Острова нас не отпустят 2

Сраная жа-ра. Вентилятор не работает. Над нашими головами роится мошкара. И вокруг тишина - даже самые болтливые пираты молчат, стараясь не вылезать из тени. Они будто чувствуют, что высыхают, как ящерицы. Или черепахи. Или зомби. Время от времени подумываю включить музыку, но пока лень подниматься с насиженного места. - Бля, да сколько же их здесь?! Кругом валяются чемоданы. Они лежат друг на друге, как книги. Синие, желтые, чёрные. Дешевые «мыльницы» и брендовые сумки. Сейчас все едино. Большей ценностью обладают чемоданы с кодовым замком. Всегда интересно, что в них перевозят. Тут на помощь приходит нож. Нож - универсальный ключик. Вскрывать молнии лезвием - все равно, что резать топленое масло. Легко и плавно. Никаких проблем. Анна тяжело дышит. Загорелой рукой смахивает мокрые волосы с разгоряченных плеч. Шея блестит от пота, и её, и моя. Берет бутылку с водой, делает из неё глоток и тут же отбрасывает в сторону. - Просто пиздануться! - Что такое? - безучастно интересуюсь, разглядывая чьи-то позолоченные карманные часы. - Согрелась. Вонючее, вонючее солнце! Она вытирает пот со лба и груди какой-то футболкой и отшвыривает её в сторону. Туда же, к бутылке. Затем тяжело вздыхает. - Что вообще здесь можно найти? Один хлам. На это я уже не отвечаю. Музыку включить что ли… Паспорта отдельно, деньги отдельно, технику тоже. Одежду в общую кучу. Что не понравится - пойдёт на растопку. Ещё есть алкоголь. Когда пираты скидывали чемоданы в одну кучу, они, бля, и подумать не захотели, что здесь будет дьюти-фришное бухло. Много бутылок побилось; содержимое протекло, и сумки пропитались тем, чем могли бы пропитаться мы, сидя у костра, например, сегодня. Целые бутылки складываются тоже отдельно. Украшения - отдельно. - Это заберу себе, - Анна выуживает из косметички сережки и надевает на себя. Я не успеваю разглядеть, как те выглядят. - Люблю висюльки... Ого! Да я словила Джекпот! - В смысле? - Мне попался чемодан какой-то очень модной девки. Мила бы оценила. Она приподнимает что-то белое, крутит в руках, а затем, мельком глянув на меня, бросает вещь обратно и закидывает сверху шмотками. Я заинтересованно смотрю в её сторону. - Что там? Тянусь к чемодану, но Вершинина захлопывает его. - Забей. Подозрительно щурюсь. Опять это «забей». - Если хочешь что-то спрятать, меньше пались. Светлая молчит. Продолжаем копаться. Косметички отдельно. Фены и плойки отдельно. Банковские карты - тоже... По чемодану можно понять, что это был за человек; что было для него в приоритете; ради чего он куда-то уезжал. Здесь это было своеобразной игрой: я видела, как пираты у клеток обсуждали меж собой, какой чемодан, исходя из содержимого, кому принадлежал. А потом подходили и в открытую спрашивали у пленников. Это как актеров по бумажке на лбу отгадывать. Думаю, как уйти к воде. На нас повесили дохера работы – до вечера, если не больше. В этом сезоне большой поток туристов оставил после себя кучу барахла. Но я умираю – хочу к морю! Вааса в лагере нет, и вроде бы, никто не мог помешать нам свалить, но, если босс вернется и вспомнит о нашем существовании, будет жопа. Вытираю пот со лба и раздраженно скреплю зубами, не желая чувствовать на себе прилипшую одежду: эту сраную грязную майку, сраные длинные брюки и сраные тяжелые жаркие берцы! В такую погоду раздражаешься от чего угодно: кто-то дыхнёт в твою сторону, и ты уже настраиваешься забить его в стену. Этими сраными чемоданами можно было заняться вечером или в дождь, когда погода не хочет тебя убить, но нет, надо было поручить это делать именно сегодня! Сука! Хочу к воде, хочу к воде, хочу к воде! - Не могу найти свой, - говорит