Мне так много надо показать твоим глазам

Говорят, мои волосы огненно-красные, я чувствую их мягкость, но не вижу. Я не знаю, что такое цвет. Для меня весь мир черный. Я живу ушами и руками. При моем рождении Бог решил, что я справлюсь лишь со слухом, нюхом и осязанием. Но мне кажется, чтобы выстоять в борьбе на нашей планете, нужно быть во всеоружии. Я уже знаю, что такое боль, предательство и расставание… В миг таких переживаний мне бы хотелось смотреть своим обидчикам в лицо, а не только слышать их грубые голоса и осязать их холодные от жестокости руки. Но больше всего в последнее время мое горло сдавила безнадежность. Именно с ней под руку я сейчас направлялась в Центральную больницу. Опять обещания, опять обследование и опять ничего. Я перенесла три операции на глаза, но все безрезультатно. Мой лечащий врач госпожа Цунаде не теряет оптимизма, хотя в последнее время и в ее убеждениях стали проскакивать нотки наигранности, а вот мой оптимизм испарился уже давно. И пока, видимо, не готов возвращаться к хозяйке назад. Я знала эту дорогу наизусть. Вот слышны крики детей, здесь рядом школа. Дальше будет слышно пение дроздов, это значит, начинается парк, там птицы гнездятся каждое лето. А потом будет сливовый сад. Это мое самое любимое место в нашей деревне. Там всегда начинается Ханами (японская национальная традиция любования цветами – Прим. авт.). А я была в центре этого радостного события. Помню, как по глупости в детстве протянула руку к ветке, оторвала одну сливу, ощупала ее гладкую поверхность и моментально в рот, чтобы полностью осознать существо этого фрукта. А она оказалась такой кислой. Мне кажется, что ее жуткий вкус до сих пор на моих губах. Мама тогда сказала, что может она и невкусная, но очень красиво цветет огненно-красными бутонами, по цвету похожими на мои волосы. Я поняла мамин намек спустя пару лет. Из-за своей слепоты я была диковатым и недружелюбным ребенком, так как боялась своей слабостью вызывать насмешки и издевки. И мои опасения не были лишены смысла… Я превращалась в маленького рычащего зверенка, готового от страха кинуться на всех вокруг. А мама все повторяла: «Кушина, такая красивая девочка должна быть нежной и доброй». Интересно, что такое красота? Ощупывая лица людей, я в голове составляла определенный образ, не уверена, что он был идентичен оригиналу, но черта каждого человека казалась мне замечательной. Нос, губы, уши, руки – мы созданы идеальными, поэтому я не представляю, как все это вместе может быть некрасиво. Я ступила в пределы сливового сада. Ветер колыхнул мои длинные волосы. Я снова потрогала их. Огненно-красные. В детстве из-за моих волос дети называли меня томатом. Я очень стеснялась этого прозвища и думала, что, видимо, в обществе такой цвет и считается некрасивым. Но мама говорила, что когда мы маленькие, говорим много глупостей, за которые, повзрослев, краснеем. И то, над чем чаще всего смеются в детстве, в будущем становится главным достоинством. Но так пока никто и не сказал мне, что у меня красивые волосы. Говорили про бесполезные глаза, про губы говорили, про руки, но про волосы никогда. Я снова вожу пальцами по ним, в надежде хоть раз ощутить их цвет. - А ну, вернитесь немедленно! – неожиданный резкий крик, хохот детей и топот ног ввели меня в замешательство, и я не услышала стремительно приближающегося человека. Толчок, я теряю равновесие и ударяюсь лбом о землю. - Даттебане! – я тру место ушиба от боли. - Боже мой, простите. Я не заметил… Все из-за этих разбойников. Сильные мужские руки схватили меня за предплечья и легким движением подняли с земли. - Что с моим лбом? Его пальцы нежно убрали с моего лица пряди волос. От этого незамысловатого действия к моим щекам, почему-то, прильнул жар. - Ничего серьезного, небольшая царапина, - но в его голосе чувствовалось беспокойство. Интересно, с чем оно связано? – на локте рана побольше. Он аккуратно взял мою руку. - Что там? – но я все поняла без его ответа. Кровь, ее запах, мерзкий и тяжелый. Мама говорила, что многие люди боятся вида крови, а я боюсь его запаха. Он такой резкий, забивает все поры и приводит в паническое состояние. - Вы и сами можете, - он повернул мою руку, но через секунду понял свою ошибку, судя по тихому вздоху. - Если бы могла, Вас бы не спросила, - раздраженно огрызнулась я и выдернула свою покалеченную конечность из его захвата. - Простите, пожалуйста, - в его голосе послышалось еще большее