Не секрет, что друзья убегают вприпрыжку, Не хотят на цепочке сидеть. Их заставить нельзя ни за какую коврижку От безделья и скуки балдеть! Песенка «Не секрет, что друзья не растут в огороде»
Грею ладони о кружку – в ней стынет чай. Рык ползает по кухне, бросает на нас обиженные косые взгляды: от окна до двери, от плиты, на котором кипятится чайник, до холодильника. Стоит ему перестать ползать, как мать бьет его полотенцем по жопе и отправляет «скитаться» по трем метрам кухни дальше. Фея-крестная, а если говорить о реальности, а не о сказках, Ирина Семеновна, сидит напротив меня с кухонным полотенцем наготове – держит его у себя на коленях. Кто бы мог подумать, что Рык окажется в родстве не с бабайками, а с феями. А это, оказывается, ведь на самом деле его мама – в домашнем халате в цветочек, с ободком на голове, в тапочках. И пахнет от неё по-домашнему: готовкой на кухне, шарлоткой. Шарлотка, кстати, в духовке крутится. Смотрю на кружку у себя в руках – та тоже в цветочек – подсолнухи наклеены по кругу, и надпись какого-то лекарства. Внизу – подпись «…1свеча или 2 таблетки в день». Судорожно сглатываю. Рык в очередной раз пытается испытать удачу – приземлиться на табуретку сбоку. Не выходит. Тётя-Ира бьет своего провинившегося сына полотенцем, и тот, как нашкодивший пес, отбегает к окну, поджав хвост. - Пар-р-рш-шивец! - Ма! – негодует «паршивец». – Ну, может, хватит?! А?! Самой не надоело?! Рык с недовольством смотрит на меня, думает, что я сейчас за него заступаться начну. Кукиш с маслом, дорогой. Показываю ему язык. Тётя-Ира качает головой: - Вот же как сложилось! А ведь, понимаешь, было у меня предчувствие… Какой ещё безмозглый дурак подумает такую девочку обидеть?! Ах ты… - Ма!!! – Рык шарахается от занесенного полотенца. Делаю глоток из своей кружки с подсолнухами. Бубню, не отнимая носа: - Да-а… Я тоже – как чувствовала… Рык свирепствует, но молча. Только уши торчат, да волосы взъерошенные - в разные стороны. - Значит – сами всё там у себя утрясли? – спрашивает уже у меня тётя-Ира. Киваю, отставляю деловито кружку, специально – для Рыка. Делаю при этом немножко скорбное лицо. - Да вот потихонечку… С ним, извините меня за прямоту, сложно порой приходится… Тётя-Ира снова качает головой. - Вырастила ирода, - цокает она. – На свою и твою голову. Но ты, это, сама ведь понимаешь, тяжко ему среди баб расти было. Не было руки отцовской, чтоб по жопе надавать! Чувствую укол вины – всё-таки, Рык меня не за тем привел к себе в «логово», чтобы я его «дракону» со всеми причиндалами скормила, а чтобы – заступилась, как-никак. Перевожу взгляд на Рыка – совсем приуныл. Губы надул, как мальчишка пятилетний, зло в носу ковыряет. И при всём этом пытается как-то себя по-мужицки держать – как-никак, один мужик средь нас. Фиговый из него мужик, так скажу, хоть и коник великовозрастный. Но ведь по его манерам так сразу и не скажешь. Вот если бы перестал ковырять в носу, и полотенцем по заднице не получал от матери, тогда – другое дело. Сразу какой-то солидный парень вышел бы, а не это – ошибка эволюции. Вынуждаю себя сказать: - Не стоит. Всё-таки он… - осекаюсь. – Действительно хороший. Рык замирает с пальцем в носу, косит на меня вопросительно. Не понимает, с чего это я вдруг позицию сменить решаюсь. Тётя-Ира тоже от сына отворачивается, на меня с прищуром глядит: - Дочь, ну ты хоть расскажи мамке-то, как этот мой… Ведет-то себя как? Выйдет из него что-то путное? А то глянь – приперся, без куртки… Грязный, как с помойки вылез. Где ты шлялся, бестолочь?! Рык уже шарахается, но мать его полотенцем достать не успевает. - Извините. Это я виновата, - вежливо отставляю от себя кружку на стол, кладу ручки на коленки. Делаю провинившуюся моську. Ещё бы слезу пустить, но само не выходит – смех изнутри распирает, того