Анна и хмурится, пытаясь что-то разглядеть. Отрываюсь от сортировки зубных щеток и оглядываю кучу чемоданов, которые нам только предстоит разобрать. - Это важно? – протягиваю лениво, будто каждое слово было в тягость. Вершинина пожимает плечами. - Это память. Я уже и забыла, что в нём лежало. И Адамового чемодана тоже нигде нет. Делаю вид, что тоже ищу глазами нужные сумки, хотя даже цветов их не знаю. Вот почему она вспоминает о нём? Почему не отпустит ситуацию? - Ты здесь почти год. Так надолго чемоданы не задерживаются. - Кстати, а что было в твоём? Едва заметно хмурюсь, пытаясь припомнить, что я вообще делала до того, как оказалась на островах. - Ничего. - Как? Совсем ничего? – Анна даже перестаёт глазеть на чемоданы. – Ты из тех, кто всё покупает в дороге? Улыбаюсь, представив туриста, желающего купить солнцезащитный крем и шлёпки здесь, на Руке. А ведь наверняка такие были. - Типа того. Ближе к вечеру мы разобрали большую часть сумок. У туристов мало, что можно взять. Вааса интересуют алкоголь и паспорта, причём только тех, кого он ещё не успел убить. Я забираю крема от загара, Анне нравятся цацки. Провода здесь ценятся в качестве жгутов и веревок. Остальное можно было даже не трогать – это вывозилось за пределы лагеря и оставлялось на произвол судьбы. А вечером была попойка – отдушина для тех, кто заебался за весь день. То есть, для всех. Разве что Ваас обходил это стороной. Это были вечера, когда он никому не ебал мозг, а лишь забирал себе целую бутылку горячительного, двух проституток из местного борделя и запирался у себя. Пираты боготворили такие моменты. Вот и сейчас, пока все потихоньку разжигают костры и тащат стулья, он лишь проходит через весь лагерь, мельком глядит на работу, которая, к его удивлению, выполнена, клацает зубами и скрывается в ангарах. Пираты отмалчиваются, а Анна подмечает его усталость, хоть и не предполагает, с чем это могло быть связано. А как по мне, он просто не нашел, до чего доебаться – иначе бы весь лагерь на уши поставил. Мне показалось, или он зашел в мой ангар? Если так, дело плохо. - Шутер, тащи бухло! А ящик-то в моём ангаре… Оглянувшись на пирата, киваю, но с места не двигаюсь: - Рано ещё. - Чего, бля? Рано? Для бухла? Его смех очень неприятный. Этот голодранец здесь едва ли месяц штаны протирает, а уже важничает, будто чего-то стоит. Анна ретируется к забору и усаживается в тени, видимо, решив, что сегодня уже не придётся отрабатывать своё существование. Заметив мой взгляд, она жестом зовёт присоединиться, но я игнорирую это. «Рассказать или не стоит?» В небе появляется первая копоть от костров с соседних аванпостов. Остров готовится погрузиться во мрак. Бесцельно уставившись в небосвод, ни с чего вдруг задумываюсь, разводят ли костры на юге архипелага. Редко, но мысли о том, как живут наемники Хойта, закрадываются в голову. Боятся ли они своего босса, как пираты – Вааса; густые ли джунгли и много ли диких зверей? А может, там и вовсе остров похож на курортную зону с отелями для покупателей и сувенирными лавками? Такие размышления разжигают любопытство. И, думаю, я бы давно уже всё выяснила, если бы хоть раз там оказалась, но Ваас ни в какую не соглашается поручать мне перевозить пленников Хойту. Никакие доказательства, что я справлюсь, его не берут. Хотелось бы знать, почему! От аромата жаренной свиньи сводит желудок и точно не от голода. Запах отвратительный! Мы с Анной давно смекнули, что местные травы превратят любое животное в съедобный продукт, а вот у пиратов с этим было туго. Всё, до чего они додумались – это до какого-то странного на вид и выжигающего внутренности своей остротой соуса. Если мясо в