беспокойство, - я не хотел, я не знал… Ненавижу, когда люди начинаются подобные потерянные монологи в моем присутствии. Чувствуешь себя так унизительно и виновато. Мне поскорее захотелось от него уйти. - Я направляюсь в больницу, там мою руку осмотрят. Так что можете не волноваться. Я сделала шаг вперед, но его рука снова очутилась на моем предплечье. - Позвольте мне Вас проводить. Жалость, чертова жалость. Почему нельзя просто оставить меня в покое и бежать по своим срочным делам? - Я прекрасно могу дойти и сама, если меня не сбивать, - мой почти граничащий с грубостью тон, надеюсь, осушит его поток неловких предложений. Он больше ничего не сказал, и я продолжила свое движение. Я достала из сумки влажную салфетку, чтобы протереть рану на локте. И тут мой нос уловил на коже незнакомый запах. ЕГО запах. Бергамот и грейпфрут. Этот аромат возродил мои детские воспоминания. Такой парфюм был у моего первого учителя музыки, господина Сарутоби. Прекрасные годы учебы игре на скрипке подарили мне любовь к музыке, увлечение жизни и веру, что я небесполезна и небезнадежна. Такие мягкие и родные воспоминания обволокли меня, что я забыла о своих ушибах. Но тревога быстро оттеснила все тепло прошлого, когда я оказалась у дверей больницы. От медицинских запахов вперемешку с кровью и чужими страхами меня снова сковал ступор, захотелось развернуться и уйти отсюда подальше. Но мне не позволили этого сделать. - А вот и ты, наконец, - властный голос госпожи Цунаде оповестил меня о ее приближении. Как всегда, она ждала меня в вестибюле, - пойдем в мой кабинет. Она схватила меня руку и потащила по лестнице. - Что с твоим локтем? - Меня толкнул человек, и я упала. - Тебе нужно быть осторожней. Сейчас обработаем рану. Этот тон разозлил меня. Она по сто раз в течение каждой нашей встречи говорит мне, что надо осторожнее идти, прислушиваться ко всем звукам и еще много наставлений, которые я прекрасно выучила за свою слепую жизнь. Будто зрячего человека не может сбить бегущий? Даттебане! Мы дошли до ее кабинета, она усадила меня на стул и начала осматривать повреждения. - У меня для тебя есть прекрасные новости. Скоро к нам приедет офтальмолог с мировым именем, он мой старый хороший друг, господин Оротимару. Он гений и сможет… - Я не хочу больше никаких операций, - из моих уст это звучало жестко, но уверенно, как хорошо продуманное решение. Наверное, Цунаде сейчас смотрит на меня с удивлением. Или злостью. - Как ты можешь отказаться от всего сейчас? Когда… - нет, это было непонимание. - Я устала. Хочу просто жить и любить жизнь слепой, а не верить, что полюблю ее, когда увижу, - я поднялась со стула, - спасибо Вам большое, госпожа Цунаде. Но мне пора прекратить тешить себя иллюзиями, а свыкнуться с такой собой. Я подошла к ней и крепко обняла. Ее доброта всегда потрясала меня. Женщина, отдавшая медицине все и свято верящая, что можно помочь каждому. Я безумно рада, что такой прекрасный человек повстречался на моем порой нелегком жизненном пути. - Кушина, запомни. Если ты передумаешь, я с радостью помогу тебе. - Спасибо, за всё. Я направилась к выходу. У дверей больницы меня встретил знакомый запах. Бергамот и грейпфрут. - Надеюсь, Вы не следите за мной? – тональность моего голоса с нашего прошлого разговора не изменилась. Он молчал. Удивился, видимо, как это я его вычислила. - Я просто хотел убедиться, что с Вами все хорошо, - его тихий бархатный голос гипнотически успокаивал мой разъяренный нрав. - Вы же меня не ногами били. Подумаешь, всего лишь ударилась. А если Вы так печетесь обо мне из-за того, что я… - Нет, - меня прервал его резкий ответ, - это не имеет никакого отношения. Я почему-то опять смутилась. В этот миг мне особенно жаль, что я даже не представляю, как он выглядит. - Разрешите мне проводить Вас до дома? Это звучало так мило, неожиданно и старомодно, как его парфюм. Видимо, я забыла о воспитанности мужчин в их типичном потоке глупостей и подчас грубостей. - Так и быть. Давайте на ты. Меня зовут Кушина Узумаки, -и протянула ему руку. - Минато Намикадзе,- он ответил на мой приветственный жест. Для простого человека рукопожатие – это просто ни к чему не обязывающий знак, но для слепого – это несколько секунд для приобретения ряда полезных фактов о собеседнике. Вот так я смогла определить, что по возрасту ему нет, скорей всего, и тридцати, его мозоли на пальцах свидетельствуют о том, что он много пишет. У него нет обручального кольца или отметины