Похищение

      Суббота, 04:47       Темнота. Ау, кто здесь? Ответа нет, впрочем, и вопрос был задан лишь в мыслях.       Тишина. Только тихо тикают часы на полке в соседней комнате, и слышится чье-то едва различимое сопение.       Стоп, сопение?!       Я резко вскочил и осмотрелся. Рядом со мной лежало явно женское тело с длинными волосами, укутавшееся в мое одеяло и мирно спавшее в моей кровати.       Я сел и провел руками по вспотевшему лбу. Нет, только не это. Вика. Похищение. Все моментально вспомнилось и отдалось в моей сонной голове настоящей болью, будто мозг ударился об череп. Черт… Как же мне хреново. Ладно бы душевное состояние, но и физически я чувствую себя абсолютно разбитым, несмотря на продолжительный сон в самое лучшее для него время.       Тихо покинув уютную постель, я направился на кухню. Квас незаметно закончился — очевидно, еще вчера, когда я на нервах бегал его пить. Оставалось хлебнуть воды из-под крана. Мне, в общем-то, было все равно. Набрав полную кружку холодной жидкости, я с большим наслаждением сделал с десяток глотков. Ох, так гораздо лучше.       За окном светится несколько дворовых фонарей. И чего только мне приспичило встать в такую рань? Впрочем, спать уже все равно не хочется, равно как и в очередной раз размышлять над произошедшим вчера, строить некие планы, спорить с самим собой… Совершенно нет желания вырабатывать какие-то поведенческие стратегии, к тому же учитывая, что в ближайшие пару дней никто никого искать точно не станет. Три достаточно четких варианта дальнейших действий у меня и так есть, что еще нужно? Если постоянно раздумывать и сомневаться, меня с Викой точно забросят в пативен и увезут в отделение сразу же, как только мы выйдем из подъезда. А через несколько дней мы из него точно выйдем.       Четыре пятьдесят один, если верить часам на плите — не самое лучшее время для размышлений. К черту все. Надо немного разрядиться.       В комнату я решил не идти, дабы не разбудить Вику, хоть и умею сидеть тихо. Вместо этого я извлек из кармана так и не снятых вчера штанов свой телефон и, как и обычно, открыл симулятор парковки.       07:03       Тридцатый уровень готов! Неужели у кого-то еще возникает вопрос, кто здесь настоящий профи? Руки все в поту и дрожат, но цель достигнута, и удовольствие от этого ни с чем не сравнить.       Я спрятал телефон обратно, с наслаждением потянулся и зевнул. За окном уже светило солнце. Вот в школу бы мне так подниматься, как сегодня в свой законный выходной. Ну ничего, сейчас зайду во «Вконтакте», попереписываюсь с людьми, послушаю музыку, посмотрю еще несколько серий «Придурков из Хаззарда», да и несколько миссий в Watch Dogs точно пройду. До вечера хватит дел. Заодно надо будет ответить на сообщение размером в несколько машинописных страниц Вике, какими мы вечно общаемся. Сделаю это с телефона, пока у него осталась какая-никакая зарядка, а заодно и поваляюсь на кровати еще немного.       Нужный диалог вскоре оказался на экране смартфона, а сам я уже присел на краешек кровати и приготовился завалиться поудобнее, но тут уткнулся в некий длинный предмет, когда как кроме меня в кровати ничего и никого не должно быть. Разве что кроме двух подушек, если она не разложена, а стена вроде бы дальше. Я обернулся. Вика?! Так, стоп, откуда она здесь взялась? Я всегда рад был встретить этого человека у себя в кровати, но телепорты-то вроде не были изобретены. Тогда какого черта? Что-то здесь не так, но что?       Несколько секунд — и я снова вспомнил все события вчерашнего дня. Как ни странно, теперь я вообще не нервничал, а даже испытывал некоторое равнодушие к тому, что могу оказаться в полной заднице, если еще не в ней. Мои мысли внезапно сдвинулись на сим-карту: помню, один знающий человек говорил, что если микросхема цела, то даже вне телефона оную можно отследить. Я уже собрался вынуть ее из кармана, согнуть и смыть в унитаз, да на пороге комнаты осознал, что никаких передатчиков в ней нет, следовательно, на деле отследить по симке меня никто не сможет.       Успокоив себя этой мыслью, я решил прилечь, прижаться к спине Вики и обнять ее одной рукой, другой принявшись поглаживать волосы и щеку. Нас не выследят, а мама у меня все-таки добрая, потому по приезду, конечно, поругается, а человека выгонять не станет. Какие тогда проблемы? Таки не зря все было затеяно, не зря. Самый важный в моей жизни человек теперь там, где все к нему будут относиться уважительно и давать свободу, а не душить, душить и еще раз душить по любому поводу.       