по меньшей мере на день. На запад шли ночами, тайно. Келегорм не взялся бы ответить, от кого он прячет отряд, но был решительно настроен пройти так, чтобы о них не узнал ни человек, ни… нечеловек, буде тут таковой появится. Враг уничтожен и назгулов больше нет, но если бы они были единственной недоброй силой в Эндорэ, этот отряд не пришлось бы собирать. Хэлгон пару раз просился вперед – разведать, но Железный лорд не удостаивал его даже словом отказа: безмолвное движение нахмуренных бровей – и исчезал проверить дорогу сам. Следопыт молча злился, но не спорил. Через четыре дня вышли к Тарбаду. Или, точнее сказать, в болота Лебедяни. Келегорм был неприступнее Стен Мории: через мост они пройдут только дождливой ночью. Только тогда, когда он будет твердо уверен: их не заметит никто. Да, он не сомневается в том, что лориэнские плащи сделают незаметным любого… любого, кто неподвижен. Да, Хэлгон, твое умение становиться почти невидимым известно всем. Но скоро полнолуние и если мы прямо посреди моста столкнемся с кем не надо… именно ты, Хэлгон, и должен помнить, что нам не нравились путники на тракте к югу от наших холмов. А этот мост – их дорога. Поэтому: встать лагерем на болотах, костры не разводить, арфы не расчехлять, ждать дождя. До сего дня Хэлгон полагал, что умеет выжидать. Что способен сидеть на месте неделями и месяцами. Два дня в болотах Лебедяни внятно объяснили лучшему из разведчиков Арнора, что подолгу наблюдать за врагом и просто ждать – не только ни одно и то же, нет. Это полные противоположности. От тоски безделья хотелось взвыть. Полная луна для этого подходила как нельзя лучше. Она отражалась в антрацитово-черной воде, блистая и ослепляя своим блеском. Дождь? Какой дождь? Ни облачка. Звезды во всем октябрьском великолепии. Хэлгон узнал много нового за эти дни. Например, что эльф способен люто возненавидеть звезды. Хотя они уж точно не виноваты. Забот по лагерю не было, и следопыт не мог занять себя даже иллюзией деятельности. Синдары, напротив, были совершенно спокойны. Они сидели группами, тихо беседовали и не возражали, если нолдор подсаживался к ним. Хэлгон честно пытался вслушаться в их разговор. Он понимал: они поступают правильно, он – нет. Надо присоединяться к их беседе. Хотя бы слушателем. Увы: ставший почти родным за многие тысячи лет синдарин был сейчас для него непонятнее кхуздула или любого из наречий Востока. Следопыт слышал слова, но не понимал их смысла. На третий день он отправился искать Келегорма. Лорд бродил по болотам в одиночестве. В лагере он сейчас не нужен, это понятно любому. Одного взгляда на небо достаточно. «О Манвэ, ну за что?! Что мы сделали дурного – сейчас?!» Болота жили своей жизнью, и были, в отличие от эльфов, очень заняты: лебеди спускали птенцов на воду. Иные самки всё еще плавали, уподобясь кораблю, с серыми пушистыми комочками на спине – и если лебедь поднимала крыло, то забавно было смотреть, как малыши копошатся под ним. Но в большинстве маленькие лебеди уже плыли рядом с матерью – еще лишенные ее грации, но пока сохранившие очарование детства. Когда же подплывал отец, величественно приподняв крылья, чуть согнув высокую шею, ¬– то этой царственной парой нельзя было не залюбоваться. А пушисто-серые принцы и принцессы вокруг добавляли к восхищению