принципе было невкусным, то соус делал его неупотребимым, если не смертельно опасным. Кажется, в каком-то из чемоданов я видела противогаз… Не дожидаясь, пока все займут места у костра и потребуют пива, отправляюсь за ящиком. Ваас, и правда, сидит на моей постели и играется с ножом, а когда я показываюсь на пороге, резко оборачивается. Будто ждал. Лезвие проходится по его пальцу, оставив неглубокий порез. - Ваас, - киваю, будто рада его здесь видеть. – Как там у лесорубов? Он молчит, вглядываясь куда-то сквозь меня, в точку на стене. Потом смеётся и вытирает лезвие о мою постель. Не знаю, зачем он здесь – его в принципе сложно понять. - По-ху-ю, - он смеётся с надрывом, будто это смешная шутка. – Очередной день заёбов и криворуких мудил. Как же все бесят блять! Он свистит и радуется, как на концерте, а затем, мигом притихнув, бросает нож так, что тот втыкается в стену рядом с моим лицом, едва его не задев. Вся стена в зазубринах – он часто так делал. Ваас откидывается на кровать, кладя руки под голову. Шкаф открыт, с верхней полки пропал кулёк с колёсами. Усмехаюсь своим мыслям. Расширенными зрачками Ваас наблюдает, как я выкладываю амуницию на стол, припёртый к стене у самой двери. Он до последнего думает, что я раздеваюсь лишь для того, чтобы прилечь рядом, пока не, выдернув из стены нож (которым, к слову, было удобно вскрывать бутылки), не направляюсь в противоположную от него сторону. - Куда? Монтенегро отрывает голову от подушки и с подозрением щурится. - Тайлер, Зак, Майкл и ещё пара челов пригласили выпить. Присоединишься? По его выражению лица ясно, что он понятия не имеет, кто все эти люди. Хмурюсь от внезапно закравшейся мысли: я никогда не видела Вааса в чьей-то компании. Я, наверное, была единственной, с кем он иногда проводил время и то в своей уничижительно-наплевательской манере. С Хойтом у него были исключительно деловые отношения, подкрепленные пакетами наркотических препаратов. Все пираты были для него безликими; ему будто было похуй, с кем работать. Он путал их имена или вообще не звал поименно. Никогда не болтал с ними на трезвую, даже в машине, когда от тишины, казалось бы, делалось очень неловко. Вот и сейчас я звала его в коллектив, с которым он проводил большую часть своего времени, а он лишь рассмеялся мне в лицо. - Ты это серьёзно сейчас сказала? Одиночество острова, которое все так боялись, он принял в себе и научился им наслаждаться. - Ладно, - отмахиваюсь от разговора, - я просто предложила. Наблюдая за тем, как я вытаскиваю из шкафа ящик с бутылками разного фасона и цвета и тащу к выходу, он поднимается на ноги и подходит ближе. Если бы я была чуть наивнее, то подумала бы, что он хочет помочь. Чуть склонившись, он вытаскивает из него зеленую бутыль, похожую на егермейстер, и одним движением скручивает с неё крышку. - Не-не, погодь! Ставлю ящик на пол и практически выдёргиваю бутыль из его рук. Монтенегро смотрит на меня, чуть склонив голову на бок, скорее изучающе, чем с раздражением. Под таблетками он едва ли предсказуем. Подхожу к шкафу и достаю новенький, ещё никем не вскрытый «Блэк Джек» с чёрной этикеткой. Сегодняшняя находка. Возвращаюсь к боссу и, улыбаясь, протягиваю ему бутылку. Он усмехается, забирая её. - Заначки, значит? Знаешь, что в море с такими крысами делали? - Он прижимает свой лоб к моему и, стиснув челюсти, почти что рычит. - Их нахуй вырезали. Отступаю. Его сменившийся недобрый взгляд меня обеспокоил. - Босс, ничего такого! Она и так была для тебя, просто я надеялась, что ты присоединиш… Звук разбившегося стекла заставляет умолкнуть. Глядя в глаза, Ваас швыряет подарок об пол, даже не посмотрев на него. Будто в руке у