гляди, загогочу. Оба, и мать, и сын, смотрят на меня с недоумением. - Из-за меня. Подрался. Извините. Мне жаль, - скромно клоню головку. - Подрался?! – изумляется тётя-Ира. Рык, пребывая не в меньшем удивлении, чем мама-фея, сам рот раскрывает: - Ты чё несешь?! – недействующим громким шёпотом кричит на меня Рыков. Гляжу на подсолнухи, обвивающие кружку. - Ко мне приставать на улице начали. Парни какие-то. А тут Марат. Заступился. Получил… - вру и не краснею. Хотя, вру и тут. Краснею, ещё как. Оттого, что Рыка по имени называю… ещё и перед матерью его. Жду, что сейчас тётя-Ира начнет в ужасе причитать, кидаться к сыну, искать на нем «отбитые» места на попе, но… мама Рыкова начинает вдруг «гоготать» - вместо меня. - Ха… Ха-ха! Мой шоль?! Да лан!!! Правда?! Ха-ха-ха! Вот те на! Тётя-Ира встает с табурета, кладет полотенце на стол. Рык в немом изумлении глядит на мать, глядит, как та подходит к нему и начинает горделиво хлопать по плечу. Рык силится изобразить подобие улыбки. - Вот этот вот?! – мама-Ира хлопает сынишку по животу, и Рык болезненно морщится. Слышу четкие хлопки - перед мысленным взором возникает его пресс… и даже пофиг, что в синяках там всё, пресс-то… пресс. Трясу головой. - Вот этот вот козлодуй? Заступился?! – не унимается тётя-Ира. Она смотрит выжидающе на меня, ожидая ещё одного конкретного подтверждения. Киваю. - Ох ты ж какие мы герои! – смеется тётя-Ира. – Получил, поди, по кумполу?! Да? Получи-ил, вижу, что получил. Вон моська вся разукрашенная. Мама-Ира щиплет Рыка за нос, и тот в какой-то болезненной агонии раскрывает рот. - Тоже мне, смельчак нашелся. Дочь, признайся честно, его с первого полупинка уложили? - Ма-а!!! – «трубит» с зажатым хоботом Рык. Рык хватает меня под локоть, заставляя встать, тут же ведет прочь. - Мы к себе… Тьфу, ко мне. Хватит, ма. Не нужны конфеты. Ма!!! Он ставит меня перед собой, толкает в спину, спеша поскорей убраться с кухни. Тётя-Ира еще какое-то время издевается, голося на всю квартиру: - Ой-ой-ой какие мы важные! Рык толкает меня в какую-то боковую дверь, ныряет за мной следом. Хлопает – потолки вибрируют. Слышится шарканье тапочек – тётя-Ира подкрадывается с той стороны, легонько постукивает в дверь, и ехидным голоском спрашивает: - Куда ты её повел? Чего закрылся? Вставлять свой причиндал знаешь хоть куда? - МАМА! И тут уже позволяю себе смеяться во всю – чтобы тётя-Ира за дверью слышала, поняла, что я юмор оценила. Но мой ответ выходит из-под контроля. Ржу, как угорелая, хватаюсь за живот. Подскакивать от восторга начинаю. А тут ещё Рык – весь взъерошенный, смущенный, разозленный. Глаза – во! Вдруг спотыкаюсь об уголок его кровати, падаю – продолжаю биться в конвульсиях уже на его постели. Переворачиваюсь на живот, нащупываю рукой первый попавшийся предмет – подушку. Начинаю в неё выть от смеха. А вот и моя мстя-я! Теперь – моя очередь тебе подушку слюнявить, скотиняка ты этакая! Рыков свирепо подходит, начинает меня в бочень тыкать, чтобы я прекратила ему тут насмехаться над ним. Но мне его тычки – щекотка самая настоящая! Начинаю увертываться, как червяк на сковородке, всё продолжая корчиться. - Чего разлеглась?! – фырчит мне Рык, пытаясь угомонить, - Вали к себе! Всё! Всё! Кончай! Вали к себе! Переворачиваюсь на спину, гляжу на него снизу верх, как радостный тюлень, остается только ручками-ластами подрыгать: - Ты ж меня сам сюда привел! - А теперь увожу! Встань, сказал! Он пытается ухватить меня за ногу, но я вдруг вскрикиваю истошно, заезжаю ему пяткой по… тазу? Как бы по-мягче выразиться? Рыков морщится, оседает одним коленом на кровать. Не унимается, тянет ко мне свои руки загребущие. Весь его вид мне красноречиво свидетельствует, что у него только что возникла новая цель – удавить меня, как Дездемону! Перехватываю его «лапы», даю