Острова нас не отпустят 2

Я на пляже, по колено в воде. Держу на ладони шершавую морскую звезду. Она лежит камнем, пока я поглаживаю ее кожу. Глажу звезду, но смотрю прямо перед собой, на четкую линию горизонта. Малиновое небо пока ещё оставалось тёплым и нежным, но уже начинало приобретать океанический оттенок. Темная морская гладь отражала первые звёзды. Мерцающие, как светлячки в темной чаще. Где-то на западе садилось солнце, но отсюда, с востока, его уже не было видно за высокими скалами и верхушками деревьев. Вода едва ли теплее сентябрьского утра: когда выходишь на улицу и понимаешь, что нужно было одеваться теплее. Звезды не живут в тёплой воде, а здесь для них были идеальные условия. Эту я поймала, пока та охотилась за креветкой. Ноги сводит от холода, но я продолжаю стоять неподвижно и гладить свою находку. Брюки потемнели от воды почти до бёдер. Руки тоже заледенели. А я продолжаю стоять и смотреть куда-то вдаль, будто хочу что-то разглядеть. Что-то большое, похожее на материк. Вот так смотришь, смотришь, и в голову начинают приходить странные мысли. Думаю, правильно ли я поступила. Стоило ли оставаться здесь. Не поздно ли покинуть это место, когда-то принявшее тебя в свои объятья. В округе тишина. Никто не мешает. Слышу только своё ровное дыхание. Поворачиваю голову влево, но не вижу ничего примечательного. Заката отсюда не увидеть. Только его отголоски - кремовое небо, усыпанное блестящей крошкой. Переношу вес на другую ногу, отчего на шелковой глади появляются шероховатые блики. За мной внимательно наблюдают, но я не обращаю на это внимание - привыкла уже. Вечно, либо под наблюдением, либо под прицелом. Где-то вдали истошно кричит чайка. Легкий ветер приятно щекочет кожу. Ваас лежит на песке, положив руки под голову и пялится в безоблачное небо, изредка переключаясь на темный силуэт у воды. Ему было важно держать меня в поле зрения. Все это время он наблюдал, как я возилась в воде, выискивая живность, которую можно было поймать. Песок, подстыв, уже не обжигал ноги. От него исходит приятное тепло. Ваас чувствует, как расслабляются его мышцы, будто он лежит в нагретой постели, отдыхая после дневной работы. Ему тоже нравится это место. Впервые за долгое время ему удалось уединиться, чтобы расслабиться и ни о чем не думать. Прикрыв глаза, он пытается воспроизвести в памяти момент, когда он в полудреме в своём бунгало слышал ленивые разговоры подчиненных, решивших на ночь посидеть у костра. Прощупав пространство рядом с собой, он резко открывает глаза и смотрит на неподвижный силуэт, за всё то время не сдвинувшийся с места. Смотрит на чуть сутулые плечи, криво отстриженные волосы, снайперскую винтовку за спиной. В его воспоминаниях я спала рядом, отвернувшись к покосившемуся шкафу, напичканного наркотиками и важными бумагами, которые не читались никогда. Даже не открывались. Никем. Ни разу. Он смотрит, как я замахиваюсь и швыряю что-то в океан. Брызг почти не было. Затем беру в руку знакомый по очертаниям предмет - темную бутылку. С неё течёт морская вода. Тяжело переставляя одеревенелые ноги, выхожу на берег. Смотрю на пирата - направляюсь к нему. Чувствую, как замерзаю. Скоро придётся вернуться в лагерь. Домой. Все-таки я правильно сделала, что осталась. Он с интересом приподнимается, опершись на ладони. Вся его спина в песке. Он щекочет, сыпется под майку. Ваас не обращает на него никакого внимания. Ни одна мышца не дрогнула в попытке стряхнуть его с себя. Он привык к этому песку. Ему похуй на этот песок. Это мне было бы не похуй, а ему нет, нормально. Подхожу, хлюпая водой в ботинках, протягиваю ему пиво. Ваас с легкой усмешкой глядит на меня. Берет охлажденную бутылку, нарочно дотрагиваясь до моих обледеневших пальцев. Вздрагиваю - они кажутся мне горячими. В его ладони бутылка тут же покрывается песком. Сажусь справа от Вааса, вытянув ноги. Осторожно стряхиваю с его спины песок, пока он занят открыванием крышки. Стараюсь не прикасаться к пирату, чтоб он не почувствовал дрожь, пробивающую моё тело. Зубы не стучат, потому что я плотно сжала челюсти. - Я скоро пойду, - говорю тихо. После первого глотка Ваас удовлетворенно выдыхает. Достает сигарету из кармана и закуривает. Его