Похищение

      Понедельник, 08:25       В глаза бил яркий солнечный свет. Я поморщилась, отвернулась в другую сторону и попыталась уснуть снова, но в уши успели проникнуть шум ветра, шелест свежей листвы, звуки от проходящей где-то в стороне магистрали, а потому провалиться в сон в очередной раз за последние сутки уже никак не получалось.       За прошедшие двадцать часов я много раз засыпала, просыпалась и снова засыпала — в томительном ожидании в лесу было абсолютно нечего делать, и сон оказался единственным выходом. После первой беспокойной и холодной ночи оставалось желание отдохнуть еще, а потому, пригревшись на солнышке, светившем на полянку днем, мне удалось успешно скоротать время до начавшегося дождя в мире сновидений. Когда стало капать, я натянула куртку, накрылась еще одной кофтой и смогла продолжить сон. К счастью, укрытие никто не заметил, разве что очередные алкаши, шатавшиеся где-то в стороне, потревожили ближе к вечеру. Но они на то, собственно, и алкаши, чтобы ни черта вокруг себя не видеть.       Ровно с наступлением темноты организм решил, что пора бы уже и вставать. Поскольку температура воздуха резко понизилась, пришлось достать из рюкзака одежду потеплее и укутаться в нее, надев поверх куртку поплотнее. Еще повезло, что из плывших ночью по небу туч не полил новый дождь, а то было бы совсем невесело. Хоть без заморозков обошлось, и на том спасибо. Впрочем, при сильном ледяном ветре на просторной полянке не сильно приятнее, потому я перетащила все вещи с солнечной стороны внутрь впадины, понадеявшись, что там будет не так холодно. Земля, в отличие от влаги, теплом не изобиловала, но я подложила под себя рюкзак. Внутри природной выемки ветер действительно почти не ощущался, и через часа полтора мучений я смогла все же снова задремать, просыпаясь, впрочем, от любого неожиданного звука вроде крика ночной птицы или визга тормозов на шоссе. С горем пополам удалось дотянуть до утра, и ближе к рассвету даже нормально уснуть — но теперь, когда от солнца никуда не деться, придется вставать.       Осознав, что мне больше не нужно заставлять себя спать, я с радостью повернулась обратно, подставив лицо солнцу, с легкостью разлепила глаза, поднялась со своей «кровати», потянулась и окинула взглядом поляну, которую, казалось, уже знала наизусть. Неужели все-таки настал столь долгожданный день?       Я еще раз посмотрела вокруг — никого, только цветущий лес. Несмотря на едва наступившее утро, было уже достаточно тепло — можно и сбросить куртку, все равно солнце на ближайшие пару часов никуда не уйдет. Подложив ее под себя, я села на рюкзак и стала просто смотреть вдаль. Радость от пробуждения быстро сменилась мрачным пониманием того, что до вечера мне снова абсолютно нечего делать. Мне даже подумать не о чем, потому что информации от Натана, как и его самого, не было и нет. Сегодня понедельник, а значит, он наверняка отправился в школу и не придет сюда в ближайшие восемь часов. И как высидеть здесь все это время? Я даже пойти прогуляться не могу, ведь сразу заблужусь — остается разве что кружить по полянке.       Еще несколько минут я сидела, в голове медленно, путаясь, шевелились мысли. В какой-то момент урчание живота напомнило о том, что я сильно хочу есть, так как с прошлой ночи во рту у меня не было ни маковой росинки. В конце концов, прием пищи — тоже занятие. Хоть какое.       Встав и открыв рюкзак, я повернула его к солнечному свету, присела на корточки и присмотрелась к содержимому. Помимо еды и одежды, там лежали всякие бумажки, которые своим шелестом чуть не сорвали вчерашний побег — без телефона я не рискнула бы уйти в лес одна. Откуда-то из недр кармана выкатилась и ручка. Даже об этом Натан позаботился, взял ее на всякий случай, несмотря на нервы. Записывать новый план ему не пришлось, но вещь оттого бесполезной не становится — почему бы, например, не порисовать? Художник из меня никакой, но все лучше, чем просто сидеть и мучиться.       Прикончив банку рыбных консервов, я, несколько поколебавшись, все же бросила мусор в сторону и вытерла руки предусмотрительно положенными в рюкзак салфетками. После, отложив листки с какими-то цифрами и непонятной мне схемой, взяла оставшиеся чистые, ручку, другую банку консервов и положила ее на колени вверх дном, на банку кое-как примостила листы и начала выводить что-то непонятное. Получилось похоже на контур какого-то зверя вроде кота или собаки. Попробую нарисовать кота.       11:27       Устав рисовать, я решила размяться и побродить по полянке. С топографическим кретинизмом бывает очень трудно. Жутко хочется полазить по лесу, чтобы хоть чем-то развлечься, поискать чего-нибудь интересного, но приходится ограничивать себя, чтобы не заблудиться.       