улыбку. Черная вода, голубые блики неба на ней, белые лебеди. Вековой мрак болот и робкая пушистость, которая скоро станет ослепительной красотой. «На них можно смотреть бесконечно», – кивнул Келегорм Хэлгону. Тот довольно долго разделял восхищение лорда. Сердце успело ударить раз двадцать. Или даже больше. – Отправь меня куда-нибудь. Не могу я так. «Куда? – невесело усмехнулся Железный лорд. – Дождь поискать и привести?» Следопыт смотрел в никуда. Редкие сосны по болоту – почти как у нас, в Арноре. А кусты пепельной ивы, похожие издали на пригорки, заросшие жесткой зеленью, – заметно выше наших. То ли воды здесь больше – Гландуин их кормит, не лесное озерцо – то ли теплее, то ли то и другое разом. И почти зеленые еще, даром что середина октября. У нас уже всё в золоте и багрянце… или даже уже и не всё, облетает… «Хэлгон, я всё понимаю. Ты не можешь жить без войны. Только на войне ты – дома. Но сейчас действительно некого выслеживать». – Как ты думаешь, если кинуть им, – он качнул головой в сторону лебедей, – сушеных яблок, они будут есть? «А ты думал, чем займешься после?» – негромко спросил Железный лорд. – После чего? – не сразу понял следопыт. «После, Хэлгон». Тот вмиг забыл про всех лебедей на свете. «Враг разбит, и орки больше не будут по его воле спускаться с Мглистых гор. Та сила, что приводила в ярость троллей и варгов, ослабнет. Кого-то из них уничтожат, кто-то спрячется так далеко, что даже прославленные Следопыты туда не заходят. Для Арнора война закончится, Хэлгон. И что ты будешь делать?» – Не знаю, – отвел взгляд тот. – Не думал. Что прикажут. «Кто прикажет? Элессар? Митрандир?» Тот резко обернулся: – Ты гонишь меня?! «Я? Это я был уверен, что ты уйдешь». Немой вопрос в глазах следопыта. «Ты постоянно говорил об Арноре – ‘наш народ’. Ну и… – он дернул углом рта, – недавнее». – Ты – мой народ, – выдохнул Хэлгон. И, устыдившись своего порыва, добавил, смягчая: – Нас же всего двое осталось здесь… Какой-то лебедь, забив крыльями, взлетал – двойная белая молния, в воздухе и на воде. Келегорм молчал, не глядя на былого дружинника. Хэлгон заговорил сбивчиво: – Мой лорд, я виноват, я страшно виноват, понимаю. Я не должен был говорить тебе… и тем более – при всех, при синдарах. Но… – он зажмурился, закусил губу, – не гони меня! Он почувствовал руки Келегорма на своих плечах. Это невозможно: касание призрака бесплотно. Но он – почувствовал. Келегорм смотрел ему в глаза и спокойно произнес: «Я был совершенно уверен, что после того, как мы уничтожим умертвия, ты от меня уйдешь». – Мой лорд… «Прекрати. Я рад, – он чуть усмехнулся, – я больше чем рад, что ты остаешься, но я тебе уже не лорд. Стал звать меня Арангом – зови Арангом». – Да, Аранг, – отвечал следопыт. «Так привычнее? – Келегорм прятал волнение за вечной усмешкой. – Еще один вождь с именем на ‘Ар-’, который не хочет видеть тебя простым воином?» – Ты… тоже заметил это? «Обзаведясь новым именем, трудно не заметить его! Что ж, я в Арноре уже второй год… – он посерьезнел и договорил совсем иначе: – И второй год Арнор – во мне». Следопыт насторожился. «Итак, ты остаешься… – выдохнул тот, кого когда-то звали Неистовым. Опушка Лориэна приучила его скрывать чувства. Любые чувства. – Остаешься…» Хэлгон ждал. Любовался лебедями. Красивые они… наверное.