сутулая спина выгнута дугой. - Зачем? - Надо. Я здесь замёрзну. - Разденься. Непонимающе смотрю на Вааса. - Давай-давай, Amiga, быстрее согреешься. Он выдохнул дым мне в лицо — это быстро привело в чувства. Щелкнула застежка на ремне. Штанины прилипли к коже, так что приходится их отдирать. Суетливый шорох в момент нарушил тишину. Ваас морщит нос и хмурится, затем делает очередную затяжку. Чувствую, как песок прилипает к влажным ногам. Брюки все в этом песке. Ботинки тоже. Руки. Складываю рядом с собой винтовку и мокрые вещи одним комом. Сижу и чувствую, как ещё не остывший песок прилипает к телу и влажному белью. Мы здесь впервые. Обычно мы уходим в джунгли или на пустой аванпост вблизи основного лагеря и общаемся ни о чем, пока Ваасу не надоест. Сегодня разговор не клеился, да и мы сами не были к нему расположены. Ваас рядом молча покуривает сигарету. Ловлю момент, когда он выдыхает пар, и задерживаю дыхание. Он не замечает этого, иначе бы заставил прекратить. Его ноги вытянуты, он выглядит посвежевшим. Таким, какими обычно бывают люди, вернувшиеся из отпуска. На них так действует свежий воздух. С Монтенегро всё было иначе: он вырос на пьянящем воздухе острова, так что единственное, что могло повлиять на его состояние - уменьшение дозы. За этим я следила. Я не могу уйти без него. Приходится торчать на пляже, пока Ваас не решит, что ему надоело. А ему походу по кайфу. От пускает кольца в небо, поглядывая на горизонт и, кажется, уже начинает забывать, что я сижу рядом. Кожа покрылась пупырками от ветра. Дергаю плечами, вслушиваясь в хруст их суставов, но от этого повторно накрывает мурашками. Моя бутылка еще закрыта, и я не тороплюсь ее открывать: представление о том, что придется брать ее в руки, возиться с крышкой, а потом еще и пить холодное, заставляло поеживаться. Плечо хрустит закономерно, при каждом отводе назад. - Прекращай, иначе я тебе его вывихну, - говорит Ваас с зажатой в зубах сигаретой, из-за чего часть звуков зажевываются. Значит, всё-таки не забыл. Я слушаюсь. В любом случае, мне и само начинало это надоедать. Чтобы хоть как-то согреться, ложусь на песок и прикрываю глаза, представляя под собой теплую постель. Крики чаек сбивают, но я продолжаю заигрывать с воображением. Зарываю ноги в песок. Без понятия, когда в следующий раз мне удастся так отдохнуть. Ваас проводит ладонью по моей груди, спровоцировав дрожь. Она горячая! Он не смотрит на реакцию, но непременно чувствует ее, раз за разом проводя рукой по моей коже. Хорошо, что под лифчиком почти не видны вставшие соски. - Хватит, а то уйду, – грожусь ему, после чего чувствую боль в левом боку. – Ай блять! Ущипнул меня! Еще ж так больно. И наверняка улыбается сейчас, гад. Переношу вес на правый бок, намереваясь откатиться от Вааса подальше, но тот ловко хватает меня за плечо и впечатывает обратно в песок. В ответ мне слышится недовольный рык, а после я вновь чувствую теплую руку на своей груди. Открываю глаза, но понимаю, что зря – он даже не смотрит на меня. Только пялится в океан и бормочет что-то себе под нос. Чувствую себя приложением к его отдыху, которому нужно просто быть рядом и молчать. Докурив, он тушит сигарету в песке и поднимается на ноги. Смотрит на меня сверху вниз: его глаза сверкают в сумеречном свете. Небо успело почернеть, как вода от чернил каракатицы. На водной гляди появилась лунная дорожка. - Че разлеглась? – сказал так, будто прохаживал мимо и заметил меня, прохлаждающуюся вместо работы. Пнул ботинком песок – я только и успела зажмуриться. Теперь я точно была вся в песке. - Живо встала и за мной. Развернувшись на месте, он зашагал в джунгли. Мне только и оставалось, что рывком подняться, подхватить в руки одежду, перекинуть через плечо винтовку и пойти следом. Хотелось бы, конечно, прополоскать вещи от песка, но тогда я рисковала получить выговор. Или пулю. А может и все сразу. Мысли только о душе, нагретом за день. Продрогшее тело едва ли прочувствовало теплый песок. На ходу шнуруюсь, чтобы босой в потемках не наступить на какую-нибудь змею. Вдали едва ли нахожу силуэт Вааса: за все время он ни разу не обернулся. Видимо, решил, что я не буду отставать. Пришлось прибавить шаг. Винтовка неприятно