Пели птички, светило солнце. Я ходила в разные стороны, потягивалась, прыгала. Со стороны это могло выглядеть сколь угодно по-идиотски, но зрителей вокруг не было, что позволяло придуриваться в свое удовольствие. Наконец, вдоволь размявшись, я вернулась к своим вещам, присела и перевела дыхание. После снова взяла банку консервов, листы и ручку и задумалась над новым рисунком. Кот, собака, дом, автобус и даже Натан, несколько смятые, лежали неподалеку, распугивая своим видом жуков и мошек. Нет, не вырасти мне художником, и сложные рисунки тем более не для меня. С другой стороны, а как еще развить навык рисования, кроме как не опытом? Те же итальянские художники эпохи Возрождения не с самого рождения свои шедевры катали. Лучше старательно корпеть над пятью сложными зарисовками, чем быстро набросать пятнадцать легких и снова не знать, чем заняться. Наоборот, нужно рисовать что-нибудь даже посложнее, чем лицо Натана. Может, изобразить какой-нибудь абстрактный проспект с сотней машин, людьми, всеми вывесками и деталями на домах? Надо попробовать.       Я начала прорисовывать основные линии — самого проспекта, тротуаров, домов, уходящих вдаль. Примерно разметила здания, какое-то выше, какое-то ниже. Контур почти готов. Осталось раскрасить его посильнее, а там можно и к мелочам переходить.       С головой уйдя в рисование, я далеко не с первого раза среагировала на явно человеческие крики, доносившиеся откуда-то со стороны. Лишь когда они стали членораздельными, до меня дошло, что пора оторваться от своего занятия.       — ВИКА! ВИ-И-ИКА-А-А! — надрывался кто-то, подходя все ближе и ближе. Времени раздумывать не было, я за секунду закинула все вещи в рюкзак и собралась было бежать куда глаза глядят, но тут же, не успев и на метр отойти, ринулась обратно во впадину, где шанс попасться был еще меньше. Или меня, наоборот, тут легче обнаружить? Черт его знает, как видно эту яму со стороны! Да и с какой стороны? Нет, лучше бежать.       В итоге все же поднявшись, я помчалась за ближайший толстый дуб и спряталась за ним так, чтобы меня не было видно с поляны. Если слух не подвел, звуки доносились откуда-то с противоположной стороны, а значит, человек, звавший меня, рано или поздно выйдя на открытое пространство, никого не увидит. И тут же я пожалела о своей разминке — несмотря на то, что расстояние от впадины до дерева было от силы шагов тридцать, ноги после еще одной короткой пробежки разболелись и разнылись. Если, не дай бог, тот человек направится в мою сторону, я от него уже не удеру.       — ВИ-И-И-И-ИКА-А-А-А-А! ВИ-И-ИКА-А-А, ОТВЕ-Е-ЕТЬ! — орал, как мне показалось, мужской голос все громче и громче. Я пыталась собрать ворох разбегающихся мыслей в одну цельную кучу. Кто это и зачем он меня зовет? Может, кто-то гулял по лесу с девушкой по имени Вика и потерял ее из виду, вот и кричит теперь? Ага, держи карман шире. Скорее, это милиционер идет по наводке — ведь сегодня, кажется, третий день с момента похищения и поиски пропавшей, то есть, меня, уже начались. Если так, то отзываться ни в коем случае нельзя. А вдруг это Натан пришел? Нет, нет, я бы узнала его голос сразу же.       — Вика, не бойся, я не мент! Выходи, меня прислал Натан! — именно это сейчас прокричал мужчина (в чем я уже не сомневалась), если на нервах не послышалось. Какого мужика мог прислать Натан? Своего друга, к которому убежал еще вчера? Но какого черта его? Может, это все-таки уловка милиции, а Натан во всем признался и вскоре пойдет под суд? Господи, даже думать не хочу об этом. Нет, пока не рискну выходить.       Мужчина надрывался дальше, раз за разом вопя мое имя, и, похоже, начиная уже немного уставать. Голос стал тише — то ли этот человек не заметил поляны и пошел в сторону, то ли просто больше не может так громко орать. Нет, глупо сомневаться, зовут именно меня. Вот только кто и зачем? Сердце колотилось, как бешеное.       Но чего же я, черт дери, жду? Если Натан и вправду попался и теперь сидит в отделении, то зачем мне оставаться здесь? Выйду на крик, на все вопросы отвечу, что самостоятельно в лес ушла и не понимаю, причем тут вообще мой парень. А если он все-таки на свободе и действительно попросил кого-то найти меня? А я в критически важный момент прячусь от этого человека за деревом?!       Мысли пронеслись в голове буквально за секунду. Сначала я все же осторожно выглянула из-за широкого ствола, но в следующий момент, плюнув, помчалась на звук, не в силах рассмотреть хоть кого-либо среди густо растущих по другую сторону полянки деревьев. Да чтоб тебя, забыла рюкзак!       — Я ЗДЕСЬ! — так громко, как могла, закричала я, возвращаясь за сумкой. Не подберу сейчас — забуду потом, где она. Там и еда, и одежда, нельзя оставить ее просто так в лесу. — Я Вика! Где вы? Я тут, на поляне!       — Вика! — голос снова стал громче, и я уже не сомневалась, что бегу в нужном направлении. — Это ты?       — Я!       — На какой ты поляне?       — Да здесь я, здесь! — уже не так громко кричала я, увидев все-таки неподалеку расплывчатый силуэт высокого мужчины. Он, судя по всему, тоже меня заметил и пошел навстречу. Убедившись в этом, я замедлилась, почти остановившись — ноги разболелись чрезвычайно сильно, особенно та, которая на днях была ушиблена машиной.       Вскоре мы уже стояли друг перед другом. Громила смотрел на меня свысока в прямом смысле этого слова. Я не до конца понимала, что происходит. Этого амбала прислал Натан? Да откуда он его знает вообще? Или это и есть его друг Саша, о котором он рассказывал вчера?       — Гена, — протянул огромную лапу мужик, развеяв тем самым сомнения. Нет, не Саша. Но кто? — Ты меня не боишься? Я не легавый, не переживай.       — Да я уже поняла, — сдавленно улыбнулась я, на самом деле по-прежнему ничего не понимая.       — Вместо тысячи слов, — громила достал мобильный телефон, что-то в нем поискал и, ткнув пальцем в экран, протянул мне свой относительно новый Samsung. На дисплее виднелось лицо Натана. Я взяла смартфон и сделала погромче.       — …в общем, он вместе с Сашей за тобой заедет, найдет тебя в лесу, ты только не пугайся! Для чего это нужно — в общем, я с одним своим другом решил, что тебя стоит отправить в Бобруйск, — слова Натана трудно было различить из-за постороннего шума на записи, но я пока что все понимала. Бобруйск? Что?! — …где ты будешь жить у этого самого друга. Его зовут Ваня Волк, он живет в обычной квартире на окраине города. Там тебя точно не найдут. А я пока буду разбираться со следователями и кое-какими другими проблемами. Гена заберет тебя, уведет в машину…       Амбал, услышав эти слова, сделал приглашающий жест рукой и быстро двинулся куда-то вглубь леса. Я, стараясь не отставать, пошла за ним, на ходу слушая слова Натана и стараясь хоть краем глаза смотреть само видео.       — …вы, наверное, приедете в Бобр ближе к вечеру. Не бойся, когда вы начнете кружить по городу…       — Блять! — послышался из динамика смартфона голос громилы. Гена реальный этого, похоже, не услышал.       — Что такое? — отвлекся от записи Натан.       — Да подрезала одна сучка, будем теперь стоять три часа на этом ебучем светофоре!       — Аааа… — Натан вновь повернулся к камере и продолжил говорить уже мне. — Так вот, вы начнете кружить по городу — не бойся, это не маньяки, которые хотят тебя завезти куда-то в глушь, просто Ваня будет ждать вас ближе к девяти вечера у подъезда, нужно будет время как-то скоротать. Вот… Ну, не знаю, что еще сказать. Извини, что заставил тебя пострадать немного в одиночку, но ты же помнишь, ради чего все это. Я никак не мог с тобой связаться или прийти, опасно. Я тебе обязательно позвоню следующим вечером, сразу из школы поеду к Грибанову и позвоню с его домашнего Ване, поговорим с тобой. Вконтакте мне лучше не пиши даже с Ваниного аккаунта, только если что-то срочное, потому что может случиться так, что историю моих сообщений запросит следствие, и тогда… В общем, у меня мало времени говорить, но я надеюсь, что ты поняла примерный план на ближайшее время. Когда мы вернем тебя из Бобруйска — пока не знаю, сообщу. Нужно будет переждать пару дней, пока следователи будут бегать туда-сюда, а когда они переключатся на другие дела и забьют на нас болт, тогда и решим все. Ладно, Вика, не переживай. Я люблю тебя и делаю все, что могу. Созвонимся.       Видео оборвалось. К этому моменту мы с Геной вышли на какой-то луг, вдали виднелась полоска дороги, на обочине которой стояла машина. Не смущаясь, амбал поперся к ней прямо по только взошедшим росткам какой-то сельскохозяйственной культуры, которую я, несмотря на свою десятку по биологии, распознать не смогла. Я постаралась идти аккуратнее, по бороздкам между грядками, но поле все равно развезло от вчерашних дождей, поэтому вскоре я плюнула и стала ступать, где посуше.       Через несколько минут мы подошли к невысокому темно-зеленому автомобилю с подбитым бампером. Да уж, что бы подумали родители, узнай они, что я сажусь к незнакомому человеку в такой сарай. Да что бы они вообще подумали, если бы узнали, что происходит со мной последние пару дней?       Гена взял у меня телефон, набрал в нем что-то, пока я садилась на заднее сиденье, вскоре сел сам и мы поехали по разбитой грунтовке куда-то вдаль. Впереди и сбоку были красивые поля. Интересно, в какой стороне Минск? Из-за лесов, росших по сторонам, я не могла разглядеть никаких высоток. Но вот, стоило проехать еще с минуту, и за холмом показалась уже какая-то деревенька, за деревенькой — дорога, за дорогой — развязка, за развязкой — серые многоэтажки. Это Малиновка или какой-то еще район? Интересно, наверное, все-таки, сходу определять это по таким фасадам, как получается у Натана. Жалко, что мне такого в жизни не светит.       — Ну скажи ты хоть что-нибудь, Вика, — заговорил Гена. — Как чувствуешь-то себя, нормально? Нам в этой колымаге пару часов катить по всяким зажопьям, не будем же мы молча сидеть.       — Да, нормально, — подала голос я, жутко стесняясь. Почему-то в лесу Гена не вызывал у меня каких-либо отрицательных эмоций, но оказавшись с ним и Сашей в замкнутом пространстве, я почувствовала дикий приступ стеснительности и даже какого-то страха. А ведь мне действительно мало того, что не один час ехать непонятно куда с незнакомыми людьми, так они еще и находятся от меня на расстоянии вытянутой руки.       — Натан мне расписывал, как тебя родители угнетают и избивают. Это правда, Вика? Может, ты на самом деле и не хочешь никуда ехать? Так мы тебе поможем, — Гена посмотрел на меня в зеркало заднего вида, после чего вырулил на шоссе и помчался в сторону развязки.       