Я принялся думать о нашей будущей совместной жизни, где не будет каких-либо разногласий и проблем. Конечно, мы будем жить в отдельной квартире где-нибудь в приличном районе недалеко от центра, а каждые выходные станем созывать всех друзей и устраивать шумные вечеринки… Эти мысли поразительно быстрым образом утащили меня обратно в мир сновидений. Мне снились вначале какие-то бои с использованием энергетического и ядерного оружия на планете, потом рыскания по останкам городов, нечто связанное с Викой… крики, снова стрельба, шум…       Вдруг я почувствовал некоторое шевеление перед собой. Оказалось, что это в реальности моя девушка заерзала. Я отвел руки от нее и чуть отодвинулся, присев на краешек кровати, дабы не мешать. Почти сразу Вика будто бы машинально поднялась, присела поближе ко мне и открыла глаза, после чего заметно вздрогнула, недолго поморгала и буквально зажала меня в объятиях, прислонившись щекой к моему плечу.       — Это все правда или сон? — спросила она едва слышно.       — Правда, — прошептал я в ответ.       Вика вздохнула, после чего встала и пошла на кухню. Послышался звон кружек и шум воды. Я сидел в некотором ступоре, не зная, чего ждать — очередных психов и криков, абсолютного спокойствия, или, может, игнорирования друг друга? Ни того, ни другого как-то не хочется. В любом случае, уверен, я смогу изменить ее настроение в лучшую сторону.       Вскоре Вика вернулась и легла на кровать с тоскливым выражением лица, которое мне порядком осточертело за прошедшее время. Ну нет, раз уж решил спасти ее от сумасшедших родителей — значит, нужно быть уверенным в своих силах, в чем я себя же и убедил пару часов назад. А если вся операция пройдет с таким настроением, то на черта она вообще затевалась, коль Вике угодно терпеть и терпеть дальше?       К счастью, я догадывался, как поддавить на нее, чтобы повернуть ее мысли в нужное русло — сказывается опыт общения со знакомыми психологами и постоянное участие в интернет-срачах годом ранее. В них я наловчился успокаивать людей достаточно быстро, что должно помочь и в реальности.       Спешить было некуда, но медлить я не стал.       — Вика, — позвал я тихонько.       — Натан, мы с тобой вчера все уже оговорили.       — Я знаю. Но пути назад нет. Ты ведь не пришла ночью домой…       — Помолчи, пожалуйста. Мне и так плохо.       Вика закрыла руками лицо, устало вздохнула. Раньше я не мог себе и представить ее столь опечаленной. Может, лучше и правда дать ей побыть одной, чтобы успокоиться? Я уже было подвинулся, чтобы встать с кровати, но передумал. Без моих наставлений она наверняка лишь надумает себе как можно больше плохого, и после я точно не смогу ее переубедить. Нужно объяснить все прямо сейчас, и настолько мягко, насколько это возможно.       — Вика… Если ты придешь сейчас домой, тебя изобьют. У тебя и так было семь по математике, что равносильно смерти, а теперь ты еще и не явилась ночевать. Ты должна понимать, что тебя ждет по возвращении. И понимать, что это — ненормально.       Вика молчала и тяжело дышала. Было видно, что она готова взорваться, но, тем не менее, не отрицала правды.       — И ты так живешь каждый день. Каждый день в страхе, каждый день страдаешь из-за их тупого желания выпендриться. Ты их раб, понимаешь?       Смелое заявление, которое я еще и сделал не своим голосом. Напряжение в комнате стало почти осязаемым.       — Тебе ничего не позволяют делать в свое удовольствие. Ты для них — робот, который должен пятнадцать лет непрерывно учиться и зарабатывать красивые оценки и грамоты. Все. Им же не нужна ты, как дочь, понимаешь? Им важны только твои циферки. Это же отвратительно! Вик, ты не должна это терпеть. Кто они, в конце концов, такие, чтобы так к тебе относиться, какое право они на это имеют? Ты стоишь сотню таких, как они, но они же тебя так рано или поздно в могилу загонят!       — Хватит, — Вика резко вскочила. — Хватит, Натан. Хватит. Прошу, помолчи.       Она остановилась посреди комнаты, снова закрыла лицо руками и засопела, будто заснула. Я, честно говоря, был рад, что не смог закончить свою речь — ведь и сам с трудом мог себе представить, чтобы даже Викины родители довели собственную дочь до самоубийства или еще чего похуже. Осознав всю неубедительность этих аргументов, я опять испытал отвратительное чувство того, что все задуманное — полный, идиотский, клинический бред.       