еще раз ему под жопу пендаль. Рыков падает носом вперед, в подушку, рядом с моим ухом. Пыхтит – вытягивается во весь рост. Вжимаюсь в стенку, продолжая истерично похихикивать, даю ему место. Теперь я зажатой оказываюсь – между стеной и этим увальнем. Начинаю через него перелазить, встать собираюсь – вдруг меня его рукой накрывает. Всё ещё не в силах унять гомерический хохот, выдавливаю: - Дай перелезу… Блин… А он вдруг как уткнется носом мне в шею, как запыхтит: - Я ведь умею… причиндалами обращаться. Говорит он в шутку, но меня вдруг кроет. Как закричу ему в ухо: - ТЁТЬ ИР, НАСИЛУЕТ! Не успевает Рык должным образом среагировать, как в комнату влетает отважная фея-крестная и начинает лупить его полотенцем. Рыков с перепугу падает на меня, придавливает всем своим весом, но потом тут же вскакивает. Падает на пол, бежит прятаться. А феюшка всё полотенцем над головой, как лассо, размахивает. - Ут-те! Продолжаю хохотать, валясь на кровати и обнимая подушку Рыка. Так весело мне ещё никогда не было!***
- Чё за чушь ты несешь?! – восклицает Гоша. Рыков, как ни в чем не бывало, пожимает плечами, мол, верьте, как хотите. - Может, ты что-то не понял?... – сомневается Олег. Рык огрызается, достает руки из карманов джинс, начинает рьяно жестикулировать – верный признак того, что он твердо настроен отстоять свою позицию. - Сказал же! Тюлень велел передать. Хотите – звоните ему сами, выясняйте, чё не понятно. - Звоните Тюленю, - бросаю я. Мосол лезет в сумку за телефоном. Рыков поворачивается и как-то недовольно глядит на меня. Во взгляде его читается возмущение – и ты туда же?! Словно я предательски с ним только что обошлась. А я, как и все ребята, просто прекрасно знаю – на Рыка надейся, а сам не плошай. Олег хлопает друга по плечу: - Блин, ну ты понимаешь, из твоих уст это как-то… неправдоподобно звучит. Олег сейчас за всех нас мысль озвучил. Браво ему. Рыков смахивает его руку, пыхтит: - Ой, да пошли вы все! Всё – так! Неправдоподобно, блин… Тем временем Мослу удается дозвониться до Тюленя Петровича. Мосол немного пригибается, словно от этого связь будет лучше работать. - Алло, Андрюха, ты чё такое Рыкову сказанул?! Слышим, как Тюлень орет на Мосла из мобильника – ЯАНДРЕЙПЕТРОВИЧ МЕЛЮЗГАНЕБЛАГОДАРНАЯ. - Андрей Петрович, да… - корчится Мосол. Тюлень что-то скомкано сует ему в ответ. Мосол растеряно кивает, жмет «отбой». Отвечает на наши вопросительные взгляды – жмет плечами. - Ну, вроде – да… - потерянно произносит Мосол, подтверждая наши опасения. Рыков победно ударяет по воздуху. - Выкусите! Тут из супермаркета, около которого мы все и толпимся, выходит Хорь. В руках он держит белый пакет, набитый съестными покупками. Во рту у него зажата булка. Он видит нас, мы видим его. - Ага, вот он где шлялся… - усмехается Олег. - Хорь, ты чё тут жраль всё это время?! – ерепенится Рыков, подбегая. Не успевает Хорь вынуть булку изо рта, как Рык уже лезет к нему в пакет, сразу же нащупывает в нем пачку печенья. - М-М-М-М! – истошно мычит Хорь, глядя, как Рыков уже потрошит упаковку. И так. Позвольте мне всё же разъяснить, какие указания нам оставил Тюлень. От нас требовалось, ни мало, ни много, а просто снять короткометражку. С нашим общим участием. Видите ли, это обязательное требование перед игрой. Якобы, каждая команда запустит в начале игры каждый свой ролик – ерунда какая-то. От этого разве что-то изменится в счете? Откроется зрительское голосование?! Не удивительно, что все мы… не совсем ясно понимали, как действовать. Один только Рык, казалось, наконец, почувствовал себя в своей тарелке. Заглотав печенье, он сует мусор от упаковки Хорю обратно в пакет с продуктами и, отряхивая руки, начинает метаться из стороны в сторону. С убийственной пылкостью он начинает декламировать нам предстоящую работу. - Всё! Я – знаю! Сделаем! Беру работу на себя! Значит так. Олег. С тебя камера. - У меня нет камеры… - вставляет Олег. - Тогда Гоха! Усек? - Ну да… Наверное, - теряется Гоша. - Атлищн, - Рыков языком пытается слизнуть крошку на щеке – не удается. Вытирает рукавом. - А чего это ты у нас раскомандывался?! – возмущаюсь я. Рык поворачивается ко мне и грозит мне указательным пальцем. - Да потому что вы понятия не имеете, что делать! - А ты, будто, в понятии… - язвит Мосол. Хорь с грустью смотрит на пустую упаковку печенья, смятую, и лежащую в большом пакете. - Дашкино печенье было… - вздыхает томно. Никто не обращает на него внимания, кроме, только если, Дашки, что за версту почуяла, что осталась без подкормки и начала слать Хорю сообщения на телефон. Пока Хорь судорожно пытается отвечать на смски, Рык продолжает буянить: - Значит так. С меня – сценарий. Будем снимать фильм ужасов. - Что?! – не верю. - Прикольно… - лыбит Мосол. - Ничего прикольного! – одергиваю. - Ну не драму же нам снимать… - ковыряет в носу Гоша. - Но… Обращаюсь за поддержкой к Олегу, но тот как-то задумчиво чешет подбородок. Поймав мой взгляд, он пожимает плечами. - А что. Неплохо. Можно попробовать. - Вы, наверное, шутите… - роняю. - Тюлень сказал – у нас три дня есть на всё это, - сомневается Мосол. Толпимся в кабинете информатики. По периметру кабинета ворчат включенные компьютеры – не довольствуются нашим поздним визитом. За одним сидит Олег, мы – у него за спиной стоим, как над душой. Рыков сбоку сидит на корточках, руки и голову на парту к компьютеру положил, диктует Олегу. Уже пять минут какую-то белебурду диктует, никак заткнуться не может. Мы не мешаем. По части кошмаров Рык первоклассным Стивеном Кингом оказался. - … а потом гуль отрывает им головы! Пиши – головы! - Может, концовку изменить? – вставляет Гоша, но Рык резко оборачивается и начинает рычать. Гоша в ужасе прячется за Чижа. - Да, Марат, давай по-другому… - бубнит Олег, вдавливая кнопку delete с удвоенной силой. - Что ты творишь! – вскакивает Рык, видя, что его гулей стирают у него на глазах. - Давай как в американских блокбастерах – парень с девкой выживают, уходят. Всё, - Мосол щелкает пальцами, словно озвучивая умною идею. - Но… - протестует Рык, но Олег уже начинает строчить по клавиатуре. - Так и сделаем, - отстукивает Олег. - Чекмарь! – вопит Рыков. Олег усмехается, не отводя взгляда от монитора, на котором с молниеносной скоростью буковки складывались в слова, а слова в предложения. Предложения – в сценарий. - Не гунди, - поставив последнюю точку, обращается к Рыкову Олег. – Будешь главным гулем? - Ты ещё спрашиваешь! – Рык мигом перестает кукситься. В глазах его тут же вспыхивают веселые искорки. - Эй! А я?! – начинает канючить Мосол. - Ты будешь вторым гулем, которого вначале замочат, - успокаивает его Олежек. - Не хочу дохнуть в начале! – гундосо делится с нами Мосол. Рыков, взобравшийся с ногами на парту, показывает ему язык. - Постойте, а главной героиней Малашенко что ли будет? – чешет затылок Кот. - Нельзя, - вдруг подает голос Чиж. – Узнать её могут. Парни переглядываются между собой, одна я стою – устало дергаю волосы в косичке. Мне, честно, по барабану. Могу даже и не участвовать. Вся эта затея с монстрами, зомби – бред. Меня они туда не втянут. Рыков егозит на парте, от чего та жалобно начинает скрипеть, не выдерживая его дюймовочного веса. - Пофиг! – запальчиво восклицает он. – В юбке не узнают её! Если узнают, скажем – сестра этого… Хе… - Рената Степановича, - хохочет Гоша. С недоумением гляжу на Олега. Тот улыбается светлой идее Рыка. Или темной идее… Как правильней?***