С чего это он задает такие вопросы? Мне стало совсем неуютно. Чтобы немного успокоиться, я намертво приковала свой взгляд к окну. Потом поняла, что нужно как-то ответить.       — А, да почему, он прав… Мои родители на самом деле жизни спокойной не дают, я и сама хотела от них убежать, — протараторила я чуть ли не на автомате, а настроение стало хуже некуда. Кому я вру, не хотела я никуда бежать! И опять хочется хорошо подумать над всем происходящим. Может, еще не поздно сказать Гене правду и попросить отвезти меня домой? Но так я подставлю Натана, а этого бы совсем не хотелось. Хоть я и смогу убедить всех, что убежала по своей воле, тогда все равно насмарку пойдут труды моего парня по организации похищения. С другой стороны, почему я ставлю судьбу Натана выше своей? Он по своей воле все это устроил, меня не спрашивая. К тому же его я ни в чем обвинять не буду, а какому следователю нужно просто так с ним морочиться? С ним все точно будет хорошо. А что будет со мной?       Мне стало действительно страшно. Я смотрела в окно, но не видела в нем ничего, кроме собственных мыслей. Хотелось плакать. Нельзя сдаваться сейчас, когда я уже сижу в машине, наверняка с трудом добытой Натаном, с людьми, которые сорвались со своих дел ради переброски меня куда надо. Но к чему все это приведет? Натан говорит, что я буду жить у его друга, который мне даже не знаком, пока все не уляжется — а когда все уляжется? Уляжется ли вообще?       Я не слышала даже, задавали ли мне какие-либо вопросы. Мне срочно нужно было дать волю эмоциям, но нельзя, чтобы кто-то об этом узнал.       — Вика? С тобой все хорошо? — озабоченно спросил Гена, выезжая на шоссе.       — Да, я просто… немного посплю, ночью не спалось.       — Без проблем, ложись, устраивайся, как удобно, — громила, кажется, понял, что не время для разговоров. Я мигом отвернулась так, чтобы моего лица никто не видел, и разлеглась на заднем сиденье. Спать я, конечно, не хотела ни в коем разе. Настолько не хотела, что даже не закрывала глаза. На обивку сиденья потекли слезы.       14:19       Я не знала, сколько плакала, и не заметила, когда успокоилась. Побоявшись сразу же вставать, я еще долго лежала на одном месте, почти не двигаясь, и пыталась трезво, уже без психов, оценить, что ждет меня в Бобруйске и как следует себя вести в ближайшее время. Смирившись с тем, что отступать уже некуда — последний шанс покончить с приключениями был упущен после вопроса Гены — я прикидывала, сколь долго мне теперь придется сидеть у незнакомца в квартире и каким путем я вернусь оттуда домой. Я в очередной раз подавила себя, положившись на Натана — но я, по крайней мере, уверена, что он выполнит все свои обещания. За сутки мой парень смог отыскать взрослых людей, способных помочь в осуществлении его плана, и уговорить их посодействовать: и громилу с машиной, и друга с квартирой, да бог знает, кого он найдет завтра. Не удивлюсь, если в Бобруйске меня будет ждать еще десять человек, у каждого из которых будут свои задачи и заранее расписанные алгоритмы для их выполнения, и все ради того, чтобы я чувствовала себя комфортно. Все-таки, пусть я часто и жертвую чем-то, а потом оттого плачу, не может не радовать то, что на такую мощную опору, как Натан, в любом случае можно положиться, даже если я решила поступить не совсем правильно или попросту глупо. Не прогадала я в свое время, когда по совету подруги Маши решила познакомиться поближе с «интересным парнем». Он показался на вес золота еще тогда, когда смог запросто общаться со мной на все сто двадцать тем, на которые мы переписывались одновременно, проставляя, чтобы не запутаться, номера. Я не могла представить подростка, с которым мы бы вообще могли найти столько разных вещей для обсуждения, не говоря уже о том, чтобы разговаривать обо всех сразу. Напиши я такую гору текста любому из своих одноклассников — вмиг стала бы посмешищем, любой из своих подруг, включая ту же Машу — получила бы в ответ короткую отговорку. Наверное, тогда я и влюбилась в Натана, когда он постепенно начал присылать все более и более огромные ответы на каждый из пунктов. Кто же знал, что когда-нибудь это чувство приведет меня к тому, к чему привело. Все-таки жизнь — удивительная вещь. В то же время восхищаться этим сейчас нет абсолютно никакого желания.       Размышляя, я лежала на сиденье, пожалуй, не один час, и не встала даже тогда, когда мерный гул быстрой езды по идеально ровной автостраде сменился сначала шумом и скрежетом кузова от неспешного проезда трещин в асфальте, а потом и попросту заглушавшими все остальные звуки обильными матами Гены в адрес дорог и дорожников. Видимо, амбал напрочь забыл, что везет в салоне якобы уставшую и спящую жертву похищения. Лишь тогда, когда одна из моих ног онемела настолько, что ее не получалось даже почувствовать, я решила, что пора бы уже и «проснуться».       