него был мяч, а не целая бутылка, блин, спиртного! Опустив взгляд в пол, пытаюсь разглядеть, куда разлетелись осколки, но тут же чувствую сильную боль в затылке – Ваас толкает меня к стене, прижав со всех сторон. Хорошо хоть, ящик лежал на полу, иначе разбились бы все запасы. Сильно жмурюсь, чтоб в глазах не так двоилось. - То есть, из всех развлечений ты выбрала сидеть с уебанами и пить согретую хуйню... Серьёзно блять?! В комнате теперь пахнет крепким алкоголем. Его предплечье сдавливает мою грудную клетку, мешает дышать. - У тебя претензии к моей работе? – гляжу на него, пытаясь уловить замешательство. - Зачем ты меня держишь? Но Ваас уже давно прервал зрительный контакт и сейчас смотрит на хорошо заживший шрам на ключице. Он проводит по нему шершавым большим пальцем свободной руки, а после достает нож и касается им его. Дергаюсь и задираю голову выше, когда острие вонзается в кожу. - Блять, ты что творишь?! Ваас прижал меня так сильно, что неоткуда было брать разгон для рывка или удара. Даже нож свой вытащить не могу. Занятый ковырянием раны, он так склонил голову, что я вижу его шрам на лице. - Себе ты тоже так обновляешь? Ваас лишь устрашающе рычит и давит на лезвие сильнее, от чего я шиплю, перестав задавать вопросы. Но беру на заметку, как Монтенегро болезненно отнесся к личному вопросу. Оказывается, не на всё в этой жизни ему похуй. Стараюсь не думать, где он ещё ковырялся этим ножом до меня – я и так, и так здесь сдохну, но не хотелось бы от инфекций из-за фетишей босса. Этот шрам и так будет со мной всю жизнь; напоминать о случившемся в небольшом сарае под проливной дождь с нулевыми шансами на спасение, так Ваас время от времени его ещё и обновляет! Он постоянно красный. Блять, как же больно… Так же резко, как и толкнул, он отпускает меня и, отшагнув назад, принялся любоваться своей работой на теле, пробивающим дрожь. Затем последовала усмешка. - Теперь пиздуй. Я зла. Ух, как я зла! Вытаскивая из шкафа аптечку и обрабатывая рану перекисью, хочу крикнуть этому мудаку, так беспечно попивающего егермейстер на моей постели, что он мудак! - Нахуя? – несмело произношу, оттирая кровь от новой майки. – Вот нахуя? Мой вопрос он расценил, как риторический. - Ты же хотела развлекаться? – он неприятно щурится. – Ну так и вали блять! Пираты только и видели, как я вылетела из бунгало под знакомые вопли. Не дай бог узнаю, что кого-нибудь из них это повеселило! Теперь тащить ящик вдвойне тяжелее. На улице к тому времени окончательно стемнело и ощутимо похолодало. Все уже сидели у огня и поедали, что приготовили. Анна то грела руки, то трогала новые серьги, стараясь не смотреть на мужчину, устроившегося справа, который явно желал её внимания. Остальные будто не замечали этого: - Без соуса здесь вообще ничего жрать нельзя. - Чувак, этот соус меня уничтожает! - А я целый день ничего не ел. Так что пусть хоть убьет меня – похер. Один из тех, кто сидел у прохода, двигается, освобождая место для ящика. Опуская его на землю, чувствую, что рана вновь начинает кровоточить. - Ну наконец-то бля! Бутылки пошли по рукам. Алкоголя немного, и весь разный, так что каждый делает по глотку и передает бутылку следующему. Мне пить как-то перехотелось. Отступив назад, обхожу пиратов со спины, пока не добираюсь до подруги. Настырный парень уже тянулся к её плечам. - Не возражаешь? Острие ножа, почти касающееся кадык, добавляет весомости моим словам. Парень двигается, освобождая место. Анна смотрит на меня с благодарностью, а затем, заметив свежую рану, с беспокойством, хоть ничего и не говорит. До неё только-только доходит первая бутылка без этикетки. Я тоже решаю промолчать. Рядом с ней