Сахар со льдом

      Первым, что я увидел, открыв глаза, была кромешная темнота. Зубы стучали от холода, в нос бил резкий запах стирального порошка, а одежда на мне была мокрой и липкой. Какого хрена?       При малейшем движении голова начинала трещать по швам с тупой болью, пульсацией отдающейся в висках. Недовольно поморщившись, я попытался встать, но это оказалось не так-то просто.       Где я? Что за херня? Ничего не вижу. Стены окружают меня со всех сторон, и я, как ни стараюсь, не могу выбраться отсюда. На секунду мне подумалось, что мое лишенное чувств тельце закрыли в гроб и закопали заживо, но это показалось таким бредом, что я тут же отмел эту догадку куда подальше.       Пытаясь игнорировать жуткую боль, я колотил кулаками наугад, наваливался всем весом, выставив плечо вперед, и у меня получилось вылезти из этой чертовой клетки. Одна из стен тихо хрустнула (или это были мои сломанные кости?) и я полетел на пол лицом вперед, тщетно пытаясь вернуть телу былое равновесие. К счастью, я успел вовремя выставить руки вперед. Моя и без того раскалывающаяся на кусочки голова точно не выдержала бы этого удара…       Солнечный свет, проникающий в комнату из окна, резал глаза. Я накрыл их руками в тщетной надежде скоро привыкнуть к этому дерьму. Что-то холодное и мокрое коснулось моих век. Это заставило меня мгновенно убрать руки от лица и осмотреть их. Сырые, слипшиеся в комочки гранулы, судя по запаху, стирального порошка. Почему я весь в этой мятной и влажной гадости?       Я с удивлением обнаружил, что вылетел из большого шкафа, с зеркалом в полный рост, отражающим мою нескладную худощавую фигуру.       Мозг медленно, словно неохотно, начал выдавать подробности вчерашней вечеринки. Точно! Вечеринка в честь моего приезда. На самом деле, мое отсутствие никого бы даже не взволновало. Для всех это всего лишь очередной повод напиться. Это была одна из причин, почему я собирался смыться из дома в тот вечер.       Тяжело дыша от спешки, я стягивал бежевые пижамные штаны, чтобы поскорее скинуть их на пол. Следом за штанами полетела и рубашка, которую я, не церемонясь и не расстегивая пуговиц, стянул прямо через голову. Переодевшись в синие джинсы, белую футболку и джинсовку, я твердо намеревался слинять из дома по-быстрому и без лишнего шума. И мне это, черт возьми, почти удалось. Я был в метре от входной двери, когда понял, что забыл свой сотовый, а, развернувшись, увидел Адама, который, судя по всему, с насмешкой наблюдал за тем, как я на цыпочках крадусь к выходу. — Я и не думал, что ты такой трус, — смеялся он, перебирая пальцами оставшиеся в пачке сигареты. — Чего-о? — протянул я. Какой еще трус? С чего бы? — Боишься, что взрослые дяди и тети будут обижать тебя, — в голубых глазах блондина загорелись опасные искорки, сам же он широко улыбался, — научат плохому. Испортят чистое невинное дитя. — Я ничего не боюсь, — уверенно заявил я. — Поэтому вчера, когда мы остались наедине, ты так резво удирал, что чуть не снес мне дверь, — заключил он, наконец-то выбрав сигарету. Он помнит? Боже, он помнит это. — Не понимаю, о чем ты, — ответил я, пытаясь вложить в эту фразу как можно больше безразличия и холода. Адам покрутил в руках черную сигарету, которая так прекрасно смотрелась в его тонких длинных пальцах. Сигареты ведь обычно белые, да? — Держать я тебя не буду, но имей в виду, что будет весело. К тому же, вечеринка в честь твоего приезда, а это значит, что ее хозяин — ты. Никто и не подумает тебе грубить или что-то в этом роде… — серьезно сказал он, убирая в передний карман темных джинсов пачку, где черным по белому выведено «Smoking Kills».       Неужели он подбадривает меня? Не подшучивает надо мной и не издевается? Не думал, что он вообще на это способен. — А если ты уйдешь, я позвоню нашим родителям и скажу, что ты продался в секс-рабство за наркотики, — он громко рассмеялся, запрокинув голову. Придурок. — Очень смешно, — недовольно проворчал я, стараясь подавить желание треснуть ему по голове чем-нибудь тяжелым.       Так я оказался в центре пьяных, полуголых парней и девушек, каждый из которых был минимум на четыре года старше меня. И все из-за того, что мне не хотелось слушать ругань родителей и оправдываться. Они у меня такие доверчивые.       