Для вида немного повертевшись туда-сюда на тесном сиденье, я попыталась сесть, и именно в этот момент машину мощно подбросило на какой-то колдобине, так, что меня хорошенько приложило головой о потолок. А в следующий миг машина остановилась, и очередная матерная тирада Гены дала понять, что это надолго.       — Пиздец, блять! Суки! За что я плачу эти сраные налоги, блять, за чей-то коттеджик в Дроздах? Урою уебанов!       Резко распахнув дверь, Гена, так и не заметив тщательно сыгранного мной пробуждения, вышел на улицу и присел у переднего колеса, оценивая ущерб. Поток нецензурной брани из его уст продолжался, хоть и с перерывами. «Ну вот и попала, теперь еще и до Бобруйска не доеду», — стоило подумать мне, как тотчас на душе стало так мерзко, что захотелось выйти и бежать, бежать, бежать куда подальше, чтобы хотя бы Гена с Сашей смогли нормально вернуться домой без всяких происшествий. Стоит мне где-нибудь появиться — обязательно происходит какая-то дрянь, так может, и не стоит нигде появляться вовсе, а обезопасить от себя общество?       Я хотела уже зарыдать снова, но тут в машину вновь ввалился ее водитель, и мне пришлось приложить неимоверное усилие, чтобы не разреветься у него на глазах.       — Ой, Вика, ты уже встала. Ну как, отдохнула? — заботливо спросил Гена. — Мы тут, если ты понимаешь, конкретно застряли, я-то хотел объехать трассу по глухим дорогам, а тут, оказывается, все настолько глухо, что прямо пиздец, врать не буду, — невесело усмехнулся он и начал давить на педаль газа, ловко переключая передачи с одной на другую.       Наконец машина сдалась под натиском громилы и медленно, но верно покатила вперед, постепенно выезжая из ямы, судя по брызгам, заполненной вязкой грязной жижей. Через две мучительных минуты и несколько победных криков Гены автомобиль все-таки вырвался из плена, напоследок облив грязью все в радиусе десяти метров вокруг лужи. Захлопнув свою дверь, бывшую все это время распахнутой настежь, громила как ни в чем не бывало поправил свой опрятный дорогой костюм и помчал, уже почти не матерясь, дальше по разбитой грунтовке, лихо объезжая все ямы и колдобины и каким-то чудом не попадая в них даже на резких поворотах и узких участках дороги, где оная была плотно окружена густыми зарослями цветущих кустов и деревьев.       На удивление, еще с полчаса, пока Гена мастерски вилял по убитым вусмерть грунтовкам, мы ехали в гробовом молчании. Так как за окнами не было практически ничего интересного, я вновь задумалась о своем, а потом от нечего делать стала рассматривать интерьер машины. В какой-то момент я поймала себя на мысли, что третий человек, находящийся в салоне, — тот самый Саша Грибанов — моим мозгом воспринимается как одна из его составных частей. За всю поездку этот человек еще ни разу не подал признаков жизни. Что с ним такое, и почему Гене до этого нет никакого дела? Может, ему плохо? Иначе почему он обмяк и будто спит на своем сиденье, не реагируя ни на крики громилы, ни на дичайшую тряску по колдобинам? Глаза закрыты, но вроде как дышит. Прикидывается, как и я? Но зачем? Да и невозможно притворяться настолько идеально. Нет, тут что-то не то.       Я внимательно принюхалась. В воздухе витал непонятный запах — грязи, пота, рыбы. С одной стороны, алкоголь немного чувствуется, с другой, я с пьяными почти никогда не сталкиваюсь, и как они пахнут, не знаю. Но как еще объяснить тогда такое поведение Грибанова, а точнее, его отсутствие? Кроме как огромным количеством выпитого — никак. Неужели хоть кому-то и вправду может прийти в голову мысль надраться перед участием в перевозке похищенной девчонки? Да, видимо, не все столь радужно, насколько я представляла.       И только хотела я задуматься над этим и увязать все в одну кипу с предыдущими мыслями, как машина вновь вырулила на более-менее ухоженную дорогу с покрытием и разметкой, отчего Гене вмиг стало не нужно пристально следить за каждым сантиметром пути, и он решил опять со мной поговорить.       — Вика, ты никогда не думала, что от настроения зависит многое?       Я не ожидала такого вопроса и вместо ответа продолжила неловко молчать. Только через десять секунд до меня дошел его смысл, но я все же смогла ответить прежде, чем Гена снова раскрыл рот:       — Если честно, я такими вещами не заморачиваюсь. Сами понимаете, сейчас другое волнует.       — А это взаимосвязано, — Геннадий отвернулся от дороги и посмотрел мне в глаза. — Вот ты сейчас сидишь с таким таблом, как будто едешь не в Бобруйск спасаться от ненормальных родителей, а прямиком в концлагерь, где тебя ждет газовая камера. Я понимаю, что ты сейчас угнетена и расстроена, и я в идеале должен сдувать с тебя пылинки, но я и реальную жизнь повидал. Приедешь ты, Вика, к этому чуваку на хату, и что он подумает, увидев на пороге такой труп? Захочет он с тобой возиться? Только если твой Натан — его большой кореш и сможет долго уговаривать. Это мелочь, а она на многое влияет. Все бесхитростно, еба.       Я не знала, в который уже раз за сегодня ничего не могу ответить на обращенные ко мне реплики. Что это было? Дружеский совет? Подкол? Просто пьяная шутка, если вчера Гена составил компанию Саше в употреблении алкоголя?       — И не обращай внимания на этого, блять, алкаша! — словно прочитав мои мысли, воскликнул громила и показательно несколько раз пихнул Сашу, в очередной раз отвлекшись от дороги. Тот что-то нечленораздельно промычал и продолжил спать, как убитый. — Ну подумаешь, перебрал он вчера, бывает. Что взять с идиота. Все мы люди, в конце концов. Я же вижу, что ты заныкалась в угол, трясешься там, смотришь с опаской на него. А он просто спит, и даже не знает, что ты вообще здесь. В Бобруйске проснется, разве что ныть начнет. Он же миролюбивый, — Гена снова отвернулся от руля и потрепал пьяного друга по макушке ровно в тот момент, когда по встречке проносилась нагруженная фура. — Ты всех боишься, Вика, и вот в этом, по-моему, твоя проблема. Я более чем уверен, что дома у тебя не так все страшно, как мне рассказывал Натан, и родители у тебя строгие, но соображающие. Просто ты боишься им разок все по чесноку высказать, ну, а почему — уже другой вопрос. Я бы так, посмотрев немного, не отвозил тебя никуда, я не скрываю, просто мне заплатят за это бабло. А бабло нужно всем, ты ведь большая девочка, должна понимать. Надо быть бунтаркой, Варя… тпфу, бля, Вика! Что ж такое-то, — выругался Гена. — Надо быть бунтаркой и всех уебков на место ставить, когда зарываются. И всегда при этом нужно быть на позитиве. Тогда не будет у тебя и проблем в семье, и с друзьями, и на работе, и в школе. И с уебками, — усмехнулся он, вновь сворачивая в какую-то деревню. — Тогда будет у тебя только рай и гармония.       Гена опустил стекло своей двери, достал сигарету и немного ободранную зажигалку золотого цвета, прикурил и начал выпускать клубы дыма, даже не пытаясь повернуть голову в сторону только что открытого окна.       — А пацан у тебя, Натан, хороший. Любит он тебя мощно. Только в жизни этой он пока мало понимает.       Я бы многое отдала, чтобы стать в этот момент невидимой. К счастью, Гена увлекся выпусканием дымовых колец, и в машине снова повисло молчание. Даже многочисленные ямы и колдобины не смогли взбесить громилу, настроение у которого заметно улучшилось после продолжительного монолога.       17:28       Чтобы избежать дальнейших разговоров о жизни, я вновь прикинулась спящей, только на этот раз ложиться никуда не стала, а просто закрыла глаза, отодвинулась в угол и обмякла, дабы было заметно, что меня не стоит тревожить. Только чудом удалось скоротать таким образом еще несколько часов. Когда за бортом стало быстро темнеть, я зашевелилась и разлепила глаза, надеясь, что наступил вечер и поездка вот-вот закончится.       Стучание капель дождя по стеклу было хуже смертного приговора. По небу плыли темные тучи. Я бросила взгляд на негромко игравшее радио, где было указано время — полшестого. А это значит, что впереди еще более трех часов сидения в машине, которые уже тянутся, как вечность. Такое чувство, что даже в лесу время бежало быстрее. Может, это потому, что там я нашла себе хоть какое-то занятие?       Автомобиль мчался по добротной двухполосной трассе на скорости под сто, за окном сменялись однообразные пейзажи. Гена хлебал что-то из потрепанной пивной бутылки. Не успела я мысленно задаться вопросом, зачем держать в машине такой компромат, как вдруг зашевелился Саша — несколько раз потянулся и тупым взглядом уставился на дорогу.       — Доброе утро, страна! — поздравил его с пробуждением Геннадий.       — Пошел ты… — у Грибанова, похоже, сил не было пока даже на мат. Да, как бы меня не убеждал в обратном Натан, в моей семье есть по крайней мере один плюс: я никогда не видела даже едва пьяных отца или мать, а чтобы кто-то из них допился до такой степени, представить просто невозможно.       Еще с минуту все, как и прежде, было тихо и спокойно. Грибанов немного покачивался на своем сиденье. И тут машина резко затормозила, свернула на обочину и выехала на траву, где и остановилась, а в следующую секунду Гена распахнул створку рядом с Сашей и, сыпля матами, практически вышвырнул его на улицу под ливень. Прежде, чем я поняла, что произошло, Гена словил мой взгляд и показал мне, чтобы я легла на пол под сиденье. От неожиданности и непредсказуемости происходящего мне стало невероятно страшно, но уже через миг я, повинуясь приказу, чуть ли не грохнулась на пол, где и затихла, вдыхая странный запах, исходивший от ковриков, который был подозрительно похож на запах кукурузных хлопьев.       Шум дождя и ветра почти полностью скрыл от меня звуки с улицы. Я боялась выглядывать наружу, поэтому могла рассмотреть только то, что было непосредственно перед глазами — пол. Приглядевшись, я поняла, что лежу не просто на полу, но на очень грязном полу — неудивительно, что тут пахнет хлопьями, поскольку коврики просто усыпаны какими-то крошками, которые, судя по всему, валяются здесь не первый год. Странная же у людей бывает логика — сами в дорогом костюме, с золотыми цепями и кольцами, ухоженные, опрятные, а в машине в этот момент — настоящая свалка. И пусть у меня десятка и по обществоведению, но не понимаю я, как у одного отдельно взятого человека вообще может быть такое разное отношение к тому, что ему дорого. Может быть, я просто еще жизни не повидала?       — Ну ты все, закончил? — донесся до меня голос Гены. — Точно все выблевал? Учти, не дай бог ты попробуешь обрыгнуть мне что-то в машине, я, блять, тебя заново все это сожрать заставлю. Алкаш, сука.       Какой-то кашель, неразборчивые слова. Веселье продолжается. Наверное, мне стоило быть похищенной только ради того, чтобы получить столь незабываемый опыт.       Я покорно продолжала лежать на полу и созерцать многочисленные крошки, пока Гена несколько раз в разных вариациях предупреждал Сашу, что его ждет за попытку извержения рвотных масс в машине. Только когда оба вернулись в салон и автомобиль вновь помчал по шоссе, я смогла подняться, отряхнуться и сесть на свое сиденье. Все окна к этому моменту залило так, что сквозь них не было видно абсолютно ничего. Можно было и не валяться по полу. С другой стороны, раз уж Гена обязан доставить меня в целости, сохранности и неизвестности, нельзя не признать, что он старается быть в этом ответственным. В отличие от Саши, без которого, правда, мы с Натаном о Гене бы и не знали — он все так же тупо сидел на своем сиденье, будто не до конца понимая, где находится и куда едет, только вся его майка теперь была промокшей насквозь.       — Бобруйск, — через пару минут оповестил Гена, а за окном промелькнуло что-то, похожее на указатель. — Начинается самое интересное, самая мякотка, так сказать. Будем изучать все зажопья города, которые сможем найти.       Сказал и посмеялся. Внезапно его в этом поддержал даже Саша, чуть ли не впервые осмысленно подавший голос за всю поездку. А я, напротив, к этому моменту вновь ушла в свои мысли и как-то отстранилась от происходящего, не видя в залитом водой лобовом стекле, по которому весело бегали стеклоочистители, ничего, кроме пустоты.       19:04       — Мы здесь же, нет?       — Да нет, блять, здесь. Сеть не ловит, сука.       — Да ну, хуйня какая-то… Вон же дом стоит… И сарай какой-то…       — Квартира твоя — сарай. Тут детский сад помечен, а он справа, нахуй. Можешь посмотреть в соответствующую сторону и даже увидеть.       — Ну может быть… не знаю…       Машина с включенным мотором стояла посреди дороги в убитом частном секторе, на улице из-за туч стемнело почти окончательно. Дождь прекратился, но стеклоочистители все еще работали, нарушая умиротворяющую тишину своим скрипом. Гена и оживший Саша склонились над навигатором и пытались понять, почему он перестал работать и где вообще сейчас находится машина.       — Ну давай же, сука! Блять, опять в такие ебеня заехали, что даже сраный навигатор ничего не видит. Погнали, короче, на выезд, там должно получше быть, если эта падла сама по себе не сломалась. Пусть только попробует, блять.       Приняв решение, Гена переключил передачу и покатил, объезжая ямы, к перекрестку с главной дорогой, видимо, сам не понимая, как вообще заехал в еще один богом забытый дворовый проезд в частном секторе.       Я не без интереса наблюдала за решением проблемы постоянно сбоящего навигатора, но обычно все сводилось к тому, что за несколько минут, повторив по десять раз одни и те же ругательства, Гена и Саша решали ехать в направлении центра города, и это неизменно помогало. Что мешало просто кружить в оставшееся время по основным улицам Бобруйска — загадка. Может, они запарились, вот и не догадываются?       — Так может, лучше вообще не заезжать в такую глушь? Давайте покатаемся по главным проспектам, город посмотрим, — неожиданно для самой себя громко и четко предложила я, впервые заговорив нормально в этой поездке, даже позже, чем это сделал Саша. А Гена прав — если, несмотря на проблемы, держать позитивное отношение ко всему происходящему, эти проблемы как-то отходят на второй план.       — Логика у тебя работает, Вика, хорошо, — похвалил Гена. — Да только у меня нет гарантии, что по главному проспекту не проедет мусорская тачка, а ее, так сказать, содержимое не увидит в окне тебя.       — Так все вокруг водой залито. Кто меня здесь узнает-то?       — Нет, родная, — отрезал Гена, — рисковать я не буду. Тут, в засранских переулках, конечно, увидеть тебя можно тоже хорошо, но вероятность этого — одна слепая бабка, вышедшая в магазин, против тысяч людей на проспектах. Потерпи, нам не так долго осталось. В конце концов, настоящий город — вот он, в этих косых хибарах, а не в вылизанных поросячьих коробках.       «Поворот направо через пятьдесят метров», — ожил навигатор.       — Ну вот и ладненько, — Гена завернул в очередной дворовый проезд, не доехав до перекрестка с главной дорогой, судя по навигатору, как раз эти пятьдесят метров. — Пока тут будем ехать. Блять, и тут ямы, да как в этом замкадье живут-то?!       «Поворот налево через двести метров», — навигатор стал корректировать маршрут к цели, коею был отмечен дом Вани, если так на самом деле зовут гостеприимного друга моего парня.       — Да заеби! — треснул кулаком по панели Гена, однако навигатор трогать не стал.       