от него, так что скорей всего он не женат. И его кончики пальцев, кажется, были испачканы в мелу, по запаху и остаточной консистенции похоже. Может, он учитель? Я взяла его под руку, от чего он напряг мышцы, а его сердце стало биться сильнее. Я слышала каждый быстрый стук. Забавный. - Где Вы… ты живешь? – мы неспешно начали движение. - Рядом с храмом. Большой дом напротив. - Эй, а я живу неподалеку. Мой дом в конце улицы за мостом, - мне так понравился изменившийся тембр его голоса. Разговор о чем-то знакомом придал ему легкости и спокойствия. - Там где-то музыкальная школа. От моста направо. Я давно туда не ходила, чтобы не будоражить воспоминания детства. Но его парфюм насильно вернул меня в те времена. - Да, и через два дома от нее я и живу. - Чем ты занимаешься? – мне было интересно узнать, не угас ли мой детективный нюх. - Я учитель в школе, которая как раз находится рядом со сливовым садом. Кушина, ты лучше любой собаки-ищейки. Я легко улыбнулась сама себе. - И что ты преподаешь? Он вздохнул и ответил: - Историю. Я знаю, ты можешь подумать, что перед тобой невероятно скучный человек, раз меня интересует… Я рукой прервала его: - Не говори так. История может быть интересной, если ее правильно преподнести. И я уверена, что ты не зачитываешь монотонно детям факты из учебника. - Нет, но энтузиазм с каждым годом внутри меня потихоньку умирает. Уже слышу его предсмертный кашель. - Если любишь свою работу всей душой, мне кажется, энтузиазм невозможно убить. Я уверена, что если ты заинтересуешь хотя бы одного ребенка, то это уже победа, - я ободряюще ему улыбнулась, - не представляешь, сколько раз в жизни мне приходилось сталкиваться с творческим отчаянием. И тут он провел своими пальцами по моим. Это была всего секунда, но она будто опалила мне кожу. Так сильно этот проклятый жар опять окутал мои щеки. Моя стеснительность когда-нибудь разорвёт сердце в клочья. Это все дурацкий запах виноват. - Я знаю, что ты играешь на скрипке. Был на нескольких твоих концертах. Этот факт мое смущение не уничтожил, а наоборот, дал ему активно развиваться. Хотя это и не такой удивительный сюрприз. Я работаю в самом известном ресторане и часто выступаю на различных праздниках. - Так что ты понимаешь, что сомнение – это неизбежный проводник к истине. Мне ли не знать. Я не пишу музыку уже почти год. Когда ОНА уехала, она забрала мое вдохновение. - Ты будешь выступать сегодня вечером? - Я каждый год выступаю на Танабате (традиционный японский праздник, также часто называемый «фестиваль звёзд» или «звёздный фестиваль». Обычно отмечается ежегодно 7 июля - Прим. авт.) Это мой любимый праздник. - Значит, сегодня я снова услышу твою чудесную музыку. Главное, чтобы погода все не испортила. Дождь на Танабату – что может быть хуже? Небо будто услышало жалобы Минато и взревело бешеным ветром. Один из его порывов стащил с моих волос ленту. Мои бесноватые длинные пряди разлетелись в хаотичном порядке. Я начала жалкие попытки привести их в порядок, забывая, что лента улетела в неизвестном мне направлении, но тут почувствовала его мягкие пальцы. Минато аккуратно собрал волосы вместе и перевязал найденной им лентой. - У тебя очень красивые волосы, - тихо произнес он. Я ошарашенно посмотрела в его сторону. Что он сказал? - Правда? – удивление привело мой мозг к этому дурацкому вопросу. - Правда, - я услышала его смех. Мои нервы затрепыхались по телу. Он сказал ЭТО. От волнующих мыслей меня оторвал знакомый мерзкий запах. - Мой дом справа. Моя соседка каждый день жарит свои любимые моти (японские рисовые лепешки – Прим. авт.), их аромат уже давно заволок весь наш район. Из-за такого соседства я бы лучше отдала Богу нюх, а взамен забрала свое зрение. - Никогда не думал, что моти могут так неаппетитно пахнуть. - Она готовит их каждый день уже на протяжении лет пятнадцати. Ненавижу моти! - Я бы переехал. Мои соседи – флористы. Наш общий двор засеян цветами. - И ты после этого жалуешься на жизнь? Я засмеялась и сама удивилась такому громкому и звонкому смеху. Давно в его нотках не было столько искренности и теплоты. - Больше не буду, - его красивый смех вторил моему. Я нащупала свою дверь. - Большое спасибо, что проводил. - Увидимся вечером. Я улыбнулась ему на прощание и скрылась за дверью. Какая-то поразительная легкость окутала мою душу. Как я по ней соскучилась! Войдя в квартиру, я сразу же ринулась на поиски скрипки. Мне захотелось сыграть что-то нежное…