В дымке грядущего

Судьбе было угодно дать мне арнорское имя. Имя, какое носят владыки Арнора. А это обязывает. Судьбе угодно дать мне и арнорскую землю. Ту, что мы скоро отвоюем. Тирн-Гортад. Вряд ли Арагорну понадобятся эти руины. Вряд ли он знает, что ему делать с ними. Это знаю я. Не крепости возводить заново, нет. От кого бы? От дунгаров? Нет, они не рискнут перейти Тарбад, они забьются в предгорья. А другим врагам на юге не взяться. Руины останутся руинами. Я говорю о сокровищнице, которая под ними. И даже не о золоте и драгоценностях могил, хотя, ручаюсь, их там много. Настоящая сокровищница – иная. Сокровища памяти Арнора. Хэлгон, ты можешь назвать каждого вождя, кто погребен там. Ладно, ладно, не каждого… тебе непременно надо возразить! Хорошо, большинства. Ты можешь рассказать о его деяниях, о его друзьях и врагах. И если люди будут знать, что можно придти к нам за прошлым… пылкие юноши, мечтающие о подвигах древних героев, мудрые старцы, пишущие хроники, зрелые командиры, готовые учиться у предков… что? да, и мечтательные девы тоже, я зря забыл о них, – так вот, каждому из них может раскрыться та страница прошлого Арнора, которая нужна именно ему. Или ей. И если мы сочтем нужным, он, она унесет с собой древний меч, древнюю брошь… что именно дать – решать нам. Какую часть арнорского прошлого впустить в настоящее и будущее – решать нам. И прошлое пойдет бок-о-бок с живыми. Войдет в мир живых. Тебе не придется выбирать между верностью Арнору и верностью мне. Ты будешь служить своему Арнору: всем тем, кого ты любил, пока они были живы. С тобой они проживут новую жизнь. Пусть не во плоти, пусть в памяти потомков – но новую. Хэлгон завороженно смотрел на Келегорма. Именно так, с безмолвным восторгом, он глядел на него в то время, когда лорда еще звали не Неистовым, но Светлым, когда он говорил, что они пойдут на Восток продолжать дело Оромэ, когда свет Лаурелина еще сменял свет Тельпериона… «Нравится? – Келегорм спросил не с усмешкой, но с улыбкой. – Вот и мне…» – Это прекрасно! – выдохнул Хэлгон. – Аранг, ты понимаешь, как это прекрасно?! «Я понима…» – начал было Келегорм, но не успел договорить и слова. Его прервал смех… нет – хохот Хэлгона. Вспугнутые, забили крыльями лебеди. Самцы шумели, взлетая, самки, издавая пронзительные звуки, спешно пытались отплыть прочь – те, что несли птенцов на спине, делали это сравнительно быстро, но матери с детьми, которые уже плавали, метались, не решаясь ни спастись от неведомой опасности самой, ни остаться рядом с птенцами, гребущими лапками из всех сил, но так медленно, медленно, медленно. Их отцы яростно шипели, готовые броситься на неведомого врага, – и ему бы не поздоровилось! Хэлгон продолжал хохотать, утирая слезы. На вопрос Келегорма, что происходит, лишь махнул рукой: потом! «Н-да, – медленно проговорил Железный лорд, – я был иного мнения о лучшем из разведчиков Арнора. Так перепугать птиц, когда отряд скрывается… Нет, всё-таки многое в Арноре для меня пока остается загадкой». Уже в середине того же дня погода стала лучше. То есть она, наоборот, стала заметно хуже: задул юго-западный ветер, небо затянуло тучами – пока еще высокими, но все эльфы понимали, что ночью пойдет дождь. Лагерь оживился. Синдары зачехляли оружие, готовясь к непогоде. Хэлгон, не находивший себе места, пока все были спокойны, сейчас сидел с видом влюбленного юноши, глядя в пространство и восторженно созерцая что-то, видное лишь ему одному. Келегорм с улыбкой посматривал на него, даже не пытаясь угадать, с кем из правителей Арнора ведет следопыт безмолвную беседу. Мысли Хэлгона сейчас в далеком прошлом, и так