В соседнем дворе недавно был положен новый асфальт, а потому громила впервые за долгое время притопил педаль газа в пол и помчался по узкой полоске дороги чуть ли не быстрее, чем по автостраде.       — Эй, осторожнее, — зашевелился Саша.       «Вы превышаете допустимую скорость! Снизьте скорость», — вторил ему навигатор.       — Ладно, — Гена покорно начал тормозить, и тут прямо перед еще несущейся машиной на дорогу выпрыгнул котенок.       В следующий миг как Гена, так и Саша грохнулись лбами об лобовое стекло, оставив на нем заметные следы, а я чуть не напоролась на рычаг коробки переключения передач, когда полетела в проем между передними сиденьями.       — Блять, — в полной тишине сказал Гена. Никто не спорил. С улицы донеслось задорное мяуканье.       — Ну хоть кому-то сегодня фартануло, — вяло пошутил Саша, потирая макушку.       — Фартануло, — сплюнул в окно Гена, немного дрожащими руками вновь доставая сигарету и зажигалку. — Фартануло. — Он сделал большую паузу и затянулся. — Нам тоже уже почти фартануло.       — Почти… — вторя ему, пробормотал Саша.       — Знаешь, Вика, ты права, — Гена закинул зажигалку обратно в бардачок. — Ебал я эти дворы. Поехали смотреть город.       20:59       На улице была уже полная темнота, когда наша троица, уставшая, изнервничавшаяся, но все-таки довольная тем, что тяжелый день подошел к концу, подъезжала к дому, отмеченному на карте. Казалось, что даже навигатор был рад тому, что его указания наконец-то приняты во внимание. В машине стояла почти полная тишина, никто не разговаривал, но атмосфера резко сменилась с напряженной на дружелюбную. И то ли это просто вечер успокоил нас, то ли на самом деле все вокруг стало мне казаться позитивным, как я попробовала мыслить иначе, но даже Гена более не проронил ни одного матерного слова до этого момента, даже Саша не ныл о своей раскалывающейся голове, чем занимался пару часов назад, даже я совершенно забыла, почему и зачем я приехала на этой машине в этот город и просто наслаждалась его размытыми огнями, плывшими за стеклом. И только когда в очередном дворе машина остановилась, а Гена вышел наружу, я начала возвращаться в реальность. И снова не знаю, что конкретно так подействовало на мой настрой, но не было у меня ни страха перед незнакомцем, ни злости на Натана, ни жалости к себе; я просто подхватила с сиденья сумку и последний раз окинула взглядом полутемный салон — немного засранный, но ставший мне в какой-то мере родным за это время, как лесная поляна.       — Спасибо тебе, Саша, — искренне поблагодарила я человека, сидящего спереди. — Благодаря тебе сегодня произошло гораздо больше вещей, чем ты думаешь. Передай привет Натану, когда он придет, пусть он и придет позвонить мне. Прощай.       — Пока, — улыбнулся мне Саша, не став долго думать над тем, что сказать. Я улыбнулась в ответ и протянула руку, чтобы открыть дверь, но тут она сама распахнулась передо мной, отчего сразу повеяло холодом.       — Ну что, Вика, вот и твой новый хозяин, — посмеиваясь, указал Гена на худого и будто небольшого парня, который на самом деле был на голову выше меня, но выглядел гораздо меньше на фоне громилы в дорогом костюме.       — Ваня, — сходу представился тот, протянув руку.       — Вика, — представилась и я, посмотрев новому знакомому в глаза. Появилось чувство, что он не очень и рад прибывшим гостям, настолько тяжелым и серьезным был его взгляд. Это мы с Геной и Сашей втроем уже расслабились под вечер, а у кого-то тяжелый период сейчас только начинается.       — Что могу сказать. Удачи вам, — пожал плечами Гена. — Хоть я, наверное, с вами больше и не увижусь, было все равно приятно познакомиться. Ты мне пользу принесла, Вика, как бы это не звучало. Надеюсь, и я был тебе полезен.       — Не время для сентиментальных речей, — холодным и решительным голосом отчеканил Ваня, потом посмотрел на Гену. — Пригласил бы вас обоих отдохнуть, но, думаю, мы понимаем, почему я этого не делаю.       — Да конечно, — отмахнулся Гена. — Ладно тогда, поехали мы домой.       — Счастливого, — пожелала я.       Гена сел за руль и в тот же миг отъехал, не маша руками в заднее стекло. До чего же комично этот громила в дорогом костюме выглядит, когда садится в маленькую подбитую машинку.       — Время, — проговорил Ваня, и в следующий момент, не успела я в последний раз взглянуть на уезжающий автомобиль, за руку потянул меня в подъезд. — Прости, Вика, но сегодня не тот день, когда можно устроить грандиозное прощание. Не обижайся, если что.       — Я все понимаю, — согласно кивнула я, с некой грустью поднимаясь за своим спутником по лестнице. На этаже, куда он меня привел, свет не горел. Это не помешало Ване с первого же раза вставить ключ в замочную скважину черной двери, которую он через секунду распахнул передо мной. В лицо хлынул яркий свет из прихожей.       Я вошла первой, Ваня — следом, после чего закрыл простую на вид дверь на невероятное множество оборотов. Кажется, на десять. Да уж, тут я точно в безопасности.       — Ну что, Вика, вот и твой новый дом, — проговорил Ваня, откладывая на тумбочку ключи.