Но больше всего, конечно, мне не хотелось целый месяц носить уродливое клеймо труса, коим я бы выглядел в глазах брата, если бы слинял. Это странно и не похоже на меня, ведь я к этому парню у меня нет ни капли уважения, скорее даже наоборот, но почему-то его мнение мне важно. Может это потому, что с недавних пор мы стали одной семьей? Черт его разберет.       Музыка играла настолько громко, что порой могла заглушить мои собственные мысли. В воздухе витал запах сигаретного дыма, алкоголя, а так же коктейль из духов тех девушек, что пришли сегодня для того же, для чего и парни: выпить, расслабиться, удовлетворить свои физиологические потребности. Не знаю, как видят свои цели участники этого безобразия, но для меня все выглядит именно так.       В этом бедламе я не мог найти себе места. Какую бы дверь я не открыл, меня встречала лишь темнота и возмущенные голоса. А я все никак не решался включить свет, потому что это явно не пошло бы на пользу моей психике, учитывая, что голосов было не меньше четырех.       В итоге, я одиноко жался на диване в гостиной, обнимая подушку и в сотый раз проклиная себя за то, что не купил беруши. Сбоку от меня сидели два парня и проверяли кто кого перепьет. Девушка с синими волосами стояла неподалеку и курила, прислонившись к стене и время от времени тихо хихикая.       Мне здесь не место. Я скучаю по своей уютной комнатке в родном доме, скучаю по тому, как отчим помогал мне с учебой. Скучаю по маминой стряпне, которую не заменят никакие кулинарные шедевры Томаса. Кстати, где он? Может, его Адам на подобные мероприятия не пускает? — Эй, — чья-то рука приземлилась мне на плечо, — развлекаешься?       Знакомый бархатный голос. Стоит лишь слегка повернуть голову, и я увижу этот самодовольный оскал и горящие голубые глаза в обрамлении густых темных ресниц. — Так весело. Правда. Спасибо, — говорил я, не особо заботясь о том, насколько искренно прозвучат эти слова. — Ну ты и зануда, братец! — нарочито слащаво протянул он. — Неужели ты даже не выпил?       Адам обошел диван, и одним только взглядом на тех парней, что сидели рядом, заставил их впопыхах схватить свои бутылки и унести свои тощие задницы прочь. Он протянул мне бокал с чем-то прозрачным, вероятно, минералкой со льдом и кусочком лайма сверху. Я принял его, не раздумывая. — Пойдем со мной, хочу кое-что тебе показать, — заговорщическим шепотом сообщил он.       Я последовал за ним, и на ходу хлебнул коктейль, который Адам мне принес. — Черт, что это?! — возмущенно вскрикнул я, едва не отплевываясь от подсунутой мне гадости. — Это водка со спрайтом, — непринужденно ответил он. — Водка? — удивился я, всматриваясь в содержимое бокала. — Ты что, даже водку никогда не пробовал? — он снова усмехнулся, устало прикрыв глаза рукой. — Я никогда не пробовал спиртное, — честно признался я.       Его глаза округлились. Адам на несколько секунд застыл с открытым ртом. — Я шутил, когда говорил про невинное дитя, но… Ты это серьезно? Только не говори, что ты ни разу не напивался в хлам! У меня уши отсохнут, если я услышу это сочетание слов, — он говорил громко, активно жестикулируя. Может, он был чуть-чуть навеселе, но назвать его пьяным язык не поворачивается. — Хорошо, не буду, — я сказал это так тихо, что мои слова утонули в потоке шума и разрывающей мои перепонки музыки. — Это чертовски жалкое зрелище. Немного милое, но ужасно жалкое. Скажи, что у тебя никогда не было девушки, и я расплачусь.       Своей улыбкой он напоминает мне Чеширского кота. Он вообще на него во многом похож. Такой же беззаботный и немного сумасшедший.       Я отпиваю горькую и одновременно сладкую, обжигающе-холодную жидкость, которая тут же становится горячей у меня в горле. Внутри так тепло… Я медленно киваю, затем выпиваю напиток до дна. Погорячился я, называя это гадостью. Если привыкнуть — вполне ничего так. — Я должен, просто обязан тебе помочь. Посмотри на них, — братец указал рукой на четверых девушек, которые пили розовые коктейли через закрученные спиралью соломинки и шушукались, глядя на нас. — Какую из них ты хотел бы сегодня? — спросил он таким тоном, будто это ничего особенного не означает. — Я не знаю… — хмурюсь я. — Разве так можно? Это неправильно, это… — Понял, тебе нужен еще один коктейль, — перебил он меня. Пространство вокруг меня медленно начинало покачиваться из стороны в сторону. С каждым шагом мир крутился то по часовой стрелке, то против нее. Это настоящее волшебство. Волшебство, понимаете? — Держи, — он протянул мне заветный бокал.       