постукивает по бедру при ходьбе. В мыслях все еще был тот малиновый закат. И еще отсутствующий взгляд Монтенегро, направленный к линии горизонта – тогда он казался таким спокойным… На подходе к лагерю Ваас меня остановил. Я, заметив это в последний момент, едва не налетела на него. Свернутые в руках брюки оставили на его майке мокрый след. Он не обратил на это внимания. Ему было плевать. - Ты чего? Мы оба оставались спокойными. - Одевайся, - он кивком указал на брошенную машину, под которой темнела маслянистая лужа. Я с недоверием посмотрела на Вааса. - Зачем? Я схожу в ангар и возьму другие брюки. Он усмехнулся, а затем больно ткнул меня в шрам на ключице: - Сунешься в лагерь в таком виде, - голос его в момент похолодел, - тебе пизда. Он даже не спросил, поняла ли я его. Скорее всего, понял это без слов, так как сразу ушёл на аванпост. Я видела, как уже за воротами Ваас пожал кому-то руку. Эду что ли, или Майклу...? Издалека не разобрать. Различимыми были лишь жестикуляции. Парень указал на что-то рукой, и Ваас тут же ударил его ногой в живот, начал кричать, уже было потянулся за пистолетом. Его вовремя окликнули. Тогда он просто махнул рукой, сплюнул и исчез из поля зрения. Я оставалась на месте. В джунглях вокруг тишина. В лагере тоже все казалось спокойным, за исключением только что устроенной взбучки. Тот рубака уже куда-то ушел. Меня никто не замечал. Стянув с плеча винтовку, кладу ее на капот. Тут же слышится соответствующий стук. Затем расправляю брюки и хорошенько их встряхиваю. Песок осыпается на капот – слышу его легкий едва ли приятный треск. Мокрая ткань липла к коже, не желая натягиваться. Я вся обматерилась, пока одевалась. Странно, с чего вдруг боссу взбрело в голову видеть меня одетой сейчас. Наверняка просто не знал, до чего еще доебаться. Застегиваю ремень, подхватываю винтовку и тоже ускользаю в лагерь. Смотрю на ангары и понимаю, куда точно не хочу идти. Уже чувствую прохладу ночи – она проскальзывает с ветром по брюкам. Морщу нос, но на месте не задерживаюсь: сразу направляюсь к душевым и надеюсь, что их никто не занял. Кроме снайпера с вышки меня даже никто не заметил. Я только и успела почувствовать затылком, как по мне скользнул красный лазер. Оборачиваюсь и задираю голову. - Где тебя носит? - слышится из наблюдательного пункта. – Твое время! - Еще двадцать минут! – кричу в ответ и добавляю, пока мне ничего не отстрелили. – Принесу тебе пива! - Пошла ты! – и все-таки тон был мягче, чем если бы я просто сказала о времени. - Давай быстрее. Беру шмотки на смену и удаляюсь в душ, где опустошаю остатки из бака, которые мне оставили ублюдки-коллеги. Причем коллеги – громко сказано, а вот ублюдки… Оставалось достаточно времени, чтобы кое-кого проведать. Шелест джунглей до лагеря не пробивался – его заглушал грубый бас, щелчки при сборке автоматов и тихий, но отчетливый голос Монтенегро, доносившийся со стороны временного пристанища пленных. Обычно у главных ворот раздавались ругательства с русским акцентом, но сегодня я их не услышала. Анна почему-то не возилась с нашими авто. Огибаю зону видимости снайпера, пробираясь к нужному ангару. Если она никуда не слиняла, то должна была сидеть там. Тихо стучу в дверь и захожу под недовольное: - Если это ты, Бэн, то какого хер… ой, Катюха. Здарова. Анна сидела за рабочим столом и перебирала гайки: удлиненные, с кольцом, закладные, колпачковые и прочие, прочие, прочие. Из света только тусклая настольная лампа, которой ей хватало для работы. Щурясь, она соединяла и разъединяла детали, выбрасывая бракованные на пол. Те падали с характерным тяжелым звоном, а после катились к стене. Анна уже не замечала этот звук. Я застала ее за работой. Прокручивая в пальцах маленькую деталь, она сидела в пол оборота к двери и таращилась на меня, ожидая ответной реакции. Ее комната вся пропахла бензином (не удивлюсь, если она и себя пыталась им заправить), а все ручки, углы и передвижные предметы испачканы в липком мазуте. Черные блестящие на свет отпечатки были тут и там, и я могла лишь догадываться, когда и при каких обстоятельствах их нанесли. Я слегка нахмурилась. - Бэн который со шрамом на лице? Анна лишь отмахнулась: - Нет. Забудь. – из ее руки