спокойнее. Глядя на то, как её губы растягиваются в улыбку после первого глотка, думаю, как болезненно те искривятся, узнай она правду об Адаме. Что с ней будет; как она отреагирует? А может, зря я себя накручивала, и давняя смерть никак её не тронет? Боюсь это узнать хотя бы потому, что на всём острове она единственная, кому на меня не плевать. А эта новость просто разобьёт ей сердце… не знаю, что делать. Прикладываю холодные пальцы к ране в попытке унять боль. Только сейчас, задумываюсь о том, когда в последний раз навещала старика Эрнхардта. Он-то мне поможет! Надо бы наведаться к нему, пока он совсем не зачах там в теплице от одиночества и своих грибов. Сука, как же болит… - Помните своё первое убийство? Спустя час безыдейных комментариев о «тяготах» преступной жизни кто-то подобрался к довольно интересной теме. По крайней мере, раньше я не слышала подобных историй. На некоторое время все разом притихли, то ли не желая начинать первыми, то ли вспоминая о своих жертвах. Я молчу, занятая своей болью. В конце концов, кто-то выдал низким заплетающимся голосом: - Я случайно убил человека на охоте. Перепутал с оленем. Пираты, что сидели ближе всего, стали расспрашивать его о подробностях, будто для них такая история казалась до одурения новой. - А я получил пять сотен за убийство предателя. - Так-так, а вот тут поподробнее… Они гоготали, переспрашивали, уточняли детали, будто речь шла не об убийствах, а о детских игрушках. Но самое пугающе необратимое здесь то, что мне начинал нравиться их оживленный разговор. И даже не потому, что он помогал на время забыть о беспокоящей ключице - я постепенно подключаюсь к нему, чувствуя, что становлюсь к этой компашке ближе. Однако, когда начинаю думать о чем-то похожем, приходится вновь подтирать майкой кровоподтеки из ключицы. Слишком много думаю. Чтоб притупить боль, все же решаюсь вклиниться в алко-эстафету и выхватываю бутылку из рук Анны, когда за ней по привычке уже тянулся Бэн. - Ты ахуела? Звучит так, будто чужое отобрала. Безразлично пожимаю плечами: - Не вижу никаких проблем. - Ты же решила не пить! – с издевкой подмечает и без того обиженный на меня парень. Глянув на него исподлобья, отвечаю: - Бэн, да? Съеби-ка отсюда. - Н-да? А не пошла б ты нахуй? Увлеченная перепалкой, не замечаю, как разговоры вокруг стихли, и все уставились на нас. «Это я-то нахуй?! Ну-ну». На глазах Бэна, запрокинув голову, вливаю в себя остатки выпивки и протягиваю ему пустую бутылку: - Угощайся. Забываю, что здесь все уже навеселе. Бэн вскакивает со своего места, вытаскивает из-за пояса нож и жестом рук приглашает сделать то же самое. Анна дотрагивается до моего плеча, мол, не надо, но я тоже поднимаюсь и выхожу на безлюдное место. Бенджамин следует моему примеру. - Ты в крови своей захлебнешься, бля. Я не отвечаю. Сосредоточенная на противнике, делаю шаг ему навстречу – бросаю вызов. Рану саднит, но сейчас меня волнует лишь не получить новые ссадины: пират хоть и был уже почти вусмерть пьяным, но держался на ногах и был готов мне навалять. В темноте ориентироваться сложнее – едва успеваю отскочить от летевшего в меня ножа. А Бэн решил не мелочиться. Меня едва не задело. От резкого движения ключица разболелась так, что я чуть не вскрикнула. Пытаясь рассмотреть, что с ней, я пропускаю удар в челюсть. Меня кренит в сторону, но я на ногах держусь. Потерев скулы, отвечаю с той же мощью, и Бэн тоже отхватывает из-за заторможенной реакции. Удар за ударом мы избивали друг друга. Его атаки были сильными, но медлительными: приходилось отражать их, чтобы не покалечить лицо; а мои – редкими, но, черт возьми, меткими. Кто-то кричит, кто-то свистит – все