проще. Доберемся до Холмов Мертвых – вернется в настоящее. А пока пусть бродит где ему угодно. Сумерки были многообещающе холодными и ветреными, отряд покинул болота. К середине ночи эльфы были уже у самой переправы, скрылись в прибрежным деревьях – сколь ни терпелив эльф к дурной погоде, но от этого сырого ветра лучше укрыться. Перворожденные вопросительно посматривали на Келегорма: стоит ли еще медлить? – ведь понятно, что в такую погоду никто… но Железный лорд оправдывал ими же данное ему имя и молча ждал дождя. Под утро начало моросить. Подгоняемые в спину пронзительными порывами ветра, эльфы перешли вожделенный мост столь быстро, что Хэлгон, привычно замыкавший отряд, в своей задумчивости шагал обычным широким шагом следопыта – и всё же не обгонял синдар. На лиги пути, что на север, что на юг, дорога была пустынна. Келегорм сразу же свернул с тракта, идя прямо на север. Он вел отряд к одному из проходов через Южное Всхолмье, где им предстояло разделиться: половина должна была с Хэлгоном пройти сквозь эти холмы и выйти к северной части Тирн-Гортада, половина с Келегормом ударить с юга. Зеленопутье осталось по левую руку, дождь и ветер служили эльфам надежнейшей из охран, а скоро им на помощь пришли холмы и перелески Кардолана. Отряд вошел в Эриадор, и об этом – можно было быть уверенным! – не узнала ни одна живая душа. Неживые души вскорости узнают. Но пока это неизвестно и им. Шли до темноты. Стремительный ночной шаг сменился размеренным, обычным, и Келегорм не торопил синдар. Торопиться им придется в самом конце, а сейчас – беречь силы. Ночной привал в перелеске. Закрытые со всех сторон костры: в Пустоземье прятаться не от кого, и всё же лишняя осторожность не будет лишней. Фляги мирувора, нужного сейчас больше, чем лембас. И отдых. Хэлгон пошел принести еще сушняку. «Не спится?» – С чего бы? Это неспешная прогулка, а не переход. «Смотри. Мне нужно, чтобы к бою ты был…» – К бою я буду свеж и бодр. Рассчитывай их силы, не мои. «Что ж, проверим расчеты. На пятый день после полудня? Что думаешь?» – О нет… – простонал Хэлгон. – Аранг, ты такой же, как они! «Как синдары?» – приподнял бровь Келегорм. – Не синдары. Они. Две тысячи лет меня зовут на военные советы! Скажи мне, что могу я понимать в этом?! Мое дело – разведка. Ваше дело – решать. «За две тысячи лет ты не научился разбираться хотя бы в том, как рассчитать силы отряда? Хэлгон, я не верю». Тот молчал: сначала гневно, потом сосредоточенно. Спросил: – Сколько ты дашь нам на переход через Южное Всхолмье? «А сколько ты хочешь?» – Не меньше дня. С хорошим отдыхом ночью. «Хорошо. Успеваем». – Успеваем? К чему? «Если бы я знал, Хэлгон… если бы я знал. Спроси меня, отчего я так боялся, что нас заметят на мосту Тарбада… и куда я спешу теперь! Я чувствую лишь одно: в наших краях появилась еще одна сила. Это не Враг… оно не похоже ни на Саурона, ни на назгулов, но… это враг. Он опаснее всей нашей нежити, вместе взятой». – Он в Холмах Мертвых? – нахмурился следопыт. «Я не знаю. Он где-то там. И наверняка захочет добраться до наших холмов и их милых жителей. Или до Вековечного Леса. Я не рискну пройти Незримым Миром и узнать, что он такое. Его легко спугнуть. Сначала мы закончим то дело, за которое взялись. Потом… посмотрим». Хэлгон переложил костер: неярко, но гореть будет долго. Келегорм ждал. – На пятый день? Мне думается, это правильно. Синдары не устанут. И мы, надеюсь, не опоздаем к твоей неизвестности. Кто-то из синдар спал, кто-то сидел у огня в глубокой задумчивости, кто-то ушел на вершину холма: поговорить с ночным ветром и редкими звездами, когда те выглядывают из разрывов