Поедем-ка мы на юга

Батон, слава всем богам, оказался свежим, но, даже несмотря на это, смог своей стремительностью свалить Ило на газон. — Вы что творите, дебилы? — злостно взглянул в сторону кудрявых недоразумений, и тут же присел рядом с Ило на травку. Бедный парень, кажется, пребывал в шоке от такого приветствия, и осоловело моргал своими длинными черными ресницами. — Ты как? — Нормально, — улыбнулся как-то немного нервно, поднимаясь на ноги. — Чё-то он какой-то хиленький у тебя, — почесал свою бестолковую голову Гришка. — Ага, его даже батон победил, — поддакнул Мартин. Ну все, задрали! Поднял злосчастное хлебобулочное изделие с газона, разломил на две части и по очереди запульнул в весельчаков, попал метко: одному в лоб, другому в щеку. — Фу-фу-фу! Какой нехороший Димка! Идем, Мартин, пожалею тебя, — обнялись и пошли к своему домику, почему-то хромая. Явно переигрывают. — Э-э-э, — начал я «красноречиво», и продолжил в том же нелепом стиле, — пойдем в беседку, там вино, фрукты и все такое… Кстати, тебе можно вино? — Мне восемнадцать, — ответил с возмущением в голосе, и прошел за мной. Присели, я разлил вино по бокалам, предоставленными хозяином дома, молчим. Вот опять эта хрень с неловкостью, надо что-то говорить, я что, молчать сюда приехал? Но эту проблему первым решил Ило: — Понравилось у нас отдыхать, поэтому вернулся? — говорит, и смотрит куда угодно, но только не на меня. — Основная причина — не отдых, — выдыхнул и произнес: — Я к тебе приехал, и, если позволишь, за тобой, — вот я и сказал. — Как это за мной? — вытаращил на меня свои черные глаза. — Знаешь, Илоро, когда я вернулся с югов, появилось ощущение, что я оставил здесь что-то важное. Пытался жить, как прежде, оставить ту нашу ночь в прошлом, которому не суждено повториться, но самого себя обмануть не удалось. Я много думал о тебе и о том, что произошло, и понял одно: мне без тебя плохо, Ило, кажется, это называется влюбленность. Скажи, у меня есть надежда на взаимность? — Есть, Дима, — сказал и замялся, - но, как же твоя семья, общество? — Не хочу идти на поводу каких-то норм и правил, больше — нет. Конечно, хотелось бы, чтобы родители с пониманием отнеслись к моему выбору, но, даже если этого не будет, я не смогу отвергнуть то чувство, что возникло по отношению к тебе. — Бля, охуеть, как трогательно! — Мартин, мать его! — Чет я тоже чуть слезу не пустил, — Гриша, и этот тут! Ну как им объяснить, что без их гиперопеки я справлюсь? — Свалите, исчадия ада! Иначе, я найду самый черствый батон и настучу им по вашим кудрявым головам! — Ладно-ладно, только не надо угрожать, уходим. Дождались пока дверь их домика закроется, о чем оповестил характерный звук. — Дима, ты мне нравишься, честно, но мы же друг друга почти не знаем и я не имею ни профессии, ни каких-либо навыков, поэтому не смогу жить в большом городе, — он такой по-детски открытый, но в то же время рассудительный, невольно улыбка касается моих губ. — Илоро, я понимаю, что ты хочешь быть независимым, но торгуя на пляже кукурузой, многого не добьешься. Я помогу найти тебе работу, можешь не переживать, ведь есть что-то, что тебе нравится? — Ну, я, наверное, не удивлю тебя — мне нравится заниматься лошадьми, или другими животными. — Действительно, не удивил, зато могу с уверенностью сказать, что в нашем городе дефицит людей, которые искренне хотят ухаживать за лошадьми, на это совсем недавно жаловался мой хороший знакомый, который сам занимается этим делом. Я, если честно, плохо в этом разбираюсь, но, смею предположить, что тебе там понравится. — Я подумаю, хорошо? И посоветуюсь с одним очень хорошим человеком. — Спасибо, твой ответ обнадеживает, и я надеюсь, что уеду не один, — сказав это, коснулся пальцами его губ, отчего рот приоткрылся и Ило шумно вздохнул, — я очень хотел коснуться тебя, ждал и боялся, — продолжаю невесомые касания, и испытываю чувство, сродни эйфории, от близости моего «Сердечка». — Поцелуй уже, или я сам это сделаю, — тихое, но очень убедительное заявление, которого я не могу ослушаться. Этот поцелуй нежен, нетороплив, он дарит именно то, чего так не хватало — ощущение, что он рядом; осознание, что все в моих руках; желание, что станет явью; возможность забрать его в свою жизнь и разделить одно счастье на двоих. Но, наше единение долго не продлилось… — Не, ну кто так целуется, а? Больше страсти, огня! — Гриша будто тренер по фигурному катанию, ей-богу! — Ило, положи ему руку на член и посжимай легонько! — Мартин. — Диман, а ты за попец его потрогай, это приятно! Вот что за люди такие, не сидится им на месте, а ведь обещали! Уже просто иссякли все варианты, как их прогнать. Неужели такой долгожданный вечер будет безнадежно потерян с «помощью» моих друзей? Но вдруг, Ило улыбнулся лукаво, подмигнул мне, повернулся лицом к нарушителям нашего романтического вечера и заговорил, понизив голос: — Те авен бахтале, зурале, састевесте! Тэ дэл о Дэвэл э бахт лачи! — Заебись, он нас проклял, Гриш! Чё делать-то теперь?! Ты слышал, да, он дьявола припомнил даже! — истерически затараторил Мартин. — Не знаю, Мартюша, давай на всякий случай извинимся и свалим в домик. Извините, мы пойдем, только, Илочко, сними с нас это проклятье ужасное! — Хорошо, так и быть, сниму, — а глаза хитрющие, того гляди рассмеется, но, видимо, взял себя в руки, и с выражением выдал: — Май лаши э рят! — Уф, прям чувствую, что отпустило, — Мартин даже пополам согнулся и за живот схватился, будто марафон пробежал. — Ага, даже дышать легче стало! Пойдем мы ребят, не беспокойтесь, оставляем вас наедине до утра, честное слово! Когда напуганные «проклятьем» друзья скрылись в своем домике, я поинтересовался у Ило, что же он им сказал? — Пожелал счастья, здоровья, чтобы бог им дал доброй удачи. А напоследок пожелал спокойной ночи, — я рассмеялся, и прижал к груди своего смышленого и ставшего таким необходимым цыганенка. — А знаешь, Дим, я ведь еще до нашей первой ночи понял, что хочу быть с тобой, но даже мечтать об этом боялся, — тихо проговорил и посмотрел в глаза. — Сердечко мое, все в наших руках, — обнял его еще крепче. Уверен, вместе нам будет очень здорово, особенно теперь, когда есть верный способ остаться наедине, без излишнего внимания любимых, но иногда слишком вездесущих друзей.