Вскоре моя девушка очнулась и вновь заговорила:       — Знаешь, Натан, ты, конечно, прав. Я для них — повод похвастаться и попонтоваться перед друзьями, не более. Но тебе не кажется, что если меня гнобят и сейчас ни за что, то после возвращения реально могут и убить к чертям? Как минимум штраф они заплатят, за что я получу на всю жизнь вперед, а если их вдруг родительских прав лишат? Что тогда будет? Меня отправят в детдом, к детям алкашей и уголовников, откуда меня если и заберут, то чужие люди. Пусть они сто лет хорошие, но это же вообще неизвестно кто! А брат что? Он сейчас в университете, я не хочу, чтобы из-за меня и того, что ты собираешься провернуть, он свихнулся и забросил учебу, лишился родительских денег и пошел бомжом побираться в переходы. Лучше я уж дальше буду страдать, как сейчас, не нужно мне это все!       Свои слова Вика закончила хриплым криком и вновь закрыла лицо руками, вытирая полившиеся в очередной раз слезы. Я приуныл, потому что сказанное ей было очень трудно оспорить. Что лучше — еще несколько лет бесполезной зубрежки, и вечное наслаждение последующей свободой? Или рискованный побег с вероятностью лишиться родителей, разрушить будущее и настоящее брата и до конца своих дней думать только об этом? Ответ очевиден. Вот дурак же, господи. На ровном месте наворотил столько проблем… Надо возвращать все обратно.       Я почувствовал, что слезы текут и у меня, судорожно вздохнул. Нет, не время нюни пускать! Ничего страшного еще не произошло. Может быть, если Вику прямо сейчас вернуть домой, сочинив какую-нибудь правдоподобную историю — мол, заблудилась в трех соснах, ведь она может, — родители ее еще и пожалеют. Тогда надо действовать быстро.       Я почти пулей выбежал из комнаты, оставив Вику в одиночестве. Кухня, кружка, кран, вода. Выпив почти залпом, я подошел к окну, облокотился на подоконник и вновь уставился в собственный двор. Наверное, никогда его прежде столь внимательно не изучал. Взгляд поплыл по окну, остановился на пепельнице в углу подоконника и практически пустой пачке сигарет. В голове мелькнула шальная мысль закурить. Ну уж нет.       Черт побери, да кто поверит, что Вика заблудилась по дороге из школы, еще и возвращаясь с Машей? Сочтут, что пошла на какую-нибудь вписку и отлупят так, что вообще мозги отшибет, даже оценки зарабатывать больше не сможет. Мою девушку избивают просто ни за что на постоянной основе, даже не разбираясь, почему у нее что-то не получилось, по ее ли вине и зачем ей эта оценка вообще была нужна. Как я могу смириться с тем, что мою девушку используют просто как предмет для понтов, не считаясь с ее мнением, не давая ей даже элементарной родительской любви? Кто-то скажет, что родители просто заботятся о будущем дочери, а я скажу — в задницу такую заботу. И пусть мне придется пожертвовать хоть родителями, хоть братом, хоть всеми остальными людьми на Земле.       Никаких возвращений домой, только побег, только мой план. С такой мыслью я пошел обратно в комнату. А потом побежал. Нужно срочно успокоить Вику и развалить все ее негативные доводы. Это трудно, но невозможного ничего не бывает. В конце концов, выбранная методика все-таки подействовала, Вика стала думать так же, как и я, согласившись с моими словами, а значит, полдела уже сделано. Главное — знать, чем оспаривать ее протесты, а уж вариантов здесь, к счастью, предостаточно.       На входе в комнату я остановился, подошел к Вике тихо, почти на цыпочках, и медленно приобнял ее. Та еле ощутимо вздрогнула. Разрозненные слова и мысли сложились в готовые предложения сами собой.       — Я все понимаю, Вика. Ты ведь знаешь, что мне тоже придется плохо, если провалимся. Но ты не должна оправдывать своих родителей. Да, биологически это самые близкие тебе люди, но в моральном плане они бесконечно далеко. Не просто от тебя, как от дочери, а вообще от адекватных людей и людей как таковых. Это просто животные, которые ведут себя согласно инстинктам, пытаясь за твой счет набить себе цену, получить уважение и признание. Они эгоисты, которые думают только о себе, и твоими чувствами поступятся на раз. Это недопустимое поведение для родителей.       Вика продолжала тихонько дрожать и сопеть, не произнося ни слова.       — С такими людьми нужно говорить на их языке. Они не понимают других чувств, кроме страха, боли, унижения. Вот мы их и запугаем — когда тебя не будет дома три дня, пять, неделю, они испугаются сперва за свою жопу, а потом, может, проснется в них что-то положительное, и бояться они станут и за тебя. И тогда, надеюсь, ты вернешься в совершенно другую семью. Они поймут, чего ты для них должна стоить. Задумаются.       Вика громко всхлипнула, после чего неразборчиво заговорила:       — Я думаю, они уже задумались. Но зачем такой радикальный способ, Нат? Ты говоришь — может быть, они изменятся, может быть, они поймут. А если нет, что мы получим после недели бессмысленного риска? Тебе уже почти семнадцать, и ты можешь попасть в колонию. Подумай о себе, Нат, не меня жалеть нужно. Я справлюсь, а вот ты?       Не хватало еще, чтобы она за меня начала волноваться. Черт возьми. И ведь она снова права — если где-то спалюсь, а это наверняка рано или поздно произойдет, проблемы будут у меня как бы не хуже, чем у самой Вики. Чем козырять теперь?       Я решил ответить на вопрос предельно честно.       — Скажу прямо — не знаю. Но ради тебя, Вика, я готов пожертвовать и собой.       — Зачем? Это бессмысленно, Нат…       — Если это бессмысленно, то смысла тогда нет и во всех наших отношениях вообще. Но мы оба знаем, что это и близко не так.       — Ты прав, — ничего не оставалось ответить Вике. — Ты прав.       Она снова закрыла лицо руками.       — И все-таки…       — Не надо все-таки, Вик, — я погладил ее по плечу, — не надо. Во-первых, вернуть все назад нельзя, как бы того ни хотелось. А ты и не должна хотеть. Представь, что я тебя не похищал и ты сейчас дома. Скорее всего, отец, увидев несчастную семерку, наорал бы на тебя и приказал целый месяц никуда, кроме школы, не ходить. А может быть, и хорошо бы побил. Мама бы точно его поддержала, а брату до тебя вообще никаких дел нет, ты ведь должна понимать это, хоть его и любишь. Неужели у тебя есть хоть малейшее желание снова возвращаться в этот ад?       Вика молчала и хлюпала носом. «Ну ладно же», — подумал я.       — А теперь представь, что спустя три дня ты обнаруживаешься, — я намеренно умолчал, как именно. — Родители в слезах, благодарят своего дурацкого боженьку за то, что ты вообще нашлась. Там же, в отделении милиции, ты можешь прилюдно сказать, что не хочешь, чтобы они и дальше терроризировали тебя своими идиотскими хотелками вроде десяток по всем предметам. И маме, и особенно папе будет очень страшно после этого вообще трогать тебя, чтобы ты снова не убежала или не сделала чего с собой, а учитывая, что твои слова услышат и милиционеры, они будут еще более осторожны, чтобы не попасться инспекции и не загреметь за решетку.       Очередной хлюп носом. Я упорно продолжал:       — Конечно, как все повернется потом, я сказать тебе не могу. Но поверь, едва ли станет хуже, чем сейчас. Наоборот — я уже сказал, почему. А значит, все проделанное нами будет не зря.       А во-вторых, Вика, если ты поняла сказанное мною только что, а я уверен, что поняла прекрасно, то должна была понять и то, что если ты все эти дни проведешь в таком состоянии, то светлого будущего нам не дождаться, а на твои крики, того и гляди, вызовут милицию и тогда уж я совсем ничего не смогу обещать. Конечно, сутки твоего отсутствия родителей напугать могут, но никто не гарантирует того, что они не посчитают тебя прошлявшейся на каких-то вечеринках. А вид у тебя сейчас как раз такой, будто ты недавно встала с похмелья, уж прости — я все понимаю, нервы. И если ты заявишься к себе домой — еще неизвестно, что тебя ждет. Ты можешь это сделать, я тебя не буду держать силой, просто не собираюсь открывать дверь и отдавать ключи самостоятельно, потому что не хочу чувствовать себя виновным в том, что произойдет дальше. Если хочешь уйти — уходи, но, повторюсь, помогать в этом я не буду совершенно. Потому что я намерен довести задуманное до конца, раз уж похитил тебя. Ты разве считаешь, что все это достойно того, чтобы быть выкинутым на помойку сразу же после осуществления? Что все это можно спокойно заменить обратно на ебанутых родителей и несколько лет страданий? Я думаю, нет. Отключи эмоции и подумай здраво. Я уже говорил — понимаю, что крупно тебя подставил. Но просто дай мне довести задуманное до конца.       Повторю опять — доверься мне.       