смешивается в гул, заглушаемый нашим сбившимся дыханием. Выпивка еще не начала действовать, так что чувствую некое преимущество перед соперником. Хорошо, что мы не были близко знакомы. Первым же делом поражаю локтем его солнечное сплетение, заметно ослабив натиск. После бью в лицо. Слышу, как хрустнул его нос. Должно быть, сломался. Если бы не Ваас – расквасила бы его одним ударом, а так потребовалось четыре. Видимо, это его отрезвило. Отблески от костра делают черты его окровавленного лица дикими. Пират изловчился ударить меня в рану, причем так крепко, что я вскрикнула и попятилась назад. А в следующий раз он нацелился в живот и только невовремя подкосившиеся ноги сделали его удар смазанным. Заехав парню локтем в грудь, я повернулась к нему спиной и уже собиралась ударить его в пах, как вдруг под нашими ногами разбилась бутылка. Мы отскочили друг от друга и уставились на Анну, загородившую собой костер. В отличии от нас она крепко держалась на прямых ногах, а ладони плотно сжимала в кулаки. - А ну-ка блять прекратили! Она подходит ко мне и, развернув к свету, всматривается в лицо. Кажется, он разбил мне губу. Умыться бы… - До ангара проводить? Качаю головой и стараюсь улыбнуться. Не выходит. - Дала бы его убить, и проблема бы решилась. - А если бы он тебя убил? Пожимаю плечами – об этом я как-то не подумала. Пока иду, вспоминаю, есть ли у меня фонарик. Нужно обработать раны. Думаю, как сниму берцы, перебинтуюсь на скорую руку и завалюсь в постель… И тут замираю, уловив сигаретный дым. Останавливаюсь и понимаю, что не хочу заходить внутрь. Блять, только его тут не хватало. Возвращаться к костру тоже не вариант. Вся эта ситуация очень-очень злит. Он лежит на постели, курит и по всей видимости никуда сваливать не собирается. Заметив лунный свет в открывшейся двери, он только гаденько улыбается, не разжимая из зуб сигарету. Дверь захлопывается за моей спиной. Глаза, привыкшие к яркому огню, едва-едва начинают различать силуэты во тьме. В полной тишине прохожу меж столом и постелью к шкафу, намереваясь добраться до аптечки. Достичь цель не удаётся – Ваас молниеносным движением отрывается от подушки и, схватив меня за руку, тянет на себя. Я оказываюсь рядом с ним. Спина продавливает мягкий матрас. - Это ты там пиздилась с кем-то? - Бэн просто засранец, - поворачиваю голову и вижу, как блестят его глаза. – Всё окей. - Что нахуй за Бэн? - Напряжение растет. - Который со шрамом? Свободной рукой он сжимает мне шею. - Гранатометчик, - чувствую, как хватка медленно слабеет. – Я разбила ему нос, он тоже мне пару мест… Уперевшись о предплечье, он долго всматривается в меня, но молчит. Я тоже лежу тихо: что бы он себе ни надумал, мне лучше не нарываться. Затем он тянется ближе и касается языком моих губ. Чуть приоткрываю их, но он отстраняется и проводит языком вниз, к подбородку. Лишь после, проведя эту дорожку, он возвращается к губам и проникает языком, и я чувствую вкус крови у себя во рту. Своей крови. Должно быть, он учуял или увидел последствие одного из пропущенных ударов. Он ведет, а я закрываю глаза и стараюсь не реагировать на ощутимые покусывания разбитой губы и нажатия пальцами на кожу рук и тела в поисках свежих ссадин и синяков. Но он и сам видит, когда, нащупав гематому и надавив на нее, заставляет меня жмуриться чуть крепче. - Рана болит, - шепчу, не надеясь на ответ, - не даёт покоя… Он проводит по ней шершавыми пальцами, внимательно наблюдая за реакцией. После, придавив меня собой, наклоняется к ней и проводит языком, но после вновь отстраняется, будто это не дало ему то, чего он хотел. Должно быть, он ушел, когда я отрубилась, ведь во сне меня ничто не беспокоило.