вылетела гайка, но девушка даже не посмотрела на нее. – Рада тебя видеть. - Взаимно, - кивнула я, но теплый ответ оказался лишь тенью той душевности, с какой смотрела на меня подруга. – Так который Бэн? - Говорю же, забудь, - вдруг она тяжело вздохнула и заскрипела зубами, сдавшись моей дотошности. – Это этот, гранатометчик с промежуточного пункта. Достал, вечно ходит за мной. Кретин. Анна громко выдвинула полку в столе. Чтобы никто не подслушивал, я прикрыла дверь. Анне, похоже, было все равно, услышат ее или нет; она была очень раздражена. По всей видимости, пока я была на пляже, этот Бэн знатно ее выбесил. - Может Ваасу сказать? - Ой, нет. Ему лучше вообще об этом не знать. Я сдержано кивнула: она была права. Анна заправила прядь волос за ухо, и от пальцев на ее щеке остался чумазый след. - Забей, разберусь, - она шмыгнула носом. – не впервой. Хмурюсь, ведь понимаю, что все не так просто. В окружении отъявленных головорезов никакая ситуация не будет до конца под твоим контролем. Мы обе это понимали; обе всегда держали при себе оружие. Длительный зрительный контакт со мной заставил Анну вспомнить о том, как сильно могут уставать глаза. Закрыв лицо руками, она тяжело вздохнула. - Я так заебалась, - призналась она, но я едва уловила ее бормотания. – Эти сраные тачки. Как будто их здесь дефицит! Растерев глаза до покраснений, она вновь посмотрела на меня, громко шмыгнув носом. Затем, будто о чем-то вспомнив, склонилась перед раскрытой полкой. Очень скоро в моих руках оказывается сложенный пополам лист бумаги. - Как обычно? – интересуюсь, убирая письмо в карман. Она кивнула. - Ответов пока не приходило? - Ни одного, прости. - Разве это ты виновата, - горько усмехнулась Анна, отворачиваясь к столику. – Ладно, иди. Тебя вроде ждут. Хотелось только кивнуть ей и уйти, но, видя заебанное состояние, кое подруга пыталась скрыть, нельзя было оставить все на самотек. - Если хочешь, можем провести день вместе. Разберем дерьмо, которое нам поручат, и поедем в Бэдтаун. - Было бы ахуенно. Она поворачивается ко мне, и я вижу ее мечтательную улыбку. Улыбаюсь в ответ: - Тогда точно поедем! После полуночи, я незаметно покидаю свой пост, завожу припрятанный за пределами лагеря квадроцикл и мчу к береговой линии, откуда по песку сворачиваю на лево. Помню каждый камень под колесом и каждую пальму у линии горизонта. Путь лежит до причала, у которого уже давно не появлялось ни одной лодки. Глушу мотор, чтоб не привлекать лишнего внимания. Как ни приеду, здесь всегда тихо и спокойно. Сажусь на край причала, не решившись вновь иметь дело с песком – хватит с меня на сегодня. Даже во время прибоя ногами не дотянуться до воды. Достаю из кармана бумаги и под лунным светом пытаюсь разобрать почерк Вершининой. «Адам, это Анна. Все еще жду ответа на мои письма! Не надейся, я их жду…» Отрываю взгляд от письма и всматриваюсь в океан. Место крушения их лодки так крепко въелось в память, что мне не составляет труда найти его. Поджимаю губы и долго не решаюсь отвести взгляд от водной глади, будто в ней все еще виднелся нос горящего судна. Я не смогла ей рассказать. «На жизнь не жалуюсь, но рутина скоро в могилу сведет. Я училась строить ракеты, а здесь чиню развалюхи времен мезозоя. Ты бы посмеялся. Но радует, что работа здесь есть». Она писала это на обратной стороне какой-то инструкции. Чистой бумаги на острове было не найти. Чаще всего ее послания были либо на открытках, которые туристы хотели привести, как сувениры, либо на чужих паспортах, либо в небольших блокнотах, едва ли умещавших все, что она хотела рассказать с ее-то размашистым почерком. Читаю это и понимаю, что плачу. Боюсь признаться себе, что знаю причину. Читаю письмо мертвецам, от которых подруга ждет ответ. Я все надеялась, что она о них забудет или будет вспоминать лишь по праздникам. Тогда скрыть их смерть не было бы особых проблем, но она все продолжает писать им и хочет получить ответ. «Обнимаю тебя. И Милу тоже. Надеюсь на ответ». Отрываю взгляд от бумаг и смотрю на песок, где, кажется, все еще были отпечатаны шаги Милы и Адама, когда те со мной прощались. Будто все произошло только что. Столько гнетущих воспоминаний! Сжигаю письмо; возвращаюсь в лагерь.