Я мигом осушил его, затем следующий. Даже точно не могу сказать, сколько всего их было, но это не так уж и важно. Главное — я очень сильно напился. А Адам — нет.       Остаток вечера мне видится сквозь пелену красного тумана, в котором все движения резкие, все цвета до боли в глазах яркие, а все звуки приглушенные, потому что их перекрывает бешеный стук собственного сердца. — Выбирай, — в который раз повторил он.       Я уже не держался на ногах, и схватиться за его футболку было вынужденной мерой. Если бы я этого не сделал, я бы упал и обязательно сломал бы себе что-нибудь важное. Ну, по крайней мере, тогда мне так казалось.       Приятный холодок пробежал по груди и животу, спускаясь чуть ниже. Адам пролил на меня коктейль, когда я упал на него. Адам выругался.       Мое вялое, безжизненное тело лежало в его ванной, спиной прислонившись к стене, а задницей — к холодной плитке. Судя по ощущениям, я был без одежды, в одних только боксерах.       Я прижимал лицо к окошку, в котором крутилась моя одежда. Все крутилась и крутилась. Не знаю, как долго я на это смотрел, может пять минут, а может четыре часа. — Ты как, в порядке? — Адам спустился вниз и сел на пол, поджав под себя колени. Почему я должен быть без одежды, а он — нет? Вопиющая несправедливость.       Я смотрю на свои голые ноги. Голый торс. Адам смотрит на меня, но я слишком устал, чтобы пытаться разобрать выражение его лица. Готов поспорить, он опять ржет надо мной, и это не удивительно. Хочется одеться и уйти, пока у меня еще осталась хоть какая-то крупица былой гордости.       Легче сказать, чем сделать. Мои руки и ноги ватные, тяжелые, неуправляемые. Вместо кисти у меня будто клешня, и ею я пытаюсь нащупать на себе одежду, которой нет. Я достаю мокрую одежду из стиральной машинки, а Адам даже не пытается меня остановить. Готов поспорить, он шокирован. Не каждый день встречаешь парня с клешней вместо руки. — Она же грязная, — возмутился он, когда я натягивал тяжелую от воды джинсовку. Как вовремя к нему вернулся дар речи.       На глаза тут же попалась яркая надпись на пакете порошка, призывающая меня купить два по цене одного. Я поднял его и посыпал на одежду, чтобы очистить ее (Боже, о чем я думал?). — Что ты творишь, придурок? Сними это, — повторял он, пока я игрался с пахнущим мятой снегом. Брат приблизился ко мне, пытаясь стянуть с меня майку. В его глазах я увидел собственное отражение. Прямо таки напуганный олененок, загнанный в угол опасным хищником. Адам опустил свои голубые, бездонные глаза, чтобы рассмотреть пол, вероятно, весь измазанный мыльной пеной. А я смотрел на его губы.       Клянусь, я не знаю, был ли в этом виноват алкоголь, или любое другое дерьмо, но… Что-то внутри меня сломалось тогда, когда я увидел его лицо. Озадаченное, с нахмуренными бровями и осуждающим взглядом, в котором читалось немое «ты — дебил». Острая линия челюсти и едва заметная ямочка на подбородке, которая исчезает, стоит ему хоть чуть-чуть улыбнуться.       Я не знаю, что на меня нашло. Это было неизвестное мне ранее, странное желание, которое я испытывал в первый раз. Мне захотелось зарыться пальцами в эти светлые, мягкие волосы. Потрогать эту ямочку кончиками пальцев, чтобы убедиться, что это не визуальная галлюцинация. Ощутить вкус этих ярко очерченных губ.       И бесконечно смотреть ему в глаза. Даже в мокрой, холодной, скользкой и противной одежде, невыносимо воняющей мятой. С головой, идущей кругом, и весьма дурным самочувствием.       Просто смотреть в эти глаза, не отрываясь. Затеряться, забыться, не вернуться в реальность только ради того, чтобы ежеминутно смотреть на него.       Я ушел. Спрятался в шкафу, чтобы меня там никто не нашел. Там было тихо. Темно. Спокойно. Так я уснул.       Пальцы медленно зарылись в короткие темные волосы, чтобы сжимать их и тянуть в разные стороны. Головная боль отступила на второй план, когда я укусил себя за запястье, тем самым стараясь отвлечься от ужасной мысли, что стучала в моей голове с тех пор, как я вспомнил вчерашний вечер.       Я хотел поцеловать парня.       Своего брата.       Я хотел.       Что со мной?       Мысль была настолько невыносима и отвратительна мне, что я почувствовал металлический привкус крови, кусая руку, чтобы не закричать.       Сгребаю остатки комочков порошка, чтобы приложить их к свежей ране. Легче, естественно, не становится. Но это отвлекает.