туч. Следопыт обошел все костры, поправил дрова, подложил сушняк. Двигался он более чем бесшумно: так, чтобы не потревожить ни сна одних, ни грезы других. Вернулся к Железному лорду. Тот показал кивком: отойдем. Они прошли десяток-другой шагов. «Раз уж тебе не спится. Позволь мне узнать, – нечто среднее между усмешкой и улыбкой, – что такого смешного я сказал вчера?» – Лучше не спрашивай… – опустил голову Хэлгон. «И всё же? Чтобы ты позабыл о том, что отряд скрывается? Рассказывай, я хочу знать. Какой-то случай из истории Арнора, я правильно понимаю?» – Если бы Арнора… – он опустил голову еще ниже. Вокруг них простиралась Пустошь, и ветер свистел над ней – но Хэлгон чувствовал себя зажатым в угол. Надо было сознаваться. И он выдохнул: – Это было раньше. Еще до. В Мифриме. «Где? Где?!» – В Мифриме, – разведчик рассматривал траву у своих сапог. В темноте ее не было видно совершенно. – Тогда… Когда только пришли через Лед. Они. «И почему же я о столь замечательном случае узнаю только сейчас?» – Ты был тогда занят. Ты ругался с Аредэлью. «А ты ругался со своей женой?» Хэлгон опустил голову еще ниже (а предпочел бы и вовсе втянуть в плечи, как дивный зверь из дальнего Харада). Он не чувствовал вины, но рассказывать Железному лорду об этом… более чем не хотелось. Но придется. Отступать некуда. – Не с женой. Он выдохнул, будто собирался снова глотнуть выморжа, и произнес имя: – С Финголфином. «С кееем?!» Он молча кивнул несколько раз. «И?!» И Хэлгон рассказал о том, «как опасен путь через Лед». …хохот призраков имеет одно замечательное свойство: он не слышен в Явном Мире. Иначе бы весь лагерь вскочил разбуженным. Местность заметно повышалась. Отряд, следуя за изгибами Зеленопутья, шел теперь не на север, а на северо-запад. По-прежнему, недалеко от дороги, не больше полулиги. Хэлгон добился права уходить вперед и осматривать Тракт – если тот был пустынен, эльфы могли не слишком петлять за холмами и выбирать тропы повыше и посуше. Келегорм рассчитывал выйти к Южному Всхолмью к концу третьего дня. Они вышли еще засветло. Надвое отряд разделился еще на опушке Лориэна: Хэлгона привычно держалась молодежь (ему было правильно забрать с собой тех, кто всё равно не слышал Железного лорда), идти с ним собирался и Нимдин, и еще несколько перворожденных. Кивнув товарищам «до встречи в бою», они пошли вслед за арнорцем в лабиринт Всхолмья. Келегорм с большей частью отряда остался в укромном распадке. Здесь им предстояло провести две ночи – и о кострах теперь надо заботиться самим: Хэлгон, при котором в лагере всё делалось словно само собой, ушел на север. Еще день – и Южное Всхолмье позади. Пока они шли, следопыту постоянно приходилось сдерживать шаг; это легко делать, когда идешь последним, но когда ты во главе и азарт близкой схватки стучит в висках… Он никогда раньше не вел отряд. То есть – он водил отряды и многократно, но каждый раз – заменяя командира: погибшего, раненого… Он всегда оказывался за старшего – в самом прямом смысле слова. Здесь – за плечом Нимдин, Кархид, другие… Рассказал бы ему кто-нибудь, что он поведет перворожденных эльдар. Дориатцев. Собственного убийцу. Что, Владычица Вайрэ, не было такого в твоих гобеленах? Челнок уронишь от такого узора? Или всё-таки было? Что происходит сейчас – очередное нолдорское безумие? Или всё это и есть – Предпетое? Настоящее, не замутненное Искажением? Но задумываться об этом во время похода было нельзя: чем глубже размышления, тем непроизвольно быстрее шаг. Там, где склоны холмов были пологи и направление ясно, он старался идти рядом с синдарами. Поглядывал на Эредина – тот заметно оттаял за время этого