- Времени нет! Должны всё с первого дубля отснять! Шевелите булками! – Олег повелевающим жестом указывает Мослу свернутым сценарием в нос. Мосол, никак не ожидавший от Олега такого мещанского тона, в ужасе бросается выполнять поручение. Но, отбежав на пару шагов, скользит, останавливается. - Куда?... - ЗА ВАНТУЗОМ! – орет Олег, и Мосол в панике прыскает наутек. Где он собрался в школе искать вантуз – понятия не имею. Время – пол седьмого, суббота. В школе никого, кроме запозднившегося охранника, которого мы усластили коробкой конфет и бутылкой коньяка. Уборщицы и то уже давным-давно убрались восвояси. Мы организовали съемочную площадку в школьном коридоре: включили большой свет, задернули жалюзи. Гоша со своей камерой, добытой у брата, важно шествовал по периметру, то и дело, примеряясь к объективу. Рыков, натянув на моську маску косоглазого уродца с окровавленной разинутой пастью, пытался выпутаться из лохмотьев, которые Олег пытался ему одеть. Лохмотья – всего-навсего грязная, разрезанная на лоскутья простынь. В какой-то момент Рыков путается окончательно и падает, как завернутый блинчик, на пол. Маска сползает ему на лицо, и он истошно начинает голосить на всю школу. Наши голоса эхом разносятся по пустующим коридорам, лестницам, ударяются в закрытые окна, уносятся куда-то в неизвестном направлении. Во всей школе свет вырублен, не считая нашего коридора, приспособленного под нашу выдумку, и туалета. За стеклами окон уже ночь. Домой возвращаться в такое время одной - сыкотно, но и оставаться здесь в обществе этих деградирующих иродов мне не улыбается. Сижу на пуфике, устало разглаживая юбку у себя на коленях. Вокруг трется Любка, хочет меня напудрить, но я отнекиваюсь. Чиж сидит под подоконником, на полу, скрестив ноги – слушает музыку в наушниках. Рыкову, наконец, удается выпутаться – вскакивает на четвереньки, ползет в слепом направлении, не додумываясь поправить маску на глазах. Ползет прямиком на Чижа, да так быстро и усердно, что ни Олег не успевает его остановить, ни Чиж на него голову поднять. Рык наползает на Чижа, они бьются лбами, и Чиж нокаутировано заваливается на бок. Хорь с Дашкой сидят на соседнем пуфике. Дашка распутывает маски монстром из пакета, ни на кого не обращает внимания, а вот Хорь - испуганно косится на Рыка. Пока Любка отвлеклась на Чижа, который контужено пытается сесть заново, а Рык всё продолжает метаться на четвереньках, тихой сапой ныряю прочь отсюда. Миную наш освещенный коридор, ухожу в темноту. Останавливаюсь на лестничной площадке, спускаюсь по ступенькам немного вниз. Сбоку – окно. Останавливаюсь, не доходя до низа, облокотившись о перила. Пытаюсь разглядеть в темноте школьный двор. В голове гудят мысли задним шумом. Вроде и не доставляют мучений, но всё равно от них как-то неприятно. Может, я просто устала? Всё-таки вечер… А денек выдался суетным. Поворачиваю голову вбок, гляжу вниз лестницы. Странно, Марии нет. А хотя ей сейчас самое время. Возникнуть в сумраке, уставиться на меня своим невидящим взором, сделать грозный шаг навстречу. Я уже успела соскучиться по её призраку. Невольно вздрагиваю, когда сверху до меня доносятся чьи-то близкие шаги. Вскидываю голову, испуганно уставившись на Олега. Он улыбается мне, салютует скрученным в трубку сценарием, начинает спускаться. - Вот ведь как время быстро летит, - вздыхает он, заглядывая вместе со мной в окно через перила. – Ещё только месяц назад в это время было светло. - Да… - растеряно роняю. Сердце в груди начинает жалобно скрежетать – скажи ему… Сейчас подходящий момент. Или нет? Пытаюсь коснуться его незаметным взглядом – вот он стоит, немного наклонившись, чтобы быть лицом поближе ко мне, внимательно вглядывается за стекло. В глазах его, посреди этого укутавшего сумрака, мерцают огоньки с улицы. Вожу своим вниманием по чертам его лица, но мой взгляд всё время соскальзывает. Моя симпатия к нему всё ещё при мне. И даже то, что Рыкову удалось отвоевать в моем сердце уголок для