Минута молчания. Вика отодвинулась от меня, села на кровать, закрыла глаза. Я не знал, чего ждать. Только что я сказал ей, что она может уйти, если найдет свои ключи, мобильник и сможет отпереть обе двери на выходе из квартиры. В таком состоянии это нереально. Но я знаю, насколько упрямой бывает Вика. Так что она предпримет?..       Еще пара мучительных, долгих минут. Я успел почувствовать себя идиотом, потому что все это время стоял на одном месте в странноватой позе, как будто продолжал приобнимать Вику. Только я собрался присесть рядом, как она каким-то загробным голосом сказала:       — Хорошо, Натан… Осуществляй… точнее, давай осуществим твой план. Только… — небольшая заминка — пожалуйста, не допускай ошибок. Ты… был прав… когда сказал, что уже сделанное не должно быть зря. Я… я не хочу… Я знаю, они снова разозлятся. Но ты не должен подставляться хотя бы сам. Никто не должен знать… пусть все это будет на мне, ладно?       — Нет, — я все-таки сел и придвинулся к ней поближе, — если я подставлюсь, то я за это и отвечу. А ты просто доверься мне.       Наши глаза на секунду встретились, а сразу за ними встретились и наши губы. Языки сплелись так плотно, как никогда прежде, этот поцелуй, казалось, длился вечность. Удивительно, Вика готова принять всю ответственность за происходящее на себя, после того, как долго сопротивлялась этой затее… Что это, если не полное взаимопонимание — готовность жертвовать собой ради второй половинки?       Наконец Вика отлепилась от меня и, ни слова не говоря, отправилась куда-то в недра квартиры. Хлопнула дверь. То ли ванная, то ли туалет — какая, впрочем, разница. Я осознал, что до сих пор сижу в своей школьной одежде, которая к этому моменту изрядно помялась. Как же дома, оказывается, жарко. Я провел рукой по вспотевшему лбу, скинул кофту и штаны, после чего открыл форточку.       Вскоре Вика вернулась в комнату. Окинув взглядом голый торс, кроме которого у меня ничего не было под только что снятой легкой кофтой, она хмыкнула, впервые за очень долгие несколько часов улыбнувшись.       — Тебе тоже не помешало бы раздеться, дома душно, — сказал я.       Вика рассеянно кивнула, присев на кровать. Будто подождав чего-то, она встрепенулась и стянула свою кофту, под которой, в свою очередь, оказалась цветастая майка. Я не удержался и посмотрел на ее пока еще не очень большую грудь, которая редко бывала ко мне так близко. Даже просто мимолетный взгляд доставляет истинное наслаждение, желание приблизиться, потрогать… но…       Вика приобняла меня и легла мне на плечо. «Но не сейчас, Натан, — сказал я сам себе. — Не сейчас». Сперва нужно пережить эти несколько дней, чтобы вернуть ее назад к родителям — мне кажется, что они все-таки одумаются, если не последние сволочи. Тогда вот и можно будет ходить друг к другу домой, находя время и место уединиться, тогда вот и можно будет не только трогать друг друга… везде…       Я отогнал наваждение. Надо концентрироваться на реальности. Никто еще не сказал, что именно так все и будет, а для того, чтобы было, нужно думать о совершенно другом. Благо теперь, когда Вика успокоилась, заниматься делом будет проще.       Мы просидели так на кровати, пожалуй, несколько часов. Хотя времени в эти моменты, наверное, не существовало. Я успел даже еще разок прикорнуть, но тут Вика вновь зашевелилась. На этот раз она с ногами забралась на кровать и подползла к небрежно кинутым мною штанам, порылась в одном кармане, но, не найдя там ничего, полезла в другой. Сонливость исчезла мигом.       Не успел я задать вопрос, как моя девушка вытащила оттуда что-то маленькое, похожее на микросхему. Не говоря ничего, Вика прищурилась, вытянула руки и с громким щелчком симка разломалась на две части.       — Вика?       — Я слышала, местонахождение сим-карты можно отследить, даже если она не в мобильнике, — последовал негромкий ответ. — Раз уж мы решили действовать сообща, ее сохранность нам ни к чему.       — Да, пожалуй… — я решил не спорить, поскольку вернуть симку было уже нельзя.       Немного помедлив, я с каким-то удивлением и неверием спросил:       — Теперь-то со всеми сомнениями покончено?       Вика еле заметно улыбнулась.       — Наверное.       Ее слова придали мне сил. Я потянулся и улыбнулся Вике в ответ. Как будто и нет никаких проблем… а я уверен, теперь их на самом деле не появится. Все точно сложится, справедливость восторжествует, потому что по-другому просто и быть не может.