похода. Еще бы, когда рядом с тобой идут убитый и убийца, спокойно идут, не бросают тайком яростных взглядов… Хэлгон подошел к нему поближе и спросил, как о будничном: – Ты уплывать собираешься? У недоумения очень много оттенков. От «о каком плавании ты говоришь?» до «почему спросил именно сейчас?» И они один за другим сменяют друг друга. Поневоле придержишь шаг, чтобы полюбоваться. – Если я вышел, то и твои родители вышли наверняка. Я бы на твоем месте уплыл. Подумай об этом. И не споткнись на ровном месте. Обменяться понимающим взглядом с Нимдином. Знаем друг друга всего несколько дней, а будто – несколько веков. С таким чувствуешь себя как за каменной стеной. Спокойный, улыбчивый, добрый. Меткий, опять же. Приятно сознавать, что погиб от руки хорошего чело… в общем, хорошего. И в сущности, в том, чтобы вести за собой перворожденных, нет ничего особенного. Сколькими дунаданами командовал за эти века? А последнюю тысячу лет уже в каждом – кровь Элроса. А значит – и кровь Финвэ. Сказал бы какой-нибудь провидец простому аглонскому разведчику, что ему доведется командовать сотнями потомков Финвэ … …и как у тебя нитки не путаются, Владычица Вайрэ? Поистине, несравненно твое могущество. Когда остановились на привал, Хэлгону уже не понадобилось делать ничего. Совсем. Даже отдавать приказ движением брови, как это умеют делать истинные лорды. Костер, скудный ужин… опытные бойцы вообще ограничились несколькими глотками кто мирувора, а кто и вовсе – воды. В бой следует идти налегке. И отдохнуть сейчас. Впереди долгая октябрьская ночь. Хэлгон убедился, что дров хватит до утра, улёгся у костра и прикрыл глаза.

Отсветы пламени

Спокойное золотистое тепло. Сполохи огня сквозь несомкнутые веки. Не того Пламени, что жег сердце в прежней жизни, оставляя пепел и уголья позади, но того, что, умело разожженный и незримый врагу, согревал на границе, того, что делал пещеры уютнее чертогов, того, что грел душу в просторах Пустоземья, когда огонь не разожжешь и разве что глотком выморжа согреется товарищ, а ты – гордый эльф, ты и так перетерпишь, потому что дружба и верность греют вернее, чем этот жидкий огонь. И кажется, что они сейчас рядом. Аранарт повторяет свои слова про рогатую голову – нагнем, и пойдем, и подденем на рога, можешь не сомневаться! – радостью боя сияют глаза Арагорна, пытается скрыть волнение Араглас, вернувшийся на свой север… сполохи складываются в лица, негромкое пение костра – в слова, и кажется, что многие и многие сейчас здесь, стоят рядом с ним, и если мертвый Келегорм может командовать отрядом живых – то почему мертвые люди не могут быть сейчас с ними? Твое сознание говорит, что это невозможно, ты издавна знаешь, что у атани другая судьба, ты выучил и понял это, ты знал, что с людьми расстаются навсегда… но ты сейчас не веришь ни единому слову Валар, не веришь так же глубоко, как не поверил Намо, когда услышал слова Проклятия, только тогда твое неверие было дерзким и гордым, а сейчас оно спокойное и чуть грустное: этот мир – живой, и значит, он способен не во всем подчиняться и Вашей воле, и даже воле Единого, и пусть говорят, что мертвые атани покидают Арду навсегда, но это не так, не совсем так, некоторые – задерживаются, но не из непокорства, а просто потому, что живы те, кто их помнит, кто их любил и любит, и нити любви, дружбы, сердечного тепла не дают духу умершего адана оборвать связь и уйти в то блистающее холодным огнем Неведомое, где ждет его Эру. Эру подождет. Он терпелив. Он поймет: мертвым атани есть ради чего задержать в Арде. Ради кого. Есть с кем, призрачнее призраков, пойти в завтрашний… уже сегодняшний бой.