себя, я по-прежнему не могу найти в себе сил вымести оттуда Олега… Двоим им там не ужиться – я это прекрасно понимаю. Сердце у меня не резиновое. Но я не могу. Пусть лишний раз по швам оно у меня разойдется, но не могу… прогнать. Всегда говорят – если сомневаешься, то тебе это и не нужно вовсе. Впервые я вдруг поняла, что во фразе этой есть некая ошибка. Если не могу решиться – значит, они оба мне дороги. Или это просто во мне какая-то ошибка? Может, дело всё в моей жадности? Придурок Рыков – всё из-за него началось. Не суй он нос не в свои дела, всё было бы легко и просто. Для меня. Для Олега, возможно… - Эй! Олег и я разом вздрагиваем. Наверху топчется Мосол. Вооружен он внушительным вантузом. - Вы собираетесь вообще снимать?! Нет?! – негодует он, обращаясь к нам. Вслед за ним выбегает Гоша. - Чё вы тут столпились?! – орет он и на Мосла, и на нас с Олегом. - Быстро пошли снимать! Иначе я вас прибью камерой! – Гоша грозно машет над головой подставой для камеры. Следом выползает Рык – маска на затылке. Лицо скукоженно в недовольную мину. - Олег! Где Олег? – канючит он. - Чего тебе? – устало вздыхает Олег и, оставив меня одну на лестнице, начинает подниматься к ребятам. Рыков ждет, пока Олег встанет напротив. - Чё за нафиг! – начинает Рык. – Почему ты в конце спасаешь героиню?! - Потому что он главный герой, - фырчит Мосол с вантузом. - Я – главный! – ерепенится Рыков, тыча в себя пальцем. Олег, излучая спокойствие, кладет ему руку на плечо. - Как же ты можешь быть главным героем? Ты же гуль! - Но главный герой должен выжить и спасти героиню! – не унимается Рыков с какой-то напыщенной злобой. - Блин, Рык, задрал, пошли уже! – кипит Мосол. - Ты на меня?! – Рык срывает с бошки маску и лупит ей Мосла по голове. - Пацаны, пошли? – ворчит Гоша. - Да ты тормоз потому что! – пищит Мосол и бьет Рыка по башке резиновым концом вантуза. - Я сейчас всё брошу! – вопит Гоша. – Я – оператор! Тогда, что, сами будете снимать?! Главный герой не может снимать! Гоша бьет камерой по башке Рыка. - Придурки, вы что тут устроили?! – негодует Олег и бьет Мосла сценарием по голове. Олегу отвечает Рык, бьет того маской по голове. Мосол вантузом бьет Рыка. Олег бьет Мосла, Рык – Гошу. При этом не двигаются с места, просто руками машут. - Харэ! - Не харэкай мне тут! - На т-те! - Я умываю руки, если вы не прекратите, - роняю я, проходя мимо. Рык с Олегом первые замирают с занесенным оружием, и Гоша с Мослом одновременно лупят их вантузом и подставкой для камеры.СТРАШНАЯ ИСТОРИЯ О ТОМ, КАК МОНСТРЫ-ЗОМБИ НАПАЛИ НА ШКОЛУ НОЧЬЮ
Камера медленно, шатаясь из стороны в сторону, подплывает к парте. За ней, с двух сторон, сидит пятеро – Я, Олег, Чиж, Люба и Кот. - Вы слышали этот странный звук?! – Олег с героическим самообладанием приподнимает подборок. Камера на долю секунды приближает его подбородок. - Ч-что ты такое говоришь, - лепечет Люба. – Я ничего не слышала! Камера рывком оборачивается ко мне, выхватывает мой глаз. Увеличивает мой глаз. - Я отойду в туалет, - произносит Кот, вставая из-за парты. Камера отходит, не сводясь с Кота, покидающего кабинет, потом возвращается к Чижу. - Надеюсь, с ним всё будет в порядке, - без особой актерской импровизации, делится с нами своими опасениями Чиж. - Мне так страшно! – всплескиваю ручками, задеваю слишком приблизившую свой нос камеру. Камера кряхтит, отходит. Истошный крик Кота. Олег вскакивает с места, камера выхватывает его крупным планом. Слишком крупным. Ухо. - О нет! Вы слышали?! Вскакиваю я. - Давайте выбираться отсюда! Чиж спокойно встает с места, камера отходит, давая ему пройти. - За мной! – бросает Чиж. Бежим. Камера тоже бежит – трясется верх вниз, слышится пыхтение Гоши. Объектив несколько раз утыкается ОлегУ и мне в спину, но в остальное время выхватывает всполохи стен коридора, пол, тени. - А-а-а-а-а!!! – мой девчачий визг. Камера крутится, не сразу сообразив, куда смотреть. На полу лежит Кот, раскинув руки. В руках у него зажат вантуз. Над ним сидит скрюченный Мосол, точнее, гуль. В маске, с перекошенной физиономией, в красном банном халате – всё, на что хватило фантазии. - О нет! – в ужасе восклицает Люба, вскинув ладошки к лицу. – Он его жр… ест!!! Бежим! - Пошел прочь! – Чиж подбегает к Мослу, нагибается – выхватывает у Кота из руки вантуз, начинает геройственно тыкать в «монстра». Монстр от неожиданности, или от своей косолапости, вместо того чтобы вскочить, опрокидывается назад. Монстр чертыхается, пытается встать, чтобы не развязался халат. Тем временем камера с нами удирает дальше по коридору. Выхватывает осоловевшее лицо Любки (опять очень близко). - ОН ЕГО СОЖРЯЯЯЛЬ! Мелькает на заднем фоне вантуз у Чижа в руках. - Сюда! – командует сбоку Олег. Камера спотыкается. - О нет! Тут ещё один!!! – вопит Люба. Камера трясется, выхватывая стены. - Я защищу тебя! – вяло бросает Чиж, бросается вперед. Камера пляшет рядом, снимает, как Чиж с тем же Мослом бодается. Потом Чиж добивает монстра вантузом в лицо. Мосол от неожиданности начинает орать, удирает, вопя, чтобы Дашка сняла это с его лица. Чиж вдруг хватается за сердце и трагично начинает падать – на колени, затем на бок. Любка кричит, толкает в сторону камеру. Падает на колени рядом с Чижом. - Я… умир-раю.. – хрипит Чиж, лежа на спине звездочкой. Пока Любка хватает его за руку, причитает, за спиной подкрадывается Рыков и начинает… давить Чижу на лицо кетчуп. Камера приближает искривленное лицо Чижа – кетчуп-кровь шмякается ему на лоб, на нос. «-Марат, бля, сдурел?!» - голос за кадром. «-Ты глянь как клево…» Любка, не выходя из роли, начинает гладить Чижа по лицу пальчиками, размазывая кетчуп тому по щекам. Чиж в немом ужасе косится на Олега. Кетчупа в программе не было. - Мой милый… Не умирай! - Поздно, - отнекивается Чиж. - Нет! - Я умер. Чиж запрокидывает голову. Любка издает истошный возглас и падает ему на грудь, пачкая своими пальцами его шею.. - Нам надо уходить! Времени нет! – камера выхватывает мое лицо. - Нет! Я останусь с ним! – мычит Люба. - Прощай, - растеряно гляжу на камеру. – Мы будем… помнить. Вас. - Да, - Олег хватает меня за руку, тянет в сторону. – А нам надо бежать! Рыков вопит на заднем плане – агххр! - Они здесь! – задыхаясь на бегу, сообщаю Олегу. - Нам не уйти! Беги! Я задержу их! – Олег отвержено отталкивает меня от себя. - Я! Буду ждать тебя в туалете! – кричу, убегаю. Камера последний раз выхватывает Олега, потом опять – стены, пол, мои ноги, семенящие по коридору. Остаюсь одна. Камера теперь цепляется только за меня. Забегаю в женский туалет, даю пройти камере, хлопаю дверью у нас за спиной. - Боже-боже-боже, - роняю. Забегаю в кабинку, отпинываю от себя камеру. Хлопаю дверцей. Камера растеряно топчется перед закрытой дверью. «-Вставай на стул, придурок…» - голос за кадром. «-А? Да…» Камера взлетает, заглядывает ко мне в кабинку сверху. Топчусь в уголке. Вскидываю голову на камеру. - Не снимай, когда я в кабинке!!! Камера трясется, чуть не падает. Гошу ловят рядом стоящие. Шум – кто-то ломится в дверь снаружи. - Аааагххар!!! – вопит Рык, ногой вышибая дверь в женский туалет. На заднем фоне вдруг выплывает охранник. - Эй, ребят, вы чё тут… - начинает охранник, но тут Рыков оборачивается и кидается на него. Оба исчезают за поворотом. «-У нас съемка!» - голос не за кадром. «-Что за…» Опять Рык-гуль входит в туалет. Камера опускается на пол, снимает его ноги – босые. Рык подходит к кабинке, где сижу я. Наклоняется. Камера вместе с ним. В кадре – волосы Рыка, затылок, маска. - Аггхх!! – рычит Рыков. Слышится мой визг. Рыков начинает ломиться в кабинку, я тем временем истошно оттуда вопить. Пока Рык скребется, на белой пластмассе двери остаются красные следы – он себе и руки кетчупом измазюкал. - Я тя съем агх! Рыку удается «взломать» дверцу», вышибить её. Камера выхватывает меня, сидящую на полу за грязным унитазом. Вот тут уже испуг у меня настоящий на лице. Рыков слишком вжился в роль. Как заорет, как заору ему в ответ. Камера стоит за спиной у Рыка, снимает, как он на меня прыгает, начинает из кабинки вытаскивать. Верещу, как-то, не особо с энтузиазмом вырываюсь. Рык, в маске этой своей резиновой, мерзкой, меня всё тащит, носом резиновым в шею вгрызается. Камера судорожно рядом пляшет, пытается отснять всё. Тут у Рыка за спиной швабра взметывается. Камера успевает немного в сторону шагнуть – швабра по голове Рыка ударяет. Гуль пускает меня, я бегу за кадр. А тем временем камера Олега выхватывает со шваброй на готове. - На! На! Получай! – как-то растеряно бьет Рыка шваброй Олег. «-Бей сильнее» - голос за кадром. - На! Кия-я-я! – Олег начинает колошматить несчастного гуля. Рык закрывается руками, отбегает, врезается в стену. Начинает по ней оседать. «-Умирай!» - голос за кадром. Рыков истерично бьется в конвульсиях, продолжая бодать спиной стену. «-Ты умер!» - шепот за кадром. Рык последний раз дергается, мотает головой в сторону, и издыхает. Сидит на полу, голову на грудь свесив. - Ура-а! – камера дает разворот, сталкивается со мной. Бегу к Олегу. Он хватает меня за руку, и мы, я, Олег и камера, выбегаем в коридор. Останавливаемся с Олегом, держась за ручки. Камера оббегает нас, встает напротив. - Мы победили, - мямлю я. - Эм… да. Победила… Любовь! – Олег неуверенно переглядывается со мной. «-Теперь целуйтесь» - голос за кадром. - Что? – шикаю в камеру. «-Быстро! Вы всё испортите! Хватай её!» - голос за кадром. Олег как-то с опаской обнимает меня за талию. Оба косимся в камеру. «-Да-да-да! Поцелуй финальный!» Олег начинает тянуть ко мне свои губы. Откидываюсь назад. Он за мной. Я от него. В тот момент, когда я должна уже была закинуться в позу мостик, или Олег достать меня своими губами, как сзади, над нами, возникает… Рыков. Всё ещё в образе гуля. - АРХГРХ! – вопит Рык. Олег в ужасе отскакивает, выпускает меня. Все в немом шоке смотрим на ожившего не по сценарию Рыкова. Тот вдруг сгребает меня в охапку, задирает маску так, что рот остается открытым и… вгрызается мне в шею. От неожиданности падаю, он падает следом. Камера подбегает ближе, тыкается в нас. «-Бля, Рык, ты че творишь?!» «-Не по сценарию!» А Рык как сжал легонько свои зубы у меня на шее, как прижался к коже губами, так и сидит сверху, рычит, словно жрет. А я лежу, пошевелиться не могу. Меня экстаз бить начинает. Камера вопросительно поворачивается к главному герою. Олег пожимает плечами. - Он съел её! О нет! – горестно вздыхает он.Конец
Все, кроме меня и Олега, вскакивают, начинают аплодировать. Сидим, расставив стулья у парты, на которой стоит ноутбук с видео. Когда видео кончается, Тюлень закрывает ему крышку. Сидит. Пока парни жмут друг другу руки и поздравляют с отличным фильмом, Тюлень… молчит. - Андрей Петрович, ну как вам? Круто, да?! – восторженно восклицает Гоша. Тюлень вскакивает, чуть не роняя парту вместе с ноутбуком. - ИДИОТЫ! – вопит тренер. – ЧТО ЭТО ТАКОЕ?! ПРОСИЛ ЖЕ – РОЛИК, ГДЕ ПРЕДСТАВЛЯЕТСЯ КОМАНДА БЛЯ. ВЫ С УМА СОШЛИ?! ЧТО ЭТО ТАКОЕ ВООБЩЕ?! - Игра главной героини просто ужасна, - презрительно фыркает Бинка, ковыряя свои ногти. А на следующий день просто выяснилось, что ошибочку допустил сам Андрей Петрович. Он просто невнимательно прочел буклетик. Никакого "фильма" от команд вовсе не требовалось. Просто вначале игры администрация должна пустить некий ролик, напичканный гордостью и достижениями нашего города. А "историю о монстрах-зомби, напавших на школу ночью" идиот Гоша выложил на ютюб.